СОВРЕМЕННАЯ ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ

ЛАВДЖОЙ (Lovejoy) Артур (1873 -1962) - амер. философ и историк идей. Учился в Калифорнийском и Гарвардском ун-тах, в 1910-38 - проф. ун-та Джона Гопкинса. В своей главной философской работе «Мятеж против дуализма» (The Revolt Against Dualism. La Salle, III., 1930) Л. защищает эпистемологический дуализм против различных форм монизма. Его аргументы основаны на том, что дуалистический реализм настолько естественен для любого человека, что он неявно содержится даже во взглядах критикующих его монистов. В критически проясненной и очищенной от ложных толкований форме он предстает наиболее адекватной философской позицией. Л. известен также своей пропагандой в США истории идей. Он был инициатором и первым редактором журнала Journal of the History of Ideas. Сам он исследовал историческое развитие таких идейных комплексов, как эволюционизм, романтизм, натурализм и т.п. Наиболее известной его работой в этой области является история идеи «великой цепи бытия», которую он проследил от Платона до Нового времени (The Great Chain of Being: A Study of the History of an Idea. Cambridge, Mass., 1936).

ЛАКАН (Lacan) Жак (1901-1981) -франц. теоретик и практик психоанализа. Практикующий врач, с 1953 - проф. в психиатрическом госпитале Сент-Анн, преподаватель в Практической школе высшего образования (с 1963), руководитель психоаналитической серии в издательстве «Seuil». Основанная и возглавлявшаяся им Парижская школа фрейдизма (1964-80) ставила своей целью «возврат к Фрейду». Л. использовал мысль Фрейда об особом значении языка для характеристики бессознательного и его продуктов, уточняя и расширяя эту мысль в связи с новым опытом структурной лингвистики и с практикой литературного авангарда.

Взгляды Л. претерпели значительную эволюцию. В 30-40-е он находился под влиянием экзистенциалистско-феноменологической традиции, а также франц. неогегельянства. Основные понятия в его работах этого периода - «образ», «воображаемое», «субъект», «историчность». В 50-60-е главной проблемой в творчестве Л. становится роль языка и символа в структуре бессознательного. Хотя некоторые работы свидетельствуют о наличии у Л. также и других интересов, его имя традиционно связывается с концепцией «структурного психоанализа». В этой концепции можно выделить несколько программных тезисов, представленных прежде всего в таких сочинениях, как «Функция и поле речи и языка в психоанализе» (1953) и «Тексты» (1966). Все человеческие желания вписываются в уже существующий символический порядок, главной формой которого является язык. Чистое доязыковое бессознательное нам не дано: судить о нем можно только на основе рассказа пациента о своих снах и желаниях, с одной стороны, и анализа речи пациента врачом - с другой. Знаменитый тезис Л. гласит: «бессознательное структурировано как язык». Бессознательное, по Л., - это речь «Другого». Понятие «Другой» многозначно: первичный «Другой» - отец. «Отец» или «Имя Отца» ассоциируется у ребенка с законом и порядком; «Другой» - это также место культуры, в котором распутываются все «приключения индивидуальных желаний». Вечно ускользающий объект желания Л. называет «объектом а», где «а» - первая буква франц. слова «autre» (другой). На место фрейдовской триады «Оно - Я - Сверх-Я» у Л. выступает триада «реальное» - «воображаемое» - «символическое». «Символическое» - это структурирующая сила, господствующая и над «реальным», и над «воображаемым». «Реальное» Л. считает одновременно и неизгладимым и невозможным; это хаос, недоступный именованию. «Воображаемое» - это индивидуальная вариация символического порядка, построенная на иллюзорном стремлении к единству. «Символическое» объективно и материально представлено в «означающем». «Означающее» - материальные формы языка - безусловно главенствует над «означаемым», т.е. над смыслами или референтами. Цепочки «означающих» очерчивают человеческую судьбу. Связкой в отношениях между «означающим», а также между «реальным», «воображаемым» и «символическим» в концепции Л. выступает «децентрированный субъект».

В отличие от классического рационализма декартовского типа, Л. провозглашал нетождественность мысли и существования, их опосредованность языком. Л. отвергал как интуицию, которая носит надъязыковый характер, так и имеющие доязыковую природу инстинкты. Бессознательное, по Л., вписано в культуру и до известной степени рационализировано. В отличие от амер. «эго-психологов», Л. не стремился адаптировать больного к социальному окружению; его целью была языковая проработка душевного опыта, прорыв от «пустой» речи к «полной», т.е. подключение индивида к символическому порядку, достижение его открытости языковым формам, посредством которых нечто внутри субъекта вообще может быть обозначено. Все творчество Л. отмечено «неразрешимостью» его основной задачи - помыслить бессознательное как язык. Для ее решения Л. использовал приемы структурной лингвистики, антропологии, топологии, математики. Однако более адекватными объекту оказались не лингвистические или математические понятия, а усложненные, «сюрреалистические» обороты, характерные для стиля работ Л., перенасыщенных каламбурами, игрой слов. Строя свои тексты на основе тех же самых смещений (метонимий) и сгущений (метафор) элементов, которые имеют место внутри бессознательного, Л. не только подражал работе «языкового» бессознательного, но и выносил на общее обозрение важный слой мыслительной работы, труднодостижимый уровень функционирования человеческой психики. Полученный результат нельзя было назвать строго «научным», что понимал и сам Л. Он видел условие объективности познания бессознательного в бесконечно далекой от осуществления формализации таких областей человеческого опыта, как межсубъектные взаимодействия и внутреннее время (темпоральность) субъекта. Подход Л. к бессознательному - это прежде всего культурное, а не практико-терапевтическое явление, и к этому сводится один из главных упреков Л. со стороны его коллег-психоаналитиков. Он считал, что «структурный психоанализ» нельзя назвать лечением в прямом смысле слова, т.к. его целью может быть не выздоровление, не избавление от страданий (ибо они неотъемлемы от человеческой жизни), но лишь языковая проработка словесных, дискурсивных обнаружений человеческой судьбы. Среди наиболее известных последователей Л.-Ж. Лапланш, Ж.-Б. Понталис, С. Леклер, М.Маннони и др. В настоящее время существует несколько активно работающих лакановских школ.

Диссертация Л., посвященная феноменологическому анализу параноидальной идентификации (1932), вызвала интерес не только в профессиональной среде, но и в художественной критике, в том числе у сюрреалистов. С некоторыми из них (Мишелем Лейрисом, Полем Элюаром, Сальвадором Дали) у Л. устанавливаются тесные личные отношения, отличительной чертой которых было взаимовлияние. С 1932 по 1938 Л. проходит психоанализ у своего будущего теоретического оппонента, основателя «Эго-психологии» Р. Левенштейна. Вместе со многими другими франц. интеллектуалами (Клоссовски, Батаем, Мерло-Понти, Ароном, Э. Вайлем) Л. слушает лекции Кожева о Гегеле. В 1936 на XIV Всемирном психоаналитическом конгрессе в Мариенбаде Л. выдвигает гипотезу о существовании особой психической фазы, имеющей принципиальное значение для становления «Я». Л. называет ее «стадией зеркала», или «зеркальной стадией» и относит к периоду между шестым и восемнадцатым месяцами жизни младенца. Человеческий детеныш, в отличие от детенышей других высших млекопитающих, появляется на свет «преждевременно». Физиологическая недоразвитость - «недостаточность» - делает невозможным его самостоятельное выживание, обусловливает полнейшую зависимость от действий других людей. Поскольку потребности младенца могут удовлетворяться только другими, сама фигура Другого оказывается чрезвычайно нагруженной в ценностном отношении. Постепенное совершенствование координации движений, возрастание телесного контроля приводят к «собиранию» разрозненных и не связанных друг с другом частей в воображаемое единство. Обретение собственного тела как целостности достигается в опыте нарциссической идентификации ребенка с неким находящимся вне его образом (образом другого человека или отражением самого ребенка в зеркале). В стремлении человеческого субъекта к единению, идентификации с другим раскрывается воображаемый характер человеческого самообретения. Последовательность накладывающихся друг на друга идентификаций формирует одно из «я» субъекта, а именно его нарциссическое Я или «moi» Отсюда парадоксальное и многозначное выражение Л.: «Я - это Другой». Однако выход из тупика воображаемых идентификаций дает только язык, гарантирующий статус субъекта «je» - второму «я» человека. Кроме того, благодаря символической репрезентации в языке компенсируется невозможность реального слияния с Другим, переживаемая как «потеря», «отсутствие» Другого, и таким образом создаются условия для психического отделения Я от Другого.

Во время оккупации Франции Л. ничего не публикует, ограничиваясь частной терапевтической практикой и помощью молодым психоаналитикам. После войны Л. резко интенсифицирует свою деятельность и вскоре становится одной из ведущих фигур французского психоанализа. Введенная им практики сверхкоротких сеансов вызвала множество споров в психоаналитической среде. Неконвенциональность работы Л. влечет за собой исключение его из членов Французского психоаналитического общества. Однако семинары Л., несмотря на эзотеричность стиля, пользуются чрезвычайно большой популярностью.

На становление концепции Л. оказали существенное влияние идеи Хайдеггера, Гегеля и Канта, усвоенные Л. благодаря посредничеству мысли французского модерна (Х.Корбен, Койре, Кожев, Батай, Лейрис). В частности, чтением Гегеля инспирирована лакановская теория «желания» (désir), которая, наряду с концепцией удовольствия (jouissance) создается Л. как развитие и уточнение фрейдовского понятия сексуальности. Желание индивида есть, в сущности, желание Другого. Оно всегда несет в себе собственное отчуждение и становится продуктивным только в ходе своего осуществления. Фундаментальный момент структуры Желания - соперничество. Соперничество равным образом конститутивно и для формирования Я. Осмысляя гегелевскую диалектику господства и рабства, Л. вводит различение между двумя типами Желания - Begehren и Begierde (по-французски оба термина передаются как désir). Это необходимо для истолкования ситуаций и процессов, в которых формирование самосознания не завершено. Именно такую ситуацию представляет асиметричное отношение господина и раба: раб, обрабатывая вещь, понимает на опыте, что вещь есть самостоятельно существующее Другое, что в ней всегда имеется неразложимый материальный остаток; господин же вступает в отношение с вещью только посредством раба, удовлетворяя в ходе этого отношения свое Желание (Begierde), но никогда не достигая полноты самосознания. Эта ситуация, по Л., лежит в основе всякого интерсубъективного психического отношения. Человеческое бытие всегда и неизбежно отчуждено, оно изначально неотделимо от бытия Другого. «Реальность человеческого - в бытии Другого».

Развивая этот гегелевский тезис в знаменитом трактате о «зеркальной стадии», Л. показывает, что «Я-идентичность» представляет собой в известной мере «безумное» образование: индивидуальная идентичность всегда опосредована Другим, зависит от него и, следовательно, постоянно испытывает угрозу со стороны Другого. Формирование идентичности находится поэтому под знаком «летального фактора» и, соответственно, состояния «разобранности», «распадения». Образование Я происходит в поле напряжения между отраженным, зеркальным Я (moi) и тем страдающим от психического бессилия Я, которое постоянно пребывает под угрозой упразднения (je). Неустранимость «летального фактора» не означает, тем не менее, его полного господства. В отличие от Фрейда, подчеркивающего этот момент негативности в концепции «Оно» (Es), Л. настаивает на том, что данная негативность заключает в себе присутствие. Субъект для того, чтобы удержать собственное присутствие, должен подчинить себя закону негативности (в психоаналитических терминах, закону кастрации). В этом контексте Л. обращается к Канту: именно Кант сделал отправным пунктом философствования утрату человеком предзаданного порядка и стал исходить из опыта разорванности современного субъекта. Центральное значение для Л. имеет кантовское учение о категорическом императиве как основном моральном законе. В противовес Канту Л. подчеркивает невозможность для субъекта удовлетворительным образом следовать закону и, соответственно, достичь гармонии в отношении к последнему. Демонстрируя то, как моральный ригоризм может оборачиваться своей противоположностью (когда закон становится объектом Желания), Л. прочитывает Канта сквозь призму де Сада. Закон, как выясняется в ходе такого чтения, может выступать предпосылкой удовольствия от причинения зла. Императив «желания», выдвигаемый Л. в противовес императиву долга, постулирует сублимирование объекта в вещь (chose) и тем самым задает объекту границы. Кроме того, Л. фиксирует различие в отношении к закону, обусловленное половыми различиями. В этой связи Л. развивает фрейдовскую концепцию «эдипова комплекса», служившую основателю психоанализа моделью для описания процесса формирования половых различий. Формирование пола (Geschlechtswerdung) носило у Фрейда конфликтный характер и подчинялось универсальному закону, выражающемуся в запрете на инцест. Репрезентантом закона выступал отец, в мужском случае вводящий запрет на сексуальную близость с матерью, а в женском случае запрещающий любовную связь отца с дочерью. Л. переосмысляет данный закон, опираясь на достижения структурализма, прежде всего на исследования Леви-Строса («Элементарные структуры родства»). Так же, как для Леви-Строса обмен и взаимность лежат в основании и культуры, и природы, так и для Л. обмен есть символический принцип, регулирующий психические отношения субъектов друг к другу. «Эдипов комплекс» теряет тем самым универсальность; на первый план выходит имагинативный закон полового обмена - закон половой дифференции.

Психическая реальность определена, по Л., тремя порядками: «символическим», «имагинативным» и «реальным». Взаимопереплетение этих трех порядков имеет своим следствием то обстоятельство, что «символическое» не может быть схвачено чисто структуралисткими методами; даже язык - сфера символического par exellance - взятый как психическая структура, не сводится к знаковым отношениям, но включает в свою сферу «реальное», а именно - негативность бессознательного. Отсюда лакановский пересмотр положений структурной лингвистики. Во введенном Ф. де Соссюром понятии сигнификанта (означающего) Л. выделяет его звуковой, материально содержательный аспект. Сигнификант, будучи определенным законами метафоры и метонимии (аналог «смещению» и «сгущению» у Фрейда), выступает символом отсутствия; язык, таким образом, важен для Л. не в его коммуникативной функции, а как указатель на бессознательное. Выдвигая свой знаменитый тезис «бессознательное структурировано как язык», Л. имеет в виду язык не как средство общения, а как некое особое измерение или среду, в которой может состояться встреча субъектов друг с другом и которая делает возможным их существование как наделенных речью и полом существ. В лакановской теории языка бессознательное, не без влияния Хайдеггера, онтологизируется. Но если у Хайдеггера человек интерпретирируется в фундаментально-онтологическом ключе, то у Л. - в дискурсивном. Определенность человека как существа, наделенного речью, желанием и полом, заключена в отсутствии, в смерти. В поздний период Л. еще более радикально шел по пути онтологизации психического: проблематика языка полностью исчезла, уступив место топологии.

Функция и поле речи и языка в психоанализе. М., 1995; Инстанция буквы в бессознательном, или судьба разума после Фрейда. М., 1997; Ecrits. P., 1966; Le seminaire de Jacques Lacan. P., 1973-1986.

P.Aulagnier-Spairani et al. Le desir et la perversion. P., 1967; J.-L. Nancy/ P. Lacoue-Labarthe. Le titre de la lettre. P., 1973; A.Juranville. Lacan et la philosophie P., 1984; J.-A.Miller. Another Lacan // Lacan Study Notes I, 1984, №3; E.Ragland-Sullivan. Jacques Lacan and the Philosophy of the Psychoanalysis, L., Canberra, 1986; 5. Schneiderman. Jacques Lacan: The Death of Intellectual Hero. Cambridge, Mass., 1983; S. Turkle. Psychoanalytic Politics: The French Freudian Revolution. N.Y., 1978; A. Wilden. The Language of the Self. Baltimore, 1968.

ЛАКАТОС (Lakatos) Имре (1922 -1974) - венг.-брит. философ и историк науки. Род. в Венгрии, во время второй мировой войны участвовал в антифашистском сопротивлении. Свою настоящую фамилию (Липшиц) в период нацизма сменил на Мольнар (Мельник), а во время власти коммунистов на более пролетарскую Лакатош (Столяр). Над диссертацией по философии математики работал в Московском ун-те. В конце 40-х был обвинен в ревизионизме и более трех лет провел в заключении. В 1956 эмигрировал в Австрию, затем в Англию. С 1960 преподавал в Лондонской школе экономики, стал учеником и последователем Поппера и внес своими работами важный и яркий вклад в философию и методологию критического рационализма. В ранних работах Л. предложил оригинальный вариант логики догадок и опровержений, применив ее в качестве рациональной реконструкции роста знания в математике XVII-XIX веков. Частично пересмотрев свои исходные методологические установки, Л. позднее разработал универсальную концепцию развития науки, основанную на идее конкурирующих научно-исследовательских программ. Методология Л. рассматривает рост «зрелой» теоретической науки как смену исследовательских программ, представляющих собой непрерывно связанную последовательность теорий. Каждая теория программы (за исключением исходной) возникает как результат добавления вспомогательных гипотез к предыдущей теории. Непрерывность программы обусловлена особыми нормативными правилами. Некоторые из этих правил предписывают, какими путями следовать в ходе дальнейших исследований («положительная эвристика»), другие говорят, каких путей здесь следует избегать («отрицательная эвристика»). Важным структурным элементом исследовательских программ является «жесткое ядро», объединяющее условно не опровергаемые, специфические для данной программы фундаментальные допущения. «Отрицательная эвристика» запрещает в процессе проверки исследовательских программ направлять правило modus tollens классической логики на это «жесткое ядро» при столкновении с аномалиями и контрпримерами. Вместо этого она предлагает изобретать вспомогательные гипотезы, образующие «предохранительный пояс» вокруг «жесткого ядра» исследовательской программы. Этот защитный пояс может модифицироваться или даже полностью заменяться при столкновении с противоречащими программе фактами. Со своей стороны, «положительная эвристика» включает в себя идеи и рецепты, как видоизменять или развивать теорию, которая не выдерживает эмпирической проверки, каким образом модифицировать или уточнять «предохранительный пояс», какие новые модели необходимо разработать для расширения области применения программы.

Согласно Л., в развитии исследовательских программ можно выделить две основные стадии - прогрессивную и вырожденную. На прогрессивной стадии «положительная эвристика» способна стимулировать выдвижение вспомогательных гипотез, расширяющих эмпирическое и теоретическое содержание программы. Однако в дальнейшем, достигнув «пункта насыщения», развитие исследовательской программы резко замедляется. Возрастает число ad hoc-гипотез, несовместимых фактов, в ней появляются внутренние концептуальные противоречия, парадоксы и т.д. Тем не менее наличие такого рода симптомов еще не может служить объективным основанием для отказа от исследовательской программы. Такое основание, по мнению Л., появляется только с момента возникновения соперничающей исследовательской программы, которая способна объяснить эмпирический успех своей предшественницы, а также теоретически предсказывать неизвестные ранее факты, которые получают эмпирическое подтверждение.

Особое значение для создания моделей развития научно-теоретического знания Л. придавал историко-научным исследованиям. Его известный афоризм гласит: «Философия науки без истории науки пуста; история науки без философии науки слепа». Методологический анализ, проводимый в целях выявления научности той или иной исследовательской программы, распадается, по его мнению, на следующие этапы: выдвижение рациональной реконструкции; сравнение этой рациональной реконструкции с историко-научными данными о том или ином периоде развития соответствующей науки; критика рациональной реконструкции за отсутствие историчности и действительной истории - за отсутствие рациональности. Концепция Л. представляет собой одно из лучших достижений современной философии и методологии науки. По своим философским установкам он был последовательным сторонником рационализма, что отразилось в его интенсивной полемике 60-70-х годов с Куном, Фейерабендом и рядом других философов науки.

Доказательства и опровержения. М, 1967; История науки и ее рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. М., 1978; Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М, 1995; The Changing Logic of Scientific Discovery. L., 1973.

ЛАКРУА (Lacroix) Жан (1900-1986) - франц. философ, один из ведущих представителей персонализма. Преподавал философию в лицеях Дижона, Лиона и др., с 1968 - почетный проф. философии, руководитель серии «Presses Universitaires de France», член директората «Semaines sociales». Л. рассматривает персонализм не как отдельное течение в философии, а в качестве фундаментальной интенции подлинного философского анализа. Следуя этой логике, Л. стремится соединить религиозно-идеалистическое учение о человеке, разрабатываемое франц. персонализмом, с рационалистической традицией в истории философии. Так, истоки «личностной» позиции в философии он находит в античности у Сократа, позднее - у Августина, считая его наследником сократовской мудрости. По мысли Л., современными концепциями, наиболее одухотворенными личностными идеями, являются, наряду с персонализмом, экзистенциализм и марксизм. Экзистенциализм озабочен внутренней жизнью человека, марксизм - его имманентными характеристиками, в соединении отмеченных позиций и их переработке в персоналистском плане Л. видит путь к построению подлинной философии современности.

Personne et amour. P., 1961; Marxisme, existentialisme, personnalisme. P., 1966; Les sentiments et La vie morale. P., 1968; Le personnalisme comme antiidéologie. P., 1972; Le désir et les désirs. P., 1975; Le personnalisme. Sources, Fondements, Actualuté. Lyon, 1981.

ЛАКУ-ЛАБАРТ (Lacoue-Labarthe) Филипп (р. 1940) - франц. философ, представитель постструктурализма, содиректор Центра философских исследований в парижской Эколь Нормаль. В центре внимания Л.-Л. - проблемы репрезентации. Он предпринимает переинтерпретацию философии Хайдеггера с позиций деконструкции, опираясь при этом также на теорию мимесиса Жирара. Л.-Л. нацелен на реабилитацию понимания истины как «соответствия» и на восстановление в правах «субъекта философии», «изгнанного» из философии структурализмом Фуко. Л.-Л. предложил новое прочтение Фрейда, подвергнув критике концепцию Лакана. Л.-Л., в частности, показывает, что «воображаемое» одновременно и строит субъекта, и разрушает его, непрестанно искажая то, что созидает. «Субъект в зеркале» - это субъект «отрекающийся» - «де-зистирующий», а не «экзистирующий». Субъект «дезистирует», поскольку сталкивается с двумя образами или с двойственным образом. Дестабилизирующее членение «образного» смешивает различие между «воображаемым» и «символическим» и подрывает всю трехчленную структуру «строев» Лакана. Подобная «(де)конституция» субъекта есть бесконечный ритм «вписывания», «типографии» (противопоставляемой им «онтотипологии» Хайдеггера), «ритмотипии», рассекаемый абсолютно аритмичной «цезурой», чуждой всякому отрицанию, негативности, всякой диалектике и всякому «спекулятивному». Этот ритм подчиняется не логике оппозиций, отождествлений, интериоризаций, а «гипербо-логике» миметических двойных узлов. «Стоянию» так называемого «здесь-бытия», его «консистенции», экзистенции и сущности предшествует ритмическая «дезистенция». Деконструкция метафизики от Ницше до Хайдеггера характеризуется неизбежным непризнанием изначального мимесиса как «дезистенции». С его точки зрения как ницшеанство, так и хайдеггерианство все еще придерживаются платонического понимания мимесиса и не выходят за пределы западной «онто-миметологии». Вывод Л.-Л.: мимесис «предшествует» истине, изначально дестабилизируя ее, он обусловливает желание «соответствия», которое Хайдеггер всегда считал вторичным определением истины. Это «соответствие», в свою очередь, смещается, выпадая из горизонта «очевидности» (зрения-знания), оказываясь нестабильной, непрестанно циркулирующей от «несоответствующего сходства к схожему несоответствию».

Typographies. I. Le Sujet de Ia philosophie. P., 1979; L'Imitation des modernes. P., 1986; La Fiction du politique: Heidegger, l'art et la politique. P., 1988.

ЛАНГЕР (Langer) Сьюзен (1895-1985) - амер. философ и эстетик. Преподавала философию в Редклифе (1923-42), в ун-тах Делавара и Колумбии (1943-1950), а также в Коннектикутском колледже (1954 -1962). Специфическую черту современной философии Л. видела в том, что она во многом сосредоточена на анализе «символотворческой способности» человека и возникших из ее применения символических образований. Человек отличается от других живых существ тем, что он живет в мире им самим созданных символов. Все, что попадает в сферу человеческой деятельности, подвергается символической трансформации. Символ, по Л., не является знаком, выражающим нечто отличное от него самого. Символ - это структура упорядочивания хаотической данности опыта, и всякий опыт представляет собой синтетическое упорядочивание чувственных данных. Любая попытка выйти за пределы сферы символов к «внесимволическому опыту» ведет лишь к истолкованию одних символов через другие. Принимая основные положения «философии символических форм» Кассирера, Л. не соглашалась с его трактовкой символа как априорной логической структуры, накладываемой на чувственное многообразие. Символизацию она рассматривает как реализацию естественной потребности, вытекающей из природной обусловленности человеческой психики и напоминающей скорее инстинкт, чем интеллект. Исходя из понимания символа как спонтанного проявления человеческой природы, Л. создала психологическо-натуралистическую концепцию культуры, в которой не только познание, но и мифология, магия, искусство рассматриваются как определенные сферы символотворчества. Если в языке и науке символизации подвергается дискурсивное мышление, то в искусстве символически трансформируются недискурсивные эмоциональные переживания, которым придается объективная форма. Развивая принципы семантической эстетики А. Ричардса, Л. рассматривала искусство как сферу «презентативных» символов - самостоятельных «значимых форм», смысл которых заключен в них самих. Эти формы образуют обособленный мир, отличающийся от мира обыденного опыта или мира науки. Такой подход, по Л., открывает путь к семантическому рассмотрению искусства и превращает философию искусства из субъективной интерпретации эстетических явлений в объективный анализ художественных символов.

ЛАНДГРЕБЕ (Landgrebe) Людвиг (p. 1902) - нем. философ, представитель феноменологии. Один из ближайших учеников Гуссерля (был его ассистентом в 1923-30), проф. Кёльнского ун-та, директор архива Гуссерля в Кёльне. Один из редакторов многотомной серии «Phenomenologica», посвященной исследованию феноменологической философии. После смерти Гуссерля издал его работу «Опыт и суждение» (Husserl E. Erfahrung und Urteil. Hamburg, 1954). Наряду с Финком Л. представляет трансцендентальное направление в феноменологии. Работа над рукописями Гуссерля по трансцендентальной логике и генетическому анализу сознания определила и круг его собственных исследований. Основное внимание Л. уделяет проблемам конституирования, жизненного мира, историчности сознания. Ряд его работ посвящен анализу феноменологического метода и истории феноменологического движения.

Phänomenologie und Metaphysik. Hamburg, 1949; Der Weg der Phänomenologie. Gutersloh, 1963; The Phenomenology of E.Husserl. L., 1981; Faktizität und Individuation. Studien zu den Grundfragen der Phänomenologie. Hamburg, 1982.

ЛАУДАН (Landau) Ларри (р. 1940) - амер. философ и методолог, представитель постпозитивистской философии науки. Предложил неорационалистический вариант методологии науки, опирающийся на ряд идей Лакатоса и Тулмина. Важное место в его концепции занимает аксиологическое (ценностное) измерение научной деятельности. Критически оценивая социологизм и релятивизм в философии науки (Кун, Фейерабенд), Л. стремится восстановить в правах научную рациональность. Он критикует несоизмеримости теорий тезис и формулирует «сетчатую модель обоснования», призванную объединить крайности дискретности и непрерывности в развитии научного знания. Вопреки Куну, он считает, что выбор между парадигмами или теориями - рациональный процесс, поскольку когнитивные нормы и ценности, принимаемые учеными, могут быть подвергнуты критической оценке. Научную рациональность Л. понимает как способность теории решать проблемы. В этом смысле разные теории могут быть сравнимы по количеству и качеству решаемых проблем, а рост научной рациональности означает прогресс науки. Развивая интерналистский подход к науке, он критикует социологию знания и пытается показать, что реконструкция научного знания не может быть достигнута социологическими методами и требует методологического анализа целей и ценностей исторически развивающейся науки.

ЛЕВИ (Levy) Бернар-Анри (р.1949) -франц. философ, один из лидеров движения «новых философов», заявившего о себе в 70-х. В 1971-72 - репортер, в 1973 - преподаватель эпистемологии в ун-те Страсбурга и философии в Эколь Нормаль в Париже. До 1976 - член экспертной группы Ф. Миттерана и в то же время - редактор серии «Figure», в которой публикуются «новые философы». С 1974 - ведущий раздела «Идеи» в «Cotidien de Paris», сотрудник «Nouvelle observateur» и «Temps moderne». Философские взгляды Л. складываются под влиянием Ницше, Камю, структурализма (прежде всего Фуко и Лакана). Их формирование определяется также переходом Л. на консервативно-либеральные позиции, его отходом от идеологии «новых левых». По Л., социальная жизнь отмечена увеличивающейся «патологией власти». Структуры власти, запечатлеваемые в языке, диктуют «смерть человека» - полное нивелирование индивидуально-личностного начала. Занимая антиутопическую позицию в оценке тоталитарных режимов XX в., Л. полагает, что «патология власти» предопределяет не только картину настоящего, но и «переделку» истории. Он отвергает идею социального прогресса, находя в истории постоянное нарастание отчуждения, зла. Наличие общечеловеческих форм отчуждения, его проявления в различных общественных условиях побуждают Л. пессимистически относится к надеждам на революционное переустройство мира, отвергает любые коллективные формы революционного действия. В полемике с «новыми правыми» Л. утверждает значимость наследия иудейско-христианской традиции, ценности которой призваны воодушевить интеллигенцию в ее противостоянии всепроникающей «патологии власти» - в этом противостоянии Л. видит высочайшую миссию интеллектуала.

ЛЕВИ-БРЮЛЬ (Lévy-Bruhl) Люсьен (1857-1939)- франц. этнолог и философ. С 1904 - проф. Сорбонны. Главный предмет его исследований - различия в типах мышления (ментальности), свойственных первобытному («примитивному») человеку и представителю рациональной европейской культуры. Выступил против концепций эволюционистской антропологической школы (Э. Тэйлор, Дж. Фрэзер и др.), согласно которым достижения первобытной культуры зиждились на мыслительных усилиях «дикаря-философа», стремящегося объяснить мир. В соответствии с положениями близкой ему франц. социологической школы Дюркгейма Л.-Б. утверждал, что первобытное сознание ориентировано по преимуществу на передаваемые от поколения к поколению «коллективные представления», что для него характерно нерефлексивное следование традиции. Такого рода представлениям свойственна нечувствительность к очевидным для современного мышления противоречиям. Так, представлениям о тотемическом родстве человека и определенного животного (или другого природного объекта) соответствовало в первобытном сознании прямое отождествление человека и этого животного. В любом объекте для первобытного человека помимо обычного смысла, который формируется в индивидуальном опыте или в процессе рациональной (хозяйственной и т.п.) деятельности, был скрыт также мистический смысл, который ощущался первобытным сознанием как главный. Отсюда отмечаемая Л.-Б. несущественность для «коллективных представлений» рационального опыта, свидетельства которого не могли поставить под сомнение эффективность магических ритуалов.

«Мистическая» ориентация первобытного мышления делала его «пралогическим»: причинно-следственные связи, устанавливаемые рациональным мышлением, вытеснялись «партиципацией» - сопричастием между всевозможными явлениями, вещами и людьми. Успех в практической деятельности зависел от соблюдения ритуалов (табу и т.п.) или от вмешательства сверхъестественных сил (колдовства). Такой подход открывал возможности для изучения своеобразной логики первобытного мышления. В развитие этих идей Л.-Б. выделял в первобытном мышлении «аффективную категорию сверхъестественного»: психическая деятельность первобытного человека, особенно в сфере отношений со сверхъестественным, в большей мере была подвержена эмоциям, чем рассудку. Описывая существенные отличия первобытного и современного мышления, Л.-Б. не доводил их до полной противоположности и непроницаемости друг для друга. В заметках, опубликованных посмертно (1949), он даже намеревался отказаться от термина «пралогическое мышление». Его концепция оказала значительное влияние на изучение исторической специфики мышления в разные эпохи, в частности на аналитическую психологию Юнга, на работы историков школы «Анналов», на психологическую концепцию Л.С. Выготского, на теорию мифа О.М. Фрейденберг и др. Критика его концепции, прежде всего Леви-Стросом, исходит из того, что архаическое мышление в своих принципиальных чертах не уступает нашему и способно к логическому анализу.

Первобытное мышление. М., 1930; Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1937; Les functions mentales dans les sociétés inférieures. P., 1910.

ЛЕВИНАС (Lévinas) Эммануэль (1905-1997) - франц. философ. Род. в Ковно (Литва), учился в гимназии в Харькове. В 1923 перебрался во Францию. В том же году поступил в ун-т Страсбурга. В 1928-29 стажировался во Фрейбурге, где слушал лекции Гуссерля и Хайдеггера. В 1930 натурализовался во Франции. Во время второй мировой войны был в плену в Германии. С 1964 - проф. в ун-те Пуатье, с 1967 - в ун-те Париж-Нантер, с 1973 - в Сорбонне.

Л. начинал как историк философии, прежде всего современной ему нем. философии. Основная его работа этого плана «Теория интуиции в феноменологии Гуссерля»(1930). Однако отношение Л. к феноменологическому методу (как и большинства других франц. философов того времени) было довольно свободным. Так, Л. увидел в принципе интенциональности динамическое основание мира сознания. Он согласен с Гуссерлем, что исходно сознание есть направленность на, открытость чему-то. Но он полагает, что изначальным условием деятельности сознания, задающим ей смысл, является открытость иному. Так понятая интенциональность не редуцируется и не объективируется в рамках самого сознания и, следовательно, не является теоретической. Она фиксирует инаковость мира и готовность человека ответить на его зов. Он иллюстрирует такого рода готовность на примере ветхозаветного «вот я!», резюмирующем готовность человека слышать Бога и служить Ему. Эта открытость и составляет главную предпосылку моральности. Исходное внимание к иному (прежде всего к иному в другом человеке) делает возможным принцип «не убий», который выражает фундаментальное присутствие передо мной мира как не-меня. Но такое выражение есть и основание метафизики в той мере, в какой она теоретически обосновывает опыт встречи человека с бесконечным. Принципиальная важность встречи человека с иным, возможность диалога с бесконечностью обнаруживает влияние на концепцию Л. не только феноменологии, но и диалогической философии, характерной для еврейских мыслителей XX в. Бубера и Ф. Розенцвейга.

В одной из первых работ, в которой Л. развертывает собственную концепцию - «Время и иное» (1948), он ставит вопрос об экзистенциальном одиночестве человека. В отличие от экзистенциалистов он не признает фундаментальности этой характеристики для человеческого существования. Для него одиночество раскрывается через бытие. Оно реализуется в сфере владения. То, что существует, поскольку я осознаю его как существующее, уже включено в мой мир. Всякая вещь в той мере, в какой субъект ее воспринимает, оценивает, использует, в какой она представляется объектом теоретизирования, преобразуется в нечто, тождественное субъекту. Отсюда и его одиночество, которое было зафиксировано, например, в схемах классического философского идеализма. Задача философии ныне заключается в том, чтобы взорвать эту тождественность субъекта и бытия. С этой целью Л. пытается иначе осмыслить глубинную структуру человеческой субъективности, раскрыть в ней изначальную трансцендентность, т.е. открытость иному.

Такого рода трансцендентность он обнаруживает в феноменах времени, эроса, в отношениях родителей и детей.

В главных теоретических трудах - «Тотальность и бесконечность» (1961), «Иное, чем бытие, или за пределами сущности» (1974) - Л. подвергает критике философский тоталитаризм как такое понимание философии, которое видит в ней орудие целостного охвата реальности, реализующее эту цель через абсолютную целостность знания. Такой тип философии он обнаруживает не только у Гегеля, но и в философии XX в., например у Гуссерля. Между тем подобные претензии философии несостоятельны. Так, социум образуется не вследствие исходной общности «меня» и «другого», но в изначальном сознании моего пребывания перед лицом Другого как иного. Феномен социализации основан на признании нетождественности меня и другого. Я и другой, как таковые, не поддаемся синтезу. Не снимаются в некоем синтезе также экзистенциальные границы человека - его рождение и смерть. Они принципиально не могут быть схвачены в познавательном усилии, навсегда оставаясь за его рамками. Они суть мировое иное, настойчиво открывающееся нам в наших напрасных попытках утвердить свое стремление к тотальности охвата мира.

Иное открывается как лицо другого. Собственно говоря, это лицо нельзя увидеть, ибо в качестве иного оно нередуцируемо ни к каким внешне фиксируемым чертам. Лицо иного не есть чье-то лицо. Человек в состоянии увидеть лишь нечто адекватное своему познавательному опыту. Но иное в таком опыте не дано. Хотя лицо иного нельзя увидеть, с ним можно «говорить», вернее ему можно отвечать. Такого рода «ответность иному» лежит в основании феномена ответственности, а последняя определяет возможность этики. Ответ кому-то всегда предполагает ответ за кого-то.

Л. также анализирует иное как бесконечность. Опираясь на Декарта, он описывает отношение сознания к иному как отношение к бесконечному. Бесконечность не может быть охвачена мыслью. Откуда же тогда возникает идея бесконечности? Именно открытость перед лицом иного, с точки зрения Л., делает нам доступной бесконечность, но не позволяет иметь о ней знание, мыслить ее предметно. Открытость бесконечности иного реализуется не на теоретическом уровне, но на уровне желания (désir). Такое желание принципиально не может быть удовлетворено. В отличии от нужды (besoin), желание питается собственной неудовлетворенностью. Если бесконечное и может быть репрезентируемо в идее, то в качестве мысли, мыслящей то, что не может быть мыслимо. Обнаружение лица иного выражает присутствие бесконечности в конечном акте мысли. Но такого рода присутствие не означает актуального наличия бесконечного в мысли. В субъекте бесконечное находит своего «свидетеля». Человек свидетельствует о бесконечном, но не обладает им. Он говорит о нем, но все, что будет сказано о нем, должно быть опровергнуто. Свидетельство есть необходимость постоянно пересказывать то, что сказано. Оно - неудовлетворенность сказанным. Свидетельство такого рода является служением, обязательством.

Л. иногда характеризуют как «единственного моралиста» среди современных франц. философов. От традиционных моралистов его в первую очередь отличает отсутствие всякого стремления создать собственную систему нормативной этики. Он стремится обнаружить смысл любой этической проблемы и ситуации, ее исходный импульс. В этом отношении его этика сливается с метафизикой, импульс к нравственному творчеству оказывается также и основной метафизической предпосылкой человеческого в-мире-бытия.

Le temps et l'autre. P., 1948; Totalité et infini. P., 1961; Autrement qu'être ou hors de l'essence. P., 1974. De Diee qui vient à l'idée. P., 1982; A l'heure des nations. P., 1988.

ЛЕВИ-СТРОС (Levi-Strauss) Клод (p. 1908) - франц. этнолог, теоретик структурализма, создатель концепции структурной антропологии. Проф. ун-та в Сан-Паулу (1935-38), советник по вопросам культуры франц. посольства в США (1946-47), зам. директора Антропологического музея в Париже (1949-50), с 1959 - проф. Коллеж де Франс. Философ по образованию, Л.-С. испытал влияние Ж.-Ж. Руссо, марксизма, психоанализа, Дюркгейма. Свою философскую позицию Л.-С. называет «сверхрационализмом», который стремится интегрировать чувственное в рациональное. Истинная реальность, по Л.-С, никогда не дана субъекту в непосредственном опыте и постижима лишь путем моделирования бессознательных процессов. Философия есть, в сущности, «временный заместитель науки» - последняя по мере своего развития успешно ассимилирует область философских проблем. Тем самым Л.-С. отказывается от радикального противопоставления философского и научного знания (как это делал экзистенциализм), но и не выводит (по примеру неопозитивизма) философию за пределы науки, полагая, что они взаимно переходят друг в друга. Саму науку он трактует при этом исключительно широко, включая в ее состав многие проблемы, традиционно считавшиеся чисто философскими. Так, основной задачей этнологии Л.-С, как и Руссо, считает изучение перехода от природы к культуре. Принимая характеристику философии аутентичного структурализма как «кантианства без трансцендентального субъекта», он усматривает в факте отсутствия субъекта в своей концепции преимущество, позволяющее структурной антропологии получить прямой доступ к реальности объективированного мышления.

Исключительно важное значение имеет в этой связи понятие бессознательного. Сознание, по Л.-С, существует лишь на пересечении множества бессознательных структур человеческого духа, каждая из которых соответствует определенному уровню социальной реальности. Ненаучность многих этнологических построений он усматривает в том, что они проработаны лишь на уровне сознания (которое Л.-С. вслед за психоанализом связывает с простой рационализацией), а не на бессознательном уровне, не подвластном прямому наблюдению. Интерес к бессознательным феноменам в значительной мере предопределяет выбор объектов структурного исследования, а именно: тотемизм, застольные манеры, правила присвоения имен и т.д. Общим для них является то, что как в первобытном, так и в современном обществе предписываемые ими правила «тщательно соблюдаются каждым, хотя их происхождение и реальные функции не становятся объектом рефлексивного исследования». На материале мифов амер. индейцев Л.-С. удалось наиболее последовательно провести в жизнь антикартезианскую программу. Подводя итоги, он пишет, что исходный принцип картезианства «я мыслю, следовательно, я существую» есть не более чем точка в пространстве мифологического мышления: сознание замечательно не своей псевдосубстанциальностью, а тем, что оно служит опорой бессознательного, местом встречи его составляющих.

Осмысляя проблему соотношения бессознательных структур и истории, Л.-С. утверждает, что осведомляться о смысле истории у исторического сознания бесполезно, ибо смысл открывается лишь на структурном уровне. В идее «структурной истории» речь идет о фактическом упразднении последней. Борьба с историей одновременно воспринимается Л.-С. как борьба с европейской философской традицией, приписывающей историческому измерению привилегированную ценность. Отказываясь признать тот факт, что наука есть исторически определенный способ производства знания, находящий выражение в сложном взаимодействии теоретических допущений, экспериментальных подтверждений и практического применения полученных результатов, Л.-С. в конечном итоге приходит к выводу о том, что «моделью самого конструктора моделей», «структурой структур» и «последней опорой самой структурности» являются структуры человеческого мозга. Таков результат структуралистского употребления понятия бессознательного. Ориентируя гуманитарные науки на идеал естественнонаучной строгости, Л.-С. вместе с тем отрицает проводимое в неокантианстве различие между «объясняющими» и «понимающими» науками. Настаивая на единстве научного метода, он полагает, что гуманитарные науки станут науками в полном объеме тогда, когда полностью ассимилируют метод естественных наук. Поэтому различия между «бриколяжем» и «инженерией», «неолитической» и «галилеевской» наукой носят не качественный, а количественный характер. Первые работают посредством знаков, а вторые с помощью понятий, однако достигаемые результаты одинаково научны и одинаково реальны. В случае «бриколяжа» речь идет о том, чтобы положить вторичные качества в основание истины, т.е. доказать, что определенный тип научности является прафеноменом человеческого мышления. Таким образом, воззрения Л.-С. на природу философского и научного знания отличает существенная и неразрешенная двойственность. С одной стороны, гуманитарные науки нацеливаются им на идеал естественнонаучной строгости. С другой стороны, Л.-С. настолько расширительно подходит к трактовке научного знания, включая в его состав области, в которых явление неотделимо от сущности, а наблюдатель от наблюдаемого, что наукой оказываются практически все известные формы мышления. Здесь существенное отличие структурной антропологии Л.-С. от других направлений структурализма.

Печальные тропики. Сокр. пер., 1984; Зарубежные исследования по семиотике фольклора. М.,1985; Структурная антропология. М.,1985; Первобытное мышление. М.,1994.

Островский А.Б.Анализ мифов К.ЛевиСтроса: первобытное мышление и этнографический контекст // Советская этнография. 1984, № 5.

ЛЁВИТ (Lowith) Карл (1897-1973) -нем. философ. Начал академическую деятельность в 1928 , выполнив работу на тему «Индивидуум в роли ближнего». В 1934, в связи с приходом к власти национал-социалистов, эмигрирует в Италию, затем в Японию, позднее в Америку. В 1952 возвращается в Германию и продолжает научную и преподавательскую деятельность. Испытал влияние феноменологии позднего Гуссерля, антропологии Шелера, и экзистенциальной философии. Основными понятиями современной философии Л. считает «жизнь» и «экзистенцию», открытые и разработанные Ницше и Сёреном Кьеркегором. Точкой пересечения обоих мыслителей была, по Л., проблема «нигилизма». Постоянный импульс размышлений Л. - переживание физической и метафизической бездомности современного человека внутри мира. Поиски выхода из этой ситуации Л. ведет на путях историзма и философии религии. Христианский Бог, по Л., обнаружил себя не в небесном теле или сакральном животном, а в человечестве и тем самым - в истории. Наша чрезвычайная озабоченность историческим миром как единственной сценой человеческой судьбы есть результат нашей отчужденности от античной космологии, естественной теологии и сверхъестественной теологии христианства. Человек оказался потерянным в универсуме современной естественной науки. Наш мир - мир самости и внутричеловеческих отношений в анонимном массовом обществе. Если в античной и христианской традициях космос или мир трансцендируют в понятие природы, то мир современного человека - это мир без природы. Мир должен быть понят во всеохватывающем смысле: как небесное тело, земля, пространство и т.п. Человек не может быть помыслен без мира. Мы входим в мир и выходим из мира, не мир принадлежит нам, а мы принадлежим миру. Этот мир не есть только космологическая «идея» (Кант), или «чистый» тотальный горизонт (Гуссерль), или мир-«набросок» (Хайдеггер), он есть самость, Абсолют. Однако человек, будучи природным существом, вовлечен и в исторический процесс. Для XX в. историзм - настоятельная, универсальная, серьезная проблема. Это обусловлено тем, что в XX в. технология - и прежде всего военная (ядерное оружие) - радикально изменила человеческие отношения. Перед лицом технического прогресса мы живем в смешении изумления и тревоги, надежды и страха. Разрешение проблем, стоящих перед сегодняшним человечеством возможно лишь при условии ясного осмысления триады «Бог - мир - человек», где «мир» должен пониматься как природный, космический и социальный, а «человек» - как природное и трансцендирующее существо.

Kierkegaard und Nietzsche. Oder philosophische und theologische Überwindung des Nihilismus. Fr./M., 1933; Gott, Mensch und Welt in der Metaphysik von Descartes bis zu Nietzsche. Göttingen, 1967; Sämtliche Schriften. Bde. 1-9. Stuttgart, 1981.

ЛЕССИНГ (Lessing) Теодор (1872 -1933) - нем. философ, публицист. Получил медицинское и философское образование. Начинал с литературно-философских работ. С позиций философии жизни написаны его работы «История как осмысление бессмыслицы» (1919), «Проклятая культура» (1921), в которых под влиянием трагизма и бессмыслицы первой мировой войны осмысляется кризисное состояние европейской культуры. К числу основных произведений Л. относятся «Исследования по аксиоматике ценностей» (1908), «Европа и Азия» (1919), «Принципы характерологии» (1925). Спасаясь от фашизма, Л. эмигрировал в Чехословакию, где погиб от рук неизвестных убийц.

ЛЕСЬНЕВСКИЙ (Lesniewski) Станислав (1886-1939) - польск. логик и философ, один из главный представителей Львовско-варшавской школы. Родился в Серпухове. С 1919 - проф. Варшавского ун-та. Разделяя антипсихологизм и общую аналитическую установку Лукасевича, Л. отвергал платонистские тенденции и идею логического плюрализма, склоняясь к материалистически ориентированному номинализму и классической (двузначной) интерпретации логики. Логические исследования Л. направлялись онтологическими и метаматематическими идеями. Он стремился построить универсальную логическую теорию, способную избавить номинализм от типичных для него парадоксов; кроме того, такая теория должна была лечь в основу номиналистической теории множеств. Л. построил три части этой теории: «прототетику» - обобщение пропозиционального исчисления высказываний за счет введения кванторов по пропозициональным переменным; «онтологию» - формальную теорию, определяющую смысл связки «есть»; «мереологию» - формальную теорию, определяющую характеристики отношения части и целого. Кроме того, им были намечены, но не завершены «хронология» - формальная теория временных высказываний и «стереология» - формальная теория пространственных высказываний. Логическая система Л. свободна от антиномий классической теории множеств, но, в отличие от теории типов Рассела - Уайтхеда, она основана на концепции семантических категорий, эксплицирующей синтаксис естественного языка. Логические идеи Л. были ассимилированы философско-методологической концепцией «реизма», развитой Котарбиньским. Вместе с ним Л. критиковал «гипостазирование» понятий, ведущее к онто-логизации логических и математических объектов. Синтаксический аналог его теории семантических категорий нашел применение в лингвистике. В логике Л. находят естественное выражение некоторые идеи античных и средневековых логиков (Аристотеля, Ансельма, Боэция, Оккама и др.). Это позволяет считать логические идеи Л. ценным инструментом не только логико-метаматематического, но и историко-философского исследования.

Логические рассуждения. СПб., 1913; Podstawy ogólnej teorii mnogosei. Moskwa, 1916; Collected Logical Papers. Warszawa, Dordrecht. 1988.

ЛЕФОРТ (Lefort) Клод (р. 1924) -франц. философ, наряду с Арендт один из важнейших теоретиков тоталитаризма. В 1948 , разочаровавшись в политике Коммунистической партии и Третьего Интернационала, вместе с Корнелиусом Касториадисом основывает во Франции группу «Социализм или варварство» {Socialisme ou barbarie). Помощь в организации оказывал группе Мерло-Понти, некоторое время ее членом был также Лиотар. Группа «Socialisme ou barbarie», печатным органом которой был одноименный журнал, просуществовала до 1966.

Л. довольно рано осознал необходимость обновления политической философии, и в особенности теории демократии, неразрывно связанной с теорией тоталитаризма. Демократию, по Л., отличают от тоталитаризма два основных признака, образующие «демократический диспозитив»: разведение сфер власти, права и знания, с одной стороны, и неснимаемое деление общественного тела. Последнее проявляет себя в двух отношениях. Во-первых, производство общества осуществляется посредством деления на собственно общество и внешнюю ему инстанцию власти. Во-вторых, в силу различия интересов его членов имеет место также и внутреннее подразделение общества.

В отличие от классической теории общества инстанция власти выступает у Л. не как внутренний стержень общества, а как конституирующее его внешнее. Для исторического обоснования своего тезиса об «изобретении демократии» Л. обращается к введенному Эрнстом Канторовичем различению между двумя «телами короля». В Средние века тело короля воспринималось одновременно в двух образах: как бессмертное и смертное, как трансцендентное и земное, как индивидуальное и коллективное. Земное тело есть инкарнация трансцендентной силы. Французская революция и последующее обезглавливание Людовика XVI привели к «декорпорации» власти, уже более не символизируемой через трансцендентное тело короля. Отныне место власти оказывается принципиально пустым, а основание легитимности власти секуляризуется. Индивиды, не имея права притязать на инкарнацию трансцендентного принципа, могут занимать это место лишь временно и только при соблюдении определенных процедурных условий. Если же предпринимается попытка оккупировать место власти, если выдвигается притязание на долгосрочное, не ограниченное во времени обладание властью, то налицо предпосылки тоталитаризма. Тоталитарность здесь означает, что власть уже более не считается внешней по отношению к обществу. Наличие такого внешнего полностью отрицается: тоталитарное представление об обществе как о гомогенном и самопрозрачном отрицает разделение на сферу власти и сферу гражданского общества. Дело в том, что общество, которое утратило свою центральную организующую инстанцию, общество, в котором инстанция власти существует отдельно от права и знания, и, следовательно, от опыта, переживает это как неконтролируемость и страдает от радикальной неопределенности. Тоталитаризм же пытается залатать имеющуюся дыру, оперируя представлением об управляемости, самопрозрачности общества и гомогенизации через единство народа. Тоталитаризм, таким образом, противостоит демократии не в качестве ее непосредственной противоположности, а как ответ на неопределенность, сущностно связанную с демократическим диспозитивом.

Декорпорация общества, сопровождающая декорпорацию земного тела монарха, создает пространство для таких представлений о тождестве, которые уже более не замыкаются в границах гомогенного тела и его инкарнаций. На этом месте возникают права человека (в защиту которых Л. выступает чрезвычайно активно: причем, открыто против критиков консервативного и марксистского толка, а имплицитно - против Фуко). Отныне право вообще и права человека, в частности, неотъемлемы от власти. Право и власть образуют ту универсальную, но все же абстрактную инстанцию, к которой могут взывать отныне все индивиды. Поэтому применительно к тоталитаризму Л. говорит, что он «утверждается на обломках прав человека».

Общество отделяет себя не только по отношению к своему конститутивному внешнему, но имеет также деления внутри себя самого. Конфликт - классовый в том числе - представляет собой не угрозу единства общности, а вторую институирующую эту общность инстанцию, поскольку спор, возникающий из фундаментальной противоположности интересов, будучи различием, дифференцией, как раз и осуществляет связь антагонистов. Через общественный конфликт противостоящие друг другу индивиды и группы утверждаются в общем для них мире, что порождает отношение принадлежности. Если истину «коллективного дела» следует искать только в спорах, то смысл его надо искать только в пространстве «между» антагонистами. Последнее подразумевает, что смысл общества должен оставаться нелокализованным, и никто не вправе становиться его господином. Принципиальной отличительной чертой тоталитаризма является, соответственно, утверждение общественного единства и тождества. Тоталитаризм коммунистического типа отказывается от принципа общественного антагонизма, утверждая, что уничтожение частной собственности на средства производства приведет к устранению причины антагонизма между капиталистами и рабочими. Однако тоталитаризм утверждает не только общественное единство посредством устранения основы существования классов, но также и тождество государства и общества, государства и народа. Прежнее деление, тем не менее, продолжает существовать в иной форме: теперь само государство через свою управленческую бюрократию осуществляет эксплуататорские функции. Конфликтный характер общества отрицается и в фашистском дискурсе, провозглашающем тождество интересов труда и капитала. Демократическое общество, напротив, не тешит себя иллюзией единой народной воли. Опыт тоталитарных государств XX в. показывает, а крушение системы «реального социализма» подтверждает, что всякое голое декретирование общественного единства неминуемо обречено на провал.

Elements d'une critique de la bureaucratie. P., 1971; Le Travail de l'oevre: Machiavel. P., 1972; Un homme en trop, Essai sur «l'Archipel du Gulag». P., 1975; Sur une colonne absente, écrits autour de Merleau-Ponty. P., 1978; Les Formes de l'Histoire. P., 1978; L'invention démocratique, Les limites de la domination totalitaire.R, 1981; Essays sur la Politique. P., 1986.

ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ - одно из направлений аналитической философии, получившее наибольшее распространение в Великобритании, США и некоторых других странах в 30-60-е годы. Впервые метод философского анализа естественного языка был разработан Муром. Другим важным источником для возникновения Л.ф. явилось учение позднего Витгенштейна, его теория языкового значения «как употребления». В основном разделяя критическую антиметафизическую установку логических позитивистов в отношении «традиционных» способов философствования, представители Л.ф. иначе объясняли причину возникновения философских заблуждений, которую они находили не в сознательной эксплуатации «метафизиками» неточностей и двусмысленных форм языка, а в самой его «логике», его «глубинной грамматике», порождающей парадоксальные предложения (типа предложения, на которое обратил внимание Мур: «Идет дождь, но я в это не верю») и всевозможные лингвистические «ловушки». Согласно Витгенштейну и некоторым его последователям из Кембриджского ун-та, философские заблуждения устраняются путем прояснения и детального описания естественных (парадигматических) способов употребления слов и выражений, включения слов в органически присущие им контексты человеческой коммуникации («языковые игры»), введения в качестве критерия осмысленности требования, чтобы любое употребляемое слово предполагало возможность своей антитезы, осуществления номиналистической критики тенденции к унификации различных случаев употребления слов и других приемов. При этом в отличие от логических позитивистов, сторонники Л.ф. не призывали к «усовершенствованию» естественного языка по образцу формализованных логических языков или языков науки. Одна из школ Л.ф. (Уиздом, М. Лазеровиц, Э. Эмброуз) разработала сугубо «терапевтическую» интерпретацию целей и задач философии, сблизившись в этом отношении с психоанализом. Другая группа лингвистических философов - оксфордская школа «обыденного языка» - стремилась прежде всего к созданию позитивной концепции языковой деятельности. Ей были разработаны оригинальные идеи, введен в оборот новый категориальный аппарат для анализа языковой коммуникации (теория «речевых актов» Остина), описания способов употребления психологических понятий (Райл), выявления «концептуальной схемы» языка и познания (Стросон), анализа моральных высказываний (Р. Хеар). Начиная с 60-х годов происходит сближение проблематики и исследовательских подходов Л.ф. и ряда направлений современный лингвистики (прежде всего в области лингвистической прагматики). Некоторые первоначально выдвинутые в Л.ф. концепции получают формально-логическую трактовку (таковой, напр., является иллокутивная логика Сёрла, навеянная идеями Остина).

Проблемы и противоречия буржуазной философии 60-70-х годов. М., 1983; Философия. Логика. Язык. М., 1987; M.J. Chariesworth. Philosophy and Linguistic Analysis. Pittsburgh, 1959; F. Waismann. The Principles of Linguistic Philosophy. L., 1965; J.J. Katz. Linguistic Philosophy. L., 1971; R. Rorty. (ed.)The Linguistic Turn. Chicago, L., 1975.

ЛИОТАР (Lyotard) Жан-Франсуа (p.1924) - франц. философ. С 1959 преподавал философию в ун-тах Парижа (Сорбонна, Нантер), с 1972 по 1987 - проф. ун-та Сент-Дени, а также пригашенный проф. в различных ун-тах США и Канады, соучредитель (наряду с Деррида) Международного философского колледжа. В юности испытал сильное влияние марксизма и психоанализа, в начале 60-х был членом лево-радикальной группы «Социализм или варварство».

Международную известность принесла Л. кн. «La condition postmoderne» (1979), однако постмодернизм никогда не был самостоятельной темой его творчества. В центре размышлений Л. находится проблематика «нерепрезентативной эстетики», развить которую Л. стремится в противовес моделям репрезентации, утвердившимся в искусствоведении и в философии после Гегеля. Событие ускользает от репрезентации - не поддается однозначному схватыванию в понятиях и образах, оставаясь принципиально неопределенным. Никакое изображение не изображает событие, изображение лишь отсылает к неизобразимому, указывает на непредставимое.

Но событийность далеко не ограничивается сферой искусства. Она пронизывает собой любое высказывание. Отсюда другая важная для Л. тема - тема распри (différend). Спор, несогласие {dissens) первичен по отношению к согласию (consens), ибо высказывания, будучи событиями, не могут быть подведены под общий знаменатель некоего универсального правила. Утверждая первичность несогласия перед согласием, Л. решает далеко не чисто полемические задачи (отмеживаваясь, например, от Хабермаса и Апеля). Исходный пункт размышлений Л. о différend: как «спасти честь мышления после Освенцима». Эксцессы тоталитаризма XX в. внутренне связаны с историей европейской мысли. Эту мысль необходимо перепродумать, чтобы блокировать ее тоталитарные тенденции. Имплицитный тоталитаризм заложен во всяком притязании на монопольное обладание истиной. С такими притязаниями выступают все большие идеологии или, как их называет Л., «метанаррации». Современная эпоха (modern) особенно богата метанаррациями: к дискурсу спасения (христианство) она прибавила дискурс эмансипации, дискурс научно-технического прогресса и т.д. Специфика ситуации «постмодерна» - в радикальном недоверии к любым метанаррациям.

Проблематика книги о постмодерне - лишь интегративная часть проблематики кризиса легитимации, разрабатываемой Л. под рубрикой différend. Метанаррации стремятся узаконить себя не только в качеств истинных, но и в качестве справедливых. Их легитимация тождественна легитимации определенных социальных институтов, обоснованию и оправданию определенного способа общественного устройства. Метанаррация поэтому теснейшим образом связана с властью. Утверждение одного типа дискурса (одной из возможных «языковых игр») в качестве универсального совпадает с утверждением универсальности определенной социальной системы. Господство правил и норм одной, «легитимной» формы рациональности и третирование всех иных ее форм как неполноценных или незрелых есть вместе с тем третирование всех иных, «нелегитимных» форм жизни. На деле, как показывает, опираясь на Витгенштейна, Л., нет и не может быть универсального языка, как нет и не может быть универсальной рациональности - есть лишь различные «языковые игры». Среди них можно выделить денотативные (ориентированных на значение) и прескриптивные (ориентированных на действие). Но денотативные высказывания опираются в конечном итоге на некоторые правила, которые носят не денотативный, а прескриптивный характер. В попытке затушевать это обстоятельство их называют метапрескриптивными высказываниями. Однако очевидно, что источник метапрескрипций следует искать не в логической, а в социальной сфере, не в семантике, а в прагматике. Социальная прагматика, разрабатываемая Л., выявляет сложное переплетение гетерогенных высказываний, демонстрируя при этом, что никакой метапрескрипций, общей всем «языковым играм», установить невозможно. Более того, устанавливать ее не нужно и вредно, ибо всякое притязание на создание гомогенной системы высказываний таит в себе опасность террора.

Ответ на вопрос: что такое постмодерн? // Ad Marginem'93. M., 1994; Гибкое приложение к вопросу о постмодернизме // Ступени. Философский журнал. СПб., 1994, №2(9); Переписать современность // Там же; Заметки о смыслах «Пост»// Иностранная литература. 1994, №1; Discours, figure. P., 1971; Economie libidinale. P., 1974; Instructions paiennes. P.,1977; La condition postmoderne. P., 1979; Le différend. P., 1983; Tombeau de l'intellectuel et autre papiers. P., 1984; Le postmoderne expliquéaux enfants. P., 1986; Leçons sur l'Analytique du sublime. P., 1991.

W.Reese-Schäfer/B.H.F.Taurek (Hg.). J.F.Lyotard. Cuxhaven, 1989.

ЛИППС (Lipps) Ханс (1889-1941) - нем. философ. Занятиям Л.философией предшествовало серьезное изучение естественных наук (в 1912 Л. защитил диссертацию «О структурных изменениях растений в измененной среде») и медицины. В 1927-28 выходит в свет первый том труда Л. «Исследования по феноменологии познания», главной темой которого выступает проблема «вещи и ее свойств». Уже в этом сочинении определение «свойств» вещей осуществляется на основе практического обращения с ними. Естественнонаучные иссследования Л., его ученичество у Гуссерля и А.Райнаха, а также его увлечение прагматизмом и экзистенциальной философией предопределяют смещение внимания Л. с феноменологического анализа познания на анализ языка как средства возможно более полного описания многообразия мира. Основным препятствием такому описанию Л. считает традиционную концепцию истинности и заключенное в традиционной логике представление о языке как совокупности нейтральных меток, «этикеток», лишь отражающих определенное мыслительное содержание. Нацеленность логики на поиск «объективного содержания» речи приводит к тому, что вместо действительного человеческого языка ее объектом становится усеченный и препарированный язык: в логике не остается места вопросам, советам, просьбам, примерам, непроизвольным высказываниям, омонимам и т.д. Поиск оснований новой логики Л. ведет в том же направлении, в каком шел Георг Миш, пытавшийся «построить логику на почве философии жизни». Эта логика получает название «герменевтической». Ее разработке посвящен второй том «Исследований по феноменологии познания» - «ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКОЙ ЛОГИКЕ» (1938).

Герменевтическая логика не довольствуется анализом готовых, ставших форм, но начинает с исследования ситуации, в том виде, как последняя отливается в слове. Выступая против стереотипного понимания слова как выражения некоего «объективного содержания», Л. - как и Хайдеггер, обращается к аристотелевскому понятию « логоса», в котором слово и мысль находятся в неразрывном единстве. Л. не отрицает того, что слово может выступать в качестве знака, заместителя некоторого объекта, но обращает внимание на существование принципиально иного типа знаков. Понимание значения этих знаков предполагает определенное поведение. Исследуя всю совокупность знаков, используемых человеком в жизненно-практическом обиходе, Л. выявляет две различные установки бытия человека в мире: «деловое»(при котором человек, не соприкасаясь с вещами непосредственно, оперирует абстрактными понятиями, изучая последние сквозь призму той или иной науки) и «изначальное» (при котором человек находится один на один с вещами). Поскольку в последнем отношении человек выступает в качестве вопрошающего, герменевтическая логика соотносит любую речевую форму с тем «вопросом» , ответом на который она является. Оказываясь ответом на вопрошание, слово перестает быть нейтральным выражением внутреннего движения мысли или внешнего положения вещей. Слово есть «прорыв» в существовании человека. Однако, будучи ситуативным, слово есть лишь один из первых таких прорывов: оно проясняет ситуацию, «подводит меня к вещи», но «не дает ее мне». Анализируя эту особенность слова, Л. находит для языковой реальности инвариант феномена, используемого Дильтеем для анализа душевной жизни - ее «контекстуальность», «связность», «взаимосвязь», а Гуссерлем - для анализа предметностей сознания («горизонт»). Оригинальный сплав феноменологических и экзистенциально-герменевтических идей сделало мысль Л. особенно привлекательной в контексте философской герменевтики.

ЛОГИЧЕСКИЙ АТОМИЗМ - концепция, представленная в философии Рассела и раннего Витгенштейна. Наиболее полно выражена в расселовских лекциях «Философия логического атомизма» (1918) и статье «Логический атомизм» (1924). Согласно Расселу, вселенная плюралистична и состоит из отдельных элементов (он не указывает, конечно или бесконечно их число). Такая позиция противостояла монизму брит. абсолютного идеализма. Элементы («атомы») имеют логический характер и потому далее не разложимы, фиксируя предел анализа. В отличие от сложных объектов («логических фикций») они являются абсолютно простыми и обладают простыми качествами, а также вступают во внешние (несущностные, функциональные) отношения друг с другом. «Атомы» обозначаются в языке с помощью «логически собственных имен». Последние указывают на объекты в мире, данные в непосредственном «знании-знакомстве». Элементарные знаки соединяются в атомарные предложения, в которых фиксируется обладание некоторым свойством или же наличие некоторого отношения («это белое», «это слева от того» и пр.). Такие предложения обозначают элементарные факты. С помощью логических связок атомарные предложения соединяются в молекулярные; при этом, однако, молекулярные факты сами по себе не существуют, ибо ничто в мире не соответствует словам «и», «или», «если». Молекулярные предложения суть функции истинности входящих в них атомарных предложений. В концепции Витгенштейна периода «Логико-философского трактата» элементам языка («имена») также соответствуют элементы реальности («объекты») как их семантические значения. В отличие от Рассела вопрос о характере «объектов» его не интересовал. Соединение «объектов» дает элементарные, взаимно независимые факты («положения дел»), которые обозначаются в языке с помощью элементарных предложений. Отказ от идеи независимости последних положил начало трансформации учения Витгенштейна на рубеже 30-х годов.

ЛОГИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ, ЛОГИЧЕСКИЙ ЭМПИРИЗМ - см. Неопозитивизм.

ЛОРЕНЦ (Lorenz) Конрад (1903 -1989) - австр. биолог и философ, один из основателей эволюционной эпистемологии. Лауреат Нобелевской премии 1973 по физиологии и медицине. Заложил теоретический фундамент современной этологии, науки о поведении животных. Свою эпистемологическую концепцию Л. назвал «эволюционистской теорией знания». В 1941 он опубликовал статью «Кантовская доктрина а priori в свете современной биологии», в которой доказывал, что природу и генезис основополагающих структур опыта, соответствующих а priori Канта, можно объяснить на основе биологической эволюции. Под давлением естественного отбора в течение миллионов лет наши органы чувств и мыслительный аппарат формировались так, чтобы обеспечить функционально адекватное представление о реальности. Так, например, Л. доказывал, что в самой структуре, биохимическом составе и динамике глаза отражены оптические характеристики окружающей среды, закодированы законы оптики. Если бы это было не так, то люди просто не выжили бы как биологический вид. Когнитивные структуры познавательного аппарата априорны в смысле независимости их от личного опыта, однако они перестают быть таковыми, если рассматривать их развитие в процессе эволюции. Для человека как родового существа они являются апостериорными.

Теорию познания Л. и его последователей еще называют биоэпистемологией, поскольку сама жизнь характеризуется ими как познавательный процесс, как «когногенез». Биоэпистемология, по Л., способна объяснить генезис наших когнитивных структур от уровня инстинктов и чувственного восприятия до уровня повседневного здравого смысла. При столкновениями с областями реальности, недоступными нашему обычному (повседневному) опыту (например, области микромира), наш врожденный когнитивный аппарат начинает давать сбои и обнаруживает свои границы, поскольку эволюционно он приспособлен лишь к обычной окружающей среде.

В своем понимании природы и методов научного познания Л. исходил из того, что истинная естественная наука является индуктивной. Следуя позиции Виндельбанда, он полагал, что познание проходит через три стадии: описания, систематизации и номотетическую стадию. Понимание в индуктивной науке - это сведение специальных законов данного уровня к более общим законам, действующим на следующем уровне реальности. При этом недопустимо «прыгать» через уровни. В то же время Л. считал, что для объяснения определенного уровня реальности нет необходимости знать законы вышележащего Уровня. Стратегию объяснения без описания структуры он называл «атомизмом». По его мнению, описательный, «натуралистический» подход не менее важен, чем количественный.

Методологической ошибкой он считал «объяснительный монизм» - объяснение сложной системы, исходящее из свойств одного-двух ее элементов. Под «органической целостностью» он понимал систему двусторонних причинных связей, образующих сложную сеть. Понять отдельные части такой системы можно только одновременно. Для этого необходим метод «широкого фронта», когда сначала описываются самые общие характеристики системы, а затем описание детализируется. С конца 50-х годов Л. занимался социокультурными и общегуманистическими проблемами, связанными с опасностями, которые несет западная техническая цивилизация. Среди них в качестве главных он выделял этические проблемы.

Агрессия: так называемое зло. М, 1994; Das sogenannte Böse. Zur Naturgeschichte der Aggression. W., 1963; Die Acht Todsynden der zivilisierten Menschheit. München, 1971; Die Rückseite des Spiegels. München; Zürich, 1973; Der Abbau des Menschlichen. München, Zürich, 1983.

ЛОРЕНЦЕН (Lorenzen) Пауль (р. 1915) - нем. математик, логик и философ. В 1946-62 работал в Боннском и Кильском ун-тах, в 1962-80 - в Эрлангенском ун-те. Л. - основатель (вместе с В. Камлахом) так называемой эрлангенской школы в философии науки и главный представитель нем. конструктивной теории науки. Конструктивизм Л. представляет собой философское обобщение построенной им концепции оперативной (конструктивной) логики и математики. При исследовании проблем конструктивного обоснования геометрии Л., опираясь на идеи Динглера, первоначально считал, что, поскольку в геометрии речь идет об анализе не фигур, а природных объектов, она является не частью математики, а разделом протофизики. Впоследствии Л. изменил эту точку зрения и стал трактовать геометрию как теорию форм математических фигур, в которой из исходных форм по принятым правилам конструирования получаются производные формы фигур. Построенная им в 1962 общая теория абстракций охватывает математику структур, конструктивную теорию множеств, конструктивную теорию вероятностей и общую семантику. Формулируя программу эрлангенской школы и разрабатывая принципы философского конструктивизма, или конструктивного метода, Л. подчеркивает роль языка при построении специальных научных дисциплин и человеческой практики в целом. Наука как высшая форма обобщения повседневной практики должна, по его мнению, быть сведена к «жизненному миру», к множеству человеческих и ценностных ориентиров. В этом контексте практику предваряет логическая пропедевтика, которая дает конструктивное обоснование практической философии на основе исследования типов моральных поступков, форм аргументации и человеческих норм.

Einführung in die operative Logik und Mathematik. В., 1955; Konstruktive Wissenschaftheorie. Fr./M., 1974; Grundbegriffe der technischen und politischen Kultur. Fr./M., 1985.

ЛУКАСЕВИЧ (Lukasiewicz) Ян (1878-1956) - польск. философ и логик, один из главный представителей Львовско-варшавской школы, зачинатель исследований по математической логике в Польше. С 1902 - проф. Львовского и Варшавского унтов, после второй мировой войны - проф. Королевской Ирландской академии наук (Дублин). Целью логических исследований Л. считал прежде всего разработку точных методов анализа философских рассуждений. Критикуя психологизм и априоризм в логике, он выдвинул идею логического плюрализма: различные логические системы способны эксплицировать различные онтологические теории. Так, классическая двузначная логика эксплицирует принцип «жесткого» детерминизма в философском и научном мышлении, тогда как переход к многозначной логике позволяет проводить корректные «индетерминистекие» рассуждения. Под индетерминизмом Л. понимал вероятностную трактовку причинности. В русле этих идей в начале 20-х годов впервые в истории логики он разработал многозначные формальные системы. Л. является одним из основоположников современной неклассической логики; ему принадлежат важные результаты в модальной, интуиционистской, вероятностной, бесконечнозначной логике, новаторские идеи в теории дедукции, в логической семантике. Он провел ряд исследований по проблемам аксиоматизации силлогистики, по истории логики; им введена оригинальная символика, успешно применяемая в современных логико-математических исследованиях. Философские взгляды Л. не получили систематического выражения. Он был убежденным сторонником рационализма в противовес субъективизму и иррационализму. Основным оружием рационализма Л. считал логико-семантический анализ языка науки и философии, структуры научных и философских теорий, прояснение смысла понятий. В отличие от представителей неопозитивизма, Л. подчеркивал важное значение теоретического уровня научного знания, несводимого к языку наблюдения. Однако, склоняясь к инструменталистской трактовке концептуальных схем в науке, Л. разделял некоторые принципиальные положения логических позитивистов.

Аристотелевская силлогистика с точки зрения современной формальной логики. М., 1959; О детерминизме // Вопросы философии. 1995, № 5; Z zagadnien logiki i filozofii. Pisma wybrane. Warszawa, 1961; Selected Works. Amsterdam, 1970.

ЛУКАЧ (Lukács) Дьёрдь (1885-1971) - венг. философ, литературовед и общественный деятель, представитель марксизма. В 1909 защитил диссертацию «Форма драмы». Его работа «Душа и формы» вышла в свет по-немецки в 1911. В 1913-18 участвовал в работе «Воскресного кружка», инициировавшего возникновение в 1917 «Свободной школы гуманитарных наук» в Будапеште. С 1913 - в Гейдельберге, где Л. знакомится с Э. Ласком, С. Георге, Ф. Гундольфом, слушает лекции Рикерта и Виндельбанда, входит в круг Вебера. В 1914 начал работу над докторской диссертацией о связи этики и истории (на примере Достоевского), а также над исследованием «Теория романа». 1916 - возвращение в Будапешт. Признанный негодным к военной службе, занимается почтовой цензурой. В 1916-17 живет попеременно то в Будапеште, то в Гейдельберге (здесь пишет «Гейдельбергскую эстетику»), пока наконец прочно не обосновывается в Будапеште. Участвует в работе «Свободной школы гуманитарных наук», начало которой было положено Мангеймом, Э. Шабо, Б. Фогарачи и А. Хаузером. В 1918, отказавшись от диссертационных планов, вступает в только что созданную Коммунистическую партию Венгрии. Испытывает сильнейшее влияние синдикализма Э.Шабо, идей Г. Роланд-Хольст и Р. Люксембург. С марта по август 1919 - заместитель наркома, а затем - нарком просвещения в Советском правительстве Б. Куна и политком Пятой красной дивизии. После падения советской диктатуры Л. уходит в подполье, а позже перебирается в Вену. В октябре 1919 арестован. В ноябре 1919 воззвание в защиту Л. подписывают Ф.Ф. Баумгартен, Р. Беер-Хофман, Р. Демель, П. Эрнст, Б. Франк, М. Харден, А. Керр, Генрих и Томас Манны, Э. Преториус, К. Шеффер. В конце декабря 1919 Л. отпущен на свободу. В 1920 выходит в свет «Теория романа». С 1920 Л. играет одну из ведущих ролей в венгерской компартии в эмиграции. Статья «К вопросу о парламентаризме» вызывает критику Ленина, а появившаяся 1923 работа «История и классовое сознание» - нападки Бухарина и Зиновьева на Пятом всемирном конгрессе Коммунистического Интернационала. В 1924 публикует работу «Ленин. Исследование взаимосвязи идей», в 1926 - «Мозес Хесс и проблема идеалистической диалектики». В 1928-29 Л. под псевдонимом «Блюм» распространяет так называемые «блюмовские тезисы», в которых утверждает невозможность непосредственного перехода от режима Хорти к диктатуре пролетариата и впервые выдвигает идею демократической диктатуры. Исполком Коммунистического Интернационала в открытом письме членам Компартии Венгрии критикует Л. за «правый уклон». Л. принимает критику и устраняется от активной партийной работы. В 1930-31 после высылки из Австрии Л. находится в Москве, работает в Институте марксизма-ленинизма. Здесь он получает возможность ознакомиться с недавно расшифрованными «Философско-экономическими рукописями» Маркса. В 1931-1933 Л. живет в Берлине, оказывает поддержку Союзу пролетарских писателей-революционеров. В 1933 - эмиграция в Совет- ский Союз. В том же году выступает с самокритикой по поводу «Истории и классового сознания». С 1933 по 1938 - сотрудник Института философии АН СССР. В 1933-45 - сотрудничество в журнале «Иностранная литература». В 1936 начинает работу над исследованием «Исторический роман», в 1938 завершает труд «Молодой Гегель» (опубликован в 1948). В 1938-39 участвует в дискуссии об экспрессионизме. В декабре 1944 возвращается в Венгрию. Л. становится членом венгерского парламента, членом Президиума Венгерской Академии наук, членом Совета патриотического Народного Фронта, членом Совета мира и профессором эстетики и философии культуры в унте Будапешта. В 1946 - публичная дискуссия с Ясперсом на тему «Европейский дух перед лицом марксизма», в которой Л. формулирует свой старый тезис о союзе социалистических и демократических сил перед лицом общего врага - фашизма. В 1947 - выходит в свет работа «Литература и демократия». В 1948 участвует во Всемирном конгрессе творцов культуры во Вроцлаве с докладом об ответственности интеллектуалов. 1949 - участие в гегелевской конференции в Париже. Возобновление нападок на Л., новые обвинение в «правом уклонизме», на которые Л. отвечает самокритикой. За этим вновь следует вынужденное самоустранение Л. из политической жизни. Сотрудничает с берлинским издательством Ауфбау-Ферлаг, где публикует «Экзистенциализм или марксизм» (1951), «Разрушение разума» (1954) и др. работы. Л. становится чл.-корр. Немецкой Академии Наук в Берлине. 15 июня 1956 под председательством Л. проводится философская дискуссия по проблемам литературоведения и философского образования в ун-тах. Здесь Л., осмысляя ситуацию, сложившуюся в Венгрии после XX съезда КПСС, впервые открыто выступает с критикой сталинизма. В Политической Академии Венгерской Рабочей Партии Л. читает свой знаменитый доклад «Борьба прогресса и реакции в современной культуре». В это же время проходит дискуссия по впервые официально изданным «Блюмовским тезисам», в результате которой они получают принципиальное признание. С октября по ноябрь 1956 занимает пост министра народного просвещения в правительстве Имре Надя. После поражения Венгерской революции Л. высылают в Румынию. Весной 1957 он возвращается в Венгрию, живет замкнуто, занимается преимущественно эстетическими и этическими исследованиями. В 1957-60 в Венгрии и ГДР происходит пересмотр идей Л., заканчивающийся обвинением в «ревизионизме». С 1961 до своей кончины Л. работает над «Онтологией общественного бытия», первоначально замышлявшейся как труд по этике. В 1968 Л. пишет политическое завещание «Демократизация сегодня и завтра», увидевшее свет только в 1985.

Одна из причин, по которой труд Л. «ИСТОРИЯ И КЛАССОВОЕ СОЗНАНИЕ» (1923) до сих пор не потерял актуальности, состоит в том, что внимание работы сосредоточено на двух проблемных комплексах, которые оказались вне поля зрения теоретиков Второго Интернационала: это проблема тотальности и проблема отчуждения, самостоятельно открытая Л. за десять лет до его знакомства с ранними рукописями Маркса. «История и классовое сознание» - итог и теоретическое развитие борьбы Л. не только за организационную, но также интеллектуальную, философскую и культурную эмансипацию пролетариата. Речь идет о формировании идеологии авангарда, который сознательно выступает за новый жизненный уклад и тем самым за осуществление воли пролетариата к власти. Классовое сознание, по Л., есть выражение по сути своей безусловной, но по тактическим соображением наступательной воли к власти и одновременно теоретическое основание практических притязаний молодой политической оппозиции. Пролетарии, не имеющие ничего, имеют все же общее классовое сознание, которое дает им возможность проводить свою власть, фундаментально изменяя тем самым условия своего существования. Пролетариат одержит борьбу над капитализмом тогда, когда принудит буржуазное общество к самопознанию, что неминуемо выявит всю проблематичность этого общества. Борьба пролетариата за общественное сознание параллельна экономической борьбе. Приведение общества к самосознанию фактически означает руководство обществом. Борьба пролетариата осуществляется поэтому не только как борьба за власть, но и как борьба за преодоление буржуазной идеологии и замену ее новым - теперь уже единственным - пролетарским сознанием. Основной инструмент этой борьбы - исторический материализм. Последний, однако, есть также продукт самого буржуазного общества, результат критического развития его самопознания (включающего и тенденцию к снятию).

Исходным для Л. служит тезис о том, что в условиях развертывающегося товарного производства в буржуазно-капиталистическом обществе овеществление превратилось в универсальный феномен. Л. подвергает этот феномен детальному анализу, опираясь на Марксов анализ формы стоимости, а точнее на главу о товарном фетишизме («Капитал». Т.1.), которая, по его мнению, воплощает в себе самую суть исторического материализма как самопознания пролетариата путем познания капиталистического общества и предшествующих ему стадий общественного развития. Пытаясь сделать философские выводы из экономической теории Маркса, Л. объясняет связь между опосредованной меновой стоимостью капиталистической экономикой и деформацией жизненного мира (овеществлением) с помощью модели товарного фетишизма. Это представляется Л. возможным, поскольку в структуре товарных отношений он усматривает прообраз всех предметных форм и соответствующих им форм субъективности буржуазного общества. Непосредственное бытие рабочего включает его в процесс производства в качестве простого объекта. Однако когда становится ясно, что существуют определенные предпосылки подобной непосредственности, что она представляет собой результат множества различных опосредовании, фетишистские формы товарной структуры начинают распадаться. Рабочий узнает в товаре себя самого и свое собственное отношение к капиталу. В той мере, в какой он практически еще не способен выйти за пределы этой объективной роли, его сознание есть самосознание товара или, иными словами, самопознание, саморазоблачение основанного на производстве товаров и товарном обмене капиталистического общества.

По мере развития капитализма товарная форма превращается в форму господства над обществом, подчиняя единому экономическому процессу все общественное бытие. Это, по мнению Л., позволяет мыслить товар и в качестве универсальной категории совокупного общественного бытия, и в его неискаженной сущности. Основу овеществления также составляет товарное отношение, или, по выражению Л., сущность товарной структуры. Последняя сообщает любому отношению характер вещности и ту «призрачную предметность», которая за своими жесткими и внешне рациональными установлениями полностью скрывает изначальную суть отношения, а именно то, что оно есть отношение между людьми. При капитализме общественные характеристики труда предстают как естественные свойства вещей в обществе; деятельность человека, его труд противопоставляются ему как нечто объективное, от него независящее, имеющее свои собственные, чуждые человеку законы, которым он вынужден подчиняться.

Эти основоположения развиваемой Л. теории овеществления, на которые так любят ссылаться представители современного «критического» марксизма, было бы все же неправильно рассматривать как исторически точную реконструкцию марксовой концепции овеществления и опредмечивания. Они отражают скорее метафизическую гипостазацию отдельных моментов концепции Маркса. Неслучайно уже в 1938 в книге о Гегеле, которая фактически стала основой «Онтологии общественного бытия», Л. отказывается от этих положений.

Материализм и пролетарское сознание // Вестник Социалистической Академии. 1923, кн.4-6 (главы из «Истории и классового сознания»); Своеобразие эстетического. Т. 1 -4. М, 1985-86; Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества. М., 1987; К онтологии общественного бытия. M., 1991; Werke. Neuwied, Berlin, 1962 ff. (17 Bde.); Tagebuch, 1910-11, В., 1991; Demokratisierung heute und morgen. (Hrsg. von L.Sziklai). Budapest, 1985; Dostojewski. Notizen und Entwürfe. Budapest, 1985; Briefwechsel 1902-1917. Budapest, 1982.

ЛУМАН (Luhmann) Никлас (р. 1927) - нем. социолог. Закончил юридический факультут Фрейбургского ун-та, в 1950-е работал в земельных органах государственного управления. В 1960-61 стажировался в Гарвардском ун-те у Т. Парсонса, затем работал в Высшей школе наук управления в Шпейере, возглавлял отдел Центра социальных исследований в Дортмунде. С 1968 по 1993 -проф. общей социологии и социологии права Билефельдского ун-та.

Л. известен как автор одной из самых оригинальных версий системного подхода в социологии. Его концепция, претерпевшая на протяжении более чем трех десятилетий значительную эволюцию, была с самого начала нацелена на универсальность и до сих пор сохраняет ряд исходных принципиальных установок. Важнейшая среди них - отказ от онтологии и «онтологической метафизики». Утверждение о том, что «бытие есть, небытия же нет» Л. в разные периоды своего творчества атакует по-разному, но всегда радикально. Не тождество, но различие, не самостояние бытия, но то, что могло бы быть и другим, контингенция (ненеобходимость) оказываются в центре внимания. Отсюда следует отказ от понятия причины и причинного объяснения в пользу более широкого понятия функции и функционального объяснения. Однако и функция понимается не как род телеологической причинности, но как смысловая схема, организующая поле возможных сравнений и соотнесений контингентного. Изучаемые социологом структуры оказываются тогда лишь одними из возможных (функционально эквивалентными другим возможностям) способов решения проблем, а исполняемые ими функции - лишь одними из возможных исходов их действия. Так обосновывается «функциональный структурализм», переворачивающий традиционное структурно-функциональное соотнесение структуры и функции.

Радикализация функционализма ведет к построению своеобразной версии системного подхода. Социология для Л. - теория социальных систем, а эти последние он трактует, опираясь, с одной стороны, на кибернетические концепции и общую теорию систем, а с другой, - обогащая свое видение проблемы сугубо философской постановкой вопроса. Своеобразное совмещение кибернетики с феноменологией Гуссерля и (в менее явной форме) немецкой философской антропологией дополняется (также не всегда явно) «операциональной диалектикой» Г. Гюнтера. В 60-70-е годы Л. пишет ряд теоретических работ, концептуальное ядро которых можно изложить следующим образом. Системы - это некоторое стабилизированное различение внутреннего и внешнего, но системы не «сущности» и не «целое, которое больше своих частей». Поэтому у них нет основной цели, которая в откровенно организмических и холистских концепциях понимается как поддержание существования системы. Вместо этого Л. предлагает говорить о «редукции комплексности». Комплексность не есть некое состояние мира. Перепад комплексности означает отношение между системой и миром. Мир всегда сложнее системы, потому что он не может быть только проекцией ее собственной организации («окружающим миром»), но содержит в себе также и другие системы. Большая, чем у системы, сложность мира, вызывает необходимость тем или иными способом справляться с ней. Это и есть редукция комплексности, относительно которой устанавливается функциональная эквивалентность. Однако сложность - не просто заранее данное свойство мира. Сама система в ходе функционирования вносит вклад в повышение сложности. Мир надетерминирует ее действий. У нее есть возможность выбора. Выбирая то или иное действие, она упрощает ситуацию, но упрощение оборачивается усложнением: каждое действие влечет за собой множество следствий, которые не поддаются учету. Редукция комплексности означает повышение комплексности. Чтобы реагировать на усложнившийся мир, система умножает число состояний, совместимых с ее структурой, т.е. усложняется, а это еще более усложняет результаты ее функционирования. Ей становится все сложнее реагировать даже на себя самое. Таким образом образуются внутренний и внешний горизонты как области, в пределах которых может совершаться отбор информации и выбор способов совершения действий. В особенности это относится к системам, конституирующим смысл: психическим и социальным. Смысл постоянно отсылает к иным возможностям переживания и действия и контролирует доступ к этим иным возможностям. При смысловой форме редукции комплексности нет необратимого выбора: отвергнутые возможности сохраняются именно как возможности. Горизонты суть смысловые горизонты. Смысл имеет три измерения: предметное, временное и социальное. Первое из них означает тождественность чего-либо в отличие от иного. Временное фиксирует тождественность настоящего в горизонтах прошлого и будущего. В социальном измерении согласие существует на фоне возможного разногласия. В этих измерениях профилируются и проблемы системы, и способы решения проблем. В эту общую схему встраиваются затем все социологические категории, такие как «действие», «норма», «ожидание», «роль», «институт» и т.д. Теоретические позиции Л. окончательно оформляются в конце 60-х и получают концентрированное выражение в его речи «Социологическое просвещение», название которой затем перешло на регулярно выходящие сборники его статей (с 1970 вышло 6 томов), а также в известных работах «Понятие цели и рациональность системы» и «Легитимация через процесс». Именно с этих позиций Л. вступает в полемику с Хабермасом, давшую начало одной из самых продолжительных дискуссий по теоретической социологии в ФРГ (она документирована в совместном труде Хабермаса и Л. «Теория общества или социальная технология: что дает теория систем?» и трех дополнительных томах, выходивших в 1971-75).

Со второй половины 70-х годов Л. пересматривает ряд важных основоположений своей концепции. Он отказывается от универсальных притязаний теории систем, но только в том смысле, что на ее место приходят три несводимых одна к другой «супертеории»: теория систем, теория коммуникации и теория эволюции. Каждая из супертеорий вводит некоторые ограничения, комбинация которых является условием конкретности той теории, которая опирается на супертеории. Одновременно Л. весьма сильно меняет свой концептуальный аппарат. В логике он опирается на так называемое «исчисление форм» Дж. Спенсера Брауна. В биологии - на концепцию «аутопойесиса», разработанную X. Матураной и Ф. Варелой. В кибернетике - на «кибернетику второго порядка» X. фон Фёрстера. Место «радикального функционализма» занимает «радикальный конструктивизм». Окончательное оформление эта концепция получает в работе «СОЦИАЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ. ОЧЕРК ОБЩЕЙ ТЕОРИИ» (1984).

Социальные системы возникают благодаря взаимодействию людей, но люди не являются составляющими систем и не рассматриваются в качестве субъектов - носителей систем. Теоретизирование начинается с наблюдения, а наблюдение, согласно логике Спенсера Брауна, предполагает двуединую операцию: различение и указание (на). Указывать на наблюдаемое значит проводить различение. Указание на то, что «имеются системы», - основополагающее различение системной теории. Системы, таким образом, - не аналитические приспособления, не способ избирательной организации «данных», но нечто реальное. Вместе с тем, это утверждение не должно пониматься и в духе старой онтологии, поскольку оно сопряжено с характером нашего наблюдения. Различающее наблюдение - это «наблюдение первого порядка». «Наблюдение второго порядка» - это наблюдение наблюдателя. Смысловые системы не только реагируют на окружающий мир, реальность которого становится для них тем, что она есть, лишь благодаря использованию соответствующих различений. Они также способны наблюдать свои различения, хотя и не в том же самом акте, в каком эти различения совершаются. Наконец, они способны к наблюдению различений, используемых другой системой. Любое наблюдение является вместе с тем и операцией данной системы. Самонаблюдение повышает гибкость системы в ее отношении к окружающему миру, однако любое различение остается невидимым как таковое в момент его применения. Система не просто не может видеть того, что не различается при помощи данного различения, но она не способна увидеть свое «слепое пятно», невидимость невидимого. Различение не различает самое себя (так, в рамках различения истинного и ложного невозможно поставить вопрос об истинности самого этого различения), т.к. то единство, в котором совершается различение, не может быть отличено от чего-то иного тем же способом. Наблюдение второго порядка, не сопряженное с функционированием системы, - это внешнее наблюдение. Система ориентирована на собственные различения, а потому каждая ее операция, хотя и отлична от другой ее операции, отсылает к операциям той же самой системы. Таким образом, системы самореферентны. Даже отсылка к иному («инореференция») совершается лишь на основе собственных системных различений. Различение внутреннего и внешнего вводится внутри самой системы и оказывается не «объективным» отличием системы от мира, а ее собственной операцией. Но совершение одной операции, поскольку оно возможно лишь с отсылкой к другой операции, означает, что система полностью производит самое себя. Она есть аутопойетическая (самопроизводящая) система. Аутопойесис не означает независимости от окружающего мира и творения из ничего. Он возможен лишь при наличии структурной пары, связки системы и окружающего мира. Мир, коррелятивный системе, есть условие возможности ее самопроизводства, аутопойесис же означает, что внутри системы нет ничего, что не было бы элементом системы, а элементы системы могут быть произведены лишь ею самой.

Элементы системы темпоральны, они суть события, локализованные во времени, в горизонтах прошлого и будущего. Все действительные события совершаются настоящим и в этом смысле они одновременны. В социальных системах события суть коммуникации. Коммуникация представляет собой единство различения сообщения (от кого-то к кому-то), информации (заключенной в сообщении) и понимания (как информации, так и сообщения тем, кому они адресованы). Системы коммуникации наблюдаются как системы действия. Самая обширная система коммуникаций - это общество. Общество включает только коммуникации и все коммуникации. Поэтому современное общество есть мировое общество. Оно уже не может пониматься ни как самая совершенная форма человеческого общения (в смысле перфекционизма «древнеевропейских», как их называет Л., заимствуя этот термин у Й. Ритгера, концепций политики и государства), ни, в противоположность государству, как «гражданское общество». Оно представляет собой самую обширную социальную систему, охватывающую все остальные как горизонт всех возможных коммуникаций. Коммуникации подсоединяются только к коммуникациям, те - к другим коммуникациям и т.д. Поэтому общество как мировое общество есть имплицированная в каждой коммуникации возможность бесконечного продления этого ряда, ограниченного лишь тем, что за пределы коммуникаций в коммуникации выйти нельзя. Общество не поддается радикальному отрицанию: все преобразования могут быть совершены лишь внутри общества; все упования, нормы, все идеи трансцендентного сопряжены с определенной структурой общества, его самонаблюдением и самоописанием.

Аутопойесис общества реализуется через общественные системы разного типа и разного уровня. Л. называет три уровня образования систем: интеракцию (простые социальные системы, непосредственное взаимодействие присутствующих), организацию (границы которой определяются правилами членства) и собственно общество. Поскольку общество охватывает все виды коммуникаций, интеракции и организации включены в общество, однако они отличаются от общества внутри общества. Общественные системы дифференцированы сообразно функциям. Они по-разному бинарно кодируют информацию и, соответственно, используют разные символически обобщенные средства коммуникации. Бинарное кодирование означает, что каждый из кодов предполагает возможность позитивного и негативного значения, которое производится и контролируется в самой системе. «Ложное» - это не то, что вне науки, но то, что в самой науке квалифицируется как ложное. Неправовое - то, что квалифицируется как таковое в рамках права. Невыгодные сделки, отсутствие собственности -экономические квалификации. Современное общество отличается, с одной стороны, универсализацией кодов, а с другой, - их более специальным применением. Например, все, что рассматривается с точки зрения хозяйственного использования, редуцируется к денежному выражению, рассматривается в монетарной форме. Но при этом за деньги теперь нельзя купить многое из того, что покупалось в прежние времена (друзей, спасение души, политическое влияние). Коды во все большей мере становятся чистыми кодами, системы общества дифференцируются относительно друг друга и замыкаются. Политика, хозяйство, искусство, наука, право, религия аутопойетичны и автореферентны, над ними нет высшего, объемлющего единства. Единство общества не реализуется через какую-то специальную систему.

Концепция Л. на протяжении последних десятилетий является постоянной темой дискуссий в ФРГ. С 80-х интерес к ней растет также и за рубежом, переводы сочинений Л. появляются в Италии, Японии, Англии, США, Бразилии и России.

Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества // Социо-Логос. М., 1991; Понятие риска//THESIS. 1994, № 5; Soziologische Aufklärung. Bde. 1-6. Opladen, 1970-1995; Zweckbegriff und Systemrationalität. Neudruck, Fr./M., 1973; Legitimation durch Verfahren. 2. Aufl. Neuwied, В., 1975; Funktion der Religion. Fr./M., 1977; Soziale Systeme: Grundriss einer allgemeinen Theorie. Fr./M., 1984; Liebe als Passion. Fr./M., 1981; Die Wirtschaft der Gesellschaft. Fr./M., 1988; Die Wissenschaft der Gesellschaft. Fr./M., 1991; Beobachtungen der Moderne. Opladen, 1992; Die Kunst der Gesellschaft. Fr./M, 1995.

ЛЬВОВСКО-ВАРШАВСКАЯ ШКОЛА - одна из школ европейской аналитической философии, образованная группой логиков и философов, работавших в период между двумя мировыми войнами в Варшаве и Львове. Основатель школы - Твардовский, ученик Брентано. Главные представители: Лукасевич, Лесьневский, Котарбиньский, Айдукевич, Тарский, Т. Чежовский, 3. Завирский, В. Витвицкий, В. Татаркевич, С. и М. Оссовские, Б. Собоцинский, X. Мельберг, С. Леевский, М. Кокошиньская, И.Домбска, К. Куратовский, Е. Слупецкий и др. Для школы было характерно резко отрицательное отношение к иррационализму, стремление к сближению философских и научных исследований, к приданию философским рассуждениям доказательного и логически строгого статуса. Важнейшим средством достижения этих целей считался логический анализ языка науки и философии, способствующий устранению неточностей и двусмысленностей, которыми, как полагали представители школы, питаются спекулятивные философские концепции. Школа внесла значительный вклад в теорию множеств, логическую семантику и семиотику, модальную и многозначную логику, в разработку «неоклассических» систем математической логики. Представителям школы принадлежат ценные металогические и методологические исследования (теория индукции, строения и функции научной теории, разработка аксиоматического метода, исследования по теории вероятностей, принципы построения иерархии формализованных языков), ряд важных работ по психологии, социологии, науковедению, истории философии и логики.

Философские воззрения представителей школы не были однородными и вполне последовательными; их эволюция происходила в сторону размежевания реалистических, материалистических и идеалистических тенденций. Ориентировка на логико-аналитические методы, скептицизм по отношению к традиционной («доаналитической») философии, идеи «демаркационизма» («очищения» языка науки и философии от «псевдопонятий» и связанных с ними «псевдопроблем» мировоззренческого плана), стремление к эмпирическому обоснованию научного знания сближали Л.-в.ш. с логическим эмпиризмом. Но наряду с неопозитивистской в школе были и другие, иногда противоположные неопозитивизму тенденции. Отдельные ее представители развивали философию материалистического номинализма (Котарбиньский, Лесьневский, 3. Завирский, Л. Хвистек, С. Балей), теорию познания в духе феноменологии (Ингарден, Б. Блаустейн), неотомистскую концепцию истины (Й. Саламуха, Ф. Климке), конвенционалистскую концепцию научных теорий (Айдукевич). В борьбе с иррационализмом и субъективным идеализмом Л.-в.ш. пыталась найти твердую опору в науке, ее методах и результатах. Школа сыграла значительную роль в польской науке и культуре первой половины XX в., выдвинула польских логиков и математиков на видное место в мировой науке. Она создала устойчивую традицию философских исследований, образования и коммуникации в философском сообществе, способствовала повышению престижа и роли философии в польской культуре. Школа распалась в 1939 после оккупации Польши. Некоторые её представители погибли, другие эмигрировали. После второй мировой войны часть представителей школы участвовала в процессах культурного возрождения страны, в развитии польской высшей школы и академических философских исследований.

S. Zameski. Koncepcja nauki w szkole Lwówsko-Warszawskiej. Wroclaw, 1977; I. Wolenski. Filozoficzna szkola Lwówsko-Warszawska. Warszawa, 1985; Polska filozofia analityczna. Analiza logiczna i semiotyczna w szkole Lwówsko-Warszawskiej. Wroclaw, 1987.