СОВРЕМЕННАЯ ЗАПАДНАЯ ФИЛОСОФИЯ

ДАММИТ (Dummett) Майкл (p. 1925) - брит. философ-аналитик. Проф. Оксфордского ун-та (с 1978). На формирование позиции Д. оказало влияние логико-семантическое учение Фреге, философия языка позднего Витгенштейна, интуиционистская философия математики, амер. неопрагматизм (Куайн и др.). Во всех своих работах Д. критикует математический платонизм, а также так называемую «реалистическую» семантику, характеризующуюся, по его мнению, неограниченным применением принципов классической двузначной логики (принципа бивалентности прежде всего). При исследовании логико-семантических особенностей естественного языка Д. связывает процедуру установления истинности (правильности) утверждений с требованием их эффективной разрешимости и принципиальной доказуемости, верифицируемости или фальсифицируемости. Собственную позицию Д. квалифицирует как конструктивистский антиреализм. Переводя многие традиционные проблемы философии (времени, причинности, познания внешнего мира, чувственно данных качеств и др.) в формально-логический план рассмотрения, он отмечает идеалистическую основу своих взглядов в целом. Главную задачу аналитической философии Д. видит в разработке «систематической теории значения» языковых выражений, которая одновременно будет и теорией понимания. В своих работах Д. подчеркивает социальный характер естественного языка. По его мнению, именно философия языка, а не эпистемология составляет основу аналитической философии как таковой.

Frege: The Philosophy of Language. L., 1973; Elements of Intuitionism. Oxford, 1977; Truth and Other Enigmas. L., 1978; The Interpretation of Frege's Philosophy. L., 1981; The Logical Basis of Metaphysics. Camb., Mass., 1991.

ДАРЕНДОРФ (Dahrendorf) Ральф (p.1929) - нем. социолог и социальный философ. Первым шагом Д. в науке была диссертация о понятии справедливости у Маркса (1953). Критическое размежевание с понятиями и методами марксистского анализа общества стало впоследствии определяющим мотивом мышления Д. В ходе эмпирических исследований структуры современного общества Д. выступил также как критик структурно-функциональной теории общества Т. Парсонса - размежеванию с последним посвящена кн. «Социальные классы и классовый конфликт в индустриальном обществе» (1957). Итогом методологических размышлений Д.-социолога стала работа «Тропы из утопии: к теории и методологии социологии» (1967). Начиная с 60-х годов Д. интенсивно занимается нормативной теорией современного либерального общества. В результате возникли «Общество и свобода» (1961), «Конфликт и свобода» (1972) и «Современный социальный конфликт» (1982). Активность Д. не ограничивалась академической сферой: в 1969-74 Д. занимал, в числе прочих, должность комиссара Европейского сообщества в Брюсселе, с 1974 по 1984 возглавлял Лондонскую школу экономики, с 1984 - ректор Колледжа Св. Антония в Оксфорде.

С Парсонсом Д. не согласен как с представителем консенсусной теории общества: теоретический фундамент этой теории составляют представления о стабильности, балансе и нормативном консенсусе. Эти предпосылки эмпирически не доказуемы и имеют в лучшем случае утопически-программное значение. Исходя из таких предпосылок, внутренние конфликты современного общества нельзя объяснить иначе как внешними воздействиями на данное общество. Социальное преобразование в рамках такого подхода мыслимо лишь как результат толчка извне. В противовес ориентированной на консенсус теории Д. объявляет стабильность и порядок «патологическим частным случаем» общественной жизни. Согласно Д., именно имманентный обществу конфликт представляет собой силу, обеспечивающую и его интеграцию и его развитие. Поэтому важной темой политической теории должны стать условия функционирования и динамики конфликтов.

Структура социальной системы носит, по Д., дихотомический характер. Во всяком обществе есть две группы, интересы которых различны. Интересы каждой из групп конституируются сообразно мере ее участия в социальном господстве. Более точную дифференциацию интересов позволяет дать понятие класса. Последнее Д. применяет как аналитическую категорию для объяснения социальных конфликтов. Классы конституируются как враждебные друг другу стороны конфликта. Вместе с тем, опираясь на Локка, Д. разрабатывает понятие господства как права на отправление норм и законов и на принуждение к их выполнению. Согласно Д., ни одно общество не может обойтись без отношений господства, а значит во всяком обществе неизбежно существование классов с различной степенью участия в социальном господстве. В этой связи продуктивным отправным пунктом анализа общества Д. считает марксову теорию классового конфликта, критикуя при этом сведение процесса возникновения классов и классовых конфликтов к отношениям собственности на средства производства. При анализе современного общества отправляться от этого пункта нельзя, поскольку тем самым игнорируется коплексный характер отношений господства в современных обществах.

Различие интересов и классовую структуру общества Д. интерпретирует как конфликт по поводу распределения «жизненных шансов». Неравенство между членами общества показывает себя в различии возможностей, какие каждый имеет для реализации своих жизненных планов. Общества обнаруживают тенденцию к выравниванию в отношениях господства и сглаживанию социальной стратификации, поскольку находящиеся в невыгодном положении группы постоянно стремятся повернуть существующую систему норм так, чтобы получить как можно больше привилегий. Однако в ходе этого перевертывания все время возникают новые дифференциации, нивелирование которых невозможно и, более того, нежелательно. Внутренние конфликты общества Д., следуя традиции либерализма, понимает как источник социального преобразования и тем самым как шанс для всех членов общества.

Под влиянием таких либеральных социальных философов, как Поппер, а также представителей неолиберализма (Фридмен, Хайек), Д. развивает нормативный подход к теории либерального общества. Он исходит из невозможности определения того, что есть справедливое и что есть доброе. Опираясь на попперовскую концепцию «открытого общества», Д. стремится к осмыслению условий организованного и мирного разрешения общественных конфликтов. Отправляясь от формальной, негативной свободы членов общества, либерализм должен требовать выравнивания их жизненных шансов. Свободное общество, по Д., представляет собой признанный и организованно решаемый конфликт, и уже поэтому такое общество может дать своим членам больше возможностей, чем все виды несвободы вместе взятые. При этом Д. подчеркивает несостоятельность и чисто рыночного, и теоретико-игрового подхода к описанию общества. Оба они искажают общественную реальность и игнорируют различие в жизненных шансах, поскольку не принимают в расчет изначальные различия в доступе к рынку или к игре поиска и принятия общественных решений. Этот свой тезис Д. эмпирически подтверждает, опираясь на материалы социологических исследований шансов на образование в различных слоях западно-германского общества - см. его кн. «Образование есть гражданское право» (1965). Хотя для либерализма выравнивание индивидуальных жизненных шансов и составляет условие свободы, либерализм, тем не менее, не может не видеть в неравенстве конкретных жизненных ситуаций гарантию индивидуальной свободы, поскольку, полагает Д., именно такая свобода служит источником конфликтов, увеличивающих шансы как действий индивида, так и трансформации общества.

Marx in Perspektive. Die Idee des Gerechten im Denken von Karl Marx. Hannover, 1953; Soziale Klassen und Klassenkonflikt in der industriellen Gesellschaft. Stuttgart, 1957; Gesellschaft und Freiheit. Zur soziologischen Analyse der Gegenwart. München, 1961; Pfade aus Utopia. Zur Theorie und Methodologie der Soziologie. München, 1967; Konflikt und Freiheit. München, 1972; Der moderne soziale Konflikt. München, 1992.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ - в метафизическом смысле бытие того сущего (см. Сущее), к которому приложим предикат "действительный", т. е. действительное бытие сущего. В нем. языке термин "действительность" (Wirklichkeit) как перевод лат. слова "actualitas" ("действенность") был введен Мейстером Экхартом. В нем. языке в понятии "действительность" содержится, следовательно, важный компонент действия, в то время как в древнегреч. и лат. действительность идентична с истинностью, а во франц. и англ. - с реальностью. В нем. языке истинность отличается от действительности тем, что она связана с очевидностью (но не с действием), а реальность от действительности - тем, что в ней содержится также и возможное. В философской терминологии действительность противопоставляется как чисто кажущемуся, мнимому, так и просто возможному. Если при этом хотят подчеркнуть противоположность ее кажимости, то употребляют также слово "реальность", если же противоположность возможности, то употребляют также и понятие "наличное бытие", "существование". В неотомизме понятия "действительность" и "возможность" применяются наряду с понятиями "акт" и "потенция". О понимании действительности Кантом см. Постулат.

Современная психология в первую очередь различает макрокосмическую и микрокосмическую действительность (см. Макрокосмос, Микрокосмос). Переживаться может только микрокосмическая действительность (см. Трансцендентное по отношению к переживанию). Макрокосмическая же действительность, минуя раздражители, обнаруживает свое наличие и свои свойства через явления. Макрокосмическая действительность равнозначна физической (действительность в первом смысле), исследование которой составляет задачу физики. Но физика также имеет дело не с самой макрокосмической действительностью, а только с ее проявлениями (см. Видимость). Микрокосмическая действительность равнозначна окружающему миру, с которым мы сталкиваемся ежедневно. В ней различают преднаходимое и представление. Собственно, действительно только встречаемое (действительность во втором смысле), оно является просто действительностью переживания, "наглядно-данным" нашего восприятия, и занимает в сфере сущего то же место, что и действительность в первом смысле. По сравнению с теориями старой психологии следует заметить: имеются только наблюдающий субъект (он называется Я) и наблюдаемый мир, который является непосредственно созерцаемым. Но сам этот мир в свою очередь не наблюдает физический мир (или раздражения), а находится к нему в отношении зависимости, описываемом как чисто вещное. На основе этого отношения он воспринимается субъектом как указание на этот физический мир. При этом наблюдатель расценивает определенные признаки наглядного мира как указания на определенные свойства физически действительного, и он может ошибиться в их выборе и объяснении.

Припоминаемое образует действительность в третьем смысле; она не занимает такое же положение, что и действительность во втором смысле, но все же относится к действительности, ибо воздействует на наше духовно-душевное Я. Подчас она действует значительно сильнее, чем могли бы это делать телесные вещи и лица, с которыми мы сталкиваемся. Действительность в третьем смысле, и только она, обладает интенциональностью (см. Интенция). Как правило, она указывает на действительность во втором смысле, но и при теоретико-научной установке Я может указывать также и на действительность в первом смысле.

Соответствующее переживанию отношение между действительностью в третьем и втором смысле часто составляет в теории познания основу для гипотез об отношении действительности во втором и первом смысле. Существует, однако, большая опасность смешения и подмены этих двух сходных между собой отношений (см. Внешний мир, Психофизический уровень). Различие между нечто и ничто (в обычном словоупотреблении между полным и пустым, присутствующим и отсутствующим и т. д.) может не совпадать с различием между действительным и недействительным; стакан без воды выглядит "пустым", но полный воды аквариум без рыбы является также "пустым".

Действительность в третьем смысле в свою очередь может иметь различную степень действительности: событие, которого мы боимся, всегда становится тем действительнее, чем ближе оно подступает к нам. Кроме того, наши органы чувств передают нам сведения о действительности (во втором смысле) также с различной интенсивностью, не говоря уже об индивидуально различной остроте чувств. Самой малой интенсивностью обладает обоняние, затем идут вкусовые ощущения, слух, зрение и, наконец, осязание. Предмет, которого мы касаемся кончиком пальца или даже охватили рукой, вселяет в нас только ему присущим способом уверенность в то, что мы имеем дело с чем-то реальным. С чувством осязания связано коренящееся в недрах бессознательного знание о том, что в тот самый момент, когда мы касаемся нашей, данной нам наглядно рукой также данного нам наглядно предмета (оба - действительность во втором смысле), в сфере макрокосмического (действительность в первом смысле) также происходит соприкосновение.

ДЕКОНСТРУКЦИЯ (deconstruction) - термин, введённый первоначально французскими переводчиками и комментаторами Хайдеггера для перевода понятий Destruktion и Abbau, а затем использованный в гораздо более общем контексте и введенный в широкий оборот Жаком Деррида.

Будучи вначале лишь одной из потенциально бесконечного ряда «неразрешимостей» (термин, позаимствованный, в свою очередь, у Гёделя), т.е. операциональных псевдопонятий, термин Д., тем не менее, сделался в академических кругах, прежде всего в американском литературоведении, ключевым словом, едва ли не синонимичным всему парафилософскому предприятию Деррида. Важной стратегемой Д. является избегание определения, редукции, предикации по отношению к себе. Она ускользает от быстрого по(н)ятия, овладения, у-и присвоения, особенно охотно (и безуспешно) уклоняясь от квалифицирования ее как метода, процедуры, стратегии, анализа, акта. Можно принципиально предварительно иметь в виду под Д. некоторое внимание к предмету, предполагающее симпатию, любовь, подражание, рабство, опеку и другие виды эротичности, и вместе с тем дистанцию, свободу, осторожность, сопротивление, опаску, гигиену.

Преимущественным, но отнюдь не исключительным предметом Д. выступает метафизика, или, точнее, лого-(фоно-архео-телео-фалло-)центризм как способ мышления. Он разворачивается, прежде всего, в фигуре присутствия, тождества, наличия: данность познанию, соответствие идеи и вещи, сущность, настоящее, примат мысли над речью, а речи над письмом и т.д. Именно Д. квазипериферийной для классической метафизики пары речь/ письмо исполнила самоучреждающий жест самой Д. и имеет для нее характер примера (во всей амбивалентности этого слова), но также и ключа к Д. классических оппозиций-иерархий, таких как: душа/тело, человек/животное, форма/материя, истина/ложь, философия/нефилософия. Письмо понимается здесь не только и не столько в его тривиальном смысле, сколько как архи-письмо, как изначальная вовлеченность в игру означающих, (дез)организующая сеть различий, отсутствий, стираний, отсылок, следов и навсегда откладывающая окончательное трансцендентальное означение. Приоритет речи над письмом стал у Деррида фокусом, воплощением и аллегорией всей европейской идеологии - «белой мифологии», для демонтажа которой оказывается необходимым поставить под вопрос оппозиции выражения и указания, прямого и переносного (метафорического), собственного и несобственного смыслов, серьезного и несерьезного, нарочного и нечаянного использования языка, а также духа и буквы, имен собственных и нарицательных, собственного и заимствованного (цитированного), подлинного и поддельного, де-юре и де-факто, семантики и синтаксиса.

Д. каждой из пар недостижима простым применением какого-то «деконструктивного алгоритма», но требует всякий раз изобретательности, превращающей дерридеанский корпус в поразительную череду сугубо своеобразных, но подчиненных упрямо гибкому канону «инвенций». Каждая из них производится через нетривиальное разрешение оппозиции, необходимо предусматривающее двойной жест переворачивания иерархии (выявление очага сопротивления, режим благоприятствования ему) и общий сдвиг всей системы (а-логичное создание «неразрешимости», парадоксально разрешающей оппозицию). Цепь таких неразрешимостей потенциально незамкнута, гетерогенна, негенерализуема, что заведомо взрывает любой возможный список: différance pharmakon/gift/Gabe/don, supplément/greffe/ trace, hymen, parergon/hors-d'oeuvre/hors-texte, iterabilite, marge, fin/clôture/telos, arche столь же неотрывны друг от друга, сколь и от текстов, чтение которых их выявило/породило. Они реализуют тактику смены тактик, замысел удивления и расплоха, мета- и парадокса, рабской верности тексту и его испытания переводом, они чертят зигзаги, идут в обход, с(т)имулируют (не)понимание, читают/пишут, вычитывают/вчитывают на полях, между строк и между текстами. Сингулярность каждой траектории усугубляется, особенно в последних текстах Деррида, настоятельными автобиографическими мотивами, а также размышлением над Складывающимися судьбами самой Д., превратившейся параллельно с плодотворным творчеством автора в мощную межнациональную и дисциплинарную индустрию. Для Деррида это лишь пример «традиции» вообще. Д. (в) традиции, понятой как письмо/ текстура, выявляет в предании игру передачи/предательства и выполняет ее. Продумывание, постановка и перепостановка под вопрос логоцентристской традиции предполагает и деконструкцию, и реактивацию традиции собственно деконструкции, традиции, включающей хайдеггеровскую деструкцию, гуссерлевскую деседиментацию (реактивацию занесенных историческими осадками смыслов), ницшевскую переоценку, гегелевское снятие, кантовскую критику, софистско-сократовскую эвристику и т.п. В то же время имеется в виду выход из философии, работа с ней, разработка нефилософской, не логического типа когерентности, открытие философии такому Другому, которое уже не было бы «другим» философии, производство деконструктивистского двойника философского текста, внимание к практикам, релятивизирующим границы между философией и литературой, философией и политикой, философией и нефилософией и т.д. В этой работе, однако, нет бегства или «отречения» от философии; напротив, Деррида стремится остаться на ее территории, чтобы, разделяя с ней ее опасности, рискуя, подтвердить, углубить, укрепить как раз то, что подлежит деконструкции, снова выявлять ее ресурсы, предпосылки, ее бессознательное, свершать/завершать ее.

Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Deconstruction and Criticism. L.,1979; Ch.Norris.1ht deconstructive Turn: Essays in the Rhetoric of Philosophy. L.,N.Y., 1983; Deconstruction and Philosophy. Chicago, 1985; J.Culler. On Deconstruction. Theory and Criticism after Structuralism. N.Y., 1982; H. Felperin. Beyond Deconstrucrion. The Uses and Abuses of Literary Theory. Oxford, 1985.

ДЕЛЁЗ (Deleuze) Жиль (1925-1995) - франц. философ. С 1944 по 1948 изучал философию в Сорбонне. По окончании обучения преподавал в различных лицеях, затем в ун-те Лиона и в Сорбонне. В 1969-87 - проф. в ун-те Париж-VIII.

Мышление Д., как и многих других философов его поколения, в значительной мере было определено событиями мая 1968 года и связанной с этими событиями проблематикой власти и сексуальной революции. Фрейд в его интерпретации Лаканом, Маркс в его прочтении Альтюссером, Ницше в его истолковании Батаем - таков интеллектуальный круг, в котором начинается философствование Д.

Специфика мышления Д. по сравнению с такими его единомышленниками, как Фуко, Лиотар и Деррида, состоит прежде всего в выдвижении на первый план эмфатического понятия жизни. Задача философствования, по Д., заключается прежде всего в нахождении адекватных понятийных средств для выражения подвижности и силового многообразия жизни (см. его совместную с Гваттари работу «Что такое философия?» - Quest се que la Philosophie? 1991). Изучение истории философии, носившее во французской системе образования 50-х годов обязательный характер, сводилось к изучению классиков - от античности до Гегеля, Гуссерля и Хайдеггера. Этой схеме Д. противопоставляет нетрадиционную историю философии, ведущую от Лукреция к Спинозе, Юму и Бергсону. Его ученическое сочинение «Эмпиризм и субъективность» (1952) посвящено разбору философской значимости Юма. Первым самостоятельным трудом Д. было исследование философии Ницше (Nietzsche et la Philosophie, 1962), в котором Д. развивает свое понимание философской критики. Критика - это постоянно порождающее дифференциацию повторение мышления другого. Критика, таким образом, направлена против диалектики как формы снятия отрицания в тождестве (отрицания отрицания). Отрицание не снимается, как то полагает диалектика, - мышление, развить которое, в противовес диалектике как «мышлению тождества», стремится Д., есть мышление, которое всегда содержит в себе различие, дифференцию. Опираясь на Ницше, Д. определяет свой проект как «генеалогию», т.е. как лишенное «начал» и «истоков» мышление «посредине», как постоянный процесс переоценки и утверждения отрицания, как «плюралистическую интерпретацию». При этом переоценке подвергается и сам Ницше: ницшевское обращение к «воле к власти» Д. толкует как «генетический и дифференцирующий момент силы», как внутренне присущий воле принцип, который осуществляет отбор, отрицает отрицание, утверждает случай и производит многообразие. В этом моменте Д. усматривает активный принцип, к которому в дальнейшей работе он присоединит другие - бессознательное, желание и аффект. Он понимает эти принципы как неосознаваемые и неотделимые от протекающих в субъективности процессов величины, с помощью которых Д. разрабатывает философию утверждения исполненных мощи жизненных сил и неперсонального становления, в котором индивид освобождается от насилия субъективации. В этой связи последующие книги Д. - от «Бергсонизма» (1966) до «Логики смысла»(1969) - могут быть истолкованы как различные варианты изложения выработанной благодаря Спинозе этической позиции (см.: «Спиноза и проблема выражения», 1968), которую Д. обозначает как «аффирмативный модус экзистенции». К данному модусу относится и развиваемая Д. концепция предшествующего субъекту «поля неопределенности», в котором разворачиваются доиндивидуальные и имперсональные сингулярности, или события, вступающие между собой в отношения повторения и дифференции, образующие серии и дифференцирующиеся далее в ходе последующего гетерогенеза. Над этим полем, как некое облако, «парит» принцип, который Д. определяет, опираясь на Канта, как «чистый порядок времени», или, опираясь на Фрейда, как «влечение к смерти». Соответствовать этому доиндивидуальному полю индивид может лишь благодаря «противоосуществлению», а значит, лишь производя над уровнем этого поля второй, языковой уровень, на котором каждое предшествовавшее событие приводится к выражению, т.е. подвергается ограничению.

Согласно концепции, выдвинутой в «ПОВТОРЕНИИ И РАЗЛИЧИИ» (Difference et repetition, 1968) и развитой в «ЛОГИКЕ СМЫСЛА» (Logique du sens, 1969), все жизнеконституирующие процессы суть процессы дифференциации, ведущей к многообразию. Повторение, заявляет Д. - явным образом в полемике с психоанализом, - неизбежно, ибо оно конститутивно для жизни: процессы повторения разворачиваются во всяком живом существе по ту сторону сознания; это процессы «пассивного синтеза», образующие «микроединства» и задающие образцы привычек и памяти. Они конституируют бессознательное как «итеративное» и дифференцирующее, или, согласно более позднему выражению Д., как «свору и стадо». Мы повторяем не потому, что вытесняем, а вытесняем потому, что повторяем», заявляет Д. в противовес Фрейду. Единственной этической позицией, способной удержать от впадения в Ressentiment, остается выбор в пользу утверждения этого процессуального многообразия, т.е. его повторение. Этический императив Д. гласит поэтому: «То, что ты хочешь, в тебе хочется потому, что ты в нем хочешь вечного возвращения». Утверждение, аффирмация означает при этом не простое повторение, а процесс возгонки, в котором высвобождается интенсивность n-ной степени и осуществляется отбор среди имперсональных аффектов.

В качестве стратегий «противоосуществления» Д. исследует целый ряд литературных произведений : «В поисках утраченного времени» Пруста, «Алису в стране чудес» Льюиса Кэррола, романы Кафки и Захер-Мазоха. В этих произведениях с помощью определенных текстовых процедур происходит десубъективация автора и тем самым высвобождение процессов имперсонального становления, в них инсценируется «Man-становление» самого себя. В работе о Прусте (Ргоuste et les signes, 1964) Д. называет этот процесс гетерогенезом: многообразные знаковые ряды и знаковые миры посредством «трансверсальной машинерии» становятся открытой самовоспроизводящейся системой, самостоятельно творящей свои собственные различия. В «Логике смысла» Д. вместе с Л. Кэрролом создает парадоксальную логику смыслопорождения из бессмысленности и философию становления как чистого существования поверхности (примером такового, наряду с фигурой кэрроловской Алисы, служит, по Д., философия стоиков). В исследовании о Захер-Мазохе («Sacher-Masoch et le masochisme», 1967) также описывается процесс становления: мазохиста, как он представлен в романах Захер-Мазоха, следует понимать не как фигуру, подчиненную садисту, а как существо, которое благодаря изгнанию «супер-эго» в процессах избиения и порки освобождается от оков субъективности и пола. В кн. о Кафке («Pour une litterature mineure», 1974, совместно с Гваттари) австрийский писатель прочитывается не как «мыслитель закона», а как «машинист письма», который посредством введения в повествование желания, производит бесконечные процессы синтаксических сдвигов, тем самым ускользая от фиксации значения и освобождаясь от власти означаемого. Письмо Кафки равным образом понимается как процесс становления, в котором Кафка деперсонифицируется в «К-функцию», превращающую его романы в нескончаемое разрастание и, соответственно, в машины, производящие собственные эффекты.

Наиболее эксплицитную формулировку того, что есть становление, дает написанная совместно с Гваттари работа «ТЫСЯЧА ПОВЕРХНОСТЕЙ. КАПИТАЛИЗМ И ШИЗОФРЕНИЯ. II.» (Mille Plateaux. Capitalisme et schizophrenic, 1980). Здесь невидимое и не доступное восприятию становление описывается как последовательное прохождение различных стадий становления женщиной, животным, частичным объектом, безличным Man. Прустовские поиски утраченного времени оказываются не чем иным, как инсценированием становления плетущего паутину паука, кафкианс-кие трансформации - генерализацией становления жуком, «Моби Дик» Германа Мелвилла - становлением китом, «Волны» Вирджинии Вульф - становлением волной и т.д. Непревзойденным мастером стиля Д. считает Сэмюеля Беккета, ибо у него язык, так же, как у Кафки, поставлен на службу всеобщего уменьшения, становления малым, язык здесь постоянно порождает обрывы в речи, заикание. Таких писателей как Скотт Фицджеральд, Джек Керуак или Генри Миллер Д. ценит за их близость «номадическим» текстовым стратегиям, в которых иерархические структуры текста преобразуются в рядоположенные, освобождая тем самым событие в его бестелесности и идеальности.

Своего рода маркером данного хода мысли стал «АНТИ-ЭДИП. КАПИТАЛИЗМ И ШИЗОФРЕНИЯ» (L'Anti-Oediре. Capitalisme et Schizophrenie, 1972), первый текст Д., написанный вместе с Ф.Гваттари. Его неакадемическая интонация, а также предмет, раздвигавший границы философии (включая в ее область психоанализ, социологию и этнологию), были непосредственным отражением умонастроения мая 1968 года. Параллельный анализ капитализма и шизофрении служит полемике, ведущейся одновременно с определенной Фрейдом психологией и определенной Марксом социологией. В противовес обеим претендующим на господство теориям авторы вычленяют особую область феноменов, характеризующихся такими чертами, как управляемость желанием, продуктивность и «детерриториализация». Благодаря этим своим чертам данные феномены наделены способностью разрывать косные взаимосвязи и сцепления как индивидуального, так и социального бытия. Так, в шизофрении заложен потенциал разрыва эдипова комплекса, неправомерно фиксирующего бессознательное на воображаемых родителях; равным образом порождаемые капитализмом маргиналы несут в себе потенциал новой индивидуальности и новой дикости. Оба процесса - и капитализм, и шизофрения - производят продуктивное индивидуальное и общественное бессознательное, в силу чего на место фрейдовского мифического театра и его системы репрезентаций должна встать «фабрика реального». Даже со стороны своей формы текст понимается его авторами как непосредственное участие в запуске «машин желания»: описания потоков, надрезов, выемок, изъятий и настаивание на продуктивном характере бессознательного приобретают в книге ритуальный характер. Вторая часть «Капитализма и шизофрении» - «Тысяча поверхностей» радикализирует подход «Анти-Эдипа» тем, что «геологизирует» метафорику. В этом компендиуме изложение разворачивается как подвижная комбинация пластов и сдвигов, при которой различные научные дискурсы - лингвистика, биология, политическая экономия и психоанализ - подвергаются испытанию на предмет их способности к становлению и вмещению многообразия. Сами же авторы выступают скорее как картографы, мысль которых подобна линии, проводимой поперек слоев.

Не случайно последующие работы Д. выходят за пределы «чистой» философии, обращаясь к искусству: две его книги (L'image mouvement, 1983; L'image temps, 1985) посвящены кино, а еще одна (Fransis Bacon: Logique de la sensation, 1981) - живописи.

(совместно с Ф. Гваттари) Капитализм и шизофрения: Анти-Эдип. М., 1990; Представление Захер-Мазоха (Холодное и жестокое) // Л.фон Захер-Мазох. Венера в мехах. М.,1992; Платон и симулякр // Новое литературное обозрение. М., 1993, № 5; Логика смысла. М., 1995; Ницше. СПб., 1997; Фуко. М., 1998.

Подорога В.А. Белая стена - черная дыра: понятие лицевости (visagéité) у Ж.Делёза и Ф.Гваттари // Он же. Феноменология тела. М.,1995.

ДЕМАРКАЦИЯ, проблема демаркации - проблема нахождения критерия разграничения научного знания и ненаучных (псевдонаучных) построений, а также эмпирической науки от формальных наук (логики и математики) и метафизики. Эта достаточно традиционная, по крайней мере со времен Канта, проблема в XX в. стала одной из центральных в эпистемологии и философии науки. Следует отметить, что критерий Д. не тождественен критерию истинности знания: знание может быть ложным, но принадлежать при этом к области науки. Критерий должен лишь определять, принадлежит или нет определенное знание к сфере эмпирической науки. В неопозитивизме проблема Д. решалась на основе принципа верификации, в соответствии с принятым логическими позитивистами верификационистским критерием значения. Поскольку, с этой точки зрения, понятия и суждения псевдонауки или спекулятивной метафизики не допускают эмпирической верификации, они не являются осмысленными и лишены познавательного значения. В ходе критики логического позитивизма и его внутренней эволюции было признано, что принцип верифицируемости предъявляет слишком жесткие требования к научному знанию. Поппером была предложена существенно иная стратегия решения проблемы Д. на основе принципа фальсифицируемости. Знание, претендующее на статус научного, согласно критерию фальсифицируемости, должно допускать принципиальную возможность опровержения с помощью эмпирических данных. Поппер не считает лишенными значения и бессмысленными суждения метафизики. Вместе с тем теории, устроенные так, что их невозможно опровергнуть (для Поппера таковыми являются, напр., марксизм и психоанализ), должны оцениваться как псевдонаучные.

В философии и социологии науки последних десятилетий к этим общим критериям Д. нередко добавляют более конкретные признаки, по которым те или иные концепции и учения квалифицируются как псевдонаучные. К таким признакам относятся: универсальность концепций («о мире в целом»); отсутствие объяснений через законы и замена их нарратавом или «объяснением через сценарий»; некритическое отношение к фактам, их заимствование из библейских, мифологических и т.п. источников; стремление опровергнуть основные принципы современной картины мира; «девиантное» положение авторов «учений» по отношению к научному сообществу, неприятие ими конструктивной критики, обращение к средствам массовой информации для распространения своих идей и т.п.

Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983; Малкей М. Наука и социология знания. М., 1983; Холтон Дж. Что такое «антинаука»? // Вопросы философии. 1992, №2.

ДЕМИФОЛОГИЗАЦИЯ - термин для обозначения методологических приемов, используемых в религиозной философии и теологии при переводе мифологических сюжетов Библии и устаревшего языка церкви на язык современности. Основателем концепции Д. считается нем. протестантский теолог Бультман, который в работе «Новый завет и мифология» (1941) предложил разграничивать в Библии непреходящее божественное содержание (керигму) и языковую форму его выражения. Обратившись к анализу новозаветных текстов, Бультман сделал заключение, что представленная в них картина мира и истории спасения человека носит мифологический характер и несовместима с данными современной науки. Главная задача теологии, по Бультману, состоит в том, чтобы освободить содержание христианских догматов от мифологической оболочки, придать им экзистенциальное звучание. Осуществляя эту работу, Бультман использовал многие категории, понятия и образы, разработанные в рамках нем. экзистенциализма. Концепция Д. пользуется популярностью в умеренных протестантских кругах, поскольку представляет собой реакцию, с одной стороны, на христианскую ортодоксию, которая грешит буквализмом, а с другой - на либеральную теологию, настаивающую на необходимости строго исторического подхода к изучению Библии.

ДЕННЕТ (Dennett) Дэниэл Клемент (р. 1942) - амер. философ, директор Центра когнитивных исследований ун-та Тафта (штат Массачусетс). В своем развитии испытал влияние метода концептуального анализа явлений психики и сознания, разработанного Райлом. Основные работы Д. относятся к области философии сознания. Он подчеркивает важность исследования логики употребления ментальных понятий («желаний», «ожиданий», «верований», «намерений» и пр.) и их несводимость к физикалистскому языку описания внешнего поведения, а также к языку нейрофизиологических процессов. Основным свойством ментальных процессов он считает интенциональность. В ситуациях общения люди воспринимают друг друга как «интенциональные системы», будущее поведение которых может быть предсказано путем приписывания им тех или иных ментальных предикатов. В связи с этим Д. исследует логико-семантические аспекты предложений с «интенциональными идиомами». С его точки зрения, интенциональность обнаруживается даже у неживых систем. Согласно Д., ментальные понятия «народной психологии» (этим термином, folk-psychology, в современной аналитической философии сознания обозначается совокупность представлений и языковых средств, с помощью которых описывается и объясняется область ментальных явлений в повседневной жизни, на уровне здравого смысла) могут не соответствовать никакому актуальному физическому или функциональному состоянию организма, однако, они имеют важный нормативный характер и связаны с нашим осознанием себя как личностей и моральных субъектов.

Не отвергая общетеоретические установки когнитивизма, Д. в то же время выявляет ограниченность когнитивистских представлений о человеке как исключительно познающем существе, перерабатывающем всевозможную информацию. Он критикует компьютерную метафору, принятую среди специалистов по искусственному интеллекту и отождествляющую психические процессы и алгоритмизированные программы компьютеров. По мнению Д., только естественный язык межличностной коммуникации, а не гипотетический «язык мысли», якобы закодированный в мозгу, открывает путь к адекватному философскому анализу психической сферы. Свою общую теорию психики и сознания Д. обосновывает, используя новейшие подходы эволюционной теории и генетики, результаты наблюдения поведения живых организмов, опирается на данные конкретных психологических экспериментов, а также конструирует оригинальные «мысленные эксперименты». В одной из его книг содержится философско-психологическая концепция свободы воли.

Content and Consciousness. Cam., Mass., L., 1969; Brainstorms: Philosophical Essays on Mind and Psychology. Cam., Mass., 1978; Elbow Room: the Varieties of Free Will Worth Wanting. Cam., Mass., 1989; Consciousness Explained. Boston, 1991.

ДЕРРИДА (Derrida) Жак (р. 1930) - франц. философ, один из крупнейших представителей постструктурализма. Преподавал в Сорбонне (1960-64), в Эколь Нормаль, сотрудничал в литературно-критическом журнале «Тель-Кель», организовал «Группу исследований в области философского образования», соучредитель Международного философского колледжа (с 1983). В последние годы преподает в Высшей школе исследований в социальных науках (Париж), читает лекции в ряде европ. и амер. ун-тов. Оказал большое воздействие на современное амер. литературоведение в его постструктуралистском варианте (Миллер, П. де Ман, Блум). Испытал влияние Гегеля, Ницше, Гуссерля, Хайдеггера, Фрейда, литературного авангарда (Арто, Батай, Бланшо, Клоссовски и др.).

Д. ставит вопрос об исчерпанности ресурсов разума в тех формах, в которых они использовались ведущими направлениями классической и современной западной философии. Главные объекты критического рассмотрения Д. - тексты западноевропейской метафизики с характерным для нее «онто-тео-телео-фалло-фоно-лого-центризмом», основанным на понимании бытия как присутствия. Условие преодоления метафизики Д. видит в таком способе философской работы, как деконструкция, а именно, в выявлении в текстах опорных понятий и слоя метафор, указывающих на несамотождественность текста, на следы его перекличек с другими текстами. Философский язык, согласно Д., многослоен, и его претензия на строгость и однозначность необоснована. Поскольку опорой всех категориальных расчленений является понятие бытия как присутствия, исследования Д. сосредоточены прежде всего на этом понятии. «Живого настоящего» как такового не существует: прошлое оставляет в нем свой след, а будущее - набросок своих очертаний. Следовательно, настоящее не равно самому себе, не совпадает с самим собой. Оно затронуто «различием» и «отсрочкой» (différànce). В самом деле, ведь первое может быть «первым» только потому, что за ним следует второе: именно «второе» своим запаздыванием создает возможность «первого». Значит, начальное несамотождественно: изначальны повтор, копия, след, «грамма» и т.д. Возникает своеобразное движение дополнения и замещения, внешне чем-то напоминающее диалектику: дополнение не добавляется извне к самодостаточной целостности, но присоединяется к тому, что уже испытало нехватку: только потому, что целое не есть целое, к нему вообще что-либо может добавляться. Метафизическое мышление склонно стирать следы отсутствия, которые и создают присутствие как таковое. И это вполне понятно: ведь мыслить о неприсутствии очень трудно, поскольку всякий опыт мысли - это испытание, переживание чего-то в настоящем. Именно поэтому никакой частный опыт различия еще не опровергает философию наличия-присутствия. Для того чтобы указать границы метафизической мысли, нужен некий обобщенный опыт - испытание текста как такового.

Текст - это само воплощение принципа гетерономности, «разнозакония», отсутствия единого направляющего принципа: это образование, на теле которого видны следы многих «прививок», знаки «включенности» в этот текст текстов, не сводимых ни к какому синтезу. Это в особенности относится к словам-меткам, указывающим на места разрывов в текстах, таким, как «фармакон» у Платона (это одновременно и зло, и благо, и яд, и лекарство), «замещение-дополнение» у Руссо (внешняя угроза вторжения культуры в естество природы и то, без чего невозможна вообще никакая природа); «гимен» у Малларме (парадоксальная несоединимость девственности и брака как состояния, нарушающего девственность) и т.д. В игре этих значений ткется ткань текста. Так, Сократ в диалоге Платона - это «фармакевс» (колдун, маг), чья смерть от «фармакона» (яда) сделала его «фармакосом» (козлом отпущения) («Платонова аптека»). То, что обычно считается делом искусства, становится здесь философским предприятием. Обоснованию «деконструктивного» подхода посвящены тексты, собранные в книгах «О грамматологии», «Письмо и различие» (1967), где показано, как следы «письма» в текстах Ницше и Фрейда, Гуссерля и Хайдеггера, Арто и Батая, Фуко и Левинаса намечают выход за рамки классического логоса; «Поля философии» (1972), где философия, привыкшая считать себя независимой и самодостаточной, принуждена звучать как «тимпан», вторя отзвуком другим текстам; «Рассеяние» (1972), где подвергается отрицанию сама форма и принцип книги, а процедура семантического различения предстает как бесконечное «рассеяние семени» - в духовном и телесном смысле; «Позиции» (1972) - сборнике интервью, поясняющих основные идеи Д. Ряд текстов Д. носит собственно экспериментальный характер, не отсылая ни к чему, кроме самих себя. Это «Похоронный звон» (1974) - наглядное - на двух разворотах листа - столкновение текстов Гегеля с текстами Ж. Жене; «Шпоры. Стили Ницше» (1978) - трудное размышление о женщине и стилях в соответствии с идеей критики «фалло-логоцентризма»; «И подписано: Понж» (1988) - текст не о литераторе Ф. Понже и не о его произведениях, а о головокружительном наборе ассоциаций, порождаемых звуками его имени. Среди наиболее значительных работ 80-х годов - «Почтовая открытка. От Сократа к Фрейду и далее» (1980): ее тема - соотношения между близким и отдаленным, «здесь» и «там» (по Фрейду - Fort/Da) и соответственно - удачи и провалы человеческого общения - прямого или опосредованного; и «Психея: изобретения другого» (1987), где произведения разных жанров объединены вокруг общей темы: что такое дух и душа? как возможно и кем свершается событие изобретения? как вообще возможна сама философия? В начале 90-х годов Д. ведет семинар, посвященный различию национальных традиций в философском мышлении, а также обращается к текстам Маркса.

Шпоры: стили Ницше // Философские науки. 1991, № 2; Два слова для Джойса // Ad Marginem'93. Ежегодник. M., 1994; Отобиографии. I. Декларации независимости // Ad marginem'93. Ежегодник. M., 1994; Жак Деррида «Back from Moscow, in the USSR» // Жак Деррида в Москве. М., 1993; Введение // Гуссерль /Деррида. Начало геометрии. М.,1996; Позиции. Киев, 1996; L' origine de la géometrie. P., 1962; L' écriture et la différence. P., 1967; De la grammatologie. P., 1967; La dissemination. P., 1972; Margesde la philosophie. P., 1972; Positions. P., 1972; Eperons, Les styles de Nietzsche. P., 1978; La carte postale, de Socrates à Freud et au-delà. P., 1980; Psyché. Invention de l'autre. P., 1987; De 1'ésprit. Heidegger et la question. P., 1987; Signéponge. P., 1988; Spectres de Marx. P., 1993.

Жак Деррида в Москве. М., 1993; Гараджа A.B.. Панорама философской мысли // Философские науки. 1991, № 2; K.Englert. Frivolität und Sprache. Zur Zeichentheorie von Jacques Derrida. Essen, 1987; E.Levinas. Tout autrement // L'arc 1993, №54; Jacques Derrida. Spesial Issue // Research in Phenomenology. 1978, №8; Ph.Lacoue-Labarthe/J.-L.Nancy. Le fins de l'homme, à partir de Jacques Derrida.Colloque de Cerisy, P.,1981; R.Rorty. Philosophy as a Kind of Writing: An Essay on Derrida // R.Rorty. Consequences of Pragmatism. Brighton, 1982.

ДЕССУАР, ДЕССАУЭР (Dessauer) Макс (1867-1947) - нем. философ, эстетик и психолог, интересовался также парапсихологией. Учился у Дильтея и Брентано, проф. Берлинского ун-та (1897-1935). Выдвинул концепцию «всеобщей науки об искусстве», в 1908 основал «Журнал по эстетике и всеобщей науке об искусстве». В 1935 был отстранен нацистами от всех должностей, получил место в ун-те Франкфурта-на-Майне лишь после войны. Д. считал традиционное историческое изучение искусства односторонним, поскольку оно не раскрывает глубинную и многообразную жизнь произведений. Всеобщее искусствознание должно изучать искусство от самых элементарных и первичных его проявлений (творчество первобытных народов, детское творчество) до самых сложных и развитых форм. При этом используются методы различных наук - психологии, физиологии, логики, этнографии, парапсихологии, психоанализа и т.п. В отличие от традиционной эстетики Д. предлагал изучать не столько эстетические переживания творцов, сколько эстетические переживания людей, воспринимающих искусство. В структуру эстетического переживания входят: общее впечатление (Gesamteindruck), при котором воспринимаемый объект «нравится или не нравится»; наблюдение, восприятие «вещественного» - того, что взволновало в воспринимаемом объекте, его содержания; эстетическое наслаждение, возникающее как своеобразный результат проникновения в содержание и форму произведения искусства. В эстетическом наслаждении находит разрешение та особая напряженность, которая возникает между произведением искусства и человеком, воспринимающим его. Д. стремился рассматривать явления искусства и культуры с позиции единого и цельного созерцания (Zusammenschau), он повсюду искал общность, глубинное единство, связывающее явления реальной жизни с явлениями искусства и культуры, сознательного и бессознательного, посюстороннего и сакрального духовного мира.

ДЕСТРУКЦИЯ - одно из центральных понятий фундаментальной онтологии Хайдеггера, означающее прояснение оснований философских конструкций. В качестве позитивного усвоения прошлого Д. есть прочтение предшествующей, прежде всего античной, мысли в свете того исходного опыта, который позволил ей выработать ранние и до сих пор определяющие концепции бытия. Тем самым Д., с одной стороны, выявляет возможности, открытые начинателями традиции и впоследствии затемненные, а с другой - ориентирует на самостоятельное, предельное осмысление бытия. Историко-философское исследование понимается при этом как одна из возможностей актуального человеческого существования, находящего собственный смысл в своем конкретном времени. История философии тем самым включается в то событие, каким является человеческое присутствие в мире, и неотделима от бытийного понимания. Неотъемлемая историчность человеческого существа искажена историзмом, чей лозунг воссоединения с историей игнорирует сущностную укорененность присутствия в своем прошлом; одновременно отрывается от своих корней в бытийном опыте и традиция. Негативный аспект Д. направлен не на прошлое, а только на господствующую отчужденность от истории в историзме, будь она доксографического, духовно-исторического или проблемно-исторического толка. Путем Д. их конструктов Хайдеггер приходит к не зафиксированному в текстах античной философии, но определяющему для нее пониманию истины как открытия и открытости (непотаенности, алетейи). Под влиянием хайдеггеровской Д. возникли такие подходы, как деконструкция у Деррида и «дезобструкция» у Ф. Везена.

ДЖАСТИФИКАЦИЯ (англ. justification - оправдание, подтверждение) - понятие, используемое в эпистемологии и этике. В рус. переводах англоязычной философской литературы это понятие нередко переводится как «обоснование», что может приводить к неточностям, поскольку Д. как оправдание может строится иначе, чем через подведение оснований. В эпистемологии с начала XX в. наиболее распространенным является понимание знания как оправданного адекватного убеждения (justified true belief). Поэтому Д. является важным компонентом такого понимания знания; это понятие исключает из сферы знания такие убеждения, которые являются результатом случайной догадки, откровения и т.п. Знание должно быть оправданным через тот или иной вид аргументации.

Хотя знание как таковое всегда должно быть так или иначе джастифицировано, возможны ситуации, когда мы имеем оправданные убеждения, которые являются ложными. Например, мы находимся в закрытом помещении и слышим по радио прогноз погоды, в котором утверждается, что в городе идет дождь. Представим себе, что мы также слышим звук падающих капель воды, поскольку этажом выше кто-то поливает цветы на балконе. В результате наше убеждение в том, что на улице идет дождь будет хорошо обоснованным. Однако реально оно может быть ложным. Определение того, что может считаться адекватными основаниями и доводами для принятия того или иного убеждения, составляет главную проблему Д. В традиционных видах Д. используются индуктивные и дедуктивные аргументы. Аргументация также может представлять собой апелляцию к рациональности: будут ли иметь другие рациональные существа те же убеждения в данной ситуации и при данных условиях. Наконец, Д. может быть выбором наиболее важных доводов и оснований из имеющихся альтернатив.

ДЖЕЙМИСОН (Jameson) Фредрик (р. 1934) - амер. философ и литературовед. Докторскую диссертацию защитил в Йельском ун-те (1959), преподавал франц. литературу и сравнительное литературоведение в Гарвардском (1959-67), и Калифорнийском (Сан-Диего, 1967-76) ун-тах, затем получил профессуру в Йеле. Соиздатель журнала «Social Text», приглашенный проф. в различных ун-тах США, Европы и Китая. Основная сфера интересов - философский анализ культуры. Начав с исследования произведений франц. экзистенциалистов, Д. в дальнейшем приступает к построению собственной концепции, в которой пытается синтезировать ряд идей постмарксизма с достижениями структурализма. Смысл произведения искусства понимается им как выражение общественных коллизий, а культурный текст - в качестве аллегорической модели общества как целого. Тем самым в «символическое» производство вовлекается идеология, и эстетический акт рассматривается как изображение воображаемых «разрешений» социальных противоречий. Конкретные проявления этой ситуации Д. истолковывает со структуралистских позиций - как работу по созданию текстов культуры. Однако, в отличие от структуралистов, в лингвистической метафоре он ищет не текстовые переплетения, а идеологему, понимая под последней сгусток значений, содержащий в себе не только квазиидейные образования (как она часто рассматривается в западной философской традиции), но и зачатки систем протоповествования, вызванные элементарными коллективными фантазиями, которые в нарративной форме поддерживают существование вытесненного и маргинализированного материала. «Предельным» же текстом, созданным в коллективном деиствии и воплощенным в такого рода фантазмах, с их энергией и зарядом беспокойства, выступает для Д. сама История, которая «проживается» людьми через структуры повествования. При этом текстуальный аппарат культуры, взятый как таковой, понимается как соизмеримый с «либидональной машинерией». Такая концепция «психоидеологии» приводит Д. к признанию существования особой сферы политического бессознательного. С середины 80-х преимущественное внимание Д. направлено на анализ современной культурной ситуации, которую он осмысляет в контексте проблематики постмодернизма.

Marxism and Form. Princeton, 1971; The Prison House of Language. Princeton, 1972; The Political Unconscious. Narrative as a Socially Symbolic Act. Ithaca, N.Y., 1981; Postmodernism, or The Cultural Logic of Late Capitalism. Durham, 1993.

ДЖЕЙМС (ДЖЕМС) (James) Уильям (1842-1910) - амер. философ и психолог, один из основоположников прагматизма. Преподавал в Гарварде. Свою философию Д. характеризовал как «радикальный эмпиризм», провозглашающий единственным «веществом» мира опыт, понимаемый в самом широком смысле: от чувственного, эмоционального до религиозного. Нередко опыт отождествляется Д. с «потоком сознания». На основе идей Пирса Д. разработал доктрину прагматизма, согласно которой значение понятий, идей и теорий определяется их практическими последствиями, а истина понимается как успешность или полезность их применения в опыте. Одним из принципов философии Д. был плюрализм: «плюралистическая Вселенная» представляет собой «великий цветущий, жужжащий беспорядок», она незамкнута, незакономерна, в ней царит случай и постоянно возникает новое. Будучи пластичной, она податлива человеческим усилиям, но нет такой точки, с которой ее можно было бы охватить и выразить в одной логически последовательной системе. Поскольку действительность столь многообразна, свободное творчество людей создает плюралистические картины мира. Каждый человек может вырабатывать собственный способ философствования. Религия в его теории также получает прагматическое оправдание, поскольку вера в Бога имеет благие последствия для жизни человека и общества. Принцип «воли к вере» позволяет человеку совершать выбор на этических и эмоциональных основаниях, когда рациональные основания отсутствуют. Для социально-политических взглядов Д. характерна защита принципов либерализма.

Беседы с учителями о психологии. М., 1902; Зависимость веры от воли. СПб., 1904; Прагматизм. СПб., 1910: Вселенная с плюралистической точки зрения. М., 1911; Психология. СПб., 1911, М., 1991; Многообразие религиозного опыта. М., 1993; Введение в философию. Берлин, 1923; The Principles of Psychology. N.Y., 1890; The Meaning of Truth. N.Y, 1909.

ДЖЕНТИЛЕ (Gentile) Джованни (1875-1944) - итал. философ, представитель неогегельянства. В юности испытал сильное влияние идей итал. неогельянца Б. Спавенты, от которого наследовал почти шовинистический интерес к итальянской философской традиции и ее отношению к европейской философской мысли. Другой его постоянной сферой интересов была философия и практика образования. В 1899 Д. выпустил кн. «Философия Маркса», написанную в гегельянском духе. В это время он познакомился с Кроче, с которым затем поддерживал тесные идейные связи более 20 лет. С 1903 преподавал в Неаполе, в 1906 - проф. ун-та Палермо, в 1914 - проф. в Пизе, в 1917 стал проф. ун-та Рима. В эти годы Д. написал работы по теории педагогики, а также свою наиболее известную кн. «Общая теория духа как чистого акта» (1916). После первой мировой войны националистические симпатии сблизили Д. с фашизмом, в 1922 он стал министром просвещения в правительстве Муссолини. Находясь на этом посту, Д. осуществил реформу итальянской школьной системы. В 1924 возглавил Национальный фашистский институт культуры. До конца жизни Д. был наиболее известным публицистом режима, он сам характеризовал себя как «философа фашизма». Под его руководством в 1925-37 вышла Итальянская энциклопедия. В апреле 1944 он был казнен итальянскими партизанами.

Затруднения гегелевской философии, по Д., связаны с мистической идеей восхождения от абстрактного к конкретному. Абстракции сами по себе бесплодны, и попытка наделить их животворной силой порождения конкретного - это мистика, а не диалектика. Подлинной конкретностью, единственным творческим принципом бытия может быть лишь само «мыслящее мышление», действительный субъект мышления. Таково предлагаемое Д. направление реформы гегелевской диалектики. Основные положения своей доктрины он изложил в «Общей теории духа». Субъект реальной диалектики - «трансцендентальное Я», которое тем отличается от «эмпирического Я», что, объективируясь в бесконечном множестве предметных содержаний, само остается неопредмеченной чистой субъективностью, «чистым действием», иди «актом в акте». Все остальное, что обычное сознание принимает за независимый мир природной и социальной реальности, есть лишь производное от созидающей деятельности трансцендентальной субъективности. Для эмпирического сознания явления внешнего мира обладают, конечно, реальностью (в этом Д. соглашается с Кантом). Но философская рефлексия превращает всякую объективность в результат деятельности трансцендентального субъекта, разоблачая иллюзии трансцендентности - независимого бытия природы, общества и даже Бога. В результате философское исследование становится демонстрацией имманентности любого эмпирического объекта. Этот подход Д. проводит в многочисленных теоретических и исторических работах. Искусство для него - «момент чистой, или созерцательной, субъективности», не выражение чувства, а само чувство в его необъяснимой субъективности. Прямую противоположность искусству являет религия как «превознесение объекта», оторванного от трансцендентального субъекта, который есть единственный творец всего и вся. Поэтому Д. делает вывод о том, что «Бог внутри человека». Под конец жизни Д. усилил религиозные мотивы своей философии и даже говорил о «специфическом католицизме», хотя его философия религии была постоянным балансированием между Фейербахом и Фомой Аквинским, не удовлетворявшим ни атеистов, ни клерикалов. Социально-политическую философию Д. можно назвать «трансцендентальным тоталитаризмом», ибо ее центральный пункт - преодоление границы между частной и общественной жизнью граждан. Государство, как и Бог, согласно Д., тоже «внутри человека, а не между людьми», поэтому не существует никаких пределов государственному вмешательству в личную жизнь людей.

ДИАЛЕКТИЧЕСКАЯ ТЕОЛОГИЯ - направление в европейской теологии протестантизма 20-30-х годов XX века, близкое по происхождению и теоретическим установкам экзистенциализму. Принципы Д.т. как течения были сформулированы в 1921-22 в работах К. Барта, Э. Брукнера, Бультмана, Гогартена, Э. Турнейзена; в 1923 был создан его печатный орган «Zwischen den Zeiten» («Между эпохами»). Манифестом Д.т. стала кн. К. Барта «Толкование на послание апостола Павла к римлянам» (1919). Путь Д.т. задуман ее инициаторами как «диалектический»: путь к утверждению через отрицание и противоречие. Исходный пункт Д.т. - безнадежность всех попыток определить содержание веры через какие-либо теологические или культовые манипуляции, вообще через «религию», которую Д.т. резко противопоставляет «вере». «Религия» порочна потому, что стремится связать несвязуемое: «не-наглядного» и «не-вещного» Бога с наглядным и вещным миром человеческого интеллекта и воображения. Застывание евангельской веры в «христианскую религию» рассматривается как возврат к тому, что было исторически преодолено. Усматривая в религии иллюзию, благодаря которой человек под видом Бога получает собственный мистифицированный образ, Д.т. готова солидаризироваться с атеистическим антропологизмом Фейербаха. Однако отрицая религию как сумму предметных представлений и действий, Д.т. утверждает веру в абсолютно трансцендентного по отношению ко всему человеческому Бога. Бог есть «критическое отрицание» всего, совершенно непредметный источник кризиса всякой предметности, судия, небытие мира. Краски для описания трансцендентности Бога Д.т. заимствует у разработанного Отто и неокантианской религиозной философией понятия «совершенно иного», переосмысляя его в духе доктрины Кальвина о запредельном «величии Божьем» и учения Лютера о Боге как огненном море гнева, истребляющем все человеческое. Именно в гневе Бога Д.т. видит единственную возможность милости Бога, в его немыслимости - единственную возможность его мыслить. Человек может обрести отношение к Богу лишь на пределе своего бытия, лишь будучи «снят» Богом в диалектическом отрицании, происходящем через «свершение» Голгофы.

В той мере, в какой человек тождественен себе, он не может веровать, а в той мере, в какой он верует, он не тождественен себе.

В исторической перспективе учение Д.т. предстает как возвращение к основным идейным мотивам инициаторов Реформации - Лютера и Кальвина. Отвержение «религии» - это логический предел лютеровского отвержения «оправдания делами». Чтобы ответить на вопрос, на который впервые отвечал Лютер: как вера может жить рядом с новоевропейским нигилизмом, Д.т. должна была покончить с либеральным протестантизмом XIX века, растворявшим религию в стихии безрелигиозной цивилизации, откровение - в истории, веру - в психологии. Возвращаясь к истокам протестантизма, Д.т. оказалась в русле довольно широкого течения протестантской неоортодоксии. Распад течения Д.т. был связан, во-первых, с политическими событиями 30-х: если К. Барт и Тиллих стали провозвестниками христианского сопротивления гитлеризму, то Гогартен примкнул к пронацистскому течению так называемых «нем. христиан». Во-вторых, неустойчивое равновесие «да» и «нет» в доктрине Д.т. легко нарушалось в том или ином направлении. Бультман пришел от Д.т. к провозглашению «демифологизации» христианского учения, Тиллих наметил возможности отказа от императива веры в Бога, широко используемые новейшей протестантской теологией, и пытался включить в теологию мировоззренческие элементы чисто секулярного происхождения; Бруннер перешел к построению новой «естественной теологии», что вызвало резкую отповедь К. Барта. В США эпилогом европейской истории Д.т. явилась деятельность Нибура, заимствовавшего у своих нем. предшественников критику теологического либерализма и социального оптимизма.

ДИАЛОГИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ (философия диалога, диалогизм) - совокупное обозначение философских учений, исходным пунктом которых является понятие диалога. Диалогическое отношение, или отношение Я - Ты, мыслится при этом как фундаментальная характеристика положения человека в мире. Д.ф. полемически заострена против трансцендентальной философии сознания, отправной точкой которой выступает автономное (и в этом смысле - «монологическое») Я. Утверждая первичный характер отношения Я - Ты, представители Д.ф. настаивают на том, что вне этого отношения человеческий индивид вообще не может сложиться в качестве самости. Хотя принципиальную значимость Я - Ты-отношения в структуре человеческого отношения к миру подчеркивали уже многие мыслители XIX в. (например, Л. Фейербах), в качестве относительно самостоятельного интеллектуального течения Д.ф. сложилась в 20-е годы. Независимо друг от друга и опираясь на различные философско-религиозные традиции, ее основоположения развивали Бубер, Франц Розенцвейг, Адольф Гарнак, Фридрих Гогартен, Эбнер. После второй мировой войны идеи Д.ф. разрабатывали Марсель, Левинас и др.

Бубер М. Я и Ты (1923). М., 1993; Гадамер Г.-Г. Неспособность к разговору // Он же. Актуальность прекрасного. М., 1991; 5. Waldenfels. Das Zwischenreich des Dialogs. Fr./M„ 1970.

ДИЛЬТЕЙ (Dilthey) Вильгельм (1833-1911) - нем. философ и историк культуры. Проф. в Базеле (1867), Бреслау (ныне Вроцлав, 1871), Берлине (1883-1908).

Интеллектуальная ситуация, определившая философский поиск Д., определена характерным для последней трети XIX в. противостоянием позитивистского сциентизма и спекулятивного идеализма (метафизики). Сознавая непродуктивность противопоставления спекулятивной философской традиции позитивной науке, Д. обращается к такой - восходящей к немецкой романтике - категории, как «жизнь». Это обстоятельство дало позднейшим интерпретаторам повод отнести Д., наряду с Ницше и Бергсоном, к философии жизни. Однако понятие «жизнь» в дильтеевском случае связано не с развитием идей витализма или интуитивизма, а с разработкой гносеологической и методологической проблематики научного (и, в частности, гуманитарно-научного) познания. Тематизируя специфику историко-гуманитарных наук («наук о духе») по отношению к естествознанию («наукам о природе»), Д. формулирует классическую дихотомию «понимания» и «объяснения». («Природу мы объясняем, духовную жизнь мы понимаем»). Между тем это методологическое различение не следует смешивать с онтологическим отделением естественнонаучной и гуманитарной сфер знания друг от друга. Во-первых, противополагание «объясняющих» и «понимающих» процедур не носит у Д. абсолютного характера: он постоянно ведет речь о многоаспектности научной методологии и, в частности, о взаимодополнительности аналитического, сравнительно-исторического и субъективно-эмпатического подходов. Во-вторых, подчеркивание несводимости гуманитарного познания к методам естественных наук было необходимо Д. не для того, чтобы обособить их друг от друга как несовместимые, а для того, чтобы отыскать общий для них теоретико-познавательный фундамент.

В ходе этого поиска Д. неоднократно менял и свои отправные пункты, и свою терминологию. Центральными понятиями его философствования выступают то «переживание» (в сопряжении с «жизнью») и «выражение», то «значение» и «понимание», то «мировоззрение», «индивидуальность» и «биография». Базис, на каком должна покоиться универсальная (пригодная и для точных, и для исторических наук) теория познания, он стремится нащупать то в «психологии» (обозначаемой как «описательная», «расчленяющая», «сравнительная», «понимающая» и «феноменологическая»), то в «антропологии», то в «герменевтике». Отсюда внешняя фрагментарность дильтеевского творческого наследия. Начав с грандиозного проекта «Критики исторического разума» (название отражает полемическую заостренность против неисторического подхода Канта), Д. уточняет свой замысел как «Введение в науки о духе» (первый том вышел в 1883); работа над вторым томом «Введения...» разрослась, с одной стороны, во множество скрупулезных исследований историко-культурного свойства, а с другой стороны, вылилась в несколько новых проектов - таковы «Идеи к описательной и расчленяющей психологии» (1894), «Возникновение герменевтики» (1900), «Построение исторического мира в науках о духе» (1910). Большая часть исследований не дождалась прижизненной публикации, что наложило существенный отпечаток на образ Д. как мыслителя: для современников он остался автором двух крупных незавершенных проектов (наряду с «Введением...» это труд о Шлейермахере, первая половина которого вышла в 1870) и множества сравнительно небольших исторических, литературоведческих, педагогических и публицистических сочинений. Так, в процессе работы над вторым томом «Введения...» возникли семь «Статей по истории философии и религии» (три из которых при жизни не публиковались) - они составили впоследствии, благодаря усилиям Георга Миша, объемистый том «Мировоззрение и анализ человека от эпохи Возрождения до Реформации». В качестве интегративной части труда «Жизнь Шлейермахера» замышлялась подробнейшая «История немецкого духа», Фрагменты которой увидели свет в 1901; в 1905 была опубликована «История юного Гегеля», которая в свою очередь задумывалась как часть всеохватывающей «Истории немецкого идеализма». Из прижизненных публикаций Д. следует выделить работу «Переживание и поэзия: Лессинг, Гёте, Новалис, Гельдерлин» (1906), ставшую классической для так называемой «духовно-исторической» школы, а также адресованные широкой публике статьи «Сущность философии» (1907) и «Типы мировоззрений» (1911). Второе открытие Д. началось с выходом в свет Собрания сочинений, предпринятого в 20-е годы учениками и последователями (Г. Миш, Б. Гротхойзен, П. Риттер, Г. Ноль, Больнов и др.) и растянувшегося более чем на полвека. В 1923-24 стала доступной общественности переписка Д. с графом Йорком, послужившая источником инспираций для Хайдеггера в его размышлениях над феноменом историчности, в 1966 по манускриптам была восстановлена вторая часть «Жизни Шлейермахера», а в 1982 - фрагменты и подготовительные материалы ко второму тому «Введения...», произведшие почти сенсационное впечатление на международное дильтееведение и изменившие взгляд на проблему отношения Д. и Гуссерля.

Важнейшей философско-методологической проблемой, вокруг которой сосредоточилось мышление Д., была так называемая проблема историзма. Ее суть выражена самим Д. как антиномия релятивности и общезначимости: с одной стороны, всякое знание (и метафизика, т.е. философия, в том числе) есть продукт определенных исторических условий; с другой стороны, всякая метафизическая система притязает на объективную и всеобщую значимость, а значит, претендует на над- и внеисторический статус. Разрешение этого противоречия видится Д. на пути радикального «исторического самоосмысления». Философии надлежит сделать многообразие мировоззрений своим объектом. Необходимо проанализировать различные философские системы как исторически обусловленные образования, но не с тем чтобы релятивизировать их как исторические и релятивные, а с тем чтобы установить связь философских мировоззрений с породившей их «жизненностью». Иными словами, возможность объективного общезначимого познания - в изоморфности познаваемого и познающего. Поскольку и объект, и субъект познания в конечном итоге определены одной и той же стихией - «жизнью», постольку объект принципиально не может заключать в себе содержаний, каковых не содержалось бы в постигающем его субъекте. Такая установка наиболее четко артикулирована в работах 90-х годов (прежде всего в докладе «Возникновение герменевтики», впервые прочитанном в 1896). Но, будучи неудовлетворенным явным психологизмом этого подхода, Д. постоянно возвращается к затронутой проблематике. Он вводит, например, такие существенные феноменологические различения как Lebensausdruck (выражение жизни) и Erlebnisaus-druck (выражение переживания), а также различие между «значением», «смыслом» и «осмыслением» (Besinnung); выдвигает ряд постулатов, свидетельствующих о том, что он отдавал себе отчет в несводимости идеально-логических (смысловых) связей к связям субъективно-психическим; кроме того, Д. активно обращается к гегелевской категории «объективного духа», интерпретируя последнюю в философско-антропологическом ключе. Наконец, стремясь избежать психологизации процедуры понимания, Д. подчеркивает нетождественность понимания эмпатии, вчувствованию: объект понимания не носит непосредственного характера, он дан лишь в культурно-знаковых опосредованиях, а потому его познание также не может быть непосредственным - оно всегда представляет собой вторичное воспроизведение, последующее воссоздание, историческую реконструкцию (Nacherzeugnis, Nachkonstruiren). Понимание, таким образом, есть не просто Veständnis, а именно Nachverständnis.

На нетривиальность дильтеевских феноменологических и герменевтических идей в разное время обращали внимание многие исследователи - от Г. Шпета и Г. Миша в 10-20-х годах до Апеля и Ф. Роди в 80-х. В результате сделалась очевидной ошибочность оценки герменевтической программы Д. в терминах психологизма - будь то разработка психологической стороны процедуры понимания (контекст, задаваемый Шлейермахером) или сведение проблематики логики и феноменологии к проблематике психологии (контекст, задаваемый Гуссерлем). Значение Д. в этой связи состоит прежде всего в демонстрации жизненно-практической обусловленности сознания. Сознание нельзя рассматривать как нечто самоопределенное - оно с самого начала определено «жизнью» и «историей», т.е. конкретной ситуацией сознающего индивида, его «биографией», а в конечном счете - социально-культурными обстоятельствами его страны и его эпохи. «Чистая логика» для Д. - иллюзия. Вера в возможность построения чисто логического учения о сознании не выдерживает критики не только потому, что мышление изначально включено в социокультурный контекст, но и потому, что деятельность мышления вообще не может быть понята как исключительно рефлексивно-логическая. Во-первых, элементарные логические акты осуществляются уже на уровне восприятия. Во-вторых, отношение субъекта к объекту всегда представляет собой не столько рациональное, сколько морально-волевое отношение: прежде чем начать мыслить мир, мы уже находимся в некотором отношении к нему; любовь и ненависть, вина и страх, благоговение и долг с самого начала встроены в отношение человека как субъекта к миру как объекту. Эти мысли Д., не получившие, правда, систематической разработки в его сочинениях, позволили Больнову (а до него - Липпсу) вести в связи с Д. речь о разработке самостоятельной «герменевтической логики».

Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах // Культурология. XX век. М., 1995; Сущность философии // Философия в систематическом изложении В. Дильтея, А. Риля, В. Оствальда и др. СПб., 1909; Сила поэтического воображения. Начала поэтики // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX - начала XX века. М.,1987; Описательная психология. Спб., 1996; Gesammelte Schriften. Bde. l-20. Göttingen, 1950-1982; Категории жизни // Вопросы философии. 1995, №10; Воображение поэта // Вопросы философии. 1995, №5.

ДИНГЛЕР (Dingler) Гуго (1881-1954) - нем. философ и математик. Родился в Мюнхене. Изучал математику и физику в ун-тах Эрлангена и Мюнхена. В 1902 в Геттингенском ун-те, под влиянием лекций математиков Феликса Клейна, Давида Гильберта и философа Гуссерля, у него пробуждается интерес к проблемам оснований точных наук. Начиная с «Основ критики и точной теории наук, в особенности математических» (1907) в более чем двадцати книгах и многих статьях Д. с характерной для него последовательностью мысли разрабатывал систему чистого синтеза, которая должна была «охватывать все основания точных наук». Во время первой мировой войны Д. был офицером на фронте. В 1920 - проф. в Мюнхенском ун-те, в 1932 - проф. философии в Высшем техническом Училище в Дармштадте. Вскоре после прихода к власти национал-социалистов Д. был уволен на пенсию как «ненациональный мыслитель», симпатизировавший евреям (в 1919 вышла его кн. «Культура евреев»). Опасаясь за судьбу своего творчества и своих сочинений, Д. вначале предпринял попытку вновь получить кафедру, идя на некоторые уступки режиму. Однако затем он был взят под продолжительное наблюдение гестапо. После 1945 - обвинение в сближении с национал-социализмом закрыло для него доступ к преподавательской деятельности. Эти политические обстоятельства не могли не повлиять на отношение к Д. в академической сфере, а также на освещение его работ.

Своеобразие подхода, предложенного Д. в философии и методологии науки, связано с его программой обоснования точных наук (геометрии, арифметики, физики). Возможность такого обоснования Д. видел в обращении к целеустремленным нормированным действиям, к операционным правилам, которые решающим образом влияют на осуществление науки. В отношении к теоретическим построениям эти действия и правила выступают не как элементы теорий, но как то, что образует предпосылку научного познания. Отвергая взгляд эмпиризма (как классического, так и неопозитивизма) на особенности построения точных наук, Д. в своем «оперативизме» предлагает операциональную реконструкцию фундамента науки, когда основные понятия и аксиомы получают определение и смысл в контексте планов действия, идеальных требований или регулятивных идей. Последние вопросы об обеспечении истинности и значимости точных наук не могут быть решены в рамках самих этих дисциплин; лишь философия может дать на них ответ. Таким образом, в «методической философии» Д. обращается (как до него Брентано или Гуссерль) к идее науки, episteme, как завершенного здания, внутренне упорядоченной системы.

В поисках исходного пункта системы познания Д. полемизирует с сенсуализмом Маха, у которого первично данное рассматривалось как совокупность простых элементов - чувственных восприятий. По мнению Д., такой взгляд на природу данного еще не позволяет выйти за пределы сконструированного, лишенного непосредственности. В нем не преодолевается зависимость от предшествующих знаний. Мир, обнаруживаемый в беспредпосылочной «нулевой точке» должен быть дан свободным от всяких следов неявно присутствующих в опыте конструкций и схем. Очищая опыт от теоретических образований, мы должны получить такой взгляд на мир, когда все будет «действительно здесь». Д. называет это ситуацией «предоднозначности». Подлинный характер достигаемого таким образом данного, наличного, обозначается Д. понятием «das Unberührte» - нетронутое (Das Unberührte, Zeitschrift für die gesamte Naturwissenschaft, 1942), это то, что впервые вступает в отношение к Я в состоянии, которое не тронуто мыслительными операциями и осознаваемыми высказываниями, а скорее предшествует им.

Для обеспечения первых шагов познания мы должны отказаться от созерцательной позиции и принять решение относительно «последних принципов», которые составляли бы фундамент значимости всех последующих высказываний о действительности. По Д., всякая философия есть в конце концов «децернизм» (от лат. decernere - решаться). В сознательном волевом акте Д. видит источник достоверности знания. Критериям истины, опирающимся на принципы очевидности и индукции, он противопоставляет «волю» - последнюю и активную инстанцию, обосновывающую самое себя: она есть та дологическая реальность, в которой фундированы утверждения и общезначимые высказывания. На первый план выходят не «очевидные» положения, а руководства к действию и правила изготовления, коренящиеся в «воле к однозначности», в «доле к науке». Искомое знание приобретается через действие и в действии. То, что Д. называет «последним фундаментом значимости», не является ни метафизическим принципом в шопенгауэровском смысле, ни предметом психологии. В методическом волюнтаризме Д. действующая, активная и живая воля выступает как теоретико-познавательный принцип и, тем самым, оказывается в сфере однозначности, позволяя осуществить построение завершенной «системы», «абсолютной науки».

В динглеровском операционализме, предложившем особый путь опосредования теории и опыта в частных науках, с подобным децернистским (волюнтаристским) подходом связан играющий большую роль «принцип прагматического порядка». Прагматический порядок - это такая последовательность действий, когда в определенном действии А содержатся необходимые условия для выполнения действия В. Нарушение этого порядка внутри «однозначной системы» приводит к ошибкам и погрешностям. «Принцип прагматического порядка» имеет чисто методическое значение. Рассматриваемый как руководство к действию, он не нуждается в доказательстве, получая свое обоснование из полагания цели. Он позволяет организовать и привести в естественный порядок совокупность действий как теоретического, так и прикладного характера, которые входят в построение конструктивной науки как творческого синтеза. Этим достигается главная цель науки - последовательными шагами осуществить овладение реальными природными процессами. (См.: его книги «Система. Основная философско-рациональная проблема и точный метод философии» (1930) и «Философия логики и арифметики» (1931).)

Первичность практического, оперативного заключается в том, что основные формы «идеальных наук» (например, геометрические идеи) выступают как планы, указания к действию по изготовлению таких форм в действительности. Они не заимствуются из «природы» и не носят конвенционального характера, но выбираются нами из множества других как однозначно реализуемые «элементарные формы». Основные геометрические понятия («плоскость», «прямая», «твердое тело», «ортогональность») определяются посредством метода конструкции. Напр., «активная дефиниция» плоскости содержится в методе, применяемом для изготовления реальной плоскости. Д. находит его в фабричной процедуре ручного изготовления точнейших плоскостей посредством шлифовки трех стальных пластин друг об друга. Производимая в результате фигура (Gestalt) должна обладать тем минимумом свойств, которые (вне зависимости от эмпирического своеобразия материала) реализуются в каком-либо предмете при осуществлении этого метода. В процессе исследования растет точность измерений, в определенных границах происходит «исчерпание» норм, т.е. их более точное исполнение («принцип конвергентной точности»). Общие дефиниции и извлекаемые из них следствия (вся система аксиом евклидовой геометрии) имеют априорный характер. Поскольку они не относятся ни к области простого представления, ни в области эмпирического бытия, а в качестве организованного заранее плана присутствуют в действиях, направленных на изготовление реальных предметов, то и априори приобретает здесь новый смысл, становясь «операциональным априори», «априори изготовления».

В работах «Эксперимент. Его сущность и история» (1928) и «Метод физики» (1938) Д. сосредоточивает внимание на целенаправленных действиях в экспериментировании. Отказываясь от понимания точного эксперимента как пассивного посредника, а его результатов, выраженных на математическом языке как «откровения, ответа природы», он исследует его априорную сторону: фигурирующие в эксперименте измерительные приборы, аппараты и инструменты производятся в мастерских посредством реализации однозначных идей. Ими обеспечивается научная ценность эксперимента - его воспроизводимость, возможность осуществления буквально «из ничего», «в любое время и в любом месте». Экспериментальное исследование складывается из трех взаимосвязанных уровней: построение измерительных приборов; организация и осуществление опыта, который дает в результате числа; теоретическое и математическое объяснение и обработка материалов опыта. Экспериментальное овладение природой, осуществляемое с помощью элементарных форм, заключается в однозначном воспроизведении процессов. Общезначимость этих законов берет свое начало в человеческом духе, а не является конечной, «энумеративной» всеобщностью, предлагаемой в принципе индукции. Тем самым, в своем наукоучении Д. ставит под сомнение «веру в мировую машину» со скрытыми в ней независимыми законами, предлагая свой ответ на кантовский вопрос «как возможна чистая наука?»

Проясняя логическую структуру этики, Д. также следует «методической философии» и стремится показать, что именно в воле должны иметь свою основу осознанные, целеустремленные действия, поступки (Handeln), направленные к высшей этической цели.

Некоторые существенные пункты операционализма Д. были восприняты и переосмыслены у его последователей Лоренцена и П. Яниха, разработавших концепцию конструктивного обоснования логики и математики. Ими, однако, было отвергнуто понятие «абсолютной науки» и связанная с этим программа «последнего обоснования», имеющая в философии Д. первостепенную значимость.

Эксперимент. Его сущность и история. 2-я ч. // Вопросы философии. 1997, № 12; Die Grundlagen der angewandten Geometrie. Leipzig, 1911; Die Grundlagen der Naturphilosophie. Leipzig, 1913; Die Grundlagen der Physik. B., 1919; Der Zusammenbruch der Wissenschaft und der Primat der Philosophie. München, 1926, 1931; Das Experiment. Sein Wesen und seine Geschichte. München, 1928; Metaphysik als Wissenschaft vom Letzten. München, 1929; Das System. München, 1930; Philosophie der Logik und Arithmetik. München, 1931; Geschichte der Naturphilosophie. B., 1932; Die Grundlagen der Geometrie. Stuttgart, 1933; Das Handeln im Sinne des höchsten Zieles. Absolute Ethik. München, 1935; Die Methode der Physik. München, 1938; Grundriß der methodischen Philosophie. Füssen, 1949; Die Ergreifung des Wirklichen. München, 1955; Aufsätze zur Metodik. Hamburg, 1989.

W. Krampf. Die Philosophie H. Dingler. München, 1955; H. Dingler. Gedenkbuch zum 75. Geburtstag. München, 1956; J. Willer. Relativität und Eindeutigkeit. H. Dingler. Beitrag zur Begründungsproblematik. Meisenheim, 1973.

ДИСКУРС. (I) Во французском словоупотреблении слово Д. имеет широкий спектр значений - от свободной беседы и рассуждения до методически отрефлектированной философской речи. В словаре Фуко употребление термина Д. сильнее, чем в первом смысле, но слабее, чем во втором. В Д. выявляют себя порядки (и, в частности, порядки знания), что не обязательно должно увенчаться наукой, но является ее условием. Д. есть результат дискурсивных практик, находящихся в определенных отношениях к недискурсивным практикам. Если в работе «Слова и вещи» термин Д. применяется для обозначения классической эпистемы, для которой характерна функция репрезентации, то в кн. «Археология знания» понятие Д. обретает терминологический смысл. Оно означает, во-первых, общее поле всех высказываний, во-вторых, определенную группу высказываний, и, наконец, в-третьих, некоторую регулярную практику, ответственную за определенное количество высказываний. Высказывания (enoncés) не играют роль мельчайших единиц Д., а берут на себя функцию всего Д. Высказываниями генерируются и применяемые знаки, и применение определенных правил, и осуществление процедур. Высказывания, будучи неразрывно связаны со знаками, делают возможным операции наделения значениями, предписания правил, а также самого практицирования некоторого Д. Они определяют то, что может быть сказано и понято. Эту свою функцию высказывания выполняют на поверхности, не указывая на некий предшествующий Д. или сокрытый внутри него тайный смысл. Смысл всегда полностью наличен в позитивности сказанного. Д. есть инстанция производства знания. Именно на этом, и только на этом, уровне можно решить, что является выразимым, а что невыразимым в ту или иную эпоху, т.е. что принадлежит, а что не принадлежит к порядку знания. Порядок знания не предзадан дискурсом, но возникает в процессе его производства. (II) В немецкоязычном словоупотреблении Д. - подчиненное понятие по отношению к понятию диалога. Д. есть диалог, ведущийся с помощью аргументов. У Хабермаса и Апеля Д. - форма коммуникации, а именно, такой способ коммуникации, в котором сталкиваются различные высказывания, явным или неявным образом содержащие притязания на общезначимость. Основное допущение теории Д. (Diskurstheorie), развиваемое Хабермасом, состоит в том, что истина суждений и правильность действий может быть найдена на основе рациональных процедур анализа притязаний на общезначимость, заключенных в этих суждениях и этих действиях. Теория дискурса Хабермаса и его последователей (Апель, Аксель Оннет, Хауке Брунхорст) сосредоточена на возможности рационального обоснования нормативных содержаний человеческих высказываний и действий, откуда вытекает такая цель, как рациональное решение спорных вопросов. Все моральные суждения должны быть обоснованы дискурсивно-теоретически, т.е. опираясь на формальную рациональность процедур аргументации. Отказ о таких формально-рациональных процедур сделал бы невозможным решение конфликтных ситуаций.

ДИСПОЗИТИВ - в широком смысле: порядок, расположение; в смысле, приданном этому термину Фуко и его последователями: гетерогенная совокупность элементов, к числу которых относятся дискурсы, политические и общественные установления, административные решения и мероприятия, а также научные, философские и моральные высказывания в той мере, в какой они носят регламентирующий характер. Поскольку термин Д. тесно связан с анализом структур и отношений власти, он встречается чаще всего именно в таком сочетании («диспозитив власти»).

ДОБЖАНСКИЙ (Dobzhansky) Teoдозиус, наст. имя Феодосий Григорьевич Добржанский, (1900-1975) - украинско-амер. биолог, работы которого оказали большое влияние на развитие генетики и эволюционной теории в XX в. Род. в г. Немирове, изучал биологию в Киевском ун-те, затем генетику в Ленинградском ун-те. В 1927 выехал на стажировку к известному амер. генетику Т. Моргану в Колумбийский ун-т в Нью-Йорке. Через год вместе с Морганом перешел в Калифорнийский технологический институт ассистентом по курсу генетики. Решил остаться в США, с 1936 - проф., в 1937 - получил амер. гражданство. В 1940 вернулся в Колумбийский ун-т проф. зоологии, в 1962-70 работал в Рокфеллеровском ун-те в Нью-Йорке. После официальной отставки Д. переехал в Калифорнийский ун-т в Дэвисе. Избирался президентом нескольких научных обществ, членом и почетным доктором многих академий и ун-тов. На родине его имя замалчивалось, в конце 1940-х он был объявлен «врагом народа» за выступления против Т.Д. Лысенко.

Научная деятельность Д. началась в те годы, когда и биологи искали основания для объединения дарвиновской теории эволюции с менделевской генетикой. Включившись в эти исследования, Д. опубликовал в 1937 кн. «Генетика и происхождение видов» (Genetics and the Origion of Species), в которой впервые был достигнут основополагающий синтез этих концепций, в результате чего эволюционная генетика стала самостоятельной и общепризнанной научной дисциплиной. На основе изучения генетики и палеонтологии человека Д. разработал концепцию коэволюции биологического и социального, заложив фундамент современной социобиологии. Его кн. «Эволюционирующее человечество» (1962) стала столь же популярной среди антропологов, как его труд о происхождении видов среди тех, кто изучал эволюцию животного мира. Склонный к философствованию и пытавшийся понять, куда может завести в будущем человеческая эволюция, Д. оставил работы, в которых размышлял о природе человека, о цели и смысле его жизни и смерти: «Биологические основы свободы человека» (1956) и «Биология смерти» (1967).

Essays in Evolution and Genetics in Honor of Theodosius Dobzhansky. N.Y., 1970 (содержит детальное описание его научной работы и библиографию до 1969).

ДРЕЙ (Dray) Уильям (р. 1921) - канадский философ, автор работ по философии истории. Подчеркивая различие между спекулятивной и критической философией истории, Д. причисляет себя к последней и характеризует ее как аналитическую по стилю философию и методологию исторического познания. С 1950-х он является лидирующей фигурой в дискуссиях по проблеме исторического объяснения в которых противостоит неопозитивистскому представлению о методологическом единстве наук и доказывает ограниченные возможности применения в истории дедуктивно-номологической модели объяснения Гемпеля. Д. считает, что предполагаемое в этой модели подведение эмпирического материала под универсальные, «охватывающие» законы большей частью бесполезно в истории как по причине тривиальности закономерностей по-настоящему бесспорных, так и из-за слишком большой дистанции между логической формой закона и спецификой конкретного исторического контекста. К тому же далеко не во всех ситуациях могут быть прослежены независимые от человеческой воли универсальные эмпирические закономерности. Поэтому указание на них не является ни необходимым, ни достаточным элементом исторического объяснения. Д. принадлежит также убедительная критика ряда послегемпелевских концепций, в которых он находит ослабленные варианты того же неопозитивистского стремления свести историческое исследование к порождению законообразных утверждений.

Определенное влияние на формирование собственных методологических воззрений Д. оказала философия истории Коллингвуда с его концепцией воспроизведения историком интеллектуального опыта изучаемой эпохи. Теории охватывающих законов Д. противопоставляет теорию рационального объяснения, цели которой скромно ограничиваются тем, чтобы «сделать исторические феномены менее странными и загадочными». Анализируя действия исторических персонажей, исследователь путем рационального воссоздания мотивов поведения действующих лиц стремится понять взаимосвязь между специфическими условиями ситуации и конкретными историческими поступками. При этом рациональность объяснения рассматривается скорее как методологическое требование к воссоздающему ее историку, но не как непременная эмпирическая характеристика человеческого поведения. В концепции рационального объяснения Д., ориентируясь на антипозитивистскую методологическую традицию, использует вместе с тем арсенал аналитической теории социального действия. В результате интуитивно-иррационалистическая составляющая исторического понимания и объяснения отступает у него на второй план, и акцентируются те ее аспекты, которые допускают аналитическую реконструкцию.

Еще раз к вопросу об объяснении действий людей в исторической науке // Философия и методология истории. М., 1977; Laws and Explanation in History. Oxford, 1957; Perspectives of History. L., 1980; Philosophy of History. New Jersey, 1964, 1993; On History and Philosophers in History. N.Y., 1987.

ДРИШ (Driesch) Ханс (1867-1941) - нем. биолог и философ, один из основоположников современного витализма, ученик Э. Геккеля. В 1911-34 - проф. в Гейдельберге, Кёльне и Лейпциге, в 1935 лишен нацистами права читать лекции. Д. начинал с исследований в духе геккелевского механицизма, но быстро отказался от него, убедившись в необходимости обосновать самостоятельность биологии. Немеханистический подход, согласно Д., означает отказ от применения к живой природе понятий физико-химической причинности как исчерпывающего объяснительного средства и утверждение телеологизма, свойственного органическим процессам. Знаменитые опыты Д. с яйцами морского ежа показали способность организма развиваться из нестандартного набора клеток эмбриона. Машина, в отличие от живого организма, не способна к саморегенерации и самовоспроизводству, к сохранению обычной формы и функций при необычных воздействиях среды. Инстинктивные действия, по Д., не сводимы к простым машинообразным рефлексам, тем более необъяснимы через механическую причинность сознательные поступки. Системы такого рода Д. называл «эквипотенциальными» и «гармоническими», а регуляции, ведущие разными путями к одной цели, - «эквифинальными». Все это, по его мнению, говорит о наличии особого действующего фактора, обусловливающего суверенность живого. Вслед за Аристотелем Д. назвал его «энтелехией», но это понятие имело у него не только натурфилософский, но и операциональный, научный смысл. Затормаживая и растормаживая естественные процессы, энтелехия, по Д., осуществляет «каузальность целостности». «Целостность» и «Индивидуальность», по Д., усматриваются интуитивно. Эта установка обусловила интуитивно-феноменологический характер его философской концепции. Энтелехия, по Д., может быть только мыслима, задача состоит в том, чтобы объяснить природно-каузальный эффект этого мыслимого фактора. Усмотрение связи мыслимого с эмпирически наблюдаемым Д. исследовал в рамках так называемого «учения о порядке», в которое входили методология науки, этика и эстетика.

Философия Д. строится на строго солипсической основе, но, как и у Гуссерля, не в догматическом, а в «методическом» смысле. Я - пассивно, не-деятельно, оно «имеет» нечто, причем усматривает в нем «порядок», т.е. некую «окончательность-в-себе» этого имеемого нечто. Осознавать знание и значит, согласно Д., философствовать. Знание есть знание о порядке. Оно достигается «полаганием», т.е. акцентированием окончательной обособленности имеемого нечто. Различая «теперь» и «прежде», можно, по мысли Д., прийти к понятию «становления» как порядка особого типа, связывающего основание со следствием. Это позволяет мыслить разные типы каузальности, в том числе и «каузальность целостности», где основанием становления является энтелехия. «Учение о порядке» Д. не есть ни теория познания, ни онтология. Но, следуя внутренней логике своей концепции, он приходит к трансформации ее в направлении «учения о действительности». Согласно Д., можно усмотреть больше порядка, положив за эмпирически данным «действительное», «абсолютное». Познание «действительного» индуктивно и заключение о нем гипотетично. Витализм Д. был популярен в первое десятилетие XX века, а его логические и онтологические идеи - в 20-е годы. Существенное влияние его концепция оказала на философскую антропологию Гелена и Плеснера.

ДРУГИЕ СОЗНАНИЯ (other minds) - одна из важных проблем эпистемологии и философии сознания, обсуждаемая в XX в. преимущественно в рамках аналитической философии. Она заключается в вопросах: как можно знать о том, что существует сознание помимо моего собственного, как можно знать о содержании других сознаний, насколько достоверно такое знание. Эта проблема возникла в тех направлениях новоевропейской философии, в которых в качестве непосредственно и достоверно данного принимались только содержания собственного индивидуального сознания («эгоцентрическое допущение»). Отсюда появляются проблемы. Как я знаю о существовании другого сознания, которое не дается мне непосредственно? Как на основе единственно достоверного знания текущих состояний сознания можно построить знание о внешнем мире, о прошлом и будущем, наконец, о ментальном мире других людей?

Аргумент по аналогии. К Декарту, который исходил из эгоцентрического допущения, восходит решение проблемы Д.с. , получившее название «аргумент по аналогии». Декарт указывал, что сходство во внешне наблюдаемом поведении и использовании языка другими людьми позволяет заключить, что они, как и я сам, обладают сознанием. Классическую формулировку аргументу по аналогии дал Дж.С. Милль: «Я сознаю в себе серию фактов в однообразной последовательности, началом которой являются изменения моего тела, серединой - ощущения, чувства, последним звеном - внешнее поведение. В случае других человеческих существ у меня есть наблюдаемые свидетельства о первом и последнем звене цепи, но нет доказательств среднего звена. В моем собственном случае я знаю, что первое звено производит последнее через среднее и не может произвести иначе. Опыт, таким образом, обязывает меня заключить, что здесь должно быть среднее звено. У других оно может быть таким же как и у меня, но может быть и другим. Однако если я предполагаю, что это звено имеет ту же сущность, то я подчиняюсь законным правилам экспериментального исследования». Иными словами, на основе знания о собственных ментальных состояниях и собственных телесно-поведенческих феноменах субъект может установить серию психо-поведенческих обобщений, которые фиксируют устойчивые связи между ментальными и телесными феноменами. Наблюдая у других сходные с собственными телесные и поведенческие проявления, он может на основе этих обобщений заключить по аналогии, что в «других сознаниях» существуют ментальные состояния, сходные с его собственными.

Слабости аргумента по аналогии состоят в следующем. Во-первых, этот аргумент по структуре индуктивен, но индуктивный вывод психоповеденческих обобщений опирается на опыт только самого (одного) субъекта» поскольку только ему даны все части психо-поведенческих связей. Во-вторых, этот аргумент допускает заключения о существовании у других лишь таких ментальных состояний, которые я могу обнаружить в собственном сознании. Это не позволяет объяснить, как возможно знание о ментальности людей, систематически отличающейся от нашей собственной, что ставит под сомнение знание в таких областях, как психиатрия, этнография и т.п. Далее, разделение ментального (ненаблюдаемого) и телесного (физического, наблюдаемого) ведет к скептицизму. Скептики утверждают, что (1) сознание и поведение связаны случайно (если бы эта связь была необходимой, то мы не могли бы помыслить поведение без наличия определенного ментального состояния, и аргумент по аналогии оказался бы ненужным) и (2) вполне возможно существование одного без второго. Аргумент по аналогии признает первое утверждение, но отрицает второе, в результате чего ему не хватает последовательности. Витгенштейн привел также критическую аргументацию в пользу того, что положения об отделении ментального от физического и о возможности понимания другого сознания несовместимы. Все эти трудности аргумента по аналогии заставляют искать иные решения проблемы Д. с.

Бихевиоризм и гештальтпсихология пытались найти такие решения. Бихевиористы считают, что объективное знание дает только изучение эмпирически наблюдаемого поведения живых существ. Они, вместе с критиками аргумента по аналогии, полагают также, что психо-поведенческие обобщения нельзя сделать эмпирически обоснованными. Это происходит потому, что они по своей природе и не являются эмпирическими обобщениями. На самом деле они суть определения, дефиниции тех или иных ментальных понятий через соответствующие наблюдаемые виды поведения. Существо, демонстрирующее определенный вид поведения, по определению имеет такие-то и такие-то восприятия, желания и т.п. Поэтому слова, которые обычно относят к ментальной сфере, должны быть переведены на язык, обозначающий определенные связанные наборы актов поведения. Например, боль мы должны понимать не как внутреннее переживание, а как спектр наблюдаемых телесных реакций. В 1940-50-е годы ряд психологов и философов пытался придать этим идеям более конкретный и рабочий характер. Однако выяснилось, что перевести психологические понятия, даже простейшие, на язык поведения непросто. Фактически, даже для какого-либо одного ментального понятия не удалось разработать необходимые и достаточные условия его «поведенческого» применения. Поэтому увлечение бихевиоризмом пошло на спад, и проблема Д.с. в его рамках осталась нерешенной. Отрицание специфики ментального, того, что оно не только выражается внешне, но и переживается, является очевидным недостатком бихевиористского подхода.

Теоретики гештальтпсихологии В. Кёлер и К. Коффка доказывали, что состояния другого человека воспринимаются как гештальт-качества. Воспринимая, например, схематизированных персонажей мультфильмов, мы непосредственно воспринимаем их эмоции. Тем более это справедливо по отношению к реальным людям, в обществе которых мы находимся постоянно. Непосредственное схватывание сложных состояний души другого возможно между близкими людьми, например, родителями и детьми. Но то, что в этих случаях проявляется отчетливо, в менее выраженных формах имеет место и в иных случаях восприятия «другого Я». Однако и этой концепции не удалось дать убедительного решения вопроса о достоверности знания о Д.с.

С середины века в аналитической философии проблема Д.с. была переведена в плоскость анализа ее языка. В этом виде она была в центре внимания Уиздома и Остина. Последний считал, что наше знание суть узнавание, которое состоит в восприятии признаков, известных нам по прошлому опыту. При этом содержание воспринимаемого не всегда может быть описано словами. Кроме того, узнавание опирается на память, которая часто неточна и ненадежна, это же относится и к ощущениям. В результате, по Остину, невозможно выделить специфические черты класса суждений, в которых выражаются собственные ощущения субъекта. Поэтому и знание о чужих ментальных состояниях не должно опираться на эти суждения и возможно так же, как и знание о многом другом. Как и любое другое знание, полученное из «вторых рук», оно базируется на принципе доверия к словам собеседника, за исключением тех случаев, когда есть веские причины не доверять этому источнику.

Важный сдвиг в осмыслении проблемы Д.с. и в преодолении сопутствующего ей скептицизма и солипсизма связан с доказательством невозможности приватного языка Витгенштейном. Он показал, что внутренняя, ментальная сфера не может быть описана приватным языком без обращения к внешним ситуациям, что употребление слов должно регулироваться правилами, которые предполагают участников языковой игры, иными словами, определенное сообщество. В результате проблема Д.с. оказывается в рамках «эгоцентрического допущения» противоречивой, и ее современное понимание требует отказа от посылок классического эпистемологического фундаментализма как эмпирического, так и рационалистического типа.

Одно из таких нефундаменталистских решений проблемы связано с предложенной П. Чёрчлендом и др. специалистами по философии сознания идеей объяснительных гипотез «народной психологии» (folk-psychology). Под последней понимается сеть понятий и принципов, описывающих и объясняющих связи ментальных состояний между собой, с телесными проявлениями и с поведением. Эта «концепция» эволюционно складывалась в течение столетий в рамках естественного языка и здравого смысла, она позволяет достаточно успешно объяснять и предсказывать поведение человеческих существ. Согласно современным эпистемологическим представлениям, знание о ненаблюдаемом всегда требует той или иной теории. Это относится и к ментальным состояниям, причем не только «другого Я», но и собственным, поскольку их непосредственная наблюдаемость весьма сомнительна. В принципе могут быть использованы разные теории для описания и объяснения Д.с. (нейрофизиологическая, бихевиористская и т.п.), однако среди этих альтернатив, даже на сегодняшний день, предпочтительнее по своему объяснительному и предсказательному успеху выглядит «народная психология». Достоинствами этого решения проблемы Д.с. являются простота и совместимость с принципами современной эпистемологии. Но чтобы его принять, нужно согласиться с тем, что концептуальная система здравого смысла для описания и объяснения ментальных состояний обладает основными свойствами теории. Не все сочтут это допущение приемлемым. К тому же тезис о том, что не только чужие, но и собственные ментальные состояния являются «теоретическими сущностями» может выглядеть довольно странным.

В результате проблема Д.с. продолжает оставаться открытой, что впрочем, не мешает нам на повседневном уровне и в позитивных науках верить в то, что мы можем знать, что переживают и о чем думают другие люди.

Лапшин И.И. Проблема «чужого Я» в новейшей философии. СПб., 1910 (история проблемы); Григорян Г.П. Декарт, эгоцентрический предикат и проблема чужих сознаний // Вопросы философии. 1980, № 1; Витгенштейн Л. Философские работы. Ч.1., М., 1994; J. Wisdom. Other Minds. Oxford, 1952; J.I. Austin. Philosophical Papers. Oxford, 1961.

ДЬЮИ (Dewey) Джон (1859-1952) - амер. философ, виднейший представитель и систематизатор прагматизма. Преподавал в Мичиганском, Чикагском и Колумбийском (Нью-Йорк) ун-тах. Центральное понятие философии Д. - опыт, в который он включал все формы и проявления человеческой жизни. Философия, по Д., возникла не из чувства удивления, а из социально-практических напряжений и проблем. Ее задача - способствовать реконструкции опыта, прежде всего социального, сделать человека способным решать те реальные проблемы, с которыми он сталкивается в жизни. Центром философии Д. считал теорию познания, однако познание для него - это не установление неких чистых истин, но возможность эффективного разрешения проблемных ситуаций, вызывающих затруднения и побуждающих к мышлению. В качестве средства для этого Д. предлагал свою теорию исследования, ядро которой составляет экспериментальная, или инструментальная логика решения проблем. В ней Д. выделяет пять этапов: (1) осознание затруднения, проблемы; (2) формулировка проблемы, прояснение ее содержания и границ; (3) выдвижение гипотезы для возможного решения проблемы; (4) выведение следствий из нее и критическое их рассмотрение; (5) экспериментальная, практическая проверка гипотезы. Все проблемные ситуации, по Д., уникальны, поэтому для их разрешения не существует общего ключа. Инструментальный метод требует каждый раз начинать все сначала и двигаться путем проб и ошибок. Таким образом, понятия, идеи, теории выступают для Д. в качестве интеллектуальных инструментов, необходимых для решения проблемы. В той мере, в какой они оказываются успешными и пригодными для этой цели, они признаются истинными.

Д. разработал педагогическую концепцию прогрессирующего образования, оказавшую большое влияние на современную педагогическую мысль и реформу школы. Основная ее идея состоит в том, что школа - не подготовка к будущей жизни, а сама жизнь в ее особой форме. Школа должна «обучать посредством деланья»: не наполнять головы детей готовыми знаниями, а развивать у них навыки решения различных проблем. Интерес Д. к социальному эксперименту в СССР привел его к участию в 30-е годы в работе международной комиссии по расследованию деятельности Л. Троцкого, объявленного на родине «врагом народа». Д. пришел к выводу о невиновности Троцкого и выступал в его защиту, чем вызвал недовольство советских властей. В своих социально-политических работах Д. отстаивал реформистскую программу постепенных и частичных улучшений жизни общества путем решения отдельных социальных проблем. Свой общий метод он считал пригодным для решения любых проблем в демократическом обществе, в защите принципов которого он видел свою главную социальную и моральную задачу.

Психология и педагогика мышления. М., 1915; Введение в философию воспитания. М., 1921; Школа и общество. М., 1922; Свобода и культура. Лондон, 1963; Reconstruction in Philosophy. N.Y., 1920; Experience and Nature. N.Y., 1925; Logik: The Theory of Inquiry. N.Y., 1938; Problems of Men. N.Y., 1946.

ДЭВИДСОН (Davidson) Дональд (p. 1917) - амер. философ-аналитик и логик. Проф. ун-та в г. Беркли (Калифорния). Основные направления исследований Д. относятся к логическим проблемам естественного языка и философско-психологическим вопросам описания и истолкования человеческих действий. Главную свою задачу Д. видит в разработке формальной теории значения, тесно связанной с вопросами обучения языку. Для исследования структуры языка Д. использует аппарат первопорядковой экстенсиональной логики, дополненной логической теорией наречий. Отталкиваясь от семантической теории истины для формализованных языков, он стремится эксплицировать механизмы порождения бесконечного количества истинных предложений естественного языка из конечного набора аксиом и правил вывода. Решение этой задачи, согласно Д., позволит объяснить, как происходит понимание говорящего в процессе коммуникации. Понимание отдельного предложения он связывает со способностью понимания человеком всего языка как единой концептуальной системы. В своей «радикальной теории интерпретации» Д. показывает связь семантического значения предложений с индивидуальными и социальными структурами убеждений, верований, желаний, целеполаганий, намерений и т.п. Семантическая теория Д. поэтому связана с теорией действий, построенной на основе принципа рационализации (как разновидности каузального объяснения действий). Свою философскую позицию Д. квалифицирует как «аномальный монизм», сущность которого в противовес «номологическому монизму» состоит в признании несводимости ментального к физическому, а также в приписывании «событиям» наряду с объектами базисного онтологического статуса. Д. развивает оригинальную теорию метафоры, согласно которой значение метафорических слов и выражений буквально, а употребление - специфично.

Что означают метафоры // Теория метафоры. М.,1990; Материальное сознание // Аналитическая философия. М., 1993; Об идее концептуальной схемы // Там же; Essays on Actions and Events. Oxford, 1989; Inquiries into Truth and Interpretation. Oxford, 1985.

ДЮРКГЕЙМ (Durkheim) Эмиль (1858-1917) - франц. социологи философ, проф. ун-тов в Бордо и Париже, основатель и глава франц. социологической школы, группировавшейся вокруг журнала «L 'Annee sociologique». Продолжатель традиции Р. Декарта, последователь А. Сен-Симона и О. Конта, Д. испытал также влияние Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, И. Канта, Г. Спенсера, Ш. Ренувье, Э. Бугру.

Д. обосновал особое место социологии среди наук о человеке, что определило его трактовку онтологических проблем социальной реальности. В противовес редукционизму биологического и психологического направлений в социологии он не уставал доказывать, что общество - это реальность особого рода, несводимая к другим формам реальности, в том числе к биопсихическим, индивидуальным аспектам человеческого существования. Человек, по Д. - это homo duplex«, двойственная реальность, сочетающая в себе индивидуальное и социальное начала, причем последнее в человеке доминирует. Отсюда - дюркгеймовский «социальный реализм» умеренного толка, согласно которому общество, возникая как результат многообразных взаимодействий индивидов, образует внеиндивидуальную и надиндивидуальную реальность. Онтологический аспект социологической теории Д. тесно связал с ее методологическим аспектом. В кн. «Правила социологического метода» (1895) (в рус. пер. - «Метод социологии») Д. провозгласил главный принцип своей методологии в формуле: «Социальные факты нужно рассматривать как вещи». В его интерпретации это означало, что исследованию в первую очередь должны подвергаться не понятия о социальной реальности, а она сама непосредственно. В противовес интуитивизму и интроспекционизму «философии жизни», Д. отстаивал необходимость распространения принципов рационализма и детерминизма на познание социальных явлений, настаивал на применении объективных методов по образцу естественных наук. В методологии Д. приверженность отдельным положениям предшествующего эволюционизма сочетается со структурно-функциональным анализом социальных явлений. Эволюционистская тенденция проявилась у него главным образом в типологии обществ, в трактовке сложных обществ как комбинации простых, в объяснении социальных институтов посредством обращения к их «элементарным» формам. В то же время, соединив присущий биоорганическому направлению взгляд на общество как на интегрированное целое, состоящее из взаимозависимых частей, с идеей специфичности социального организма, Д. в развернутой форме представил один из первых вариантов структурно-функционального анализа. Под социальной функцией он понимал соответствие того или иного явления определенной потребности социальной системы. Отношение Д. к философии было двойственным и противоречивым. С одной стороны, он отмечал в качестве одного из отличительных признаков своего социологического метода независимость от всякой философии, что было обусловлено его отрицательным отношением к многочисленным умозрительным спекуляциям современной ему социальной философии. С другой стороны, Д. свойственно стремление решать философские проблемы с позиций социологизма.

Самоубийство. СПб., 1912. Социология и теория познания // Новые идеи в социологии. СПб., 1914, № 2; Социология. М., 1995; О разделении общественного труда. М., 1996; Le formes élémentaires de la vie religieuse. P., 1912; Sociologie et philosophie. P., 1924; L'Education morale. P., 1925.

ДЮФРЕН (Dufrenne) Микель (р. 1910) - франц. философ и эстетик. Использовал феноменологический метод Гуссерля для анализа искусства и эстетического опыта. На мировоззрение раннего Д. наиболее сильное влияние оказали идеи Хайдеггера, Мерло-Понти и Канта. В дальнейшем испытал воздействие Адорно и Маркузе. В первый период своего творчества, в работе «Феноменология эстетического опыта» (1953), Д. занят исследованием специфики художественно-эстетического отношения человека к миру и сопряженного с ним чувственно-смыслового уровня субъективности. Д. занимался обоснованием онтологического значения эстетического опыта, возможности которого определяются особым видом аффективного априори. Оно одновременно задает как ценностно-смысловую структуру эстетического объекта, так и экзистенциальную позицию субъекта, посредством чувств выражающую глубину человечного в человеке. Поскольку аффективное априори у Д. идентично экзистенциальному и космологическому аспекту бытия, то эстетический опыт приобретает наиважнейшее значение. Искусство не только возвращает человека к самому себе, но и открывает «человеческий облик» вещей, выражая тем самым гармоничное единство человека и природы и позволяя ему вернуться к исконному, непотребительскому отношению к ней. Придавая большое значение анализу языка искусства, Д. выступил против одностороннего сведения художественного произведения к его знаковой структуре, лингвистическому или семантическому аспекту. Во второй период творчества, начавшийся после студенческих волнений 1968, Д. акцентирует внимание на проблемах эстетизации повседневности, взаимосвязи художественной практики и политики, искусства и революции. Критикуя официальное искусство, Д. развивает концепцию обновленного искусства, искусства-игры. Последнее служит разрушению антигуманных технократических и бюрократических структур, преодолению отчуждения человека. Это искусство освобождает воображение и творческие способности человека, возвращает утраченный вкус к наслаждению и счастью созидания прекрасного, превращая жизнь в праздник. Искусство-игра вписывает художественную практику с ее свободой и творчеством в повседневность, объединяет всех людей в общем деле, утверждает более гуманный тип ценностей в отношениях человека к миру, природе и самому человеку. Именно поэтому оно способно вдохновлять непрерывную культурную революцию и давать ей верную ориентацию.

ДЮЭМ (ДЮГЕМ) (Duhem) Пьер (1861-1916) - франц. физик, философ и историк науки. Проф. физики в ун-тах Лилля, Ренна, Бордо. Физические исследования Д. относятся к области термодинамики, гидродинамики, теории упругости. Он является также автором многочисленных трудов по истории науки. Одним из первых Д. осознал важную роль истории науки для философско-методологического анализа научного знания. В своих работах он подчеркнул различие в понимании физической теории в двух научных традициях: Декарта-Лапласа (теория как объяснение) и Паскаля-Ампера (теория как описание). По мнению Д., физическая теория не должна быть гипотетическим объяснением эмпирически полученных законов на основе законов о некоторых сущностях, недоступных наблюдению. Подобные объяснения носят печать метафизики, от которой наука должна освобождаться по мере своего развития. Основная цель теории состоит в описании - логической систематизации и классификации большого числа экспериментальных законов. В этом проявляется инструментализм Д. в понимании статуса и роли научной теории. Этой установке в значительной мере противоречит его же тезис о том, что целью физической теории является также постепенное превращение ее в естественную классификацию, отражающую действительный порядок вещей, недоступный нашему восприятию. Д. отвергает традиционное толкование описания как индуктивного обобщения наблюдаемых явлений и резко критикует индуктивистскую историографию. Согласно Д., опытные данные не имеют самодовлеющего характера и всегда рассматриваются сквозь призму теоретических понятий, превращающих экспериментальные данные в символические конструкции, несводимые к индуктивным обобщениям. Критика индуктивизма Д. тесно связана с другой его важной разработкой, получившей впоследствии имя «Дюэма - Куайна тезиса». Суть его состоит в том, что экспериментальной проверке подлежат не изолированные теоретические положения, а теория в целом. Идея изолированной проверки гипотез вытекает из индуктивистской методологии, трактующей теоретический закон как результат последовательного обобщения опытных данных. Если прямой путь от опыта к теории отвергается и речь идет о переводе этих данных на символический язык целой группы теорий, то в развитой научной дисциплине невозможно отделить каждую гипотезу от целостного теоретического контекста этой дисциплины. Факты в связи с этим всегда нагружены смыслом, сообщаемым им теоретической системой в целом. На примере законов Кеплера, помещенных в контекст ньютоновской механики, Д. показывает, что при переходе к новой теории экспериментальные данные подвергаются теоретической переинтерпретации. Такой подход, однако, противоречит представлению самого Д. о развитии науки как кумулятивном и непрерывном процессе, при котором описательная часть прежних теорий почти целиком входит в новую теорию. Внутренняя противоречивость концепции Д. стала более явной, когда в рамках постпозитивизма был развит ряд принципиальных идей Д., идущих вразрез с его же собственным позитивистским в целом пониманием науки и ее истории.

Физическая теория, ее цель и строение. СПб., 1910; Les origines de la statique. V. 1-2. P., 1905-06; Etudes sur Léonardo de Vinci. V. 1-3. P., 1906-1913; Essai sur la notion de théorie physique de Platon à Galilèe. P., 1908; Le système du monde. V. 1-10. P., 1913-1959.

ДЮЭМА (ДЮГЕМА) - КУАЙНА ТЕЗИС - объясняет особенности взаимоотношения научной теории и опыта. Первоначально этот тезис был сформулирован Дюэмом, согласно которому развитая (математизированная) физическая теория имеет системный характер, а ее отдельные положения получают значение лишь в контексте теории в целом. В случае установления несоответствия предсказаний теории экспериментальным данным оказывается невозможным зафиксировать, какая именно часть (или конкретная гипотеза) теории ошибочна. В тезисе подчеркивается, что потерпевшая предсказательную неудачу физическая теория может быть скорректирована самыми различными способами. Все из них в принципе равноправны, так что выбор основывается лишь на конвенции ученых. На этом основании Дюэм отвергал возможность «решающего эксперимента» как такого способа эмпирической проверки теории, который позволяет однозначно подтвердить или опровергнуть ее.

Согласно Куайну, нет научных положений, совершенно независимых от опыта, а само разделение на аналитическое и синтетическое знание лишено смысла. В соответствии с такой установкой он дал более широкую интерпретацию тезиса, распространив его действие на любую научную теорию, ни одна из которых не обладает иммунитетом к пересмотру в свете опыта, хотя на практике и подвергается корректировке с целью ее сохранения. В целом тезис (в сильной или слабой его формулировке) отвергает возможность как окончательной сепаратной верифицируемости научной гипотезы, так и ее окончательной сепаратной фальсифицируемости. Комплекс идей, содержащихся в данном тезисе, является одним из центральных в современной философии науки.