ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ПСИХОЛОГИЗМ, ЕГО АРГУМЕНТЫ И ЕГО ПОЗИЦИЯ В ОТНОШЕНИИ К ОБЫЧНЫМ ВОЗРАЖЕНИЯМ
§ 17. Спорный вопрос, относятся ли существенные теоретические основы логики к психологии
Если мы применим общие положения, установленные в предыдущей главе, к логике как нормативной дисциплине, то первым важнейшим вопросом явится: из каких теоретических наук черпает свои существенные основы наукоучение? К нему тотчас же присоединяется следующий вопрос: верно ли, что теоретические истины, которые обсуждаются в пределах традиционной и новейшей логики и прежде всего те, которые составляют ее существенную основу, теоретически умещаются в пределах уже разграниченных и самостоятельно развивающихся наук?
Тут мы наталкиваемся на спорный вопрос о соотношении между психологией и логикой. Одно господствующее в наше время направление имеет готовый ответ на эти вопросы: существенные теоретические основы логики находятся в психологии; к ее области относятся по своему теоретическому содержанию те положения, которые придают логике ее характерные черты. Логика относится к психологии, как какая-либо отрасль химической технологии к химии, как землемерное искусство к геометрии и т. д. Это направление не видит повода к отграничению новой теоретической науки, в особенности такой, которая заслуживала бы названия логики в более узком и рельефном смысле. Нередко подразумевают даже, будто психология составляет единственную и совершенно достаточную теоретическую основу для технического учения логики. Так Милль в полемике с Гамильтоном отмечает: «Логика - не обособленная от психологии и соподчиненная ей наука. Поскольку она вообще наука, она есть часть или ветвь психологии, отличаясь от нее как часть от целого и, с другой стороны, как искусство от науки. Своими теоретическими основами она целиком обязана психологии и включает в себя столько из этой науки, сколько необходимо для обоснования правил искусства»15. По Липпсу, логику следует даже считать составной частью психологии. Он говорит: «То, что логика является частной психологической дисциплиной, достаточно ясно отделяет ее от психологии»16.
§ 18. Аргументация психологистов17
Если мы зададим вопрос о правомерности подобных воззрений, то нам представится в высшей степени внушительная аргументация, которая, по-видимому, сразу пресекает всякую возможность спора. Как бы ни определять логическое техническое учение - как техническое учение о мышлении, о суждении, об умозаключении, о познании, о доказательстве, о знании, о направлении разума в искании истины или при оценке доказательств и т. д. - всюду объектами практического регулирования признается психическая деятельность или ее продукты. И если вообще искусственная обработка материала предполагает знание его свойств, то, следовательно, это имеет место и здесь, где речь идет специально о психологическом материале. Научное исследование правил, по которым его следует обрабатывать, приведет нас, разумеется, к научному исследованию этих свойств: теоретическая основа для построения логического технического учения есть, следовательно, психология, в частности, психология познания18.
Взглянув на содержание логической литературы, мы найдем подтверждение этому. О чем здесь всегда идет речь? О понятиях, суждениях, умозаключениях, дедукции, индукции, определениях, классификациях и т. д. - все это относится к психологии, но выбрано и распределено согласно нормативным и практическим точкам зрения. Какие бы узкие рамки ни ставить чистой логике, из нее нельзя устранить психического элемента. Он кроется уже в понятиях, которые являются конститутивными для логических законов, например, в понятиях истины и заблуждения, утверждения и отрицания, общего и частного, основания и следствия и т. п.
§ 19. Обычные аргументы противников и их психологистическое опровержение
Как это ни странно, но противная сторона пытается обосновать строгую раздельность обеих дисциплин, исходя именно из нормативного характера логики. Психология, говорит она, рассматривает мышление как оно есть, логика же - как оно должно быть. Первая рассматривает естественные законы мышления, последняя - его нормативные законы. Так, Еше в своей обработке лекций Канта по логике говорит, что некоторые логики предполагают в логике психологические принципы. Но вносить подобные принципы в логику так же нелепо, как выводить мораль из жизни. Если бы мы брали основные принципы из психологии, т. е. из наблюдений над нашим разумом, то мы только усматривали бы, как протекает мышление и каким оно бывает при тех или иных субъективных условиях или препятствиях; но это привело бы лишь к познанию случайных законов. В логике же дело идет не о случайных, а о необходимых правилах, не о том, как мы мыслим, а о том, как мы должны мыслить. Поэтому правила логики должны быть выводимы не из случайной деятельности разума, а из необходимой, которую каждый найдет в себе помимо всякой психологии. В логике мы хотим знать не каков разум и не как он мыслит и как доселе осуществлял мышление, а лишь, как он должен мыслить. Она должна нас научить правильному, т. е. согласующемуся с самим собой пользованию разумом. Сходную позицию занимает и Гербарт, который, возражая против логики своего времени и мнимо психологических рассказов об уме и разуме, с которых она начинается, говорит, что это столь же грубая ошибка, как если бы этика начиналась с естественной истории человеческих склонностей, влечений и слабостей; логика, как и этика, говорит он, носит нормативный характер.
Подобная аргументация ничуть не смущает психологистов. Необходимое употребление разума, отвечают они, есть все же употребление разума и вместе с самим разумом относится к области психологии. Мышление, каким оно должно быть, есть только особый случай мышления как оно есть. Конечно, психология должна исследовать естественные законы мышления, стало быть, законы всех суждений, вообще правильных и неправильных; но странно было бы толковать это положение так, что к психологии относятся только широчайшие всеобщие законы, охватывающие все суждения вообще, между тем как специальные законы суждения, а именно законы о правильном суждении, должны быть исключены из нее. Или это не так? Хотят ли этим сказать, что законы, нормирующие мышление, не носят характера таких специальных психологических законов? Но и это не есть возражение. Законы, нормирующие мышление - так говорят, обыкновенно - только указывают, как надлежит поступать, если предполагается желание мыслить правильно. «Мы мыслим правильно в материальном смысле, когда мы мыслим вещи, какими они являются. Но вещи имеют такие или иные свойства, действительны и несомненны, - это означает на нашем языке, что мы согласно природе нашего ума не можем их мыслить иначе, как только таким образом. Уже достаточно часто говорилось, и нет надобности повторять, что, разумеется, ни одна вещь не может ни мыслиться нами, ни быть предметом нашего познания, как она есть, независимо от способа, каким мы вынуждены ее мыслить. Следовательно, кто сравнивает свои мысли о вещах с самими вещами, тот на самом деле только соизмеряет свое случайное, зависящее от привычки, традиций, симпатий и антипатий мышление с тем мышлением, которое, будучи свободно от всяких влияний, повинуется только собственной закономерности».
«Но тогда те правила, которым надо следовать, чтобы мыслить правильно, представляют собой не что иное как правила, следуя которым, мы мыслим так, как этого требует своеобразие мышления, его особая закономерность; короче говоря, они совпадают с естественными законами самого мышления. Логика есть физика мышления, или же логика вообще не существует» (Липпс).
Однако противники психологизма, быть может, скажут, что различные виды представлений, суждений, умозаключений и т. д., как психические явления и тенденции, относятся также и к психологии; но психология имеет в отношении к ним иную задачу, чем логика. Обе исследуют законы этих явлений, но для каждой из них слово «закон» означает нечто совершенно различное. Задача психологии есть закономерное исследование реальной связи процессов сознания между собой, а также с родственными психическими тенденциями и соответствующими процессами в физическом организме. Закон здесь означает объединяющую формулу для необходимой и не терпящей исключений связи явлений в их сосуществовании и последовательности. Связь тут - причинная. Совершенно иного характера - задача логики. Логика исследует не причины и следствия интеллектуальных действий, а содержащуюся в них истину; она спрашивает, каковы должны быть свойства этих действий и как они должны протекать, чтобы достигаемые ими суждения были истинны. Верные и ложные суждения, разумные и слепые являются и исчезают согласно естественным законам, они, как все психические явления, имеют свои причины и следствия. Но не эти естественные связи интересуют логика, он ищет идеальных связей, которые не всегда, а, наоборот, лишь в исключительных случаях, фактически осуществляются в процессе мышления. Его целью является не физика, а этика мышления. Справедливо, поэтому, подчеркивает Зигварт, что для психологического исследования мышления противоположность истинного и ложного имеет также мало значения.., как мало противоположность доброго и злого в человеческих поступках носит характер психологический19.
Такая половинчатость, скажут психологисты, нас удовлетворить не может. Логика, конечно, ставит себе совершенно иную задачу, чем психология; кто же это станет отрицать? Она именно есть технология познания; но как она может в этом случае не затрагивать вопроса о причинных связях, как она может искать идеальные связи, не исследуя естественных? «Как будто всякое долженствование не основывается на бытии, как будто всякая этика не должна одновременно проявлять себя, как физика»; «Вопрос о том, что должно делать, можно свести к вопросу о том, что нужно делать для достижения определенной цели; а этот вопрос в свою очередь равнозначен вопросу о том, как эта цель фактически, достигается» (Липпс). Если для психологии, в отличие от логики, противоположность истинного и ложного не имеет значения, «то это не может означать, что психология считает эти два различных психических состояния одинаковыми, а лишь то, что она объясняет одинаково и то, и другое» (Липпс). В теоретическом смысле логика, следовательно, относится к психологии, как часть к целому. Ее главная цель - составлять положения следующей формы: именно так, а не иначе следует - вообще или при определенно охарактеризованных обстоятельствах - формировать, распределять и соединять интеллектуальные действия, чтобы вытекающие из них суждения достигали характера очевидности, или познания в точном смысле слова. Причинная зависимость здесь ясна до осязательности. Психологический характер очевидности есть причинное следствие известных предшествующих условий. Каких именно? Это и составляет задачу исследования20.
Так же мало колеблет позицию психологистов и следующий, часто повторяемый аргумент. Логика, говорят, не может основываться ни на психологии, ни на какой-либо другой науке; ибо каждая наука только тогда есть наука, когда она согласуется с правилами логики, каждая из них уже предполагает признание этих правил. Таким образом, основывать логику еще на психологии значит впадать в круг (Лотце, Наторп, Эрдман)21.
На это сторонники психологизма отвечают, что неверность этой аргументации ясна, ибо из нее вытекает невозможность логики вообще. Так как логика в качестве науки сама должна быть логична, то она ведь падает в тот же круг; она должна была бы обосновывать верность правил, которые сама предполагает.
Но присмотримся поближе, в чем собственно состоит этот подозреваемый круг. В том, что психология предполагает признание логических законов? Обратим внимание на некоторую двусмысленность в понятии предположения. Когда говорят: наука предполагает обязательность известных правил, это может означать, что они являются посылками ее обоснований; но это может также означать, что это правила, которым должна следовать наука, чтобы вообще быть наукой. Рассматриваемый аргумент смешивает то и другое: умозаключать согласно правилам логики означает для него то же, что умозаключать из правил логики; ибо круг получился бы лишь в том случае, если бы умозаключали из них. Но подобно тому, как иной художник творит прекрасные произведения, не имея ни малейшего понятия об эстетике, так и исследователь может строить доказательства, не обращаясь никогда к логике; стало быть, логические законы не могли быть их посылками. И что справедливо для отдельных доказательств, то справедливо и для целых наук.
§ 20. Пробел в аргументации психологистов
Нельзя не признать, что антипсихологисты, выдвигая эти и сходные аргументы, оказываются в невыгодном положении. Многим спор представляется уже решенным, и возражения психологистов - безусловно неопровержимыми. Но одно тут способно вызвать философское удивление, а именно то обстоятельство, что вообще возник и продолжается спор, что одни и те же аргументации постоянно снова выставляются и что их опровержения до сих пор не получили полного признания. Если бы в действительности все обстояло так ясно и просто, как уверяют нас психологисты, то такое состояние вопроса было бы непонятно, тем более, что и в рядах противников числятся серьезные, проницательные и добросовестные мыслители. Не лежит ли и здесь истина в середине, не приходится ли здесь за каждой из сторон признать добрую долю истины и вместе с тем неспособность логически точно отграничить ее и постигнуть, что она есть именно лишь часть истины? Не остается ли в аргументах антипсихологистов, несмотря на некоторые неверности в частностях, несомненно вскрытые возражениями, все же некоторый нерастворенный остаток, не присуща ли им все же действительная сила, ясно обнаруживающаяся при беспристрастном их рассмотрении? Я со своей стороны склонен дать утвердительный ответ на этот вопрос. Мне кажется даже, что более существенная доля истины на стороне антипсихологистов; у них лишь недостаточно разработаны, а также затуманены некоторыми неправильностями мысли, имеющие решающее значение.
Вернемся к поставленному выше вопросу о существенных теоретических основах нормативной логики. В самом деле, исчерпан ли он аргументацией психологистов? Тут мы сразу замечаем один слабый пункт. Доказано только одно: именно, что психология принимает участие в построении основ логики, но не доказано, что участвует она одна или она по преимуществу, не доказано, что она составляет логике существенную основу в определенном нами (§ 1б) смысле. Остается открытой возможность, что другая наука и, быть может, еще в несравненно более значительной степени содействует обоснованию логики. И здесь, быть может, место для. той «чистой логики», которая, по мнению противников психологизма, должна существовать независимо от какой бы то ни было психологии в качестве естественно отграниченной, замкнутой в себе науки. Мы охотно признаем, что «чистая логика» кантианцев и гербартианцев отличается не вполне тем характером, каким она должна бы обладать согласно этому допущению. Ведь они всюду говорят лишь о нормативных законах мышления, в частности, образования понятий, суждений и т. д.; уже это одно доказывает, можно было бы сказать, что содержание логики - не теоретическое и не чуждое психологии. Но это соображение потеряло бы силу, если бы при ближайшем исследовании подтвердилось вышеприведенное (§ 13) предположение, что хотя эти две школы не имели полной удачи в своем определении и построении задуманной дисциплины, но приблизились к ней в том отношении, что заметили в традиционной логике множество связанных между собой теоретических истин, которые не умещаются ни в психологии, ни в других отдельных науках, и потому заставляют предполагать свою собственную область истины. Это были именно те истины, на которые в конечном счете опирается всякое логическое регулирование и которые преимущественно имелись в виду, где речь шла о логических истинах. Поэтому-то легко было прийти к заключению, что в них кроется суть всей логики, и дать их теоретическому единству название «чистой логики». Я надеюсь в действительности доказать, что это совпадает с истинным положением вещей.