Иоанн как историк
Подобно тому, как Иоанн утешался после кризиса 50-х годов (XII века) написанием «Поликратика», так и в начале своей ссылки он сел за работу над другой книгой, на этот раз историей недавних событий, рассмотренных с точки зрения их отношения к папскому двору - Historia Pontificalis. Интерес к делам человеческим, с одной стороны, и к литературному сочинительству, с другой, делали XII столетие своего рода золотым веком создания всяческого рода историй, и весьма показательно для английского вклада в литературу того века, что Иоанн занялся написанием истории и что история эта имела космополитический характер, будучи сконцентрированной на событиях папского двора. Историки в XII веке занимались реконструкцией прошлого или изложением современных им событий. Вильям Мальмсберийский, который писал в традициях Беды Достопочтенного, был мастером искусства реконструкции прошлого, но и современные события умел описать с блеском. Эдмер, монах из Кентербери и биограф Св. Ансельма, занимался историей лишь недавних событий. Иоанн шел по стопам Эдмера; он опустил в своей истории изложение событий от Потопа до своего времени (а большинство историков считали своим долгом их кратко излагать), представив свою работу как продолжение хорошо известной хроники15, написанной на Континенте (т. е. в Европе, а не в Англии - пер.), хотя с этой хроникой история Иоанна не имела никакой мыслимой связи, за исключением, разве что, того факта, что Континентальная хроника завершалась 1148 годом, т. е. временем, когда установились близкие связи Иоанна с папским двором. То, что дошло до нас, представляет собой замечательное историческое сочинение, местами весьма живое и острое, а местами обнаруживающее удивительную способность Иоанна казаться сообщающим больше, чем он говорит на самом деле. Изложение открывается описанием Папского Собора в Реймсе в 1148 году, которое занимает треть всего текста. Он посвящает ряд страниц и тому, что имело для него особый интерес - привилегиям Кентерберийской епархии; большая часть отведена интригам Св. Бернара и его попыткам осуждения тогда уже стареющего, тонкого, но мало понятого теолога и епископа Пуатье - Жильбера де ла Поррэ. Эта битва гигантов изображена с тонкой иронией, но Иоанн ясно не говорит, кому же все-таки досталась победа, а кто потерпел поражение. Иоанн отмечает, что некоторые осуждали Бернара за его успешные нападки на Абеляра и за его безуспешные нападки на Жильбера де ла Поррэ, но сам Иоанн полагает, что такой святой человек, как Бернар, наверняка совершал свои поступки из религиозного рвения и что аргументы епископа Жильбера, хоть они и были непонятны очень многим, все же наверняка имели какой-то смысл. Этими легкими уколами Иоанн примирял могучих соперников после их смерти; он описал также их тактику ведения борьбы, завершая свою работу описанием неудачи Бернара в осуществлении своего замысла. И здесь обнаруживается непосредственная вовлеченность Иоанна в описываемые события: «Я припоминаю, что я сам обращался к епископу по поручению аббата (Бернара - пер.) и просил дать согласие на встречу между ним и аббатом в любом пристойном месте в Питу, во Франции (т. е. в Иль-де-Франс) или в Бургундии, по выбору епископа, с тем, чтобы они провели дружескую встречу без споров, обсуждая речения Св. Илария16. Но именно цитированием этих речений Жильбер привел в замешательство Бернара. «Епископ ответил, что уже достаточно тех диспутов, которые они до сих пор вели, и что если Аббат желал полностью понять Илария, ему следовало сначала пройти курс свободных искусств (гуманитарных наук - пер.) и других необходимых пролегомен (введений - пер.) к знанию».
Далее в своем повествовании он дает знаменитое описание Генриха Блуасского, епископа Винчестерского, одной из самых загадочных и дразнящих своей необычностью фигур тех времен. Некоторое представление о нем мы можем получить из многих других источников, но вся эта информация остается расплывчатой. Генрих был Клюнийским монахом и провел всю свою жизнь, с некоторыми перерывами, в монастыре; превратности политической жизни вынуждали его возвращаться в обитель Клюни, к духовным занятиям, всякий раз вскоре после того, как он пытался ее покинуть для мирских дел; судя по всему, ему очень нравились упорядоченность жизни и показное великолепие Клюни. Его дядя, Генрих I Английский, назначил ему королевское содержание; под его началом находились одна из самых богатых епархий - Винчестер и одно из самых влиятельных аббатств в Англии - Гластонбери. Маленький отрывок из автобиографии Генриха, обнаруженный в архивах Гластонбери, рисует его как человека, любящего колосистые поля, волнуемые ветром, и входящего во все тонкости ведения хозяйства, и помогает нам уяснить деятельность Генриха в качестве выдающегося финансиста. Перечень ценностей Винчестерского собора, которые он передал собору или выкупил из-под залога, показывает его как попечителя-клюнийца. К истории, рассказанной Иоанном, о том, как Генрих искал в Риме древние статуи, мы обратимся чуть ниже. Но больше всего внимания Иоанн уделяет в своем повествовании политической деятельности Генриха и его интригам против Архиепископа Теобальда, в прошлом господина и повелителя Иоанна.
«Считалось, что Генрих подстрекал своего брата короля (Стефана) против церкви, хотя на самом деле король не прислушивался ни к каким советам - ни Генриха, ни кого бы то ни было из мудрых людей, что ясно видно из его поступков. Тем временем случилось так, что король подверг церковь новым преследованиям, и когда новость эта достигла Папы, епископ Винчестерский, который находился тогда при Папе, воскликнул: «Как я рад, что я не там (т. е. не в Англии - пер.) сейчас, иначе эти гонения коснулись бы и меня». Улыбнувшись, Папа рассказал следующую историю: «Как-то раз дьявол и его мамаша вели откровенную беседу, и в то время, как она пыталась умерить сатанинский пыл своего сына, упрекая и укоряя его за творимые злодеяния, у них на глазах поднялся шторм и многие корабли пошли ко дну. «Видишь,- сказал дьявол,- если бы я был там, над морем, ты обвинила бы меня и в этой беде». Она ответила: «Даже если ты и не был на том месте, ты, конечно же, еще раньше махнул там своим хвостом». И, прилагая мораль этой истории к епископу, Папа добавил: «Подумай, брат мой, не махнул ли ты хвостом над Английским морем».
Граф Хью, норманн из Апулии, прибыл к тому же Папе, Цистерцианцу Евгению III, требуя разрешения на развод или, выражаясь ближе к понятиям того времени - аннулирования своего брака. Папа тщательно рассмотрел дело, но свидетелей посчитал ненадежными. И в итоге сохранил брак графа в силе. «А потом, с лицом, залитым слезами, он соскочил с трона и в присутствии всех, невзирая на свой сан, распростерся у ног графа; при этом митра его покатилась в пыль и была подобрана с земли у ног потрясенного графа после того, как епископы и кардиналы подняли Папу на ноги». Во время этой столь насыщенной эмоциями сцены Папа призывал графа принять назад свою жену; он сам привел ее к графу, вручил свой перстень и «передал» жену графу. Описывая все это, Иоанн подчеркивает, что он был свидетелем всего происшедшего. По всей видимости, примирение оказалось временным, но даже если Папе удалось сохранить то супружество, его отношение к этому делу и то, как он им занимался, очень важны и показательны, ибо здесь легко просматривается искреннее человеческое участие, прорывающееся сквозь все легалистские хитросплетения папского двора и папских декретов.
Незадолго до этих событий закон Церкви о браке и неисчислимое множество других вопросов были тщательно рассмотрены в объемистой книге, написанной Мастером Гратианом из Болоньи. Именно к Гратиану и каноническому праву мы теперь и обратимся. Но прежде сделаем еще несколько замечаний относительно Иоанна. Для понимания личности Иоанна и его эпохи важно отметить не только его гуманизм, не только его философское спокойствие, не только его литературные способности, но и то, что он находился при папском дворе во время событий, о которых мы только что рассказали. Помимо всего прочего, Иоанн был знатоком того, как апеллировать к Риму, и успешно практиковал каноническое право. Такое смешение разного рода деятельности показательно для еще не специализированной учености первой половины XII века; одновременное такое смешение интересов показательно для ученых людей Англии той эпохи. Тогдашний ренессанс был космополитическим движением: Иоанн посещал Париж и Реймс, дворы Франции и Рима; его товарищами по кружку архиепископа Кентерберийского, норманна по происхождению, были итальянцы и британцы. Особый интерес к истории и каноническому праву, вероятно, в большей степени проявляли британцы; Иоанн, который провел значительную часть жизни в Париже, Реймсе и Шартре, все же не чувствовал, как это видно из его писем, себя дома, находясь за пределами Британии. И тем не менее, он был космополитическим ученым прежде всего; благодаря ему мы многое знаем о тех ученых людях, которые писали по-латыни и представляли латиноязычное духовенство возрождения XII века.