| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
Логика
Ученость и научение в раннее Средневековье носили энциклопедический характер: задачей учености было аккумулировать запасы древних знаний, а задачей научения было подбирать такие материалы, которые помогли бы обучающемуся воспринять и понять достоинства такой учености и получать от нее удовольствие. При этом горизонты такой учености могут показаться нам очень узкими. Однако ученые люди XII века унаследовали от поздне-Римского мира, иначе говоря - от ранне-Христианского мира - идею гуманитарного образования, которое, в определенной степени, было значительно более широким, чем все, что можно было найти, скажем, в Британском образовании 60-х годов XX века, пораженном какой-то безумной страстью к специализации. Особую притягательность погоне за знаниями древних придавало не только то, что древние авторитеты расходились между собой во мнениях, но и то, что они демонстрировали целый набор отменных филологических инструментов, пригодных для выявления того, в чем же состояли эти разногласия, и для определения способов их применения. Новая «диалектика» проявилась первоначально в том странном виде логики, который был разработан самым блестящим представителем Шартрской учености XI века - Беренгаром Турским; он отыскал корни логики в грамматике, значениях слов и их склонениях. Это привело его к евхаристическим спекуляциям, которые, в свое время, опровергал еще Ланфранк, итальянский учитель, поселившийся в середине одиннадцатого века в аббатстве Бек в Нормандии и сделавший уединенный и бедный домик, в котором он жил, центром процветающей школы мысли, подобно тому как несколько позже это сделал Абеляр в Сен-Жильда (Гилдас). Ланфранк глубоко почитал авторитеты, и в конце жизни он проявил себя еще в одной сфере деятельности, в которой оставил глубокий след как архиепископ Кентерберийский (1070-1089) при Вильгельме Завоевателе. Он разрабатывал свой логический инструментарий, не упуская из поля зрения соответствующих авторитетов. Его ученик в Беке и преемник в Кентербери на посту архиепископа, Ансельм из Аосты, был одним из самых блестящих философов тогдашнего мира. Он считал, что во всем полностью следует авторитетам, но на деле ум его был такого склада, что он двигался по своему оригинальному пути, оставаясь при этом в счастливом неведении о своей оригинальности. Так, на основе Платоновских «идей» он развил новое воздушно-изящное доказательство бытия Бога. «Идея» Бога уникальна, и если мы примем это как данность, тогда мы можем показать, что Безумец, который говорит, что Бога нет, противоречит сам себе7. На склоне лет он воспользовался возможностью, предоставившейся ему в связи с уходом с поста архиепископа в результате разногласий с королем Вильгельмом II, тихо и спокойно завершить написание своего самого значительного трактата, в котором он сдул паутину, опутывавшую доктрину Искупления, и она заиграла новыми красками.
В середине и конце XII века были составлены огромные компиляции «авторитетов» (т. е. трудов авторов, признававшихся авторитетами- пер.), и диалектический инструментарий был в значительной степени усовершенствован. По мере того как это происходило, возникало большое количество традиционных решений, а пути интеллектуального развития становились уже. Таким образом, та интеллектуальная традиция, в которой был воспитан Фома Аквинский, в середине XIII века была, с одной стороны, более изощренной,- значительно более изощренной, чем Абелярова традиция,- но с другой стороны, она была менее широкой и менее открытой. Врожденное чутье Абеляра вело его, как и Ансельма, по пути, подсказанному собственным разумом, и деятельность Абеляра выпала на тот краткий период, в течение которого происходило совершенствование инструментария интеллектуального познания, однако при этом изощренная традиция схоластического мастерства еще не оформилась.
Абеляр считал переезд в Париж необходимым для своего развития. В Париже к тому времени уже существовало одно выдающееся учебное заведение, которое он сделал самым знаменитым во всей Европе. Здесь он был слушателем Вильяма (Гильома) из Шампо, первого каноника церкви Нотр-Дам, архидиакона Парижа (впоследствии он стал «регулярным каноником» в Сен-Виктор, религиозном центре, наиболее посещаемом учеными людьми). Вильям настаивал на своем собственном решении жгучей философской проблемы тех времен - проблемы «универсалий». «Универсалия» была прямой наследницей Платоновской «идеи», и в интеллектуальном мире, где царил Платон (хотя, как это ни странно, Платона изучали почти полностью через его римских учеников), реальность существования «идей», или групп, или классов феноменов, или «универсалий» являлось общепринятой ортодоксией. Однако против этой доктрины стали раздаваться голоса протеста, и Вильям попытался убедить своих учеников принять его решение этой проблемы. Абеляр, всегда готовый услужить, обнаружил слабое место в рассуждениях своего учителя и ожидал благодарной реакции с его стороны на это открытие. Но он вознамерился учить своего учителя и тем самым нажил себе первого из своих могущественных врагов.
Абеляр был самым блестящим из последователей линии Платонизма XI и начала XII веков, и поэтому нет ничего особо удивительного в том, что его решение обсуждаемого основополагающего философского вопроса оказалось сродни идеям наиболее выдающегося ученика Платона - Аристотеля. Такое обращение к Аристотелю понятно - ведь шел активный поиск и собирание произведений древней мудрости, который в течение XI и XII веков привел к обнаружению, а затем и интенсивному изучению значительной части произведений Аристотеля. Такие ученые авантюрного склада, как Аделярд Батский, путешествуя на стыках латинского, греческого и мусульманского миров, обнаруживали следы давно забытой греческой и латинской литературы; в частности, так были найдены научные труды Евклида и Аристотеля. То, что в центре этой заново обретенной литературы встал именно Аристотель, а не Гомер, или Эсхил, или Еврипид, явилось, отчасти, результатом научных и философских пристрастий той эпохи (следует добавить, однако, что отчасти это было результатом такого клубка причин, который вряд ли удастся распутать). Эти творения античных авторов были обнаружены как в арабском мире, который задолго до того впитал значительно больше греческой культуры, чем Запад, и в самом греческом мире, в Византии, и прежде всего на Сицилии, где греческие и арабские, итальянские и норманнские влияния перемешались в королевстве Рожера Великого. Импульс к осуществлению переводов был дан встречей христианских и мусульманских культур в Испании, где они сосуществовали в течение длительного времени и где лишь изредка возникали конфликты, вызванные религиозной враждой, духом крестовых походов и фанатизмом.
Все это происходило как раз в то время, когда Абеляр формировался как мыслитель, но для формирования его взглядов значительно большее значение имело кропотливое собирание трудов авторитетов в области права; такая деятельность, например, была характерна для Иво, епископа Шартра (ум. 1116), последнего значительного главы школы Фульберта в Шартре. Он и его ученики, стоявшие перед практической проблемой пасторского служения и проблемами управления, собрали большую компиляцию текстов авторитетов по каноническому и церковному праву; эта компиляция затем была спрессована в удобное в обращении и практичное учебное пособие по каноническому праву, которое оставалось самым популярным пособием такого рода, по крайней мере, в течение нескольких десятков лет. И к компиляции, и к учебнику Иво написал предисловие, в котором указал на то, что даже эти авторитетные источники подчас вступают в противоречия между собою; Иво также изложил некоторые принципы, в соответствии с которыми эти противоречия могут быть разрешены. Их конкретное разрешение он оставил людям более молодым, но более зрелой учености. Это и вдохновило Абеляра на написание учебного пособия Sic et Non («Да и Нет»), ставшего впоследствии столь знаменитым. В предисловии очерчены принципы этой работы: книга состоит из подборки текстов, противоречащих друг другу. Разрешать эти противоречия было предоставлено его ученикам, не потому, что Абеляру недоставало уверенности в своих собственных силах, но потому, что его главной задачей было обучать, и эта знаменитая книга, спланированная с восхитительной простотой так, чтобы заставить студентов думать самим, позволяет нам лучше понять причины скандальной популярности его учения, привлекавшей к нему студентов, толпами стекавшихся со всех сторон западного Христианского мира.