Илья Мелиа
ПЕНТАРХИЯ И ПРИМАТ
Выражение Pentarchia или "правление пяти" относится к официальной византийской терминологии - его можно встретить в творениях святого Максима Исповедника (VIII в.), преподобного Феодора Студита (IX в.), святого Фотия (IX в.) и Петра Антиохийского (XI в.), Вальсамона Антиохийского (XII в.). Этот термин применялся к коллегиальному управлению Церкви на вселенском уровне - осуществлявшемуся через согласие пяти главных патриархов древней Церкви: Римского, Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского.
I. ЭККЛЕЗИОЛОГИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ
Особую значимость понятию "пентархии" придает то обстоятельство, что она выводит соборную природу Церкви на уровень ее видимого существования в деле единства вселенского христианства. Пентархия - это последняя промежуточная инстанция в достижении единения поместных церквей пред Вселенским собором. Точнее, пентархия являет собой особую концепцию Вселенской Церкви как общения всех поместных церквей.
Каждая поместная церковь есть Церковь Божья, основанная в той или иной точке земли. В день Пятидесятницы община учеников Христовых, собранных по слову Учителя в Иерусалиме, была особым образом запечатлена. Иерусалимская апостольская община - какой она представляется в первых главах Деяний Апостольских (скорее в форме идеала, чем идеализации) - всегда была и остается тем образцом, по которому строятся все церкви на земле. Таким образом, именно Иерусалимская апостольская община обладает вечным и неотъемлемым приоритетом первенства, засвидетельствованным Священным Писанием. Тайну спасения, пророчески открытую на Вечере последней земной Пасхи Христа, должно было - по Его слову - пронести и насадить по всей вселенной как закваску единства всего человечества. Эта тайна единства выражается в эсхатологическом значении Евхаристии. Являясь, в силу апостольской преемственности, подлинным предстоятелем каждой поместной общины, как в пастырском, так и в священническом смысле, каждый епископ есть глава (обеспечивающая единство), уста (выражающие исповедание веры) этой общины; его власть является непосредственной и обладает таинственной природой.
Именно с этой точки зрения свт. Киприан Карфагенский (+ 258 г.) давал определение Церкви: "Ecclesia est plebs sacerdoti /episcopo/ unita, et pastori suo grex adhaerens, unde debes scire episcopum in Ecclesia esse et Ecclesiam in episcopo"1. С другой стороны, каждая поместная церковь - в силу внутренней необходимости - руководствуется динамикой вселенского единства, которая является неотъемлемой составной частью ее esse, а не просто bene esse. Свт. Киприан следующими словами определяет эту сплоченность - единство между епископами, являющееся выражением единства между церквами: "Episcopatus unus est cuius a singulis in solidum pars tenetur"2. В православной традиции сплоченность между епископами - залог общения церквей - достигается через посредство коллегиальных структур, обеспечивающих консолидацию поместных церквей. Эти иерархические инстанции епископской коллегиальности являются органами согласия для последующих действий. К ним относятся не только решение внутрицерковных вопросов, но и свидетельство, и миссия. Не обладая той непосредственной, прямой властью, которая оставалась приоритетом епископа в рамках своей евхаристической общины, они являлись, вместе с тем, необходимым звеном в структуре Церкви. Такими инстанциями были митрополичьи округа, которые - еще в эпоху древней Церкви - в свою очередь были объединены в пять патриархатов.
Подобная структура церковной организации совершенно не соответствует римско-католической экклезиологии. Действительно ли существует коренное различие между православным и католическим видением данной проблемы? Этот вопрос занимает очень важное место в настоящем экуменическом диалоге.
II. ВОЗНИКНОВЕНИЕ КРУПНЫХ ПАТРИАРХАТОВ
Несмотря на гонения, - масштабы которых могли изменяться в зависимости от конкретных исторических условий, но которые никогда не прекращались, поскольку вплоть до 313 г. христианство оставалось для официальных властей religio illicita - Церковь Христова распространилась по всей территории Римской империи, государства, обладавшего в высшей степени универсалистской идеологией, и смогла постепенно создать общецерковные структуры управления и единения. Поначалу их деятельность сводилась к обмену посланиями между епископами. Но уже к концу II в. стали созываться первые соборы епископов, право присутствия на которых могли получать другие клирики и миряне, но право голоса оставалось за епископами. В своей "Церковной истории" Евсевий сообщает, что около 190 г. как на Востоке, так и на Западе, состоялись областные соборы, задача которых была установить дату празднования Пасхи. Эти соборы проходили под председательством либо старейшего из присутствующих епископов, либо епископа главного города гражданской области. Во втором случае налицо зачаточная форма митрополичьего округа. Следующим этапом стало учреждение "сверх-митрополий". Этот шаг был сделан с целью приведения территориальных структур Церкви в соответствие с территориальным устройством империи. Когда первый Вселенский собор, состоявшийся в 325 г. в Никее, принял 6-е правило, предоставлявшее епископу Александрийскому юрисдикцию над всем Египтом, Ливией и Пентаполем - то есть приблизительно над ста епископами, - он подтвердил тем самым уже сложившееся к тому времени положение дел. Отцы Никейского собора отметили, что Александрийский епископ обладает преимуществами по подобию Римского, власть которого - как было всем известно - распространялась на целую область. Уже около 110 г. свмч. Игнатий Антиохийский представляется епископом Сирийским3, причем делает это в послании, адресованном Римской церкви, которую называет председа-тельствущей в столице области Римской" (можно сделать сравнение со святым Павлом, оставившим Тита на Крите, чтобы тот поставил по всем городам пресвитеров - Тит 1:5).
То же 6-е правило Никейского собора предоставляет аналогичные преимущества Антиохии и некоторым другим кафедрам, не перечисляя их. Полвека спустя второй Вселенский собор, состоявшийся в Константинополе (381), в своем 2-м правиле подтвердил и уточнил эти положения. Этот собор призывает епископов "не простирать своей власти на церкви за пределами своей области", причем можно без труда заметить, что границы этих областей совпадают с границами гражданских диоцезов Восточной империи: епископ Александрийский управляет церквами египетскими, Антиохийский обладает преимуществами над церквами Востока; помимо этого, упоминаются также епископы Асийской, Понтийской и Фракийской областей. В этом каноне ни слова не говорится о Риме и семи диоцезах Запада, поскольку Константинопольский собор рассматривал вопросы, относившиеся исключительно к pars orientalis империи. Этот же собор в своем 3-м правиле предоставлял епископу Константинополя (единственного города, не имевшего в то время своей области) преимущество чести (presbeia tes times) после епископа Старого Рима. Отцы собора указывали причину возвышения Нового Рима: этот город - как и Рим Старый - являлся резиденцией императора и сената. Здесь проявилась забота о приведении церковного устроения в соответствие с территориальными и административными структурами. Этот шаг являлся продолжением "политики": действительно, Римская империя, после генеральной реформы Диоклетиана в конце III века, была устроена по принципу диархии, и 3-е правило Собора 381 года принимает эту реальность гражданского устройства.
III. ПЯТЬ ПЕРВЫХ ПАТРИАРХАТОВ
Патриаршее достоинство - этот термин был окончательно зафиксирован в эпоху царствования Юстиниана - находится на высшей ступени церковной иерархии. Этим саном обладали иерархи, занимавшие пять епископских кафедр древней Церкви, которые можно назвать первыми патриархатами, поскольку - в отличие от патриархатов, возникших в последующие времена на Востоке и Западе, - их создание было санкционировано вселенскими соборами, а светское и церковное законодательство признало их в качестве высшей инстанции управления Вселенской Церковью.
За исключением Иерусалима, оставленного избранным народом после катастрофы 70 г. и обязанного своим последующим возвышением святынями, привлекавшими множество паломников со всех концов христианского мира, города, о которых идет речь, были в ту эпоху крупнейшими по численности населения и являлись центрами основных культур - латинской, греческой, египетской и сирийской - империи, границы которой совпадали с границами древней Вселенской Церкви.
В условиях урбанизированной цивилизации античности каждый из этих городов стал олицетворением определенной культурной идентичности, и это обстоятельство неоднократно приводило к серьезным конфликтам между этими "городами - свидетелями".
IV. СИСТЕМА ПЕНТАРХИИ
Первым, кто юридически ввел систему пентархии был Юстиниан I (527-565) - хотя сам термин "пентархия" появился позже; этот император включил пентархию в имперское законодательство и всячески использовал ее в своей церковной политике, об активности и последовательности которой можно судить по истории "Трех глав" и оригенизма. В юстиниановом законодательстве - так называемых novellae constitutiones, своего рода учредительных законах (ср. с папскими декреталиями на Западе) - пентархии посвящены следующие новеллы: 109; 123; гл. 22; 126, гл. 3; 131, гл. 2: De ordine sedenti patriarcharum; 137.
Идея пентархии была вполне нормально принята церковным сознанием, выразителями которого стали Вселенские соборы и Отцы Церкви.
После второго Вселенского собора (Константинопольского, 381), принявшего 3-е правило, порядок старшинства пяти патриархов был подтвержден 28-м правилом четвертого Вселенского собора (Халкидонского, 451), с которым так и не согласился Рим, и Пято-Шестым собором 691 г. (дополнившим в области церковной дисциплины решения шестого Вселенского собора, состоявшегося в 681 г. в Константинополе), который принял по этому вопросу 36-е правило. Наконец, этот порядок старшинства был признан и Западом на Константинопольском соборе 869-870 годов, который католики считают восьмым Вселенским, а православные отвергают (17-е и 21-е правило), на четвертом Латеранском соборе (5 канон), а также на Флорентийском соборе 1439 года.
Что касается св. Отцов, то вполне достаточно будет назвать двоих из них, которые, по общепризнанному мнению, считаются наиболее открытыми по отношению к идее о первенстве Римского престола. Святой Максим Исповедник говорил, что собор не может считаться вселенским, если на нем не присутствуют пять патриархов или, по крайней мере, их представители4. Для святого Феодора Студита Церковь есть "тело с пятью главами" (pentakoruphos)5; в своем послании к Льву Сакелларию он пишет:
"Каковы суть преемники /апостолов/? Тот, кто восседает на престоле Петровом и является первым, тот, кто восседает на престоле Константинопольском и является вторым; после них - Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский. Вот пентархическая власть в Церкви. Это им принадлежит право определять Божественные догматы"6.
Аналогичное заявление можно встретить в речи высокопоставленного византийского сановника Вааниса, произнесенной им в ходе восьмой сессии собора, созванного в 869 году против патриарха Фотия:
"Бог основал Свою Церковь на пяти патриархах, и в Евангелии определено, что она никогда не сможет впасть в заблуждение, ибо они суть главы Церкви. Поистине, Христос сказал: "Если /брат твой/ не послушает /тебя/, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово" (Мф 18: 16), что означает: если двое впадут в заблуждение, можно будет обратиться к трем другим. Если вдруг впадут в заблуждение четверо, то последний останется пребывать во Христе, Боге нашем, Главе всех тех, кто восстановит остаток Тела церковного".
Ваанис выражал общую идею собора; провозглашенные им канонические постановления полностью подтверждают такой взгляд на проблему церковного управления.
V. СУДЬБА "ПЕНТАРХИИ" НА ХРИСТИАНСКОМ ЗАПАДЕ В ДРЕВНИЕ ВРЕМЕНА
Еще на очень раннем этапе истории Церкви римские понтифики начали утверждать уникальный, исключающий какое-либо подобие, характер своей власти и своего авторитета во Вселенской Церкви. Первая претензия на первенство, - точнее, на роль главного арбитра, - появляется в послании папы Юлия I, написанного от лица Римского собора 340 года. Примерно семьдесят лет спустя Иннокентий I (401-417) делает следующий шаг в этом направлении: "a qua /a sede Petri/ ipse episcopatus et tota auctoritas nominis eius emersit"7. Что касается святого Льва I (440-465), то он выдвигал теорию таинственного отождествления Римского понтифика со святым Петром, согласно которой устами папы вещал сам князь апостолов8. Кроме того, он считал, что Христос передал апостолам власть через святого Петра9. На , высшем церковном уровне - поскольку нельзя было умолчать о принципе коллегиальности - святой Лев вынужден был говорить о "триархии" епископских кафедр, основанных непосредственно апостолом Петром - Римской, Александрийской и Антиохийской (называя их в порядке, обратном их историческому возникновению). Теория триархии была очень выгодна для этого выдающегося понтифика, стремившегося укрепить единый фронт Рим-Александрия, выступавший против союза Константинополя и Антиохии во времена третьего Вселенского собора 431 г. (Эфесского). История этого фронта восходила, mutatis mutandis, к эпохе арианской смуты, начавшейся в первой четверти IV века. Ярким примером этого противостояния является многолетняя антиохийская схизма: на протяжении более чем трех четвертей века в сирийской столице соперничали небольшие группы учеников Павлина, пользовавшиеся поддержкой всего западного епископата, и последователи Мелетия, которых поддерживал весь православный епископат Востока во главе со святителем Василием Великим.
После того, как Юстиниан I (527-565) с огромным трудом отвоевал у варваров часть Западной империи, римский понтифик осознал, что политическая и церковная ситуация изменилась, и постепенно согласился на роль западного участника пентархической системы. Напомним, что в 476 г. ушел с исторической сцены последний император Старого Рима, завершив чреду марионеточных монархов, являвшихся, по сути дела, послушными исполнителями воли варварских вождей, которые были подлинными хозяевами Рима и Италии.
Вот как описывает новую ситуацию, в которой оказалась Западная Церковь после юстиниановых отвоеваний, монсеньор Луи Дюшен - выдающийся французский историк Древней Церкви:
"Когда закончилась Акакианская схизма10 и были восстановлены отношения с апостольским престолом, последний далеко не сразу оказался в имперской орбите: сделать такой шаг Риму запрещали - хотя и косвенным образом - готы. Но как только была отвоевана Италия, папа постепенно был включен в церковные структуры Востока. Велизарий не стал восстанавливать Западную империю - он присоединил Рим к империи Восточной. Рим был полностью поглощен Востоком; над его церковными и гражданскими институтами нависла угроза приспособления к нуждам государства - причем не того старого режима, который исчез вместе с последними властителями Равенны, а того, который на протяжении многих лет существовал под властью императоров Константинополя. Но если при старом латинском режиме императорская власть не оказывала сколько-нибудь заметного влияния на церковь, то в Восточной империи дела обстояли, совершенно по-иному: влияние императора на управление церковью было весьма ощутимым, и осуществлялось оно через четырех патриархов, первым среди которых являлся патриарх Нового Рима, причем его преимущества были намного больше, чем у остальных патриархов. Когда Старый Рим вернулся в лоно империи, в Константинополе сочли, что к четырем патриархам присоединился еще один - пятый. Но этому пятому патриарху подобало первое место - ведь на этот счет имелись определения Константинопольского собора 381 г. и Халкидонского собора. Этот вопрос не вызвал никаких, затруднений. С тех пор во всех регламентах., во всех официальных актах, имевших хождение при византийском дворе, стали упоминаться пять патриархов: Римский, Константинопольский, Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский; Рим по-прежнему был на первом месте"11.
Итак, папы стали подданными Константинопольского императора, но присущее им положение сохранялось в силу определенных обстоятельств: удаленности Рима от византийского двора, затрудненности связи между двум Римами. С другой стороны - и это было главным - во вселенской Римской империи, "опоре Церкви Божьей на земле", - этом мифе, который постоянно культивировали византийские правители, - олицетворением другой половины империи был не кто иной, как сам папа Римский. Равенна с ее вице-императором была не более чем административной инстанцией, весьма удобной, например, для сбора денег. При том, что res Romana на Западе была оккупирована варварами - либо язычниками, либо арианами - образ "вечного" Рима ассоциировался исключительно с папой и его курией. Как бы то ни было, пентархия распространилась и на Запад, и не является ли доказательством этому тот факт, что Рим в конце концов признал Константинопольский собор 381 г. Вселенским?
Почувствовав угрозу со стороны новых завоевателей - лангобардов, посягавших на сам Рим и расположенные по соседству от него богатые земли (будущие территории папского государства) - папы обращались за помощью к императору, лояльно соблюдая правила игры в пентархию, но не отказываясь при этом от своих привилегий, связанных с первенством. Именно так среди других поступал и папа святой Григорий I (590-604). Если святой Григорий и выступал против употребления константинопольскими епископами титула "Патриарха Вселенского" (к 590 году, когда папа выступал с протестом по этому поводу, они уже долгое время именовали себя именно так), то он и сам решительно отказывался от права на этот титул, обладая при этом весьма высокими представлениями о своем первенстве...
После того как византийцы утратили влияние на западных территориях, пентархическая система на Западе фактически перестала признаваться. Военное бессилие византийцев перед лицом непрекращавшихся набегов лангобардов, на смену которым во второй половине VII века пришли арабы, а также постоянно растущие запросы имперской казны - все это окончательно подорвало престиж Константинополя в глазах его западных подданных и способствовало их окончательной изоляции от Нового Рима.
Процесс постепенного освобождения папства от влияния империи в вопросах церковной политики на Западе шел параллельно с другим процессом - ослаблением могущества Византии. Впрочем, эта постепенность время от времени нарушалась некоторыми резкими толчками, к которым можно отнести гонения императоров-иконоборцев - типичных цезарепапистов, - их непопулярную ересь на протяжении VII-IX вв., а также деятельность короля франков Карла Великого по воссозданию империи "вне греков", искусно обвиненных в идолопоклонстве (седьмой Вселенский собор 787 года в Никее) и ереси (вопрос о Филиокве).
Папа Николай I (858-867) сделал соответствующие выводы из новой ситуации; большую помощь оказал ему его секретарь Анастасий Библиотекарь - человек ученый и ловкий. К тому же, именно в это время появились подложные "Декреталии соборов и пап". Их подлинность сразу же вызвала серьезные сомнения, но Николай I всячески ее отстаивал.
Энергичный понтифик решительно избавился от Кельнского и Трирского архиепископов, скомпрометировавших себя участием в разводе короля Лотарингии. Он отменил угодливые решения Мецского собора 860 года и отлучил от церкви обоих архиепископов, тщетно пытавшихся продолжать борьбу и обвинявших папу "qui se apostolum inter apostolos enumerat, totiusque mundi imperatorem se facit". Архиепископ Равеннский, получивший право автокефалии в 866 году, пытался было поддержать осужденных архиепископов; он был предан суду Римского собора (862), вынужден был отказаться от своих слов и дать обязательство ежегодно являться к папе. Викарные епископы области, столицей которой была Равенна, получили совершенно недвусмысленное предупреждение: "Ne aliis metropolitanis episcopis talia praesumendi occasio remaneret". Это свидетельствовало о независимости церкви от светской власти, что являлось значительным аргументом в пользу папства для некоторых крупных церковных деятелей даже в Константинополе - назовем здесь святых Максима Исповедника и Феодора Студита. Но в то же самое время Николай I пользовался любым удобным случаем, чтобы как можно больше усилить авторитет и власть римского понтифика за счет власти митрополитов, которые, как мы уже видели, были бессильны. По-другому обстояли дела в случае с епископом Суассонским Ратходом. Этот иерарх был законно низложен собором 861 года в его собственном городе под председательством знаменитого архиепископа Хинкмара Реймсского; затем приговор был подтвержден судом более узкого состава, проведения которого требовал сам Ратход и состав которого он сам определял. В начале 863 года в дело вступил Николай I: как посмели не дожидаться апелляции Ратхода в Рим?! Если бы Ратходу не была дана возможность возвратиться на свою кафедру, архиепископ Хинкмар был бы низложен так же, как другие члены собора. Хинкмар подчинился требованиям папы и обратился к нему с просьбой утвердить решения этого собора, присоединив к ним решения предыдущего собора, состоявшегося в Суассоне в 853 году (!) В памятной записке папе Хинкмар - авторитетный и опытный канонист - напоминал, что каноны предоставляют папе право апелляции, а не суда: дело нужно было вернуть на повторное рассмотрение с возможным участием папских легатов (согласно Сардикийскому собору 343 года); если папа будет настаивать на своем, Хинкмар готов подчиниться, но авторитет Церкви может от этого пострадать. Этот весьма характерный случай для политики, которую последовательно проводил Николай I.
Примерно в том же духе осуществлялось вмешательство Николая I в дела Константинопольской церкви в ходе столкновения с патриархом Фотием - противником, равным ему по силам. В 860 году в Рим прибыло византийское посольство в составе одного сановника и четырех епископов для того, чтобы вручить папе соборное послание Фотия, извещающее о его избрании, а также послание императора Михаила III, предлагавшего Римскому понтифику прислать в Константинополь своих легатов для участия в соборе, который должен был урегулировать последствия иконоборческой смуты. Папа согласился направить двух своих представителей на запланированный собор (следует отметить, что инициатива его созыва исходила от императора), но при этом выразил неодобрение по поводу того, что патриарх Игнатий был низложен "sine romani consulto pontificis"; более того, он потребовал восстановления римской юрисдикции над Иллириком и папскими вотчинами в Калабрии и на Сицилии.
Едва ли есть смысл подробно рассказывать обо всех перипетиях дела патриарха Фотия, но было бы весьма интересно коснуться идеологических предпосылок, на которых основывалась позиция Николая I по этому вопросу. В своем послании "Proposueramus" императору Михаилу III от 28 сентября 865 года, папа высказывает сначала негодование по поводу оскорбительных выражений императора (его послание, в котором содержались эти оскорбительные выпады, не сохранились), утверждавшего, в частности, что Старый Рим источен червями, а латынь есть язык варваров и скифов (sic). Он повторяет теорию святого Льва о триархии Рима, Александрии и Антиохии. Эти церкви, пишет Николай I, получили свои прерогативы от апостолов Петра и Павла, тогда как Константинополю поистине нечем похвалиться за исключением святынь, похищенных у других церквей (!). "Не должно вызывать никакого сомнения, что именно через посредство этих трех главных церквей, облеченных властью апостолов Петра и Павла, осуществляется попечение о всех церквах". В 866 году, в своих ответах болгарам, Николай I проводит ту же идею, выдвигая на этот раз более четкие аргументы:
"Истинными патриархами должны считаться те, кто занимают апостольские кафедры, унаследованные через преемство понтификов, то есть те, кто председательствует в церквах, в действительности основанных апостолами, то есть, в церквах Римской, Александрийской и Антиохийской... Что же касается епископов Константинополя и Иерусалима, то хотя они и именуют себя патриархами, они, тем не менее, не обладают той же властью, как названные выше... Константинопольский понтифик называет себя патриархом лишь потому, что его город называется Новым Римом, а сам он скорее рассчитывает на благосклонность князей, нежели чем основывается на твердом принципе. Вы спрашиваете затем, который из патриархов является вторым. По учению Римской церкви, указанию Никейских правил, учению епископов Рима и по самим доводам разума - это патриарх Александрийский".
Можно было бы сказать, что между триархией и пентархией нет принципиальной разницы, но вот в выражениях письма от 28 сентября 865 года звучат ноты нововведения: "Ius habemus поп solum monachos, verum etiam quoslibet clericos de quacum diocesi ad nos convocare". Что касается Александрийской и Антиохийской кафедр, то к этому времени они лишились своего былого величия. Совершенно очевидно, что в ту эпоху на Западе перестали обращать внимание на пентархическую систему, а если иногда и перечисляли патриархов в соответствии с установленной иерархией, то делали это лишь ради соблюдения протокольных формальностей.
С первого взгляда может показаться, что Рим заявил о своей приверженности идее пентархии на Константинопольском соборе, созванном императором Василием I в 869 году под председательством легатов папы Адриана II: он был признан Западом как восьмой Вселенский, тогда как Православная церковь его отвергла. Действительно, 17-е, 21-е и 26-е правила Константинопольского собора 869 года отражали "идеологию пентархии", но согласие римлян принять эти положения объясняется тем, что главной их задачей было навязать византийцам выгодные для Запада решения, а ради этого они были готовы приспособиться к византийскому языку с целью получить аргументы a fortiori, не отказываясь при этом от идеи Римского первенства как таковой. Вообще, помимо осуждения Фотия и возвращения на Патриарший престол Игнатия, Рим стремился добиться осуждения любых попыток оспорить римскую концепцию прерогатив папской власти. Такую же позицию занял Рим и во время Константинопольского собора 879-880 годов, проходившего под председательством Фотия и в присутствии папских легатов. В ответ на приглашение императора принять участие в соборе папа Иоанн VIII заметил, что Фотий вернулся на Патриарший престол, не получив на это санкции Рима, и напомнил, что папа имеет право судить и низлагать патриархов. Рим требовал, чтобы Фотий попросил прощения перед будущим собором и отказался от юрисдикции над новообращенной Болгарией, но столкнувшись с отказом и увертками, вынужден был этим удовлетвориться. Уступки папы и его легатов собору объяснялись тем, что Рим ожидал срочную помощь Византии в борьбе против арабов, после того как папа совершил в 878 году не принесшую никаких результатов поездку во Францию. На этот раз помощь пришла - императорский флот появился летом 880 года возле Остии... Деяния собора 879-880 годов показывают, что иногда папские легаты и византийские епископы просто начинали говорить на разных языках: когда, например, первые спорили, каким образом Фотий смог возвратиться на свою кафедру, не уведомив об этом Рим, Илья Иерусалимский отвечал:
"Три патриарших престола на Востоке всегда имели своих собственных патриархов; почти все константинопольские епископы и священники приняли Фотия в качестве патриарха; кто же смог бы помешать ему вновь стать таковым?" (Вторая сессия собора).
VI. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ФОРМУЛИРОВКА УЧЕНИЯ О ПЕНТАРХИИ В ВИЗАНТИИ
Учение о пентархии было сформулировано в классическом виде Патриархом Антиохийским Петром II (1052-1056), также известном благодаря его тщетным попыткам смягчить непримиримую позицию Михаила Керуллария. Петр Антиохийский излагает свою концепцию во вступлении к своему первому посланию папе Льву IX и - в еще более четкой форме - в послании Доминику, Латинскому Патриарху Градо12. Божественная благодать поставила в мире пять патриархов, и это число нельзя превзойти. У Церкви, Тела Христова, один Глава - Сам Христос; что же касается пяти патриархов, то они соответствуют пяти чувствам. Исходя из этого, Петр Антиохийский пишет Доминику, что не может признать его истинным патриархом. Патриархи равны между собой; епископ Римский - предстоятель одной, а не всех церквей. Современник патриарха Петра, светский богослов Михаил Пселл (1018-1078) настаивает на согласии пяти патриархов: никто из них не может говорить от имени всей Церкви, кроме как после совещания с остальными. В XII веке знаменитый византийский канонист Феодор Вальсамон, избранный Патриархом Антиохийским, но - по причине того, что его престольный град был занят латинскими крестоносцами, - проживавший в Константинополе, в кратком сочинении, адресованном Патриарху Александрийскому Марку, "Meditatio sive responsa de patriarcharum privilegiis"13, повторяет рассуждения своего предшественника Петра III; при этом он отмечает, что вовсе не следует заменять отпавшего патриарха епископом, занимающим какую-то иную кафедру - напротив, нужно ожидать его обращения14.
Можно также вспомнить, что патриарх Московский, получивший в 1591 году пятое место в диптихах, так и не занял соответствующего места в пентархической системе.
VII. СУДЬБА ПЕНТАРХИИ В ВИЗАНТИЙСКОМ МИРЕ
Западный мир - за исключением разве что немногих эрудитов - практически забыл о существовании такого института, как пентархия. Напротив, в Православной церкви этот институт, сведенный до власти четырех православных патриархов, продолжал существовать вплоть до современной эпохи.
Один из важнейших переломов в истории Церкви произошел в XV в., когда под ударами турок пал Константинополь и практически весь христианский Восток - за исключением Руси, которая в ту пору только начинала свое восхождение на арене мировой истории, - стал частью Турецкой империи. Что касается западного христианства, то оно, напротив, переживало в эту эпоху период стремительного расширения своих пределов: обойдя мусульманский заслон, европейцы достигли Дальнего Востока; открыли и начали заселять Америку. Это было первым в истории человечества распространением одного учения по всему миру.
Заинтересованные в сохранении целостности обширной империи, значительную часть населения которой составляли христиане, турки не стали разрушать церковные структуры в своем государстве. Входило ли в их планы создание новой, исламизированной Римской империи? Как бы то ни было, смешивая, согласно логике ислама, светское и духовное, турецкие власти, сделавшие к тому времени Константинополь своей столицей и, переименовав его в Стамбул, возложили на патриарха этого города ответственность за всех их подданных-христиан. Деятельность христиан в мусульманской империи была строго ограничена, но авторитет и полномочия Вселенского Патриарха лишь увеличились в таких условиях. А это, в свою очередь, облегчило осуществление пентархического управления - тем более, что число православных "халкидонских" христиан Египта (Александрия), Сирии (Антиохия) и Палестины (Иерусалим) значительно сократилось. Следует также напомнить, что высшие иерархические звания в этих церквах стали к тому времени уделом греков - в ущерб местному населению, арабскому или египетскому. Пентархия, по существу, стала сугубо греческой, что значительно облегчило отношения между главами пентархии.
Ниже мы рассмотрим, каким образом применялись принципы пентархии в соборной практике, а затем отдельно коснемся истории Русской церкви, которая всегда принимала решения пентархии, а иногда даже сама испрашивала эти решения, - несмотря на свой собственный огромный удельный вес в мире восточного христианства. Россия была православной страной, избежавшей пятисотлетнего турецкого мусульманского ига (так же, как и Грузия), и представлявшей православие на международной арене. Пример России тем более показателен, что с его помощью можно постараться понять и оценить значение пентархии для самого православия.
VIII. СОБОРЫ ЭПОХИ ПЕНТАРХИИ15
Соборы, на которых присутствовали православные патриархи пентархии и сопровождавшие их викарные епископы (число которых могло колебаться), стали вехами в период после разрыва 1054 года; решения этих соборов были "приняты" всей совокупностью автокефальных церквей, некоторые из которых возглавлялись к тому времени своими собственными патриархами.
На Константинопольских соборах, состоявшихся 26 января 1156 года и 12-13 мая 1157 года, присутствовали патриархи: Константинопольские Константин IV (1156) и Лука Хрисолог (1157), Иерусалимский Николай, а также Антиохийский Сотирик Пантевген (1155-1157), который был соборно осужден и низложен. Кроме патриархов, на этих соборах также присутствовали многочисленные епископы - двадцать четыре в 1156 и тридцать пять в 1157 году, в том числе архиепископы Кипра и Болгарии, а также император Мануил Комнин и целый ряд высокопоставленных сановников. Один из этих соборов (а по мнению некоторых - оба) был созван для того, чтобы вынести суждение по поводу взглядов профессоров Константинопольского университета, среди которых был один епископ (Михаил Фессалоникийский) и которых поддержал другой иерарх (епископ Диррахийский Евстафий) и целый ряд других лиц. Они считали, что Крестная Жертва могла быть принесена только Отцу, а не Слову (при этом допускалась дополнительная роль Святого Духа); иначе, утверждали они, Христос разделился бы в Себе. "Еретичествующие" также утверждали, что Евхаристия, совершающаяся каждый день в воспоминание о Крестной Жертве, приносится одному Отцу. Оба эти утверждения очевидным образом вели к разделению Божественного триединства16.
Далее следует упомянуть исихастские соборы, проходившие в Константинополе в 1341, 1347 и 1351 годах. На них присутствовало от двадцати до двадцати пяти епископов, абсолютное большинство принадлежало Вселенскому Патриархату, но также Лазарь Иерусалимский, и Арсений Тирский, направленный на собор 1347 года Патриархом Антиохийским Игнатием. Болгарская церковь официально приняла решения собора 1351 года на Тырновском соборе 1360 года. В 1352 году Вселенский Патриарх Каллист настоял на включении определений Собора 1351 года в анафематизмы и литургические возгласы Постной Триоди, что и было принято всем православным миром.
Собор 1484 года, на котором присутствовали четыре патриарха, рассмотрел вопрос о присоединении латинян к Православию через миропомазание.
Томос, в соответствии с которым митрополит Московский возводился в патриаршее достоинство, был подписан в 1593 году патриархами Константинопольским, Антиохийским и Иерусалимским, а также восьмьюдесятью одним епископом17.
Определения Константинопольского собора 1638 года, анафематствовавшие патриарха Кирилла Лукариса за его чисто кальвинистское исповедание веры (латинский текст 1629 года, греческий - 1633 года), подписаны тремя патриархами и двадцатью митрополитами.
В 1643 году четыре патриарха и двадцать два епископа подписали документ, в котором выражалось одобрение "Православного исповедания Кафолической и Апостольской Церкви" митрополита Киевского Петра Могилы, переведенного им самим и несколько исправленного греческим богословом Мелетием Сиригом.
В январе 1672 года в Константинополе состоялся еще один собор, осудивший учение Кирилла Лукариса. На нем присутствовали четыре патриарха и сорок епископов.
В марте того же года Патриарх Иерусалимский Досифей Нотарас, находясь в своем престольном городе, вручил епископам, прибывшим на освящение храма Рождества в Вифлееме, свое знаменитое Исповедание веры: оно было одобрено в документе, подписанном шестьюдесятью девятью лицами, восемь из которых были епископами. Фактически, это был Поместный собор, но в следующем, 1673 году, в Константинополе состоялся еще один собор, на котором присутствовали патриархи Константинопольский, Антиохийский и Иерусалимский и который еще раз одобрил это Исповедание.
Собор 1755 года, на котором присутствовали патриархи Константинопольский, Александрийский и Иерусалимский, напомнил о необходимости крестить через полное погружение, а следовательно - перекрещивать латинян и армян.
Можно упомянуть и окружное послание патриархов Григория VI Константинопольского и Афанасия Иерусалимского, подписанное также двадцатью семью епископами, в котором осуждаются действия протестантов и нововведения латинян.
Огромное значение сыграло окружное послание восточных патриархов от 6 января 1848 года, подписанное Анфимом Константинопольским, Иерофеем II Александрийским, Мефодием Антиохийским, Кириллом Иерусалимским, а также двадцатью девятью епископами. Небольшой параграф этого послания, в котором говорится о том, что хранителем Предания является весь православный народ, привлечет восторженный интерес ученого русского мирянина, Хомякова, который положит этот тезис в основание всей своей экклезиологии, сконцентрированной вокруг понятия соборности.
Последним формальным деянием института пентархии стал Константинопольский собор 1872 года (29 августа-17 сентября), на котором присутствовали восточные патриархи и двадцать пять епископов. Этот Собор осудил филетизм, то есть использование этнического признака (от слова "phyle" - "племя") в качестве основания для распространения юрисдикции поместных церквей. В то время болгары пытались распространить юрисдикцию своей церкви на всех своих сограждан, проживавших в Турции, в частности, в самом Константинополе - то есть на канонической территории Вселенского патриархата. Осуждение филетизма, основанное на определениях Константинопольского собора 1872 года, прочно вошло в православное богословие, несмотря на то обстоятельство, что некоторые автокефальные церкви (славянские) установили отношения с Болгарской церковью прежде того, как в 1945 году Вселенский Патриарх, получив одобрение собратьев по пентархии, снял с нее запрещение.
В рамках пентархии можно также рассматривать окружное послание Вселенского Патриарха Иоакима III, датированное 30 июня 1902 года и адресованное главам всех православных церквей. В нем говорилось:
- о мерах, которые могли бы содействовать единению православных народов в вере, любви и христианском согласии;
- о способах по сближению с двумя ветвями западного христианства (католичеством и протестантизмом);
- об отношении к старокатоликам, ищущим полного единения с Православием;
- о проблеме общего православного календаря и о некоторых других сторонах церковного устроения.
Кроме того, следует вспомнить об обмене посланиями между патриархом и Русской церковью18, а также о Всеправославном совещании 1923 года.
IX. ПЕНТАРХИЯ И РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ
Будучи автокефальной с 1448 года, Русская церковь становится патриархатом после посвящения в патриархи Иова в 1589 году Вселенским Патриархом. Этот акт, одобренный пентархией, предоставил Патриарху Московскому пятое место. Известный русский богослов и историк А. Карташев имел все основания называть свою церковь "колоссом Православия", но при этом Москва никогда не требовала включения ее патриарха в состав пентархии - она всегда соглашалась с ее определениями. В ряде случаев Москва специально обращалась к ее членам за советом или даже с просьбой об утверждений своих решений. Так например, в 1654 году патриарх Никон направил к Вселенскому Патриарху Паисию посланника, который привез на его рассмотрение вопросник из двадцати восьми пунктов. Ответ, подписанный самим Паисием, а также двадцатью четырьмя митрополитами, тремя епископами и одним архимандритом, дошел до Москвы в мае 1655 года. Константинопольский Патриарх написал Никону в своем томосе, какие греческие обряды употреблялись тогда на Востоке; при этом он советовал своему московскому собрату проявлять в своих действиях мудрую умеренность:
"Не следует нам и теперь думать, будто извращается наша православная вера, если кто-нибудь имеет чинопоследование, несколько отличающееся в пунктах, которые не принадлежат к числу существенных членов веры, лишь бы он соглашался с Кафолической Церковью в важных и главных" (цит по: А. Карташев. Очерки по истории Русской церкви, Париж, 1959, т. 2, с. 157)
Одержав победу над противниками обрядовых реформ, патриарх Никон оставил в 1660 году престол, позже был судим и низложен Московским собором 1666-1667 годов, проходившим при участии патриархов Александрийского и Антиохийского.
В 1715 году, обращаясь с просьбой к Патриарху Вселенскому, Петр Великий писал:
"Прибегаю к духовному врачу, еже есть к Святой нашей Матери Восточной церкви и к Вашему Святейшеству, яко главнейшему оной во вселенной управителю" (там же, с. 361).
30 сентября 1721 года Петр Великий пишет еще одно послание Патриарху Константинопольскому, в котором просит его одобрить свои планы по упразднению патриаршества в России и замене его коллегиальным органом - "Святейшим Правительствующим Синодом":
"...уповаем, что Всесвятейшество, яко первый архиерей Православной Кафолической Восточной Церкви, сие наше учреждение и сочинение Духовного Синода за благо признати изволите и о том прочим Блаженнейшим - Александрийскому, Антиохийскому и Иерусалимскому - патриархам сообщение учините" (там же, с. 365).
Ответы, полученные Петром Великим, не лишены определенной Двусмысленности; они значительно отличаются от обычных "пентархических" документов. В своем первом ответе Вселенский Патриарх Иеремия II сообщает об отсутствии остальных патриархов; он ожидает их ответа, который, как он надеется, будет положительным, и немедленно по его получении снова напишет царю. Его окончательный ответ дойдет до России лишь двумя годами позже: Вселенский Патриарх приложит к своему посланию идентичное по содержанию послание Патриарха Антиохийского; что касается Александрийской кафедры, то она была в то время вакантна, а Патриарх Иерусалимский был болен (!). Впрочем, и этих двух ответов оказалось вполне достаточно. В конце концов Вселенский Патриарх одобрил учреждение Святейшего Синода.
В 1943 году Патриарх Московский, нормализовав отношения с Грузинской церковью, автокефалию которой он до тех пор не признавал, уведомил о своем решении четырех Восточных патриархов, назвав их поименно, за исключением, вероятно, глав остальных православных церквей19.
Весьма интересный факт: в июле 1948 года Русская церковь торжественно праздновала 500-летие своей автокефалии, пригласив в Москву представителей всех автокефальных церквей. Московский Патриархат хотел, чтобы к юбилейным торжествам был приурочен Всеправославный собор. Однако Патриарх Вселенский в решительной форме напомнил, что прерогатива созыва подобного собора принадлежит только ему - в итоге, встреча представителей автокефальных церквей, проходившая в Москве с 8 по 18 июля 1948 года, в ходе которой был принят ряд решений по важнейшим вопросам Вселенского Православия, получила официальное название "Совещание (а не собор) глав и представителей автокефальных православных церквей". Представители Вселенского Патриарха и Элладской церкви присутствовали только на праздновании и не приняли участия в дебатах, развернувшихся в ходе совещания20.
X. СОВРЕМЕННОЕ ПОЛОЖЕНИЕ
Окружное послание 1902 года, направленное Вселенским патриархом Иоакимом III предстоятелям всех автокефальных церквей и содержавшее предложение рассмотреть отношение с католиками и протестантами, ознаменовало важнейший поворотный пункт в истории, когда первый по чести иерарх обращался напрямую ко всей совокупности автокефальных церквей. Вселенские патриархи прекрасно понимали, что с выходом на арену мировой истории православных народов, освободившихся от четырехсотлетнего мусульманского ига, пентархия перестала отвечать нуждам создавшейся ситуации. В двадцатых годах нашего столетия патриархи Константинопольские предприняли ряд попыток по урегулированию этой ситуации. 27 мая 1924 года, на следующий год после проведения Всеправославного совещания, Вселенский Патриарх Мелетий IV издал окружное послание, в котором объявлял о созыве в 1925 году Всеправославного собора, приуроченного к 1600-летию Первого Вселенского собора. Неблагоприятная политическая ситуация помешала осуществить этот замысел: вопервых, продолжали слишком остро ощущаться последствия недавней греко-турецкой войны, а вовторых, в Соборе не могла принять участие Русская церковь, на долю которой выпали жестокие гонения со стороны безбожного советского режима. 10 декабря 1925 года патриарх Василий III издал окружное послание, в котором сообщал о переносе собора на 20 июня 1926 года. Наконец, в 1930 году удалось провести Всеправославное предсоборное совещание в Ватопедском монастыре на Афоне. Интересно отметить, что в ходе этого совещания Константинополь отклонил как чуждое православной традиции предложение Румынской церкви о том, чтобы каждая автокефальная церковь имела постоянного представителя при Вселенском Патриархе. Это предложение таило в себе опасность подмены принципа общения, лежащего в основе Церкви как на поместном, так и на вселенском уровне, неким федеративным принципом.
Наконец, благодаря высочайшему личному престижу, благоприятным изменениям в международной обстановке и особенно пророческому видению места и ответственности православной церкви - в современном мире в целом и в контексте экуменического движения в частности - патриарху Афинагору I удалось найти выход из тупиковой ситуации и преодолеть препятствия - как внутриправославные, так и внешние. Ему удалось создать новый межцерковный орган - Всеправославные совещания, или конференции, в работе которых принимает участие ограниченное количество представителей всех автокефальных автономных церквей.
В период с 1961 года было проведено восемь таких встреч, на которых обсуждались важнейшие вопросы, касавшиеся всех православных церквей в целом21. Совещания созывались Вселенским Патриархом с согласия предстоятелей всех автокефальных церквей и проходили под председательством представителя Константинопольского Патриархата.
Следует отметить, что пентархия и всеправославные совещания находятся на разных уровнях православной церковной организации. Пентархия, по сути дела, является институтом, обеспечивающим управление Церковью и решение встающих перед нею вопросов. Что же касается всеправославных совещаний, то они являются органом прямого представительства всех автокефальных церквей. В их задачу входит подготовка Великого собора Православной церкви. А это значит, что всеправославные совещания вовсе не заменили собой пентархическое управление - последнее формально никогда не самоупразднялось.
Вместе с тем, как уже говорилось выше, пентархия не вполне адекватно отражает то положение, в котором находятся сегодня автокефальные церкви. Если румыны предлагали в ходе Ватопедского совещания 1930 года создать институт постоянных представителей автокефальных церквей при Вселенском Патриархе, то мы считаем возможным расширение традиционной пентархии путем назначения к четырем восточным патриархам, авторитет которых признан еще вселенскими соборами, двух или трех предстоятелей поместных автокефальных церквей; система ротации позволила бы участвовать в этом новом органе управления всем автокефальным церквам. Со своей стороны, всеправославные совещания должны продолжить подготовку общего Собора.
Выше этих двух инстанций - пентархии и всеправославных совещаний - находится общий, или Вселенский, собор, который непосредственно - и в чисто пророческом измерении - выражает кафоличность Церкви.
XI. ВОПРОС О ПЕРВЕНСТВЕ НА РАЗЛИЧНЫХ УРОВНЯХ ЦЕРКОВНОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
Вопрос о первенстве имеет огромное значение на всех уровнях церковной организации: например, следует знать, кто имеет право созывать межцерковные соборные органы и под чьим председательством они должны осуществлять свою работу. Для того, чтобы избежать возможного смешения различных организационных уровней и обеспечить нормальное функционирование каждого из этих уровней, нужно придерживаться некоторых основополагающих принципов, или критериев.
В догматическом плане основным критерием для нас всегда оставалась и будет оставаться Евхаристия, которая совершается даже до края земли со дня первой Пятидесятницы: в ней таинственным образом осуществляется церковное единство народа, пребывающего в одном месте, под председательством одного епископа - того, кто председательствует в таинстве единства. Церковное единство на последующих уровнях - сначала поместном, а затем и вселенском - следует рассматривать именно по аналогии с этим res. Традиционный церковный подход к этой проблеме прекрасно сформулирован в знаменитом 34-м правиле так называемых Правил святых Апостолов - разнородного документа, пятьдесят первых канонов которого признаются как на Востоке, так и на Западе:
"Епископам всякого народа подобает знати первого в них, и признавати его яко главу, и ничто превышающего их власть не творити без его рассуждения: творити же каждому только то, что касается до его епархии, и до мест к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех. Ибо так будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святый Дух".
Как видим, одна из наиболее крепко укоренившихся церковных традиций, в соответствии с которой любая церковная инстанция должна быть автокефальной, приходит в явное противоречие с Правилами святых Апостолов. Всякая соборность подразумевает межличностные отношения, а для достижения и сохранения единства необходимо избрание первенствующего иерарха, которым должен быть глава поместной церкви, почитающейся первой среди остальных, ибо за пределами сакраментальной евхаристической общины нужны определенные инстанции межцерковного согласия.
Ни в коей мере не отрицая первенства Иерусалима - первенства, основанного на Священном Писании, а следовательно, неотъемлемого, - мы, вместе с тем, имеем все основания утверждать следующее: исторически сложилось так, что после разрыва 1054 года в православном мире Константинополь принял эстафету Рима в качестве первой кафедры среди церквей. Разумеется, не следует полагать, что это первенство подразумевает какую-то вселенскую юрисдикцию - достаточно вспомнить, что именно этот вопрос стал одной из причин разрыва, произошедшего в XI веке.
В данном контексте полезно вспомнить слова видного русского богослова и иерарха митрополита Антония (Храповицкого). 4 января 1923 года, обращаясь к Лозаннской международной конференции, на повестку дня которой была, среди прочего, поставлена судьба Константинопольского Патриархата, он писал:
"Мы применяем это выражение /наша апостольская вера/ к судьбе Константинопольского престола, потому что, в соответствии с учением Церкви Христовой, выраженном в решениях семи вселенских, соборов, признанных, как православными, так и римо-католиками, Константинопольский престол - не просто одна из церковных областей, подобная прочим; он считается неотъемлемой частью Православной церкви, распространенной по всей вселенной... Особенно важно отметить тот факт, что только за ним одним признается право принимать прошения с жалобами епископов, почитающих себя обиженными поместными соборами (четвертый Вселенский собор, правило 17-е). В этом последнем смысле Патриарх Константинопольский предстает перед православными всех стран в качестве верховного судьи"22.
Покойный Вселенский Патриарх Афинагор попытался уточнить понятие вселенской ответственности Константинополя как первой кафедры среди православных церквей в своем окружном послании по случаю недели Торжества Православия в 1950 году:
"Вокруг этого центра собираются и объединяются все православные церкви, рассеянные по разным городам и весям, являющиеся, в соответствии с каноническим устроением церковной жизни, независимыми и автокефальными: в согласии со своим центром эти церкви составляют единое и неделимое тело. Эта церковь берет на себя попечение о церквах-сестрах всякий раз, когда чрезвычайные обстоятельства требуют справедливого и законного окормления чад этих церквей. В целом же именно через нее - то есть через общение (κοινωνια) и связь (epaphu) с ней - различные православные церкви соединяются в тело Единой, Святой, Соборной и Апостольской Православной Церкви, Главой которой является не кто иной, как Иисус Христос - единый Глава и Совершитель веры".
Конечно, эти слова вовсе не означают, что Вселенский Патриархат является источником межцерковного единства - но в соответствии с решениями соборов на него возложено особое попечение и особая ответственность - в каноническом порядке - за межцерковное согласие на различных уровнях.