|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

ГЛАВА ШЕСТАЯ

СИЛЛОГИСТИКА В ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ОСВЕЩЕНИИ. ФОРМУЛЫ УМОЗАКЛЮЧЕНИЯ И ХИМИЧЕСКИЕ ФОРМУЛЫ

§ 30. Попытки психологического истолкования силлогистических положений

В предыдущей главе мы брали за основу наших рассуждений, главным образом, принцип противоречия, ибо именно в отношении его, да и вообще в отноше­нии основных принципов, искушение психологичес­кого понимания очень велико. Мотивы, влекущие к та­кому пониманию, действительно в значительной мере кажутся чем-то самоочевидным. Кроме того, специаль­ное применение эмпирической доктрины к законам умозаключения встречается реже; так как их можно свести к основным принципам, то обыкновенно по­лагают, что на них не стоит затрачивать особых уси­лий. Если эти аксиомы представляют собой психоло­гические законы, а силлогистические законы являются чисто дедуктивными следствиями из аксиом, то и сил­логистические законы представляют собой законы пси­хологические. И вот, следовало бы думать, что каждое ошибочное умозаключение является решительным оп­ровержением этого взгляда и что из этой дедукции ско­рее можно извлечь аргумент против возможности ка­кого бы то ни было психологистического толкования аксиом. Следовало бы, далее, думать, что, соблюдая не­обходимую тщательность в логическом и словесном фиксировании предполагаемого психологического содержания аксиом, эмпиристы убедятся, что при та­ком истолковании аксиомы ни малейшим образом не способствуют доказательству формул умозаключения и что, где такое доказательство имеется, там исходные и конечные пункты его носят характер законов, toto coelo различающихся от того, что называется законом в психологии. Но даже самые ясные опровержения бес­сильны перед убежденностью психологистов. Г. Гейманс, недавно вновь подробно развивший это учение, так мало смущается существованием ошибочных умо­заключений, что в возможности обнаружить ошибоч­ное умозаключение видит даже подтверждение психо­логического взгляда; ибо это обнаружение, думает он, состоит не в том, чтобы исправлять того, кто еще не мыслит согласно принципу противоречия, а в том, что­бы раскрыть противоречие, незаметно вкравшееся в ошибочное умозаключение. Хотелось бы спросить: да разве незамеченные противоречия не являются также противоречиями, и разве логический принцип говорит только о несовместимости замеченных противоречий, а относительно незамеченных допускает, что они мо­гут быть совместно истинны? Ясно опять-таки - вспом­ним лишь о различии между психологической и логи­ческой несовместимостью, - что мы вращаемся в мутной области вышеизложенных смешений понятий.

Если нам еще скажут, что речь о «незамеченных» про­тиворечиях, содержащихся в ошибочном умозаключе­нии, надо понять в переносном смысле, - что только в процессе опровергающего рассуждения противоречие выступает как нечто новое, как следствие ошибочного способа умозаключения, и что с этим в качестве дальней­шего результата связано (также в психологическом смыс­ле) то, что мы вынуждены отвергнуть этот способ умо­заключения как ошибочный, - то и это нам многого не даст. Одно течение мыслей порождает один результат, другое - другой. Никакой психологический закон не со­единяет «опровержения» с ошибочным умозаключением. Последнее в бесчисленном количестве случаев встре­чается без первого и переходит в убеждение. Но какое же право имеет одно течение мыслей, связывающееся толь­ко при известных психических условиях с ложным умо­заключением, просто приписывать ему противоречие и оспаривать его «обязательность» не только при этих ус­ловиях, но и объективную, абсолютную обязательность его? Совершенно так же дело обстоит, разумеется, и с «правильными» формами умозаключения в отношении их обоснования логическими аксиомами. Как может обо­сновывающее течение мысли, наступающее только при известных психических условиях, претендовать на то, что соответствующая форма умозаключения безуслов­но обязательна? На такие вопросы психологистическое учение не дает приемлемого ответа; тут, как и всюду, оно лишено возможности выяснить объективное значение логических истин и вместе с тем функцию их в качестве абсолютных норм правильного и неправильного сужде­ния. Уже не раз приводилось это возражение, уже не раз замечали, что отождествление логического и психоло­гического закона стирает всякое различие между пра­вильным и ошибочным мышлением, ибо ошибочные способы суждения, так же, как и правильные, протекают согласно психологическим законам. Или мы должны по произвольному соглашению именовать результаты од­них закономерностей правильными, а других - оши­бочными? Что же отвечает на эти возражения эмпирист? «Конечно, говорит Гейманс, мышление, имеющее своей целью открытие истины, стремится создать непротиво­речивые связи мыслей; но ценность этих непротиворе­чивых связей кроется опять-таки в том обстоятельстве, что фактически может быть утверждаемо лишь не­противоречивое, т. е. в том, что принцип противоречия есть естественный закон мышления»³⁵. Что за странное стремление, можно ответить на это, приписывается здесь мышлению, стремление к непротиворечивым связям мыслей, между тем как иных связей вообще нет и не может быть - по крайней мере, если на самом деле действует тот «естественный закон», о котором идет речь. Вряд ли лучше и следующий аргумент: «у нас нет никакой иной причины считать «неправильной» связь двух противоречащих друг другу суждений, кроме того, что мы инстинктивно и непосредственно чувствуем невозможность одновременно утверждать оба сужде­ния, Попробуем независимо от этого факта доказать, что мы имеем право утверждать только непротиво­речивое; чтобы быть в состоянии это доказать, придет­ся все время предполагать то, что требуется доказать» (Гейманс). Мы сразу замечаем, что тут действуют ана­лизированные нами выше смешения понятий. Внут­ренняя убедительность логического закона, не допус­кающего одновременной истинности противоречащих суждений, отождествляется с инстинктивным и будто бы непосредственным «ощущением» психологической невозможности совершать одновременно противоре­чивые акты суждений. Очевидность и слепая уверен­ность, точная и эмпирическая всеобщность, логическая несовместимость соотношений вещей и психологичес­кая несовместимость актов веры, стало быть, невозмож­ность совместной истинности и невозможность одно­временной веры - сливаются воедино.

§ 31. формулы умозаключения и химические формулы

Гейманс попытался уяснить учение, что формулы умозаключения выражают «эмпирические законы мышления» путем сравнения их с химическими фор­мулами. «Точно так же, говорит он, как в химической формуле 2H₂+O₂=2H₂О проявляется только тот об­щий факт, что два объема водорода и один объем кислорода при соответствующих условиях соединя­ется в два объема воды, так и логическая формула:

MaX+MaY= YiX+ XiY

высказывает лишь, что два общеутвердительных суж­дения с одинаковым субъектом при соответствующих условиях создают в сознании два новых частно утвер­дительных суждения, в которых предикаты первона­чальных суждений выступают в качестве субъекта и предиката. Почему в этом случае возникают новые суж­дения, при комбинации же: MeX+MeY таковых не полу­чается, этого мы доселе еще совершенно не знаем. Но путем повторения... экспериментов мы можем убедить­ся, продолжает он, что в этих отношениях господству­ет непоколебимая необходимость, которая при дан­ных предпосылках заставляет нас считать истинным и умозаключение». Эти опыты, разумеется, должны про­изводиться «с исключением всех препятствующих вли­яний» и состоят в том, <<что возможно яснее представ­ляют себе соответствующие суждения, служащие предпосылками, затем пускают в ход механизм мыш­ления и ждут, получится или не получится новое суж­дение». Если же действительно получается новое суж­дение, тогда надо внимательно всмотреться, не вступили ли в сознание, кроме начального и конечно­го пункта, еще какие-либо отдельные промежуточные стадии и возможно точнее и полнее отметить их.

Поражает нас в этом учении утверждение, что при исключенных логиками комбинациях не имеет мес­то создание новых суждений. А между тем и по отно­шению к каждому ошибочному умозаключению, на­пример, такой формы:

XeM+MeY=XeY

придется сказать, что вообще два суждения форм ХеМ и MeY «при соответствующих условиях» дают в созна­нии новое суждение. Аналогия с химическими форму­лами в этом случае подходит так же хорошо или худо, как и в других случаях. Разумеется, тут недопустимо возражение, что «обстоятельства» в том и другом слу­чае неодинаковы. Психологически они все одинаково интересны, и соответствующие эмпирические сужде­ния имеют одинаковую ценность. Отчего же мы дела­ем это коренное различие между обоими классами формул? Если бы нам предложили этот вопрос, мы, ра­зумеется, ответили бы: потому что по отношению к од­ним мы познали с внутренней убедительностью, что они выражают истинное, а по отношению к другим, - что они выражают ложное. Но эмпирист это­го ответа дать не может. Исходя из принятых им толко­ваний, приходится признать, что эмпирические сужде­ния, соответствующие ошибочным умозаключениям, имеют такое же значение, как и суждения, соответству­ющие другим умозаключениям.

Эмпирист ссылается на известную из опыта «не­поколебимую необходимость», которая «при дан­ных предпосылках принуждает нас считать умо­заключение истинным». Но все умозаключения, оправдываются ли они логикой или нет, совершают­ся с психологической необходимостью, и ощутимое, правда, лишь при некоторых условиях, принуждение всюду одинаково. Тот, кто, несмотря ни на какие кри­тические доводы, все же остается при своем ошибоч­ном умозаключении, ощущает «непоколебимую не­обходимость», принудительную невозможность иного совершенно так же, как тот, кто умозаключа­ет правильно и остается при познанной им правиль­ности. Ни суждение, ни умозаключение не зависят от произвола. Эта ощущаемая непоколебимость совсем не свидетельствует об истинной непоколебимости, ибо она сама при новых мотивах суждения может исчезнуть даже по отношению к правильным и при­знанным правильными умозаключениям. Не надо, следовательно, смешивать ее с настоящей логи­ческой необходимостью, присущей каждому пра­вильному умозаключению, которая говорит и может говорить только о познаваемой с очевидностью (хотя и не всяким судящим действительно познан­ной) идеально-закономерной обязательности умо­заключения. Закономерность значения как таковая, правда, выступает только в самоочевидном уразуме­нии закона умозаключения; в сравнении с ним оче­видность hic et nunc выполненного умозаключения представляется лишь уяснением необходимого зна­чения отдельного случая, т. е. значения его на осно­вании закона.

Эмпирист полагает, что мы «доселе еще ничего» не знаем о том, почему отвергнутые логикой комбина­ции предпосылок «не дают результата». Стало быть, от будущих успехов знания он ждет нового поучения? Можно бы думать, что именно здесь мы знаем все, что вообще можем знать; ведь мы с самоочевидностью убеждаемся, что каждая возможная вообще (т. е. уме­щающаяся в пределы силлогистических комбинаций) форма умозаключений в связи с указанными комби­нациями предпосылок даст ложный закон умозаклю­чения; можно бы думать, что в этих случаях большее знание безусловно невозможно даже для бесконечно совершенного интеллекта.

К этому и сходным возражениям можно присое­динить еще одно, хотя и не менее убедительное, но менее существенное для наших целей. А именно, не­сомненно, что аналогия с химическими формулами не идет далеко, я хочу сказать, идет не настолько да­леко, чтобы мы имели основание относиться особен­но серьезно наряду с логическими законами к сме­шиваемым с ними психологическим законом. В химии мы знаем «обстоятельства», при которых про­исходят выраженные в формулах синтезы; они в зна­чительной мере допускают точное определение, и именно поэтому мы причисляем химические форму­лы к наиболее ценным естественнонаучным индук­циям. В психологии же, наоборот, достижимое для нас знание обстоятельств так ничтожно, что в конце концов мы можем только сказать: чаще всего случа­ется, что люди умозаключают сообразно логическим законам, причем известные, не допускающие точно­го отграничения обстоятельства, известное «напря­жение внимания», известная «свежесть ума», известная «подготовка» и т. п. представляют собой благоприят­ные условия для осуществления акта логического умозаключения. Обстоятельства или условия в стро­гом смысле, при которых с необходимостью проис­ходит заключающий акт суждения, остаются совер­шенно скрытыми для нас. При таком положении дел легко понять, почему до сих пор ни одному психо­логу не пришло в голову разобрать в психологии обобщения, относящиеся к многообразным форму­лам умозаключения и характеризуемые вышеупомя­нутыми неясными обстоятельствами, и почтить их названием «законов мышления».

После всего сказанного мы можем считать безна­дежной в кантовском смысле слова интересную (и поучительную в отношении многих незатронутых здесь частностей) попытку Гейманса создать «тео­рию познания, которую можно было бы также на­звать химией суждений» и которая есть «не что иное как психология мышления». Во всяком случае, наше отклонение психологистических толкований оста­ется непоколебленным. Формулы умозаключения не имеют вкладываемого в них эмпирического содер­жания; их истинное значение яснее всего выступает, когда мы высказываем их в виде эквивалентных иде­альных несовместимостей. Например: общеобя­зательно, что два положения формы: «все М являют­ся X» и «ни одно Р не есть М» не могут быть истинны без того, чтобы не было истинно положение фор­мы «некоторые Х не являются Р». И то же применимо ко всем другим случаям. Здесь нет и речи о сознании, актах суждения, условиях суждения и т. п. Если по­мнить истинное содержание законов умозаключе­ния, тогда исчезает ошибочная видимость, будто экспериментальное воспроизведение самоочевид­ности суждения, в котором мы познаем закон умо­заключения, означает экспериментальное обосно­вание самого закона умозаключения или вводит в это обоснование.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|