IX. ПАТРИАРХ ФОТИЙ
Цезаропапизм неизбежно вел к расколу.
Пока христианский мир географически более или менее совпадал с "вселенской империей", вся неправда возглавления Церкви Христовой "сильным мира сего" могла кое-как прикрываться благовидными предлогами. Но когда Византийская империя из многонародной стала окончательно греческой, национальной, ограниченной пределами одного лишь константинопольского патриархата, этот не-христианский, искусственный, на языческих преданиях древнего Рима основанный, чудовищный подмен церковного вселенства политическим вселенством Византии, ставшей теперь только одним из нескольких христианских государств, должен был или исчезнуть или окончиться разрывом "вселенской патриархии" с вселенскою Церковью и папством. Почти все византийские цари и большинство воспитанного ими клира, издавна привыкшего к цезаропапизму и подчас оскорбляемого представителями западного духовенства, склонны были итти путем, который ведет к второму решению вопроса. Греческие националисты рассуждали приблизительно так: все "латиняне", то есть почти все христианские народы - италианцы, галлы (французы), испанцы, британцы, германцы, ирландцы, западные славяне, африканцы и т. д. -, впали в заблуждение, отпав от империи; они просто дикари; только мы, греки, остались верными империи; только мы и послушные "вселенскому патриарху" народы сохраняем чистое, греческое православие.
Отсюда придирки Трулльского собора придворных епископов (692 г.) к не-греческим церковным обычаям и его горделивые притязания навязывать всей Церкви греческие обычаи; отсюда попытки причислить папу Гонория к еретикам; отсюда поход патриарха Фотия против учения западных отцов Церкви о Духе Святом. Для большего успеха надо было противопоставить католическому православию свое греческое православие, а папе Римскому своего византийского "папу", и не слишком выдвигать на первый план императора, ставшего фактическим главою греческой "вселенской" Церкви. Но надо было поступать постепенно и осторожно.
Послушаем прекрасного знатока византийского духа, Владимира Соловьева. "Огромное большинство высшего греческого клира принадлежало к партии, которую мы можем назвать полу-православной, вернее, православно-антикафолической... Эти священники ничего не имели в принципе против единства вселенской Церкви, но лишь при условии, чтобы центр этого единства находился у них; а так как на деле центр этот был в другом месте, то они предпочитали лучше быть греками, чем христианами, и скорее соглашались на разделенную Церковь, чем на Церковь, объединенную властью, бывшей в их глазах чужой и враждебной их национальности... Как греческие патриоты прежде всего, они предпочитали византийский цезаропапизм римскому папству"178. И еще: "История судила Византию и произнесла над ней свой приговор... Когда ей не удалось подделать православную догму, она свела ее на мертвую букву; она хотела подрыть самую основу здания христианского мира, напав на центральную власть вселенской Церкви; она подменила в общественной жизни закон Евангелия традициями языческого государства. Византийцы... считали дозволенным и похвальным замыкать христианство в храме, предоставляя всю общественность языческим началам"179.
На церковной и евангельской почве византинизм не мог осуществлять своих антипапских замыслов. Нужно было с помощью политики создать своего рода "антипапу". "Первенствующее значение между патриархами востока получил патриарх константинопольский. Его возвышению содействовали и положение его кафедры в столице восточной империи, и его непосредственная близость к императорской власти... От (других; С. Т.) восточных патриархатов остались одни только названия... Голос конст. патриарха был авторитетнее в церковных делах и к нему прислушивались... патриархи"180.
"В церковной иерархии выдвинулось вперед положение патриарха константинопольского до такой степени, что он стал единственным первенствующим иерархом востока. Константинопольский патриархат и прежде своим объемом равнялся трем остальным восточным патриархатам вместе взятым; теперь, после мусульманского разгрома, он один занимал всё пространство урезанной византийской империи, ибо остальные три патриархата остались за рубежом"181. К тому же, вследствие мусульманских погромов и массовых отпадений в ересь, в этих трех патриархатах осталось лишь мало верующих. Таким образом и посторонние обстоятельства помогали императорам создавать свое антицерковное "папство", столь полезное для разрыва с Римом и окончательного порабощения Церкви.
"С 846 года патриаршую кафедру в Константинополе занимал п. Игнатий... 33 года монастырского уединения и подвигов... составили ему высокую репутацию св. мужа в народе... Духовная суровость патриарха сразу нажила ему много врагов... У него оказался... серьезный враг в лице опекуна молодого императора, кесаря Варды, брата Феодоры (императрицы; С. Т.). Варду подозревали в незаконном сожительстве с женою своего умершего сына. Игнатий сначала частным образом увещевал Варду разорвать незаконную связь, но, когда это не подействовало, патриарх решился сделать смелый шаг: ...он не допустил Варду до св. причащения... Сам император Михаил был возмущен таким поступком патриарха... В видах расширения своей власти и влияния на молодого государя, Варда внушил ему мысль удалить свою мать от управления... От патриарха потребовали, чтобы он совершил пострижение императрицы. Но Игнатий... остался на высоте своего положения: он решительно отказался это сделать... Варда съумел обвинить Игнатия в государственной измене (совсем как в наши дни! С. Т.) и отправить его в ссылку... Вместо Игнатия на патриаршую кафедру возведен был сенатор Фотий... Посвящение Фотия совершилось быстро, в течение 6 дней он прошел все степени священства до патриаршества... Образовался раскол (между сторонниками патриарха Игнатия и друзьями Фотия; С. Т.)... Партия политиков, сделавшаяся теперь партией Фотия, была господствующею церковною партиею. На ее стороне было и правительство... Фотия папа не признавал законным патриархом"182.
Суворов дает следующую картину Фотиева раскола с Римом: "Папа Николай I тем более считал себя в праве вступиться в это дело (столкновение патр. Игнатия с Фотием; С. Т.), что к нему обратились из Константинополя обе партии, как партия низложенного Игнатия с просьбою о помощи, так и покровительствуемая императором Михаилом III партия Фотия с просьбою о признании нового патриарха. Папа не мог поступить иначе, как высказаться в пользу Игнатия, который был человеком безупречной добродетели и ни по каким законам не заслуживал низложения, а против Фотия говорило уже то одно, что он возведен был на патриаршую кафедру из мирян..., был императорским секретарем... Собор 861 года (состоявший из придворных епископов; С, Т.)... признал Фотия законным патриархом, а Игнатия низложил. В Риме, как скоро дошли туда верные сведения о том, что происходило на соборе 861 года, составлен был римский собор, на котором Фотию объявлены были низложение и анафема. Фотий обратился с энцикликой к восточным патриархам, приглашая их на вселенский собор для рассмотрения и осуждения латинских лжеучений, т. е. столкновение между Римом и Константинополем с личной почвы было перенесено на почву церковных обрядов и догматов. В энциклике, всему западному христианству поставлено в вину несколько заблуждений, из которых главные суть: 1) пост в субботу, 2) употребление в пищу на первой неделе поста молока, сыра и яиц, 3) презрение к священникам, живущим в законном браке, 4) непризнание миропомазания, совершенного простыми священниками, и 5) учение об исхождении Св. Духа и от Сына. Все эти особенности западно-католического христианства явились задолго до IX века. Важнейшая из них - учение об исхождении Св. Духа и от Сына - ведет свое начало из Испании, где уже в V веке арианскому учению, отрицавшему равенство и единосущие Сына с Отцом, противополагалось учение, что Дух Святый исходит от Отца и от Сына... Другие заблуждения, о которых говорится в энциклике Фотия, имели еще большую историческую давность: уже папа Иннокентий I, современник Златоуста, предписывал своими декреталами безбрачие духовенства, пост в субботу и совершение миропомазания епископом"183.
"Но, несмотря на заявленные таким образом ереси Запада, при всяком улучшении отношений между Римом и Константинополем, об ересях забывалось, и церковное общение между востоком и западом восстановлялось. Так было после низложения Фотия восшедшим на престол Василием Македоняниным; на соборе 869 г., в присутствии папских легатов, санкционировано было восстановление Игнатия на патриаршей кафедре. А когда, по смерти Игнатия, император нашел нужным возвратить Фотия на вакантную кафедру, и папа нашел возможным согласиться на признание Фотия патриархом..., то и сам Фотий забыл на время о своих обвинениях против латинского запада. Он вспомнил о них лишь тогда, когда папа увидел, что собор 879 г. не оправдал его надежд ла признание за ним церковной власти над Болгарией. Папа основывал свою власть над Болгарией (дело идет о власти папы как патриарха запада, а не как вселенского главы всех церквей; С. Т.) на том факте, что до Льва Исавра страны, занятые болгарами, находились под римской церковною властью, а в Константинополе возражали, что занятые болгарами страны находились раньше под властию восточной империи, от которой теперь папа отпал, соединившись с франками... Наконец, после второго и окончательного низложения Фотия в 886 г. Львом Мудрым, церковный мир между Римом и Константинополем восстановился и продолжался около 150 лет, несмотря на то, что римское папство за это время переживало самую темную эпоху своей истории... Участие Рима считалось необходимым при решении важных церковных вопросов; поэтому когда четвертый брак Льва Мудрого произвел раскол в Византии, который был устранен лишь собором 920 г., в Константинополе потребовали утверждения папой постановлений этого собора... Окончательный разрыв совершился около половины XI века"184.
В другом труде того же ученого мы читаем: "Идея перенесения прав со старого Рима на новый (на Константинополь; С. Т.) впервые высказана была императором Михаилом III в послании его к папе Николаю I, или, правильнее сказать, патриархом Фотием, потому что Фотий, без сомнения, был составителем этого послания... Возвышение константинопольского патриарха над другими патриархами и поставление этого же патриарха рядом с царскою властью идут рука об руку, предполагая в то же время разрыв с Римом и условливаясь этим разрывом"185.
Как видно из этих свидетельств знатока Византии, впрочем не католика и не свободного от антикатолических предрассудков, Византийская патриархия отпала от Рима вовсе не из-за мнимых "заблуждений" Католической Церкви, а по национально-политическим причинам.
Главным "заблуждением латинян", т. е. предлогом для разрыва, было издавна распространенное учение западных Отцов Церкви об исхождении Духа Святого "от Отца и Сына". Здесь не место для пространного оправдания этого учения186. Заметим только, что: 1) Последователи Фотия радикально исказили истину, утверждая будто по католическому учению Дух Святой имеет два начала, Сын что-то прибавляет от себя к существу, которое Дух имеет от Отца: это ложное толкование догмата "от Отца и Сына" католики всегда отвергали. 2) Последователи Фотия забывают, что в Св. Писании сказано только, что Дух исходит от Отца, но нигде не сказано, что Сын не имеет никакого участия в этом "исхождении", наоборот: Дух Св. есть Дух Сына (Рим. 8, 9; Гал. 4, 6). 3) Подлинное католическое учение по смыслу тождественно с учением многих восточных Отцов об исхождении "от Отца через Сына", и сначала на Востоке восставали против исхождения "и от Сына" только еретики, - несториане и монофелиты.
В торжественном исповедании веры VII вселенского собора мы читаем: "Верую... и в Духа Святого, Господа животворящего, от Отца через Сына исходящего"187.
Вся несостоятельность Фотиевой придирки становится очевидной, если принять во внимание те сравнения или образы, с помощью которых восточные Отцы Церкви (св. Иоанн Дамаскин, напр.) представляют предвечные внутренние отношения лиц Св. Троицы. Возьмем одно из них: Отец - корень, Сын - стебель, Дух - цветок. В Св. Писании сказано, что Дух (цветок) есть Дух Сына (цветок появляется на стебле) и что Он "исходит" от Отца (цветок получает свои соки от корня). Восточные Отцы чаще всего говорили, что Дух (цветок) исходит от Отца (от корня) через Сына (через стебель). Западные Отцы, до сих пор признаваемые на Востоке, учили, что цветок - от корня и стебля, как от одного растения, одного начала. Последователи же Фотия утверждают, что цветок непосредственно выростает на корне, отдельно от стебля. Вот другие сравнения восточных Отцов Церкви: I. Отец - солнце, Сын - солнечные лучи, Дух - теплота, исходящая от солнца при посредстве лучей. 2. Отец -источник, Сын - ручей, Дух Св. - озеро, принимающее воду от источника при посредстве ручья.
"Преподобный Максим учил об исхождении Духа от Отца чрез рожденного Сына... Очень любопытно, что преп. Максиму пришлось высказаться о западном Филиокве (учении об исхождении Духа Св. "от Отца и Сына"; С. Т.). Успокаивая восточных, Максим объяснял, что западные не представляют Сына причиной Духа, ибо знают, что Отец есть единая причина Сына и Духа, Одного по рождению, Другого по исхождению, и лишь показывают, что Он через Него исходит, обозначая тем сродство и неразличность сущности. Здесь преп. Максим всецело в кругу древней восточной традиции"188.
Новейшие научные исследования (Дворника и др.) позволяют предполагать, что после примирения п. Фотия со Св. Престолом не было так наз. "второго Фотиева раскола". В ухудшении отношений между Римом и Византией не один только Фотий был виноват: дух национальной и культурной обособленности был тогда очень силен, как на Востоке так и на Западе. А папа св. Николай, занятый борьбой с западным цезаропапизмом, может быть и не обратил должного внимания на запутанность церковных отношений в Константинополе; это конечно тоже не способствовало улучшению положения.
Нападки Фотия на католичество, впоследствии использованные всеми сторонниками разделения Церкви на национально-государственные церкви, были порождены, главным образом, желанием возвысить греческое христианство в глазах колеблющихся между Востоком и Западом болгар: греки во что бы то ни стало хотели сделать из Болгарии покорного "сателлита" Византии и потому всячески старались очернить "латинство" и "франков" в глазах болгарского царя Бориса.
В Византии, насквозь проникнутой римским цезаропапизмом, почти все уже определялось политикой и чуждыми благу Церкви соображениями: по мимолетной и переменчивой воле друг друга вытеснявших императоров или императриц состоялись назначение п. Игнатия, замена его п. Фотием, низложение Фотия, возвеличение его, ряд друг друга осуждавших соборов, появление антикатолических полемических сочинений и т. д. Всё было продиктовано одною мыслью: еще более ослабить и без того слабую зависимость императорской византийской церкви от папства, ставшего ненавистным за признание им других, западных, монархов на ряду с римско-византийским императором.
Сепаратистические настроения имели уже настолько глубокие корни, что им стали поддаваться даже многие благочестивые представители восточного клира.
Заметим еще, в заключение этой главы, что в эпоху Фотия во Франции появились так называемые Лже-исидоровые декреталии, сборник папских постановлений разных времен, из которых впоследствии некоторые оказались поддельными. Подделка имела целью укрепить положение епископов, особенно во Франции, перед напором светской государственной власти, и ответственность за нее падает конечно не на римских пап, а на каких-то заграничных недобросовестных епархиальных юристов. По этому поводу православный ученый, проф. А. С. Павлов пишет: "Появление этих подлогов объясняется тем преобладающим значением, какое имели на западе папские epistolae decretales... Власть папы в то время была уже такова, что его голос имел решающее значение для всего христианского запада не только в вопросах дисциплины или права, но и самого вероучения"189. Из этого, и многих других, выше приведенных, свидетельств видно насколько расходятся с истиною все те, кто приписывает Лже-исидоровым декреталиям существенное значение в развитии папской архипастырской власти190.