| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
Теофил и монастырское искусство
Обычно считается, что замечательные произведения поздней англо-саксонской живописи X и XI веков были вдохновлены Св. Дунстаном и Св. Этельвольдом и созданы монахами; эти святые известны, помимо всего прочего, как умелые и страстные живописцы. В области художественной работы по металлу монахи, очевидно, безраздельно властвовали в Англии; путь к деятельности в этой области был открыт монастырскими реформами. Эта традиция была нарушена Норманнским Завоеванием, и после него свидетельствами о монополии монастырей в этой области мы уже не располагаем. Наиболее впечатляющие свидетельства процветания искусств в монастырях дошли до нас из Германии начала XII века в виде трактата «О различных искусствах» немецкого монаха, который писал под псевдонимом Теофил, и в виде двух изысканных переносных алтарей-реликвариев из Падерборна, изготовленных Рогером, монахом из Хельмарсхаузена в 1110 и 1118 гг. Весьма вероятно, что Рогер и Теофил - одно и то же лицо. Особый интерес в трактате Теофила представляет возможность проследить весь широкий спектр жизни того времени, от размышлений патрона и благочестивых наставлений до мельчайших технических деталей в области прикладных искусств - и все это в одной книге. Она является исключительно интересным связующим звеном между миром раннесредневекового символизма и теологии XII века и модой Итальянского Ренессанса на практические пособия; книга Теофила ближе по своему содержанию к таким трактатам, как, например, работа Пьеро делла Франческо по перспективе, чем к трактатам времен самого Теофила. Не случайно, что по поводу места и времени ее создания высказывались исключительно разноречивые мнения. Самый последний по времени ее исследователь, профессор К. Р. Додвелл считает, что работа была написана в Германии в начале XII века; его аргументация не оставляет и тени сомнения в его правоте.
В трактате Теофила речь идет о прикладных искусствах его времени, которыми монахи занимались весьма активно: об иллюминации книг, изготовлении стекла, особенно витражного; и особо много места уделено работе по металлу, которая, несомненно, была основным занятием Теофила. Витражи и художественные изделия прежде всего предназначались для церквей; в разделе, посвященном витражному стеклу, находим следующий любопытный пассаж, в котором ясно обозначены творческие установки Теофила: «Бог печется о смиренном и тихом человеке, работающем в тиши во имя Господа, послушном заветам Блаженного Апостола Павла: «...лучше трудись, делая своими руками полезное, чтоб было из чего уделять нуждающемуся» (Еф., 4, 28), и, желая следовать по такому пути, я пошел к храму святой мудрости и узрел святилище, наполненное разнообразием всевозможных цветов, причем каждый из них был выделен с пользой для всякого другого. Войдя незамеченным, я наполнил тайники сердца моего обилием увиденного, рассмотрев все тщательно и по отдельности, проверяя на ощупь и на глаз, и ясно изложил все это для твоего изучения. Но так как витражное изображение не может быть прозрачным, я, как усердный разыскатель, особо тщательно постарался определить, с помощью каких хитроумных способов здание может быть украшено разнообразием цветов, чтобы при этом не были исключены ни свет дня, ни лучи солнца. Занявшись решением задачи, я пришел к пониманию сущности стекла и считаю, что желаемое может быть достигнуто одним лишь правильным использованием стекла и его разновидностей. И это искусство, каковому я научился из всего того, что видел и слышал, я попытался разъяснить так, чтоб ты мог им воспользоваться».
Затем следует неожиданный переход ко вполне земным материям: «Если решишь делать стекло, сначала заготовь побольше березовых бревен и высуши их...» - и так далее в том же духе.
Не удивительно, что когда речь заходит о его собственном искусстве работы по металлу, Теофил может поведать и о более высоких уровнях вдохновения. В предисловии к третьей книге своего трактата он напоминает своим читателям, как Давид Псалмопевец воскликнул: «Господи, возлюбил я обитель дома Твоего!» (Пс. 25, 8). Но Давид не удостоился того, чтоб построить Дом Божий, и «доверил почти все необходимые запасы золота, серебра, бронзы и железа своему сыну Соломону. Ибо он прочитал в книге «Исход», что Господь дал Моисею наставление построить храм, и выбрал поименно мастеров для работы, и наполнил их духом мудрости, и пониманием, и знанием всей учености с тем, чтобы те создавали творения в золоте и серебре, бронзе, драгоценных камнях и преуспевали в искусстве всяческого рода. Благочестивым размышлением он постиг, что Бог радуется всяческим украшениям такого рода, исполнение которых Он препоручил Святому Духу, и он верил, что ничего этого не достичь без Божественного вдохновения».
Таким образом, в лице Теофила перед нами предстает благочестивая сторона побуждений, направленных на строительство храмов и создание красивых вещей для них; с другой стороны, в эти побуждения в XII веке входила и любовь к показному, ко всякой экстравагантности и социальному соперничеству, которые так явственно руководили действиями некоторых патронов и строителей той эпохи.
«Посему, дражайший сын мой, после того, как ты украсишь дом Его такими украшениями и таким разнообразием творений, ты, без сомнения, полностью уверуешь в то, что сердце твое преисполнилось Духом Божьим». И для того, чтобы рассеять все сомнения, Теофил показывает пути, по которым семь даров Духа направляют творца и помогают ему в его творчестве - от духа мудрости и понимания, которые научают, что все создаваемое идет от Бога, и обеспечивают необходимое умение, порядок, разнообразие и меру, которые требуются для творчества, к духу благочестия и трепета перед Господом, с помощью которых определяется сущность выполняемой работы, включая и величину вознаграждения за нее,- «дабы не проникло зло стяжения и корыстолюбия»,- и учит, что в конечном счете мы ничего не делаем сами, а лишь то, что предписано Богом.
«Вдохновленный, дражайший сын мой, этими укрепляющими добродетелями, ты приближаешься к Дому Бога с уверенностью и украшаешь его столь обильной красотой; ты украшаешь потолки и стены разнообразными творениями и являешь очам некое подобие Рая Божия с дивными цветами, зелеными травами и листвою, где души святых получают короны разного достоинства. Ты даешь повод славить Творца в чудесных творениях Его. Куда ни бросишь взгляд, всюду великолепие: потолки сияют, как парча, а стены - всеми красками рая; из окон обильно льется свет, стекла поражают бесценной красотой, со всех сторон обступает бесконечное разнообразие искусства. Но если случится так, что верующая душа созерцает изображение Страстей Господних, воссозданных в скульптуре и живописи, ее охватывает сострадание. Если она видит, сколь много мук святые претерпели, будучи во плоти, и каковы награды вечной жизни, которую они обрели, она с превеликою охотою обращается к более праведной жизни. Если она видит, каковы радости небесные и сколь велики муки в вечном огне, она уповает на благостные плоды своих добрых дел и содрогается от ужаса при размышлении о своих грехах».
И в результате ученик подвигнут на предельное усилие ума и умения для создания того, «чего еще недостает в доме Божьем...: потиров, подсвечников, кадильниц, чаш, ковчегов, реликвариев для святых мощей, крестов, переплетов для Евангелий и другого...».
Теофилу удается передать живое впечатление от богато расписанной, украшенной декором и витражами Романской церкви XII века. Он ясно показывает, что и монах мог принимать участие в украшении большой церкви, предлагая свое мастерство и свои решения. Вероятно, не столь уж редко монахи выступали в роли «главного каменщика», хотя утверждать этого мы не можем: мы лишь полагаем, что участие монахов и в этой сфере деятельности было вполне возможным. Иоанн, монах из Вандома, в начале XII века был приглашен в качестве опытного каменщика помочь в строительстве собора в Ле Мане; из того, что Епископ Хильдеберт взял Иоанна под свою опеку, когда аббат того монастыря, откуда последний прибыл, стал слать письмо за письмом, требуя возвращения Иоанна, явствует, что епископ ценил монаха за его мастерство. Хильдеберт, чтобы оправдать задержку Иоанна, заявил даже, что тот отправился с паломничеством в Иерусалим. Мы не знаем, чем закончилась эта история; следы аббата теряются, но и в последнем из известных писем он продолжает обрушивать проклятия на голову Иоанна-каменщика, гневно называя его «хоть и монахом, но таким, отзывчивость которого не столь крепка, как его каменная кладка».