| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
II. ЭЛОИЗА И АБЕЛЯР
Религиозное чувство в двенадцатом веке
Двенадцатый век был полностью погружен в эпоху веры, и обычно полагают, что ключ к его пониманию лежит в теологии. Разве не были все люди верующими, а все их достижения разве не были окрашены их верой? Разве не был Geist, дух эпохи, особо глубоко Христианским и Католическим? В некотором смысле следует ответить «да» на все эти вопросы, но такой ответ дается нелегко. Попутно отметим, что succes Fou («безумный успех») ересей, особенно в южной Франции и Италии, является одним из поразительных явлений XII века.
Если бы мы попробовали обратиться к наиболее значительным - из известных нам - произведениям, созданным около 1200 года - «Песне о Нибелунгах», «Парцифалю» Вольфрама и «Тристану» Готфрида Страссбургского, эпическим поэмам, написанным не на латинском, а на национальном немецком языке (в период до Данте они являлись вершинами средневековой литературы), как к свидетельствам, которые могли бы сообщить нам обо всех заботах и интересах простого народа, то это было бы приблизительно равносильно тому, как если бы мы попытались узнать по произведениям Елизаветинских драматургов3 о том, что думали простые люди в XVI веке. Авторы эпосов конца XII века были людьми не совсем обычного склада; они выделялись тем, что владели секретами искусства и горели желанием показать нам большой диапазон интересов и идей в живой и легко воспринимаемой форме, которая делает их - если их свидетельства использовать с долей воображения и осмотрительности - значительно более верными проводниками на пути к пониманию умонастроений их эпохи, чем официальная теология.
Эпические поэмы «Песнь о Нибелунгах» и «Парцифаль» вдохновили Вагнера на создание великих произведений, эти поэмы отражают вкусы достаточно широких кругов немецкого народа тех времен, но на этом заканчивается их сходство - во всем остальном они глубоко различны. В «Песни о Нибелунгах» не обнаруживается особого интереса к религии, и если прочитать эту поэму без parti pris (предвзятости; доел.: без того, чтобы взять чью-то сторону - пер.), можно прийти к выводу, что теологические проблемы или вообще какие бы то ни было религиозные проблемы совершенно не интересовали ее автора. «Парцифаль» был создан необразованным рыцарем, гордившимся этим своим статусом; в поэме нет никаких теологических изысков, и похоже, что Грааль здесь уже не чаша, а камень, и сделано это для того, чтобы невозможно было спутать его с потиром. И все же Вольфрам был глубоко религиозным человеком; Христианская критика мира «рыцарства», «рыцарственности», «куртуазности» близка его сердцу и вполне отвечает его устремлениям, и в «Парцифале», а еще больше - в «Виллехальме», другом его великом произведении эпического размаха, обнаруживается много такого, что отражает теологические течения XII века. Близка его сердцу и вполне отвечает его устремлениям - все это так, но еще ближе ему исследование сомнений и отчаяния, причем настолько проникновенное, что становится ясным, что эти настроения были прекрасно известны в мире Вольфрама и что «простая вера» не имела такого уж универсального распространения. «Тристан» Готфрида несет явный отпечаток учености XII века; это произведение наиболее утонченное из всех трех эпических поэм. У читателя, пускающегося в странствие по этой поэме, складывается впечатление, что по мере того, как она разворачивается, представление о куртуазной любви4 преподносится намеренно ироничным и несколько шокирующим образом, как пародия на религиозную веру (не будем здесь говорить о том, какова цель такого приема). Пещера Любви, в которой Тристан и Изольда верно соблюдают все заветы любви, описана так, словно то была богато украшенная церковь, а ложе |кристально чистой Любви в центре, размеры и внутреннее убранство пещеры описываются через символику, распространенную в (Готическом мире тех времен. Читателю постоянно напоминают о противоречиях между Христианской доктриной, Христианским долгом, Христианской практикой, с одной стороны, и идеями и событиями, описанными в поэме, с другой. Но тот, кто посчитал бы возможным на основе поэмы оценивать мнение самого Готфрида, поступил бы весьма опрометчиво.
Таким образом, перед нами более широкий диапазон мнений и интересов, чем это обычно допускали историки. Однако трудно надеяться на то, что нам удастся узнать, как эти мнения и интересы были представлены в широких слоях тогдашнего населения. И все же мы можем утверждать с некоторой долей уверенности, что имелось достаточно людей, для которых «религиозные проблемы» в том смысле, который обычно вкладывают в это понятие, значили мало, но при этом не следует забывать, что то был мир, в котором - от учебных заведений до рыцарских поместий - широко бытовал интерес к теологическим проблемам, мир, в котором занятия теологией были значительно более распространены, а культура значительно более насыщена теологическими влияниями, чем в нашем современном мире. И в конце концов, не следует анализировать теологическую проблематику на основе художественной литературы.