|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

Раздел II

Анализ причинности на фоне динамизма человека

1. Основные понятия и доказательства динамизма человека

Отношение динамизма к сознанию. Предварительные замечания

Мы оставляем аспект сознания, чтобы с еще большим пониманием его функций приступить к анализу факта «человек действует». Прежде всего этот факт дан нам в переживании «я действую». Благодаря переживанию мы отчасти проникаем в глубь этого факта. В переживании также заключен и опыт — во всей его полноте, — на основе которого факт «человек действует» формируется путем аналогий и обобщений, ибо «я» — это человек, а каждый человек является и каким-то «я»: вторым, третьим и т.д. Отсюда, если «ты действуешь», «он действует», «кто-то действует», — это действие можно осмыслять и интерпретировать также и на основе опыта, содержащегося в «я действую». Переживание действия является субъективным в том смысле, что оно ограничивает нас в пределах конкретной субъективности действующего человеческого «я», но не заслоняет той интерсубъективности, которая необходима для осмысления и интерпретации человеческого действия.

Объективация факта «человек действует» требует и объектного понимания, в соответствии с цельным динамизмом⁴⁸ человека. Ибо сам этот опытный факт предстает не в отрыве от всего динамизма человека, но на фоне всего динамизма человека — в тесной, органичной связи с ним. Речь идет о том совокупном динамизме, который дан нам в совокупном опыте человека. Однако не всё, что этот опыт составляет, находит свое отражение в сознании. Так, например, почти весь вегетативный динамизм, свойственный человеческому телу, в сознании не отражается. Кроме того, не все те факты, из которых складывается совокупный динамизм человека, переживаются посредством их осознанно. У нас уже была возможность мельком затронуть несоизмеримость, которая существует между всей совокупностью жизни в человеке и сферой или пределами его переживаний. То, чего мы по этому поводу коснулись слегка и поверхностно, в дальнейшем будет еще нами расширено и дополнено. В любом случае, если мы хотим правильно сформулировать понятие динамизма, свойственного человеку, мы обязаны исходить и из самого аспекта сознания, и из области переживаний, а это, вероятно, продиктовано требованиями именно изучения опыта. Далеко не случайно во вводном разделе мы разграничили совокупный опыт человека и его отдельные аспекты, причем уже тогда внутренний аспект был описан как особо связанный с сознанием.

И все-таки свойственный человеку динамизм главное свое отражение находит в сознании, благодаря чему человек осознает этот динамизм в его основных направлениях, сопрягаемых и с их переживанием. Однако действие человек переживает как нечто, принципиально отличное от «делания», то есть от того, что в человеке только лишь «делается» и чего он сам как человек по собственному побуждению не совершает, не делает.

Это переживание, как и разграничение в поле переживаний двух объективно различных структур, а именно: «человек действует» и «(нечто) делается в человеке» — свидетельствует, с одной стороны, о смежных областях сознания и бытия человека. С другой же стороны, это разграничение переживаний придает каждой из этих структур такую интериоризацию и субъективацию, которыми мы вообще обязаны сознанию. Однако на данном этапе нас интересуют не сами переживания, но именно структуры, объективное разграничение которых опирается на совокупный опыт человека, а не только на само свидетельство сознания. Внутренний опыт — если речь идет обо всем том, что в человеке делается и что происходит внутри человеческого организма и относится ко всему физическому бытию человека, — здесь недостаточен, и мы должны постоянно выходить за пределы спонтанных и мгновенных свидетельств самого сознания, как и связанных с ним переживаний, должны постоянно дополнять их каким-то еще иным путем, чтобы добиться в этой области по возможности полного познания человека.

Разграничение понятий «человек действует» и «нечто делается в человеке» как опытная основа категорий agere — pati

Две объективные структуры — «человек действует» и «(нечто) делается в человеке» — обозначают два главных направления свойственного человеку динамизма. Эти направления друг другу противоположны, поскольку в одном из них раскрывается (и одновременно осуществляется) активность, или деятельность человека, а в другом — определенная его пассивность, или страдательность.

В каждом из этих элементарных направлений свойственного человеку динамизма феномен (или смысл) наглядной доказательности соответствует конкретной структуре, и, наоборот, каждая из этих структур проявляет себя в качестве феномена. В них проявляет себя активность и пассивность, agere и pati, как constitutivum⁴⁹ этих структур и объективной основы для их различения.

Agere, содержащееся в структуре «человек действует», чем-то отличается от pati в структуре «(нечто) делается в человеке», чем-то ему противостоит. В этом противопоставлении участвует вся структура целиком — и та, и другая. Известно, что в метафизике Аристотеля agere и pati являют собой две отдельные категории. Представляется, что опыт человеческого действия и делания в человеке способствует обособлению этих категорий⁵⁰ (25).

Аналогично тому как в метафизике эти две категории agere и pati не только противостоят друг другу, но и взаимообусловливаются и взимообъясняются, это происходит и в человеке. Любой из нас может провести в себе нечто вроде разграничительной линии, отделяющей действие от делания (при этом одно не только отличается от другого, но и объясняется другим). Это очень важно как для понимания структуры «человек действует», так и в дальнейшем — для фундаментальной, по возможности, ее интерпретации.

Можно заметить, что между действием человека и всем тем, что в человеке делается, существует не одно лишь противопоставление, но и очевидная соотнесенность и даже определенная равнозначность обоих фактов, или структур. А следовательно, и в том случае, когда мы утверждаем действие, говоря, что «человек действует», и в том случае, когда утверждаем делание, говоря, что «(нечто) делается в человеке», — то есть и в том, и в другом случаях человек выступает в качестве динамического субъекта. И действие, и то, что в человеке делается (и то и другое по-своему) проявляет и осуществляет динамизм, свойственный человеку. И у той, и у другой структуры исток общий — человек; если, с другой стороны, мы говорим об agere и pati как о двух разных направлениях того же динамизма, то в то же время мы можем утверждать, что направление «изнутри» у них общее, являясь в итоге сущностью всякого динамизма. Agere и pati различают этот динамизм, но не лишают его единства следования из того же самого динамического субъекта. Однако это нисколько не упраздняет факта, что agere-поступок отличается от тех других динамических проявлений субъекта «человек», которые мы объединяем в категорию pati.

Стоит, пожалуй, обратить внимание еще и на два разных вида пассивности, которые мы выражаем с помощью словосочетаний: «(нечто) делается в человеке» и «(нечто) делается с человеком». В разговорной речи оба эти словосочетания часто подменяются, и потому, произнося «нечто делается с человеком», мы нередко имеем в виду, что нечто делается в нем. Но, строго говоря, словосочетание «делается с человеком» соотносится лишь с внешней стороной данного факта. Это совершенно особый вид пассивности. Человек не является тогда динамическим субъектом делания, источник которого в нем самом, но, скорее, является объектом, с которым некий иной субъект или другая сила нечто делает, меж тем как он это только испытывает. Испытание уже само по себе говорит о пассивности субъекта «человек» и не говорит (по крайней мере, не говорит впрямую) о внутреннем динамизме этого субъекта, о том особом динамизме, на который указывает словосочетание «(нечто) делается с человеком».

Сопряжение potentia—actus как понятийный эквивалент динамизма

Свойственный человеку динамизм в традиционной концепции личности и поступка понимается по аналогии с динамизмом любого бытия. Динамизм бытия изучает традиционная метафизика; ей также (а в особенности, ее великому создателю Аристотелю) мы обязаны той концепцией, которая динамический характер бытия выражает языком философских понятий. Она не сводится лишь к одному понятию actus, но является мыслительной парой понятий potentia—actus, сопряженной между собой в одно целое. Сопряжение для этих понятий столь органично, что, используя одно из них, мы через это указываем и на другое. Ибо это другое понятие всегда содержит в себе и тот соотнесенный смысл, без уяснения которого невозможно понять первое и vice versa.

Таким образом, actus не может быть осмыслен без potentia, a potentia — без actus⁵¹. Если речь идет о самих терминах, то в определенном смысле они на польский язык непереводимы (особенно термин actus). Термину potentia могло бы быть эквивалентно cуществительное «возможность» [możność]. Возможность означает то, что уже вроде бы есть, но в то же время еще и не существует, находится в стадии становления, словно бы в чьем-то распоряжении, уже и в готовом даже виде, но еще не в действительности, без завершенности. Actus (представленный в польских философских учебниках как «акт») — это то же, что и осуществление возможности, ее свершение.

Как видно, значение обоих понятий строго коррелятивно и касается не только каждого из них в отдельности, но и в их сопряжении. Это сопряжение указывает не только на два различных и вместе с тем тесно соприкасающихся между собой состояния бытия, но и на их взаимопереходность. Именно эта взаимопереходность объективирует структуру всякого динамизма, который есть в бытии как таковом (а оно и является особым объектом метафизики) и одновременно — в каждом бытии, в любом бытии безотносительно к той сфере человеческих знаний, которые его специально изучают. Можно сказать, что здесь метафизика оказывается для мысли той самой благодатной почвой, в которой укоренены все науки. Мы и сегодня не знаем другой такой концепции и другого такого языка, которые способны были бы передать динамическую суть изменений (всех тех изменений, что происходят в каком-либо бытии), кроме этой единственной концепции и этого единственного языка, которым наделила нас философия potentia—actus. На основе этой концепции и с помощью этого языка может быть адекватно понят всякий динамизм, возникающий в каком-либо бытии. Их следует использовать, определяя динамизм, свойственный человеку.

Концепция actus (именно так мы можем назвать ее сокращенно, учитывая содержащуюся в ней коррелятивность) имеет прежде всего экзистенциальное значение. Не только оба существенно важных для данной концепции термина («возможность» и «акт») указывают на два разных состояния бытия, которым соответствуют и два разных типа существования (= existentia), но и сам переход от возможности к акту (или так называемая актуализация, которая является переходом в порядке существования) указывает на определенное fieri (или становление), однако не в безотносительном значении (ибо таковым является лишь fieri — возникновение из ничего), а в значении вполне конкретном, то есть на основе уже существующего бытия, в пределах его внутренней структуры.

Динамизм бытия неразрывно соединен с самим его существованием, в то же время он является основой и источником всех тех структур, которые мы можем в нем обнаружить. Каждая актуализация содержит в себе как возможность, так и actus (ее реального совершения), но содержит в себе их не как две сущности, а как два взаимосоотносимых вида существования. Актуализация всегда подразумевает наличие следующей системы существования: то, что существует в возможности через то, что оно существует в возможности, может начать существовать in actu, а также то, что уже in actu начало существовать — благодаря возможности, в которой существовало прежде. В актуализации возможность и actus — два момента или две фазы конкретного существования, сплоченного в динамическое единство. При этом actus не означает лишь свершившейся возможности, но означает и сам переход к данному состоянию, само совершение. Здесь, разумеется, требуется фактор, благодаря которому этот переход произойдет или совершится, но пока мы эту проблему оставляем.

Многозначность понятия actus в его отношении к дифференцированным опытам «делать» и «делаться»

Относя концепцию actus к тому динамизму, который присущ человеку и который является живой сердцевиной динамического сопряжения поступка и личности, мы на данном этапе наших рассуждений можем утверждать, что эта концепция соответствует обеим главным формам динамизма человека, известным по опыту, но еще в большей степени — по переживанию.

В равной мере обе структуры — «человек действует» и «(нечто) делается в человеке» — представляют собой конкретизацию свойственного человеку динамизма. Их определенное равенство основано на том, что и в той, и в другой человек выступает как динамический субъект. Это — равенство с точки зрения самой динамичности человека. С этой точки зрения по аналогии с бытием можно понимать действие человека, как и то, что в нем делается как исполнение определенной возможности. В равной мере и то, и другое является актуализацией, динамическим единством возможности и акта. Общий динамизм человека дает нам право так думать. Дает нам также право искать и определять те возможности, которые заключены в человеке у истоков его разнородных действий и деланий (если, конечно, можно в субстантивированной форме выразить это «делается»).

То различие, которое есть между действием человека и деланием «в человеке» и которое сродни agere—pati (различию между динамической активностью и определенной динамической пассивностью), не закрывает и не нивелирует динамизм человека, заключенный как в том, так и в другом виде. Не закрывает — в смысле феноменологического опыта, не нивелирует же — в смысле потребности в реалистической интерпретации. Концепция actus объясняет динамизм человека в самых его основах. В этом значении слово actus (а слово это, не следует забывать, относится к строго определенному философскому языку) адекватно передает динамическую суть обеих структур: как структуры «человек действует», так и структуры «(нечто) делается в человеке». Речь о том, насколько полно в обеих структурах выражается специфика поступка. Уточним, чтобы правильней поставить проблему, каким образом слово

actus, передавая как динамизм всякого бытия, так и всякий динамизм человека (в равной степени как agere, так и pati), способно во всей полноте передать и специфику поступка.

2. Специфика причинности

Переживание причинности как основание для разграничения «делать» и «делаться»

В учебниках мы обычно встречаемся с различением actus humanus и actus hominis⁵². Таким образом, при помощи определения humanus поступок обособляется из всего числа актуализаций, происходящих в человеке (actus hominis). Представляется между тем, что это различение имеет скорее словесное (вербальное), нежели сущностное значение, скорее указывает на непохожесть, нежели объясняет ее.

Ведь actus humanus (а буквально его можно перевести как «действие человеческое») — это также и действие человека, или actus hominis, переводя дословно. Следовательно, надо прояснить, когда и из-за чего действие человека не является собственно человеческим действием, чтобы понять, что только человеческое действие и является подлинным действием человека, то есть, которое как раз и заключено в структуре «человек действует». Попытаемся предпринять попытку такого истолкования и постараемся при этом придерживаться уже выработанных нами в предыдущей главе предпосылок.

А исходим мы из констатации того опытного различия, которое существует в совокупном объеме динамизма человека между понятиями «человек действует» и «(нечто) делается в человеке». Приняв во внимание оба эти факта, мы придем к выводу, что главным различительным их признаком является момент причинности. В данном случае под моментом причинности следует понимать переживание «я — действующая причина». Именно это переживание отличает действие человека от всего того, что в нем только делается. Оно же объясняет и противоположение тех фактов и структур, в которых со всей очевидностью выражают себя динамические активность и пассивность.

Если я действую, то я и переживаю себя самого как виновника именно этого вида активизации [zdynaminazowania] собственного субъекта. Если же нечто делается во мне, указанная активизация наступает без причинного участия моего «я». Вот почему этот тип фактов мы определяем как нечто, что во мне делается, чтобы указать на динамичность без причинности, без причинного участия человека. Тогда-то в динамизме человека и проступает сущностное различие, которое вытекает из переживания причинности. Один вид динамизма человека — это тот вид, в котором он сам выступает виновником — или как сознающая свою причинность (26) причина [przyczynowanie]. Этот вид динамизма мы определяем словосочетанием «человек действует». Другим видом динамизма человека является тот, в котором человек не осознает своей причинности и не переживает ее. Этот вид динамизма мы определяем словосочетанием «(нечто) делается в человеке».

Противопоставление «делать» и «делаться», активности и пассивности обнаруживает еще одно противопоставление, которое проистекает из переживания причинности или его отсутствия. Переживанию причинности соответствует причинность объектная, поскольку это переживание вводит нас в структуру причинного «я». Отсутствие переживания причинности, отсутствие включенности причинного «я» по отношению ко всему, что в человеке лишь делается, не может означать, что этому объективно нет причины. Если что-то делается в человеке, если в нем происходит какая-то внутренняя перемена, то должна существовать и причина этой перемены. Опыт (в частности, внутренний) свидетельствует лишь о том, что собственное «я» не является этому причиной в том виде, в каком это имеет место в поступке как в сознательном действии.

Выявление причинной связи между личностью и поступком в переживании причинности

Итак, момент причинности, присутствующий в «делать» и отсутствующий в «делаться», не может сразу же объяснить внутреннюю перемену в человеке, зато он указывает на особую динамическую структуру человеческого действия, а также того, кто действует. Тот, кто действует, переживая себя виновником, обретает себя посредством этого у самых истоков своего действия. Действие как таковое зависит именно от него, от его бытия, он дает ему начало и поддерживает его существование. Быть причиной — значит и вызывать к началу, и способствовать результату существования, быть и его fieri, и его esse. Человек, стало быть, является в полном объеме опыта причиной своего действия.

Существует отчетливо переживаемая причинная связь между личностью и поступком, которая приводит к тому, что личность (или любое конкретное человеческое «я») может считать поступок результатом своей причинности, и в этом смысле — своим свойством, а также (особенно, если учесть нравственный характер поступка) полем своей ответственности.

Ответственность, как и ощущение этого свойства, особым образом квалифицируют само причинение и саму причинность личности в поступке. Те, кто со своей стороны изучает проблему причинности [przyczynowość] (в отличие, например, от психологов, которые рассматривают ее совсем с другой стороны), неоднократно отмечали, что человеческое действие является единственным в полной мере адекватным опытом движущей причинности. Не вдаваясь глубоко в этот тезис, обратим внимание на ту его часть, которая со всей специфической очевидностью свидетельствует о движущем причинении человека в действии, личности — в поступке.

Трансценденция в человеке по отношению к собственному действию в переживании причинности

Сама причинность — как отношение между причиной и следствием — приводит нас к объективному порядку бытия и существования, а потому по природе своей она экзистенциальна. В нашем случае причинность является еще и переживанием. А отсюда проистекает особая эмпиричность человеческой причинности, связанной с действием. Эта причинность, как уже отмечалось выше, с одной стороны, вовлекает человека в тот вид свойственного ему динамизма, которым является действие, но с другой стороны, удерживает человека от него.

В структуре «человек действует» одновременно происходит и нечто такое, что стоит определить как имманенция [immanencja] человека в его собственном действии, и одновременно нечто такое, что мы называем его трансценденцией [transcendencja] в отношении того же самого действия. Момент причинности, переживание причинности выявляет прежде всего транценденцию человека относительно собственного действия. Однако трансценденцияе, свойственная переживанию «я — виновник действия», каким-то образом переходит в имманенцию переживания самого действия: если «действую», то я уже весь в моем действии, в той активизации собственного «я», которой я причинно содействовал. Одно не осуществится без другого. «Я движущее» и «я действующее» всякий раз создают динамический синтез и динамическое единство каждого поступка. Именно это и является синтезом и единством личности с поступком.

Однако это единство не затушевывает и не уничтожает различия. Именно то, что характерно для структуры «человек действует», принципиально отличает ее от структуры «(нечто) делается в человеке». В действии человек — явственный субъект, ибо он — виновник. В «делаться» же не человек, а «нечто» выделяется как причинное, меж тем как человек остается всего лишь пассивным субъектом. Он пассивно переживает свойственный ему динамизм.

То, что в нем делается, нельзя, следуя за опытом, определить как «действие», хотя оно всегда является и некоей актуализацией свойственной ему потенциальности. Термин actus не так феноменологически детерминирован, как «действие» (а тем более как «поступок»). В последнем речь идет не о какой-то вообще актуализации, не о какой-то вообще активизации субъекта «человек», а только о такой, в которой человек как «я» активен, то есть переживает себя виновником. Лишь тогда человек, по свидетельству интегрального опыта, совершает поступок.

Переживание причинности — способ отличить поступок от разного рода иных «активаций»

Всякую иную активизацию человека (то есть всякую такую, в которой он как конкретное «я» неактивен и, следовательно, не переживает как «я» своей причинности) можно бы — в духе избранного нами языка — назвать активацией [uczynnienie]. Активация возникает тогда, когда в человеке нечто только делается, причем это делание исходит из внутреннего динамизма самого человека, является вызовом изнутри и совсем не так, как если человек действует, то есть совершает поступок.

Слово «активация» призвано предельно точно соединять момент пассивности с моментом полноценной деятельности, активности, во всяком случае — актуализации. Это понятие употребляется в естественных науках, но оно никогда не применялось в науке о человеке, хотя призвано предельно точно передать и даже в какой-то мере объяснить то опытное различие, которое возникает между фактами «человек действует» и «(нечто) делается в человеке». Особенно точно это слово (в его разговорном варианте) выражает суть противоположности относительно «поступка» (поступок — активация) и содержащихся в нем самом разных значений.

Представляется, что на данном этапе свойственный человеку динамизм при первоначальном взгляде на него охарактеризован достаточно ясно. Этот первоначальный взгляд неотделим от различения опытом того же динамизма посредством наблюдаемых в человеке фактов действия и делания. В этом же первоначальном и опытном взгляде уже выявляется в структуре «человек действует» и всё своебразие сопряжения личности с поступком. Мы видим его через момент причинности, который одновременно является и моментом трансценденции личности относительно этого действия. Сопряжение личности и поступка осуществляется именно через этот момент трансценденции, и потому мы должны подвергнуть его еще и специальному основательному рассмотрению.

«Сотворение себя» через поступок: у основания человеческого этоса

Одновременно с причинностью и трансценденцией возникает особая зависимость действия от личности. Человек является не только виновником своего действия, но и его творцом. Суть причинности заключается в вызове к существованию, в результате существования, тогда как суть творчества — в создании произведения. Действие — в какой-то степени тоже произведение человека. Об этом его характере особо свидетельствует нравственность как свойство действия, на которое мы постоянно ссылаемся в этом исследовании.

Нравственность является чем-то по сути своей отличным от человеческого действия, и вместе с тем она столь тесно с ним спаяна, что в реальности не существует без человеческого действия, без поступка. Сущностное своеобразие не исключает экзистенциального единства действия и нравственности. И то, и другое теснее всего связано с причинностью личности — конечно же, с переживанием причинности как феномена (здесь феноменология должна смелее вторгаться в метафизику, но в то же время она и более в ней нуждается, ибо сами по себе феномены вполне достаточно раскрывают явления, но недостаточно их объясняют).

Если человек вырабатывает в действии свою нравственную ценность (в чем и заключены начала специфически человеческого творчества), то этим еще больше подтверждается факт создания самого действия, поступка человеком-виновником. Старая аристотелевская дилемма⁵³ (является ли поступок производным от действующего человека, или производным является лишь внешний результат действия, вроде, например, исписанного листка бумаги или мысленно созданного стратегического плана) в достаточной мере указывает на то, что человеческая причинность — это в то же время и творчество. Но это такое творчество, изначальным материалом которого является сам человек.

Посредством действия человек создает прежде всего себя самого. В противопоставлении «человек—творец» и «человек—материал» (27) мы обнаруживаем некий вид, или точнее, некий аспект того самого противопоставления активности и пассивности, agere— pati, на след которых мы вышли вначале. Скорее, это даже новый аспект, чем новый вид, ибо мы не можем просто и полностью отождествить «человека-творца» с человеческим действием, а «человека-материал» — с тем, что делается в человеческом субъекте. Зато фактом является то, что поступок всегда оказывается каким-то овладением человеческой пассивностью.

Момент творчества, который происходит вместе с моментом причинности, с переживанием причинности, устанавливающим объектную структуру «человек действует», еще больше выделяет приоритет причинности перед совокупным динамизмом человека. Но и сама причинность представляет собой нечто динамическое, она становится как бы вершиной динамизма человека. Но вместе с тем она и очень сильно отличается от этого динамизма во всей его цельности. Эту разницу мы и должны, собственно, выделить в интерпретации.

3. Синтез причинности и субъектности.

Человек как suppositum

Противопоставление причинности и субъектности человека в разграничении «делать» и «делаться»

Анализ динамической совокупности «человек действует» предполагает равномерное рассмотрение как «человека», так и «действия», ибо данная совокупность состоит из этих двух элементов. Кто он — человек, который действует, и кто он — человек, когда действует? Вот вопрос, которым нам надлежит задаться в продолжение наших поисков. «Человек является субъектом своего действия» — такую формулировку можно услышать не раз, и в целом она принимается за аксиому. Но что, однако, значит субъект?

Следуя логике предыдущего анализа, можно констатировать, что в совокупном опыте человека (в особенности, имея в виду его внутренний аспект) вырисовывается различение и даже некое противопоставление субъектности и причинности. Человек переживает себя как субъект тогда, когда в нем что-то делается. Когда же человек действует, он переживает себя как виновника, что мы уже выявили раньше.

Переживаниям соответствует самая полная опытная действительность. Субъектность оказывается структурно связанной с деланием, тогда как с действием человека структурно связана причинность. Когда я действую, мое собственное «я» является причиной активизации субъекта. Позиция этого «я» главенствует тогда, когда субъектность указывает на нечто противоположное: на «я», которое находится «под» фактом своей активизации. Это происходит в том случае, если нечто делается в этом «я». причинность и субъектность призваны делить поле человеческих переживаний на две не сообщающиеся между собой части. Вместе с переживаниями идут структуры. Структура «человек действует» и структура «(нечто) делается в человеке» призваны делить и человека на два мира. К изучению этих миров мы обратимся в дальнейшем.

Помимо столь очевидного различения и противопоставления (в частности, в аспекте внутреннего опыта) нельзя не согласиться и с тем, что тот, кто действует, является в то же время и тем, в котором то или иное делается. Не подлежит сомнению единство и тождество «человека» у основания «делать» и «делаться». Не подлежит также сомнению его единство и тождество у основания причинности и субъектности, которые структурно содержатся в действии и в том, что делается в человеке.

Этот человек (как мы уже отмечали ранее) представляет собой динамическое единство (а в предыдущем анализе мы просто назвали его динамическим субъектом). И тут мы это определение подтверждаем. Действие и конституирующая его опытная причинность человека, как и все то, что в нем делается, словно соединяются в общем корне. Корнем этим является человек как динамический субъект. Говоря «субъект», мы в то же время сразу указываем и на субъектность. Но эта «субъектность» по значению своему отличается от той, которую мы обнаруживаем в переживании структуры «(нечто) делается в человеке», противопоставляя это переживание (а с ним вместе — и структуру) действию и содержащейся в нем причинности. В той сфере субъектность и причинность не представляются сводимыми друг к другу, но зато здесь обе они сводятся к той же субъектности. Из нее они и проистекают, как на каждом шагу убеждает нас в этом опыт.

Suppositum как субъект

Эта общая для обеих структур («делать» и «делаться») субъектность человека в философии, развивавшейся на основе учения Аристотеля и св. Фомы Аквинского, нашла свое выражение в концепции sup-positum. Этимологически это выражение указывает на нечто, что лежит «под» (sub-ponere). Именно так: «под» всяким действием и «под» всем, что делается во мне, «лежит» человек. Suppositum указывает на саму эту бытийность в качестве субъекта или же на субъекта как на бытие. Этот субъект как бытие находится у основания каждой динамической структуры, каждого действия и делания, каждой причинности и субъектности. Это бытие — реальное, бытие-«человек» — реально существующее (вследствие чего и реально действующее). Между существованием и действием имеется та тесная связь, которая составляет проблему одного из самых главных человеческих пониманий. Философ выразил его в следующем высказывании: «Operari sequitur esse», что можно перевести как: «Сначала что-то должно существовать, чтобы потом могло действовать». Само esse — существование — находится у истоков действия, как также находится и у истоков всего, что делается в человеке; находится у истоков всего свойственного человеку динамизма. Это esse не является тем же, что и suppositum, а есть только его конституируемый аспект. Следовательно, если бы это «нечто» не существовало, оно не было бы ни началом действия и делания, ни субъектом всего присущего ему динамизма. Если бы человек не существовал, он бы не действовал и ничего бы в нем не делалось. Принимая во внимание этот основополагающий и конституируемый аспект каждого бытия, иногда говорят, что suppositum — это бытие как субъект существования и действия. Согласно концепции св. Фомы, существование является первоначальным актом (actus) всякого бытия, или первоначальным и основополагающим фактором его активизации⁵⁴. Весь динамизм, который основан на действии (как и на делании, которое происходит в динамическом субъекте), вторичен по отношению к динамизму «operari sequitur esse». Под operari следует понимать именно весь этот вторичный динамизм, а не только само действие, как и всё, что делается в субъекте.

Человек как suppositum

Прежде всего необходимо человека-личность идентифицировать с suppositum. Личность — конкретный человек, individua sub-stantia⁵⁵, как об этом говорит Боэций в первой части своего классического определения⁵⁶. Конкретность тут одновременно в известной степени и единственность, и неповторимость, во всяком случае, она означает индивидуализированность. Однако в понятии личность заключено нечто большее, чем в понятии individuum, поскольку личность — это нечто большее, чем просто индивидуализированная природа. Личность всегда является индивидуумом разумной природы, как об этом говорит полное определение Боэция: «Persona est rationalis naturae individua substantia»⁵⁷.

Тем не менее ни понятие природы (разумной), ни ее индивидуализация не способны передать всей той специфичности, которой соответствует понятие личности. Во всей полноте это не только конкретность, но, скорее, единственность и неповторимость. В разговорном языке тут используется лапидарное, но вместе с тем и меткое местоимение: личность — это «кто-то». Это местоимение является великолепным семантическим сгустком, ибо мгновенно вызывает ассоциацию, в которой содержится и сравнение с «кем-то», и противопоставление ему. Идентифицируя личность с suppositum, следует учесть то различие, которое существует между «кем-то» и «чем-то».

Личность — suppositum, но и отличное от всех, кто окружает человека в обозримом им мире. Это «отличие», эта пропорция, а скорее, диспропорция (на нее указывают местоимения «кто-то» и «что-то») пронизывает до самых корней бытие, которое есть субъект. Основополагающая, согласно св. Фоме, активизация бытия посредством существования (esse), а в результате этого и весь вторичный его динамизм, выражающийся в operari (действия и делания), выказывают отличие и пропорцию, в которых заключена диспропорция. Существование и действие личности подлежат принципу метафизической аналогии (аналогия сущего), но одновременно с ее помощью объясняются и обособляются.

Личность, человек как личность — это suppositum, это субъект существования и действия, с той, однако, разницей, что существование (esse) свойственно ему личностно, а не только индивидуально (в смысле индивидуализации природы). Вслед за тем и operari, под которым мы понимаем весь динамизм человека (как действие, так и то, что в нем делается), тоже личностно. Личность можно идентифицировать с suppositum в том случае, если применить надлежащую аналогию: suppositum «кто-то» указывает не только на сходство, но и на различие, на дистанцию относительно каждого suppositum «что-то».

Различение причинности и субъектности и их синтез

Идентификация человека-личности с suppositum позволяет нам видеть в нем синтез тех переживаний и одновременно тех динамических структур, различие которых было нами установлено еще в самом начале этого раздела. Структуры «человек действует» и «(нечто) делается в человеке» пересекают феноменологическое поле человеческого опыта, тогда как в поле метафизическом они сближаются и соединяются. Их синтезом является человек-личность, а конечный субъект этого синтеза получил у нас наименование suppositum. Suppositum не только существует статично («лежит») под всем динамизмом человека-личности, но и сам составляет динамический источник этого динамизма. Динамизм, по происхождению из существования, из еsse, влечет за собой динамизм, присущий operari.

Синтез действия и делания, который осуществляется на почве человеческого suppositum, в то же время опосредованно является и синтезом свойственной действию причинности, как и субъектности, присущей всему тому, что в человеке делается. Этот синтез окончательно завершается в suppositum или в сущностном субъекте. Потому-то человек, будучи виновником действия, не перестает быть его субъектом. Он одновременно является и виновником, и субъектом, переживает себя и как виновника, и как субъекта, хотя переживание причинности отодвигает переживание субъектности на задний план. Но вот когда в человеке только нечто делается, проявляется само переживание субъектности. причинность не переживается, если человек как личность не является одновременно и виновником.

Различие между этими переживаниями и структурами отнюдь не затушевывается фактом синтеза причинности и субъектности, сведением двух этих элементов к suppositum. Наоборот, это различие будет в дальнейшем постоянно заставлять нас к нему обращаться, ибо без этого присущий человеку динамизм не может быть в полной мере ни понят, ни истолкован.

Человек как личность, как «кто-то» (если сохранять метафизическую аналогию) тождествен suppositum. Suppositum — субъект, но одновременно основа и источник обоих этих столь разных видов динамизма. В нем (и в них) коренится и в конечном итоге из чего проистекает динамизм всего, что делается в человеке, и в целом весь динамизм действия с осознаваемой причинностью — тем, что для него конституируемо. Но единство человеческого suppositum не устраняет тех глубинных различий, которые являются показателем подлинного богатства динамизма человека.

4. Личность и природа: от противопоставления к интеграции

Смысл проблемы

Одновременно с размышлениями о suppositum мы решительно вторглись в анализ субъекта действия. Этот анализ мы собираемся продолжить, чтобы словно обнажить по возможности самые глубинные корни динамизма человека, в особенности — причинности, ибо она является ключом к пониманию соотношения «личность—поступок». Человек как субъект действия и человек как действие субъекта — вот два взаимосоотносимых объекта нашего исследования, каждый из которых должен постоянно познаваться и познавательно углубляться с помощью другого.

Может показаться, что, отождествляя личность с suppositum (разумеется, с учетом аналогии пропорциональности), мы при рассмотрении субъекта действия слишком большое значение придаем природе. Однако личность, а вместе с ней и suppositum, понимаются нами не только в качестве метафизического субъекта существования и динамизма человека, но еще и как феноменологический, в известной мере, синтез причинности и субъектности. В связи с этим природа тоже по своему значению должна заключать в себе некую двойственность, которую мы в свою очередь и намерены здесь осветить.

Определение субъекта (основы) действия через природу

Само слово natura [«природа»] выводится, как известно, из латинского глагола nascor — «рождаться», из которого происходят natus — «рожденный» и naturus — «должен уродиться» . «Природа» (дословно) означает также еще и все, что рождается или заключено в самом факте появления на свет как следствии этого. Отсюда польскими аналогами прилагательного «природный» («натуральный») являются прилагательные «врожденный» [wrodzony] и «прирожденный» [przyrodzony]. «Природа» как существительное обладает множеством значений (28). Известно, например, что этим словом обозначается вся природа — как живая, так и мертвая, — ив этом втором случае мы оказываемся словно за пределами этимологии этого слова, которая говорит о «рождении», что относится только к живым существам: «мертвая природа» в какой-то мере — парадокс.

Кроме того, «природа», употребляемая с соответствующим определением, имеет и более узкое значение. Так, например, мы говорим о человеческой природе, о природе животной или растительной, говорим даже о природе конкретного человека («у него такая природа»). Употребляемое во всех этих выражениях существительное «природа» призвано указывать на основное свойство определяемого субъекта, то есть на то, что мы передаем существительным «сущность» [istota]. В некоторых случаях эти два существительных могут почти взаимозаменяться, как, например, «природа животного — сущность животного», хотя между ними всегда сохраняется определенный лексический hiatus⁵⁸: на одно мы указываем посредством «сущности», на другое — посредством «природы».

«Природа» не обозначает реального, конкретного субъекта существования и действия, не отождествляется с suppositum. В ее обозначении субъект может быть лишь понятием отвлеченным (in abstracto). Так, например, говоря о человеческой природе, мы указываем лишь на то, что реально существует в конкретном человеке как suppositum, а вне его реальным существованием не обладает. И тем не менее мы можем, как бы абстрагируя природу от каждого человека, в котором она реально пребывает, понять эту природу как отвлеченное бытие, но соотносимое со всеми людьми. Человеческая природа таким образом непосредственно указывает на то, что свойственно всем людям в силу того, что они люди, а опосредованно указывает на тех, кто является носителем этих свойств, то есть на тех же людей. Здесь «природа» более всего по своему значению приближается к «сущности», ибо указывает на то, что свойственно человеку как человеку: на то, что является сущностно человеческим, благодаря чему человек — это именно человек, а не кто-то или что-то иное.

Определение способа действия через природу

По своему значению «природа», согласно ее этимологии, относится еще к одной сфере. Ей доступна не только сфера субъекта действия (как это отчасти уже было прояснено), но и сфера способа действия. Проблему специфического способа действия, которое присуще самой природе, мы пока отложим, а сейчас остановимся лишь на ее направленности на действие и шире — на динамизм. До некоторой степени на это дословно указывает и значение причастной формы: природа — это то, что должно родиться, что заключено в самом факте рождения как его возможном результате. Факт рождения уже сам по себе является чем-то динамическим, как и зарождение динамизма, свойственного тому субъекту, который рождается. Зарождение — то же, что и возникновение [zaistnienie], в нем как бы содержится первичная и основная активизация через esse, через существование, из чего вытекает и весь вторичный динамизм operari.

Следовательно, там, где речь идет о человеке, из зарождения проистекает весь тот синтез действия и делания, который мы изучаем с самого начала данного раздела. Находится ли природа у основ всего этого синтеза? В таком случае она была бы или идентична suppositum «человек», или тесно с ним интегрирована. А может, природа указывает лишь на определенную сферу динамизма человека, на конкретный вид актуализации? Но тогда не всё целиком действие, а только некий способ действия можно было бы приписать природе и из нее вывести.

Основы противопоставления: природа—личность

Представляется, что к такому пониманию природы привела бы нас феноменологическая редукция. Под этой редукцией мы понимаем такую операцию, которая способствует наиболее полному и вместе с тем наиболее сущностному уяснению данного смысла. Если человек для нас — своеобразная динамическая совокупность, то за момент наиболее полного и сущностного проявления в нем «природы» можно ошибочно принять не тот, когда «человек действует», но именно тот, когда «(нечто) делается в человеке», то есть не поступка, а активации (как мы назвали это выше), момент не причинности, но субъектности.

Почему так происходит? Да потому, что в понятие природы входит тот динамизм, который является непосредственным и исключительным следствием самого зарождения, динамизм врожденный или же прирожденный, имманентный в данном субъекте действия и как бы свыше означенный его свойствами.

Природа указывает на динамизм субъекта, на ту активность, которая вся целиком заключена в динамической готовности этого субъекта. Эта активность дана тому субъекту свыше и, можно сказать, в известной мере целиком содержится в его субъектной динамической структуре. Такая деятельность не нуждается в причинности в том смысле, в каком она происходит в каждом поступке, в структуре «человек действует» — в виде определенного приоритета, трансценденции действующего субъекта, действующего «я» относительно самого активизированного субъекта.

В такой трактовке природа выступает не в качестве основы всего присущего человеку динамизма, но в качестве некоего строго определенного момента этого динамизма. Природа проявляет себя исключительно в активациях субъекта «человек», тогда как поступок проявляет того же человека как личность. В поступке содержится причинность, и причинность выделяет конкретное «я» как сознающую себя причину действия. Вот это и есть личность.

Понимаемая в подобном смысле личность в человеке отличается от его природы и даже ей в известной мере противостоит. Это разграничение, как и противопоставление, следуют, как мы видим, за тем первым разграничением, которое дано в опыте, то есть за разграничением и противопоставлением переживаний и структур «человек действует» — «(нечто) делается в человеке». Такое разграничение переживаний и структур подразделяет и человека на два мира: мир личности и мир его природы.

Выдвигая на первый план определенные моменты опыта, мы можем не уловить и не признать в человеке перехода от природы к личности, не заметить их интеграции. Но в таком случае личность и природа указывали бы почти исключительно на определенный способ действия (modus), а вместе с тем и на определенный вид свойственного человеку динамизма, но почти совершенно не обозначили бы субъекта этого динамизма и действия, не указывали бы на этот субъект.

Моменты, говорящие в пользу интеграции природы в личность

За этим стоит своего рода вынесение аспектов опыта за пределы всего его выражения. Тот совокупный опыт, который в то же время является простым и основополагающим пониманием человека как во вненаучной, так и в научной сферах (но прежде всего в философии), говорит в пользу единства и тождества субъекта «человек». С этим же сопряжен синтез действия и делания, который происходит в человеке; синтез поступков и активаций; синтез причинности и субъектности на основе одного и того же suppositum. Вместе с тем исчезает почва для противопоставления в человеке личности и природы и возникает необходимость для их интеграции.

От моментов (или аспектов) опыта мы должны перейти к его цельности, а от моментов (или аспектов) человека как субъекта опыта — к цельному пониманию человека.

(В ходе действительного познавания ни такого перехода, ни направления нет — там всегда моменты и аспекты существуют прежде всего в их познавательной цельности. И тем не менее здесь мы должны учитывать и такой переход, и такое направление с целью определенной основательности познания. Речь здесь идет и о том, что феноменология и метафизика в одном и том же объекте друг друга исчерпывают, а феноменологическая и метафизическая редукции взаимно не пересекаются.)

5. Природа как основа динамической сплоченности личности

Причинность личности и причинение природы

Каким образом совершается интеграция природы в личности? Это отмечено уже в предыдущем анализе тех отношений, которые возникают между внутренне дифференцированным динамизмом человека и suppositum. На основе suppositum различия и противопоставления между действием и деланием, между причинностью, присущей действию, и субъектностью, присущей деланию, которое происходит в человеке, перед лицом очевидного единства и тождества человека отступают. Он — тот, кто действует. И хотя тогда, когда лишь «нечто» в нем делается, а он — этот личностный «кто-то» — не действует, тем не менее весь динамизм «активаций» принадлежит ему точно так же, как и динамизм поступка. Он (этот личностный «кто-то») уже находится у истоков активаций, которые в нем делаются, как и у истоков поступков, которые он совершает в качестве их виновника.

Опыт человека в известной мере достигает своей кульминации в опыте собственного «я». Это «я» и есть виновник поступка. Когда человек действует, это «я» переживает свою причинность в действии. Когда же в человеке «нечто» делается, «я» не переживает причинности и не является виновником, однако переживает внутренне тождественное тому, что в нем делается, но одновременно и зависимость от всего того, что в нем делается, исключительно от себя. То, что делается в виде разнородных «активаций», принадлежит «моему я», более того, вытекает из него как из единственного своего основания или причины, хотя «я» здесь и не переживает своего причинения, своей причинной ангажированности так же, как в поступке.

Но если бы кто-нибудь захотел объяснить эти делания и эти активации иными причинами, находящимися за пределами моего личного «я», непременно бы натолкнулся на резкий отпор опыта. Опыт человека в той его кульминационной точке, которой является опыт моего личного «я», заставляет нас решительно встать на позицию, принадлежащую всему тому, что делается в человеке, в самом этом «я» как динамическом субъекте. За этой принадлежностью скрывается еще и причинная зависимость: хоть в активациях и поступках она неодинакова, но, несмотря на это, доступна опыту и реальна. Если бы кто-нибудь поставил под сомнение эту принадлежность, а также причинную зависимость, непременно вошел бы в противоречие с опытом своего личного «я», его единства и динамического тождества не только со всем тем, что человек делает, но и со всем тем, что в нем делается.

Таким образом, мы уже выходим на путь интеграции, даже если сохраняем принципиальное различие между природой и личностью. Даже если «природу» отождествить только с моментом активаций (в противоположность тому моменту поступков, который проявляет в человеке личность), то все равно этот первоначальный момент никогда не окажется за пределами единства и тождества собственного «я».

Опыт единства и тождества собственного «я» объективно первичнее, но вместе с тем и фундаментальнее, чем опытное разграничение на действие и делание, на причинность и непричинность того же «я». Опыт единства и тождества проникает в этот опыт, создавая тем самым опытную основу интеграции природы в личность — suppositum. Природа в таком понимании по-прежнему не обозначает ничего, кроме личности динамического вида как своей производной.

Интеграция не упраздняет различий в способе активизации suppositum, а только пресекает возможность понимания личности и природы как двух отдельных субъектов действия. При таком подходе природа интегрирована в одного-единственного suppositum «человек», который является личностью, но и указывает на другие причинения этого suppositum. Личностно ли такое причинение? Личностное причинение заключено в переживании причинности конкретного «я» тогда и только тогда, когда «человек действует».

Когда же, напротив, что-то «делается в человеке», в этом случае переживания причинности нет, а с ним нет и причинения, свойственного личности. Тем не менее причину этого вида активизации субъектного «я» мы должны искать не за пределами этого «я», но в нем самом. Этой причиной как раз и была бы природа.

Природа, интегрированная в единство suppositum «человек», имела бы в таком случае иную (по сравнению с личностью) основу для причинения этого субъекта.

Придерживаясь подобной точки зрения, мы, возможно, продолжаем углублять феноменологическое обособление природы в личности.

Первичность существования по отношению к действию

Между тем метафизическая редукция нацелена на полную интеграцию природы в личность. При этом понятие природы как своеобразного момента активизации субъекта остается в стороне, но зато на первый план выдвигается понятие природы как основополагающего свойства действующего субъекта (в нашем случае субъекта «человек»). В метафизическом понимании природа — до некоторой степени то же, что и сущность, следовательно, природа в человеке — то же, что и всё «человеческое» [człowieczeństwo] (29). Однако это «человеческое» не статично, а динамично: «человеческое» в качестве основы свойственного человеку динамизма. Здесь-то и таится принципиальное отличие от того (скорее, феноменологического) понимания природы, о котором мы говорили выше. В метафизическом значении природа равнозначна сущности какого-либо бытия, понимаемого в качестве реальной основы всего динамизма того же бытия.

Самое первое и простейшее понимание тех отношений, которые возникают между действием и действующим бытием, выражается в уже приводившемся высказывании «operari sequitur esse». Вдумаемся в его смысл. Прежде всего в нем очевидна его экзистенциальная суть, согласно которой говорится: «Чтобы действовать, сначала надо существовать». Говорится также и о том, что как таковое действие отличается от как такового существования, с ним не отождествляется и не является его лишь однородным продолжением, своего рода продлением.

Две совокупности («человек существует» и «человек действует») реально между собой различаются, хотя человек существующий и человек действующий — это один и тот же человек. Когда человек действует, тогда и это его действие также как-то и существует. Существование действия зависит от существования человека: именно в этом заключен принципиальный момент причинности и причинения. Существование действия соподчиняется с существованием человека и одновременно подчиняет его себе, хотя то и другое происходит случайно — как accidens⁵⁹.

Однако наше фундаментальное высказывание «operari sequitur esse» позволяет нам не только понять и определить эти соотношения в порядке существования. Оно позволяет нам еще обнаружить и установить связь, которая возникает между действием и действующим субъектом (в данном случае субъектом «человек») в порядке сущности. На это прежде всего указывает слово sequitur. Это слово утверждает, что между действием и действователем возникает своеобразная сплоченность, которую не понять и не выразить иначе, как именно через природу. А природа — не что иное как основание сущностной сплоченности между тем, кто действует (или же тем, что действует, если действующим не является человек) и его действием. Более широко и точнее: природа является основой сущностной сплоченности между субъектом динамизма и всем динамизмом этого же субъекта. Определение «весь» тут важно, потому что с его помощью можно терминологически отделить значения: природы как некоего лишь момента и в то же время как одного только способа (modus) активизации субъекта.

Личностное существование в основании динамической сплоченности человека

Эта сплоченность — факт опытный. Если речь идет о человеке как о субъекте динамизма, то сплоченность в равной мере объемлет как его действие, так и то, что в нем делается: каждый из поступков и каждая из активаций. В этой сплоченности находятся как причинность, переживаемая со стороны конкретного «я» в поступке, так и сама субъектность того же «я» в условиях активаций — где нет переживания причинности.

Сплоченность возникает всегда и везде, если какое-либо operari следует (sequitur) из человеческого esse. Основу этой сплоченности составляет человеческая природа или человеческое начало, которое объемлет весь динамизм человека и которое динамически формирует этот динамизм как динамизм человеческий (или людской).

Опыт сплоченности человека со всем его динамизмом, равно как с действием, так и с тем, что в нем делается, позволяет нам понять, на чем основана интеграция природы в личности. Интеграция не может быть основана на одной лишь индивидуализации [ujednostkowienie] природы личности, как можно было бы думать, если судорожно цепляться за слова Боэция в его определении: «Persona est rationalis naturae individua substantia». Личность — это не только «индивидуально человеческое». Нет, это свойственный именно людям (как единственным существам во всем доступном мире) способ индивидуализированного бытования. Этот тип бытования проистекает из того, что индивидуальное существование, присущее человеческому, является существованием личностным. Первая и основная активизация какого-либо бытия исходит из существования, из esse.

Активизация посредством личностного esse должна находиться у истоков интеграции человеческого посредством личности. В любом случае, охватывая опытную сплоченность всего людского operari с тем же esse, мы не находим никаких помех к тому, чтобы принять томистское толкование этой сплоченности. Человеческая природа в основе своей представляет собой самую тесную сплоченность между субъектом «человек» (так или иначе активизированным изнутри) и той или иной активизацией того же субъекта. Природа — как основа такой динамической сплоченности — существует, очевидно, в субъекте реально. Сам же этот субъект является личностью, ибо его бытие (esse) личностно. С этой точки зрения всякий вид активизации этого субъекта, всякие operari (будь то действие, делание или активация), поскольку они реально связаны с человеческим началом, с природой, реально же и являются личностными.

Интеграция человеческой природы — человеческого, в личность и через личность влечет за собой интеграцию и всего свойственного человеку динамизма в человеческой личности⁶⁰.

Реальное существование человеческой природы в личности

Вместе с тем, однако, такая интеграция возможна лишь в человеке — и то, если принять во внимание его природу, его человеческое начало. Человеческое начало, природа людей обладают свойствами, которые позволяют конкретному человеку быть личностью, то есть жить и действовать как личность. Даже больше, не позволяют ему жить и действовать иначе. Более конкретно мы определим эти свойства позднее, а сейчас удовлетворимся общим на них указанием. И все же достаточно хорошо видно, что интеграция природы посредством личности в человеке не только предполагает саму природу, человеческое начало, но одновременно черпает из него свою реальное строение. А потому никакая другая природа реально (так сказать, индивидуально) не живет как личность — это свойство исключительно человеческое.

Представление о личности как suppositum (но в то же время и как живом, постоянно развивающемся синтезе присущего человеку динамизма, синтезе поступков и активаций, а вместе с ними — причинности и субъектности) познавательно обогатилось благодаря введенному нами понятию начал [pierwiastek] природы, начал человеческого. Одновременно с этим подтверждением человеческого (людского) признака стало целостным и понимание соотношений «личность—поступок». То, что «делать» и «делаться» относятся к людскому, человеческому, исходит из природы личности, из человеческой сущности. Ведь и сама личность является «людской» (или «человеческой»), ее поступок — также. Свойственная поступку причинность человеческого «я», которая обнаруживает для нас трансценденцию личности, не отрывает, однако, этой личности от природы. Она лишь указывает на особые свойства этой же природы, на силы, которые на уровне личности определяют бытование и действие человека.

6. Потенциальность и сознание

Отношение природы к личности в перспективе потенциальности человека

Интеграция природы в личности, совершаемая путем метафизической редукции, выделяет единство и тождество человека как субъектного бытия, как suppositum. Интеграция человеческой сущности посредством личности (которая в то же время является интеграцией личности посредством человеческого) отнюдь не устраняет того различия между личностью и природой, которое вырисовывается в совокупном опыте человека (а особенно заметно оно выступает во внутреннем аспекте).

Факт единства и тождества человека как субъекта всего присущего ему динамизма нисколько не устраняет факта того различия, которое существует между действием человека и тем, что в человеке только лишь делается, между поступком и разного рода активациями. Интеграция натуры в личности не упраздняет и ничем не заслоняет еще и того факта, что личностность человека мы устанавливаем исходя из его поступка, то есть сознательного действия, меж тем как все остальное заключено в личности на основе тождества и единства субъекта — того именно субъекта, который сознательно действует, который совершает поступок. Под «личностностью» мы подразумеваем здесь исключительно то, что человек — это личность.

То, что человек является личностью, становится очевидным (и раскрывается) в сознательном действии, это точно так же становится очевидным и в самом сознании (анализу чего был посвящен предыдущий раздел). Сознанию, а в особенности его рефлективной функции, мы обязаны тем, что человек — это бытие субъектное (suppositum), он переживает себя как субъект и таким образом живет полностью субъектно.

Различие между личностью и природой в рамках того самого suppositum не подлежит сомнению даже и в том случае, если принять во внимание метафизическую интеграцию: не будь подобного различия, не возникла бы и необходимость в интеграции. Человеческое начало отлично от «личностности» (= факт быть личностью). В нашем исследовании, в котором мы пытаемся как можно глубже вникнуть в структуру «человек действует», природа человеческого должна послужить нам основой для дальнейшего нашего анализа и отчасти стать его «фоном». На первый план выдвигается природа как фундамент причинения человеческого suppositum, вслед за тем идет определенный вид активизации этого же suppositum. Иначе говоря, нас интересует природа и отношение природы к личности с учетом потенциальности субъекта «человек». Можно сказать, что весь предшествующий анализ был опосредованно анализом этой самой потенциальности.

Потенциальность источника активизации субъекта

Утверждая потенциальность субъекта «человек», мы утверждаем и его динамизм. Оба вида этого динамизма — как действие человека (или поступок), так и все то, что в человеке делается (что мы назвали активацией), проистекают изнутри, берут свое начало в том субъекте, который в силу этого по праву называется динамическим. Динамичность субъекта производна от его потенциальности, поскольку в ее распоряжении находятся определенные силы, которые таятся в этом субъекте.

Однако прежде всего нам следовало бы здесь уточнить значение понятий. У слова «динамизм» этимология греческая: dynamis означает то же, что «сила» или «мощь». У слова «потенциальность» этимология латинская: potentia — «мощь» или «власть».

Как видно, семантически эти понятия друг другу близки, почти идентичны. Однако их применение в нашей дальнейшей работе обнаруживает и явное между ними расхождение. Так, можно заметить, что динамизм прежде всего указывает на ту актуальную активизацию субъекта «человек», которая следует изнутри и обретает вид «делать» или «делаться». Тогда как потенциальность указывает на сам источник этой актуальной активизации субъекта: источник этот находится внутри субъекта, как бы постоянно в нем пульсирует, давая о себе знать тем или иным видом активизации. Традиционная концепция человека, опирающаяся на метафизические положения, называет этот источник властью (= potentia). Власть — то же, что и средоточие определенной силы, средоточие обладания и распоряжения этой силой (30).

Потенциальность субъекта «человек» мы подтверждаем вместе с его динамизмом. Подтверждаем ее, следовательно, на основе опыта: в опыте любой из видов динамизма человека (будь то «делать» или «делаться») заключает в себе также и потенциальность как основу и как источник актуальной активизации. Однако эта основа не выделяется в опыте так, как сама активизация субъекта, как его актуальный вид. Для понимания этой основы (или динамического источника того или иного вида актуальной активизации) мы должны исходить из следующего понимания. Это понимание подразумевает тесную связь с совокупным объектом опыта, не отрывая его от познания, а даже напротив, погружаясь в него гораздо глубже, чем это позволила бы сама констатация динамизма в любом его виде. Когда человек действует, когда что-то в нем делается, ему тотчас же предоставляется в опыте прежде всего этот конкретный вид активизации субъекта «человек», тогда как его основа и источник даны лишь опосредованно и во вторую очередь. Ибо опыт красноречиво показывает, что этот вид динамизма проистекает изнутри. Но если он указывает это следование изнутри, то потом указывает еще и на то, из чего он проистекает внутри субъекта: не только на субъекта в целом (suppositum), но и на более мелкие и частные источники динамизма той или иной активизации субъекта. Если бы не было этих источников — мельчайших и в то же время разнообразных, — было бы трудно понять, почему субъект динамизируется по-разному.

Различные основы в потенциальности поступка и активации

То различие, которое возникает в активизации субъекта между «человек действует» и «(нечто) делается в человеке», поражает больше всего. За пределами этого различия в активизации человека должна скрываться и разница в потенциальности suppositum «человек». Постижение специфики структуры «человек действует» именно со стороны потенциальности субъекта является одной из главных задач нашего исследования. К решению этой задачи мы подойдем постепенно, анализируя специфическое содержание обеих структур.

Структура «(нечто) делается в человеке» указывает на иную основу в потенциальности субъекта «человек», которая отлична от структуры «человек действует». Рассмотрим эти вещи в категориях традиционной (метафизической) философии человека: коль скоро так очевидны различия в самих видах динамизма, должна соответственно существовать и разница потенциальностей и другие власти (potentia) должны составлять динамический корень действия и делания, поступка и активации. Этот вопрос достаточно подробно изучался в традиционной философской антропологии (психологии)⁶¹.

Однако в нашем исследовании, где мы подразумеваем личность во всей ее динамической специфике, мы не пойдем традиционным путем разграничений самих властей в человеке. Нет, здесь мы эту проторенную и хорошо известную дорогу оставим. И последуем за изначальной интуицией личности — в том виде, в каком она выявляет себя в поступке и через поступок.

Итак, завершая анализ этого динамизма, который открыл нам всю специфику причинности личностного «я» в каждом поступке, попытаемся вернуться к уже проводившемуся выше анализу сознания. Попытаемся сделать это для того, чтобы поточнее определить отношение сознания к потенциальности в человеке.

Отношение сознания к психико-эмотивной потенциальности

Для этой цели мы изберем две заметно отличающиеся друг от друга разновидности динамизма и потенциальности. Обе эти разновидности можно бы еще определить и как два структурных слоя [warstwa] динамического субъекта «человек». Одновременно с тем они являются и двумя слоями субъектности каждого конкретного «я» — той субъектности, в которой «я» переживает себя в них только в качестве субъекта, но не виновника, что имеет место в сознательном действии или в поступке. Один из этих слоев динамизма (а вместе с тем — и потенциальности человека) — вегетативно-соматический, а другой — психико-эмотивный (31).

Надо заметить, что предметом нашего исследования является связь динамизма с потенциальностью в том виде, в каком она предстает в человеческом опыте при особом внимании к внутреннему аспекту. Так вот, вегетативный динамизм (а опосредованно и вегетативная потенциальность) отличается в человеке от динамизма эмотивного (и опосредованно от эмотивной потенциальности) именно в этом самом аспекте — через разное отношение к сознанию. Речь идет и о сознании отражающем, а вслед за ним — о сознании рефлективном как условии субъектного переживания (в данном случае переживания того, что в человеке делается).

Речь, стало быть, пока не идет об объектном различении самих по себе актов (actus) и их властей (potentia), относящихся к двум названным слоям — вегетативно-соматическому и психико-эмотивному. Речь идет об их месте в сознательностном отражении и переживании, а также о пределах сознания в этих сферах потенциальности человека.

Все это не может не иметь значения для полноты того представления о человеке, в котором он нас интересует не только как объектное бытие, являющееся субъектом (suppositum), но и со стороны переживания субъектности своего бытования и действия. Но в равной мере это имеет значение и для понимания самих же видов динамизма и потенциальности — как вегетативной, так и эмотивной.

Различие между этими двумя видами динамизма и в то же время между двумя слоями потенциальности человека проявляется, в частности, в том, что у одного из них характер осознанный, а у другого — нет. Речь идет прежде всего о характере самого динамизма и о соответствующих актуализациях (actus). Акты эмотивной сферы, то есть тот вид динамизма человека, основой и источником которого в субъекте является психико-эмотивная потенциальность, находят свое четкое отражение в сознании. У них есть свои (если можно так сказать) сознательные границы [margines⁶²], и они проходят в субъекте как более или менее отчетливое переживание. Можно утверждать не только то, что они осознаются, но и то, что сознание должно их отражать и в качестве переживания проводить во внутренний срез субъектности человека.

Отношение сознания к вегетативно-соматической потенциальности

Акты (actus) вегетативной сферы (или вся та область и вид динамизма человека, основой и источником которого в субъекте является вегетативно-соматическая потенциальность) в целом не осознаются, но, представляется, они и не подлежат осознанию. Необходимо подчеркнуть, что и вегетативно-соматический динамизм, и та потенциальность, которая соответствует ему в субъекте «человек», связаны со всем человеческим телом как с организмом.

Саму вегетативность мы понимаем тут в более широком смысле, чем, например, в медицине понимают так называемую вегетативную систему. Это понятие более или менее соответствует тому, что подразумевало древнее аристотелевское определение anima vegetativa⁶³. Вегетативно-соматический динамизм — вид свойственного человеку динамизма, который определяет жизнь человеческого тела как конкретного организма, а также, в какой мере этим организмом обусловливаются различные психические функции.

Этот совокупный динамизм и соответствующая ему потенциальность призваны иметь в человеке свой собственный и совершенно отличный от других сознательностный край, гораздо меньший и более опосредованный, чем психико-эмотивный динамизм. Человек обладает сознанием своего тела как чем-то таким, что живет своей собственной жизнью. Сознание тела столь же опосредованно по отношению к сознанию организма.

Однако человек сознанием своего организма непосредственно и всесторонне не обладает и не осознает тех отдельных динамических фактов (actus), из которых составляется весь вегетативный динамизм. Сознание не прибегает к тем actus и к тем видам динамизма человеческого субъекта. Они совершаются самопроизвольно, за пределами сознания, а потому и без того сознательностного отражения, которое могло бы им сопутствовать. Эти динамические факты вегетативно-соматической природы не проникают во внутренний срез человеческой субъектности как переживание.

Если же мы что-то и переживаем на этом структурном уровне нашей человеческой субъектности, то происходит это посредством чувств. Об этом мы уже говорили в предыдущем разделе. Когда мы, например, испытываем физическую боль или хорошо себя чувствуем физически, переживание это является само по себе психическим, а не вегетативным, несмотря на то что субъектная основа переживания находится в вегетативно-соматическом слое, в его потенциальности.

Представляется, что совокупное переживание тела, как и сознание тела, обретают для себя широкую опору в сфере чувств — так называемых телесных ощущений. Более фундаментальный и более глубокий анализ вегетативности и соматизма, а также эмо-тивности и психики мы оставляем для специального раздела. Их огромное значение для всего исследования о личности и поступке не подлежит никакому сомнению.

7. Подсознание как выражение отношения потенциальности к сознанию

Структурная первичность потенциальности в отношении сознания

Тот, кто действует, кто совершает поступок (то есть человек), одновременно является динамическим субъектом всего, что в нем делается, — как в эмотивном слое, так и в вегетативном, как осознаваемо, так и неосознаваемо⁶⁴. Это один и тот же субъект, тот самый субъект, который в своей совокупности является личностью, «кем-то», не перестает быть личностью даже в границах причинения природы, отличного от причинения личности (как мы это уже отмечали). Субъект «человек» не перестает быть личностью в силу тех активаций, которые создают динамизм, присущий эмотивной сфере, а также динамизм, присущий вегетативной сфере его интегрального бытия.

Единство и тождество бытия, являющегося субъектом (sup-positum), свидетельствует в пользу потенциального единства, а вследствие этого — и динамического единства этого субъекта. Единство это не упраздняет структурных различий — хотя бы и таких, которые проявляют себя через отношение потенциальности к сознанию, и наоборот. Мы констатировали, что сознание не отражает равномерно всей потенциальности человека и следующих за ней активизаций (actus). Вегетативная потенциальность и вегетативный динамизм человека находятся, собственно говоря, за пределами сознания, оставаясь неосознаваемыми, но, однако, входя в структуру динамического субъекта, который есть личность. Эта потенциальность является неоспоримым «софактором» [współczyn-nik] многих сознательных человеческих действий и многих поступков (хотя, конечно, не следует понимать, будто сама вегетативная потенциальность — их источник).

Отсюда видно, что динамическое единство субъекта «человек» в вегетативном слое не осуществляется через сознание. Оно осуществляется за пределами сознания, вне его. Тут не требуется сознания и его отражающей функции. Как видно, это динамическое единство возникает раньше сознания, предваряя его как в его отражающей функции, так и в функции рефлективной. Динамическое единство субъекта «человек» (по крайней мере, в соматическом слое) является прежде всего единством жизни и лишь во вторую очередь и до известной степени побочно, — единством переживания.

Этот вывод свидетельствует в пользу первичности потенциальности перед сознанием. Любой анализ человека — анализ личности и поступка — изначально обречен на неудачу, если исходит он из самого сознания.

Сознание: границы психики и соматики

Эту последовательность, то есть потенциальность перед сознанием, необходимо иметь в виду и в эмотивном слое, несмотря на то что в этот слой человеческого динамизма сознание проникает совершенно отчетливо и проявляет себя очень действенно. То, что относится к эмотивной сфере динамизма человека — разнообразные чувства и ощущения, — человек не только спонтанно осознает, но и столь же интенсивно переживает. Граница, проходящая между этими переживаниями и тем, что в человеке не переживается, то есть фактами вегетативно-соматической жизни (которые при этом являются по-своему богатыми и неоднородными) до некоторой степени совпадает с границей между психикой и соматикой. И хотя к последней применимы иные критерии, ибо она впрямую касается объектных структур, однако же критерии применяемые для второго разграничения, как бы включают в свой состав и особенности первого разграничения. Это было бы в принципе верно, если бы совершалось в своей собственной плоскости, ибо чаще всего именно тут смешиваются аспекты опыта, а вслед за тем — и понимания человека, чего мы стараемся здесь избежать.

Если человек — это своего рода поле опыта и вместе с тем понимания, то сознание и переживание, которые способствуют охвату этого поля прежде всего во внутреннем опыте, не могут применяться к тем, которые являются показателем отношений самих объектных структур. Именно таковой предстает перед нами основа деления на психику и соматику, не говоря уж о различиях между душой и телом человека. Каждое из этих разграниченных областей имеет свое значение, проистекает из своего положения, хотя при этом можно сказать, что соединяются они в общем корне.

К вопросу о проблематике подсознания

Попробуем еще раз взглянуть на отношение сознания к потенциальности в человеке со стороны так называемого подсознания. Предварительный анализ позволил нам выделить из всей совокупности человеческого динамизма сферу осознаваемого и сферу неосознаваемого. Осознаваемый динамизм отличается от динамизма неосознаваемого самой основой того субъекта-человека, который является личностью. В известной мере он ему даже противопоставлен, если отношение к сознанию принять за критерий классификации.

В понятии подсознания заключено, однако, и нечто еще — помимо неосознаваемости фактов тех динамических активаций, которые совершаются в субъекте «человек» (а особенно — в вегетативно-соматическом слое). Подсознание (каким оно известно по работам психоаналитиков) определяет нечто отличное от объятого сознанием источника смыслов, переживаемых человеком. Так происходит, например, там, где речь идет о сексуальных смыслах (в понимании Фрейда) или же иных (в представлении Адлера и Юнга). Генезис этих смыслов связан с сексуальным инстинктом или инстинктом значения.

К проблеме инстинкта и к проблеме влечения [popęd] в совокупной структуре человеческого динамизма мы еще вернемся. Однако отдадим себе отчет в том, как велико их значение в данном контексте, коль скоро приходится утверждать, что подсознание указывает на потенциальность человеческого субъекта. Более того, оно указывает и на своего рода приоритет потенциальности перед сознанием. Говоря о «приоритете», мы вовсе не имеем в виду «превосходство». Речь идет о структурном приоритете и, следовательно, о приоритете в сфере толкования, а значит, и понимания: нельзя было бы понять и объяснить человека, его динамизм, и сознательное действие (поступок), если бы мы опирались на одно только сознание. Потенциальность в этой сфере — первичнее, изначальнее и для интерпретации человеческого динамизма (а также для интерпретации сознательных действий) более важная.

Сознание выделяет субъектный аспект тех же действий, а отчасти и того, что в человеке делается, хотя при этом оно не определяет внутренней структуры самого человеческого динамизма.

Подсознание в подтверждение динамизма и потенциальности человека

Подсознание подтверждает все это специфическим образом — специфическим постольку, поскольку связано прежде всего с внутренним аспектом опыта человека. Подсознание понимается как некое внутреннее пространство, в котором определенные смыслы либо «свалены», либо задерживаются на пороге сознания. И то, и другое — скопление и задержка — указывают на то, что подсознание руководствуется также правилами своеобразного динамизма. Об этом свидетельствует и порог сознания, через который определенные смыслы должны прорываться, чтобы стать осознанными и пережитыми. Сколько времени они находятся в подсознании, столько же и за пределами переживания или, точнее сказать, в «подпереживании» [podprzeżycie].

Под чьим контролем находится порог сознания: самого ли сознания или под контролем другого — еще одного — высшего в человеке фактора, а именно воли? Не всегда же порог сознания представляется контролируемым и не всегда здесь действует этот контроль (или цензура) со стороны высшего фактора в человеке. Обычно переход к сознанию, осознание, совершается спонтанно и бесконтрольно, когда, например, человек, ощущая боль в каком-то органе, осознает для себя одновременно и существование этого органа, и его недостаточное — в данном случае — функционирование. Однако в этом случае происходит лишь переход от подсознания к сознанию. Подсознание же психоаналитики зарезервировали исключительно для тех смыслов, переход которых за порог сознания связан с действием в человеке высшего фактора, с особенностями его чуткости [czujność].

Но здесь подсознание еще больше свидетельствует о динамизме и потенциальности человека, поскольку, с одной стороны, указывает на этот высший динамизм и на составляющую его основание высшую потенциальность, которая следит за порогом сознания, с другой же стороны — на потенциальность, которая в субъекте «человек» находится ниже гриницы сознания (во всяком случае — ниже ее актуального порога).

Ведь эти скопившиеся смыслы (иногда говорят об их угнетении) или до сознания не дошедшие существуют не в вакууме, но совершенно очевидно присутствуют в субъекте. И присутствуют в состоянии динамическом, потому что в любую минуту они готовы перейти порог сознания. Из опытов психоаналитиков известно, что эти смыслы ищут благоприятных для этого обстоятельств, когда, например, сознание ослаблено, или заторможено, или устало, а особенно — во время сна. Не напрашивается ли здесь вывод, что низшие слои человеческой потенциальности (то есть вегетативный и до некоторой степени эмотивный) служат не столько прибежищем для смыслов, сколько для поддержки собственного динамизма? И насколько при этом динамизм вегетативного слоя почти целиком находится за границами сознания, настолько динамизм эмотивный (а позже мы постараемся рассмотреть его пообстоятельней) призван облегчать психическое воссоздание и прояснение смыслов — в том числе и тех, от которых были отделены как сознание, так и воля.

Указание подсознания на сознание — мерило присущего человеку осуществления себя

Для той части нашей работы, в которой главное внимание сконцентрировано на человеке как субъекте действия и в целом динамизма, особое значение имеют фрагменты, посвященные подсознанию.

Во-первых, потенциальность субъекта легче обнаружить в самом внутреннем аспекте.

Во-вторых, это позволяет хоть в какой-то области достичь внутренней непрерывности и сплоченности этого субъекта, поскольку благодаря подсознанию обнаруживается переход от того, что в человеке только лишь делается путем естественных вегетативных (или, по обстоятельствам, эмотивных) активаций, к тому, что человек переживает сознательно и считает своим поступком.

Эта непрерывность и сплоченность находятся, с одной стороны, в пределах самого подсознания, но в то же время — между ним и сознанием. Порог сознания не только отделяет одно от другого, но и соединяет их друг с другом⁶⁵.

В-третьих, подсознание в своей непрерывной соотнесенности с сознанием указывает нам на человека как на существо, внутренне подчиненное времени, — на существо, которое обладает своей собственной внутренней историей. Эта история в значительной мере обозначена и сформирована посредством самих софакторов динамической структуры человека.

Сознание неоднократно сравнивалось с потоком смыслов, которые постоянно протекают в субъекте «человек». Подсознание позволяет лучше понять, как этот поток связан с потенциальностью субъекта, а опосредованно и указать, где следует искать пружину истории человеческого индивидуума⁶⁶.

Наконец, в-четвертых (но это и продолжение третьего), подсознание ярко высвечивает иерархию потенциальности человека.

Весьма характерен этот уклон в сторону сознания, это стремление к осознанию, к сознательному переживанию, которое все время излучается из подсознания. Своим существованием и функциями, которые оно выполняет, подсознание, без сомнения, указывает на сознание как на ту сферу, в пределах которой человек максимально себя осуществляет. Подсознание в значительной степени сформировано посредством сознания, вне которого оно представляет собой нечто вроде резервуара или хранилища, где то, что находится в субъекте «человек», ждет возможности стать осознанным. И вот тогда оно обретает в полном смысле человеческое значение.

Добавим, что перемещение потоков смыслов подсознания в пределы сознания (а особенно их подлинная объективация) — одна из главных задач воспитания и нравственности. Но в данном исследовании мы этим впрямую не занимаемся.

8. Становление человека

Проявление свободы в динамизме человеческого субъекта

Существование, деяние, становление; их взаимоотношения в человеческом субъекте

В рамках предыдущего анализа динамизма, присущего человеку, мы попытались, во-первых, осмыслить отличия, которые в нем выступают, а во-вторых, указать на безусловную связь между динамизмом и потенциальностью субъекта «человек». Однако стоит обратить внимание на то, что каждый вид динамизма, какой мы определяем в человеке, — и действие (или поступок), и «делаться» в его разновидностях (получившее здесь наименование «активация») в то же время неразрывно с определенным становлением того же субъекта «человек».

Становление — то, что мы передаем латинским словом fieri⁶⁷. Под fieri можно понимать тот аспект динамизма (действия или того, что в человеке происходит), который направлен на самого человека как на субъекта этого динамизма. Этот субъект не остается нейтральным посреди всех форм своей активизации: он не только принимает в них участие (как это в определенной степени уже было показано), но и сам по себе с помощью каждой из них каким-то образом себя формирует и преобразует (здесь мы касаемся внутренней структуры жизни).

Таким образом, в нашем анализе человеческого динамизма мы вновь погружаемся в самые его глубины, о которых свидетельствует слово suppositum. Suppositum — это не статичное основание, а первооснова активизации бытия, являющегося личностным субъектом: это активизация посредством самого esse, посредством существования. К нему же, если исходить из нашего анализа, следует отнести и всякие становления, всякое fieri, происходящее в границах существующего уже субъекта «человек». Ведь «становиться» — это то же, что и «начать существовать».

Первоначальная активизация — посредством существования, посредством esse — это и первоначальное fieri человеческого бытия, начало его существования. Всякие последующие активизации посредством каких-либо operari уже не являются в строгом смысле началом существования. И тем не менее с каждой такой активизацией в уже существующем субъекте «человек» начинает существовать что-то еще.

В категориях метафизики такого рода начало существования является случайным по отношению к тому первоначальному, которое определяет саму субстанцию. Человек, который уже однажды обрел субстанциальное существование — посредством как всего того, что он делает, так и всего того, что в нем делается (посредством двух этих свойственных ему видов динамизма), — в то же время еще больше становится «каким-то», а в известной мере даже и «кем-то».

Анализ динамизма человека должен выделить это становление, fieri. Метафизический анализ прежде всего этим и занимается. Таковой была сначала аристотелевская, а позднее — и томистская концепция actus. Но actus лишь во вторую очередь указывает на действие человека или же на то, что в человеке делается, — в первую очередь он указывает на некое изменение, на fieri или самого субъекта «человек» или отдельных его властей.

Разграничение потенциальности субъекта в соответствии со сферами становления и развития человека

В нашем анализе мы не можем также пройти и мимо становления, fieri, связанного со всем динамизмом человека. Легко заметить, что каждый вид этого динамизма соединен с тем или иным видом fieri и что становление человека внутренне дифференцированно в зависимости от вида динамизма и того, на основе какой потенциальности он вносит свой вклад в совокупный процесс становления.

Если в предыдущем анализе было проведено разграничение между вегетативно-соматическим и психико-эмотивным динамизмом, а вместе с тем и между двумя слоями присущих человеческому субъекту потенциальностей, то можно утверждать, что этим слоям потенциальностей и связанным с ними динамизмам соответствуют и два разных слоя становления.

Первый слой — это человек in fieri с вегетативно-соматической точки зрения. В течение всей своей жизни человеческий организм подлежит постоянным преображениям — вначале он растет, развивается, потом он как бы исчерпывается и постепенно замирает. Эти изменения видны невооруженным глазом. Наука об организме с куда большей точностью истолковывает это fieri человеческого организма, связанное с потенциальностью и динамизмом в вегетативно-соматическом слое. Известно, например, что в течение нескольких лет происходит полная смена физико-химического состава всех клеток человеческого тела. Естественная активность организма происходит не только за счет его само-поддержания, но и за счет постоянного восстанавливания. В данном случае нам трудно входить в детали, это задача соответствующих специальных научных дисциплин (33). Нас прежде всего интересует не то, как сформирован человеческий организм (что само по себе — достойнейшая проблема), но то, как этот организм интегрирует себя в личность и как его собственный динамизм интегрирован в поступки личности, в ее сознательное действие⁶⁸.

Нечто подобное можно сказать и о психико-эмотивном динамизме, как и о том слое человеческой потенциальности, на котором он вырастает в субъекте «человек». И этому слою соответствует свое fieri — становление человека, его психическое развитие. Мы можем думать и говорить о нем по аналогии со становлением человека как организма. Способы психико-эмотивного становления — fieri — человека мы постараемся рассмотреть более подробно в специальном разделе, посвященном этой теме.

И то и другое становления (связанное с вегетативной потенциальностью и вегетативным динамизмом организма и с психико-эмотивной потенциальностью и присущим ей динамизмом) происходят в человеке на основе определенной пассивности. Пассивность эта присуща всему тому, что в человеке только лишь делается, в чем мы видим проявление причинения самой природы, но при этом не видим проявления сознательной причинности, в которой заключено причинение личности. И все-таки, нельзя не отметить, что вегетативный динамизм по-иному, нежели динамизм эмотивный, воспринимает сознательную причинность и для нее проницаем.

Человеческий организм почти целиком формируется сам, человек создает лишь условия для его развития. Иначе происходит в психико-эмотивной сфере, которая сама себе предоставляет условия, как бы материал для собственного развития, и формирование этой сферы в значительной мере зависит от человека.

Человек нравственно плохой или хороший через собственный поступок

Формирование психико-эмотивной сферы приближает нас к той области человеческого fieri, которую нам предстоит в свою очередь — и основательно — проанализировать. Человек становится «кем-то» и «каким-то» прежде всего через свой поступок, через сознательное действие. Следовательно, именно этот вид человеческого fieri и предполагает причинность и присущее личности причинение. Результатом такого причинения, однородным следствием причинности личностного «я» является нравственность — не абстрактное понятие, а сугубо экзистенциальная действительность, связанная с личностью как со своим собственным субъектом.

Посредством своего поступка, посредством сознательного действия человек становится хорошим или плохим в нравственном смысле. Быть нравственно хорошим — значит быть хорошим человеком, хорошим по-человечески. Быть нравственно плохим — быть плохим человеком, плохим по-человечески.

Через свои поступки человек становится нравственно хорошим или нравственно плохим в зависимости от этих поступков. Качество поступка, которое зависит от нравственной нормы, а в конечном счете — от совести, распространяется на человека как на виновника поступка. Сама причинность еще не является источником становления человека нравственно хорошим или нравственно плохим (это решает отнесение к тому, что мы называем нравственной нормой), но все-таки без причинности нет ни становления человека, ни его fieri.

Это становление, fieri человека относительно нравственности, теснейшим образом связанное с личностью, предопределяет реалистический характер самого добра и зла, самих нравственных ценностей. Они ни в коей мере не составляют содержания самого сознания, но составляют содержание человеческого, личностного fieri. Человек не только их переживает, но и благодаря им реально становится (именно как человек) хорошим или же реально плохим.

Нравственность — такая реальность, которая входит в действительность человеческих поступков как своеобразное fieri субъекта: fieri глубиннейшее и наиболее сущностно связанное с его природой (или человеческим началом), как и с тем фактом, что он — личность.

Свобода — исток того, чтобы стать хорошим или плохим

Вникая в интегральную структуру становления человека нравственно хорошим (или же нравственно плохим) через его поступок (или сознательное действие), мы обнаруживаем в этой структуре свойственный ей момент свободы. О данном моменте мы говорим в феноменологическом значении — свободы, которая наиболее явственна в структуре становления человека нравственно хорошим или плохим через его поступок. Свобода здесь только момент, но она реально относится к этой структуре и является ее структурным признаком: свобода — корень самого fieri человеческой нравственности.

Свобода — это часть причинности, а потому она определяет действие человека как структуру, принципиально отличную от всяких иных видов динамизма, от всего, что в человеке лишь делается. Вместе с причинностью — благодаря конкретному нахождению в ней — свобода не только определяет как таковое действие, поступок, личное «я» которого само является его виновником, но и определяет также нравственное добро и зло, или становление человека (как человека) хорошим или плохим.

Открытие момента свободы в итоге анализа человеческого динамизма: свобода и причинность личности

Теперь посредством нравственности, посредством нравственной ценности, какая реально вносится в человека его поступком, соотнесем сам этот поступок (или сознательное действие) с моментом свободы. Явственнее всего свобода проявляется для каждого человека в том переживании, которое можно свести к формуле «могу—не должен».

Это не только смысл сознания, но и проявление и конкретизация присущего человеку динамизма. Он находится в черте действия и, находясь здесь, входит в причинность личностного «я», при этом он обосабливается от всего, что в человеке только лишь делается. Этому проявлению и конкретизации присущего человеку динамизма должен соответствовать в потенциальности субъекта «человек» свой аналог. Этот аналог мы называем волей. Между «могу » и «не должен» формируется человеческое «хочу», оно же и становится присущей воле активизацией. Волей мы называем в человеке то, что позволяет человеку хотеть.

Открытие свободы и как момента (который решающе воздействует на переживание причинности), и вместе с тем как фактора, который реально определяет структуру «человек действует» в ее структурной обособленности по отношению ко всему, что в человеке делается, — структура «(нечто) делается в человеке» отчасти замыкает проведенный выше анализ динамизма человеческой личности, ибо личность является реальным субъектом этого динамизма, а в том случае, когда она действует, является не только субъектом, но и виновником. Открытие свободы у самого корня причинности личности позволяет еще глубже постичь человека как динамического субъекта.

Совокупность присущего этому субъекту динамизма дает возможность (в соответствии с основным опытом) подразделить его на действие и «делаться» (поступок и активация). Разница между ними приводит к реальному участию свободы в сознательном действии, в поступке, либо же к ее отсутствию. В том, что в человеке лишь делается, в самых основах нет даже начал динамической свободы, нет и переживания «могу — не должен».

В перспективе личности и свойственной ей активизации (то есть активизации в поступке) все то, что в человеке лишь делается, происходит как активизация по внутренней необходимости, без участия свободной причинности человека. В этом случае отсутствует динамическая трансценденция, а есть только имманенция, связанная с причинением натуры.

В поступке же (в связи с причинением личности) заключена трансценденция, которая переходит в имманенцию самого действия, ибо действие основано и на активизации субъекта. Сама динамическая трансценденция зиждется на свободе, которая отсутствует в причинении натуры.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|