28.
ЕСТЬ ЛИ «ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ»?
За эти годы в Церкви «расплодилось» немало слов. Так и кажется, что за последние двадцать лет создано больше «документов» на любом уровне церковной жизни, чем за двадцать предшествующих веков.
И всё-таки некоторые считают, что многословная Церковь ничего не говорит о самом важном - о вечной жизни. Ваше Святейшество, существуют ли всё ещё рай, чистилище и ад? Почему столько церковных людей неустанно толкуют об актуальных делах, но почти не говорят о вечности, о том конечном единении с Богом, которое, согласно вере, остаётся призванием, предназначением и конечной целью человека?
ПОЖАЛУЙСТА, откройте соборную Конституцию о Церкви Lumen gentium, раздел VII, где говорится об эсхатологическом характере странствующей Церкви и её связи с Церковью небесной. Правда, Вы говорите не только об единстве странствующей Церкви и Церкви небесной, но о связи эсхатологии с Церковью земной, полагая, что в практике духовного пастырства о ней почти забыли. Должен признать, что Вы в какой-то мере правы. Помню, что ещё не так давно на реколлекциях или в миссионерских проповедях конечные вопросы всегда входили в программу размышлений и проповедники умели говорить об этом образно и впечатляюще. Скольких людей проповеди и размышления о конечных вопросах склонили к обращению, к исповеди! Кроме того, весь этот стиль духовного пастырства, надо признать, был глубоко личностным: «Помни, что в конце ты предстанешь перед Богом со всей твоей жизнью, что перед Его судом ответишь за все свои поступки, что будешь судим не только за дела и слова, но и за самые сокровенные помышления». Можно сказать, что эти проповеди, прекрасно передающие самую суть Искупления в Старом и Новом Завете, глубоко проникали во внутренний мир человека. Они потрясали его совесть, бросали его на колени, приводили к решёткам исповедальни, обладали мощным спасительным воздействием.
Человек свободен, а значит - ответственен. Он несёт ответственность личную и общественную, несёт ответственность перед Богом, и в ответственности этой - его величие. Я понимаю, почему Вы так беспокоитесь: Вы боитесь, что отсутствие этих тем в евангелизации, катехизации, проповеди угрожает изначальному величию человека. И впрямь можно спросить себя, способна ли Церковь, не проповедуя этой вести, будить героизм, рождать святых? Не «великих», которых она возносит на алтари, а «обыденных», тех, кого называла святыми первохристианская словесность.
Знаменательно, что Собор напомнил и о всеобщем призвании к святости в Церкви. Это призвание всеобще, оно касается каждого крещёного, каждого христианина. Оно всегда очень личностно, связано с работой, с профессией. Оно - своего рода плата по талантам - во благо употребил их человек или во зло. А мы знаем, что слова Господа нашего Иисуса о том, кто скрыл свой талант, очень суровы и грозны (ср. Мф 25. 25-30).
Можно сказать, что ещё недавно в катехизации и церковной проповеди преобладала именно индивидуальная эсхатология, собственно говоря, глубоко укоренённая в Божественном Откровении.
Собор же указал на то, что можно бы назвать эсхатологией Церкви и мира. Я предлагал Вам перечитать раздел VII Lumen gentium - «О эсхатологическом характере Церкви странствующей», где ясно выражен этот замысел. Начинается он так: «Церковь, к которой мы все призваны во Христе Иисусе и в которой, по благодати Божией, стяжаем святость, будет иметь своё свершение только в небесной славе, когда наступят времена восстановления всего (Деян 3. 21) и когда совместно с родом человеческим весь мир, который тесно связан с человеком и через которого он достигает своей цели, будет совершенно восстановлен во Христе [... ]. Христос, вознесённый от земли, всех привлёк к Себе (ср. Ин 12. 23); воскреснув из мёртвых (ср. Рим 6. 9), Он послал ученикам Духа Своего Животворящего и через Него основал Тело Своё, Которое есть Церковь, как всеобщее таинство спасения; восседая одесную Отца, Он непрестанно действует в мире, чтобы привести людей к Церкви и через неё теснее соединить их с Собой, и, питая их Свои Телом и Кровию, сделать их причастниками Своей жизни во славе. Итак, обещанное восстановление, которого мы ожидаем, уже началось во Христе, развивается ниспосланием Духа Святого и через Него продолжается в Церкви, в которой верою мы научаемся также и смыслу нашей временной жизни, когда с надеждой будущих благ мы ведём к завершению дело, порученное нам Отцом в этом мире, и совершаем спасение наше (ср. Флп2. 12). Ибо уже достиг нас конец веков (ср. 1 Кор 10. 11) и обновление мира бесповоротно решено и в какой-то мере реально предвосхищено в этом веке: в самом деле, Церковь уже на земле украшена подлинной, хотя несовершенной святостью. Однако пока не будут новые небеса и новая земля, на которой обитает праведность (ср. 2 Петр 3. 13), странствующая Церковь в своих таинствах и учреждениях, которые принадлежат этому веку, несёт преходящий образ мира сего и живёт среди тварей, которые стенают и мучатся родами доныне и ожидают откровения сынов Божиих (ср. Рим 8. 19-22)» (раздел 48).
Надо признать, что такое эсхатологическое видение в старом, традиционном проповедничестве ощущалось слабо. А ведь именно оно идёт от истоков и Библии. Весь приведённый соборный текст составлен, собственно, из цитат, отсылающих нас к Евангелию, Апостольским Посланиям и Деяниям Апостолов. Традиционная эсхатология, сосредоточенная на так называемых конечных вопросах, вписана Собором в основное, библейское видение. Эсхатология, как я уже сказал, глубоко антропологична, но в свете Нового Завета она прежде всего сосредоточена на Христе и на Святом Духе, а в известном смысле - и космична.
Не теряется ли в этих космических измерениях отдельный человек со своей собственной жизнью, ответственностью, предназначением, со своим эсхатологическим будущим, со своим раем, адом или чистилищем? Следуя за Вашим вопросом, нужно честно сказать: да, человек потерялся; потерялись проповедники, катехизаторы, воспитатели. Они уже не решаются «пугать адом». А может быть, те, кто их слушает, перестали его бояться. Это правда, что человек сегодняшней цивилизации как-то невосприимчив к «конечным вопросам». С одной стороны, этой невосприимчивости способствуют секуляризация и секуляризм с вытекающим из них потребительским подходом, направленным на пользование благами мира сего. С другой стороны, секуляризации в какой-то мере способствовал земной ад, который создало нам уходящее столетие. После опыта концентрационных лагерей, ГУЛАГов, бомбёжек, не говоря о природных катастрофах, может ли человек ожидать от иного мира чего-то худшего, ещё большей меры унижений, презрения к себе, одним словом - ада?
Итак, эсхатология в известной степени стала безразличной современному человеку, особенно - в нашей цивилизации. Но это не означает, что ему полностью безразлична вера в Бога как высшую справедливость, в Того, Кто должен в конце концов сказать правду о добре и зле дел человеческих, должен окончательно вознаградить добро, а зло покарать. Никто, кроме Него, этого сделать не может.
Это люди по-прежнему сознают, несмотря на все ужасы нашего столетия. «Человекам положено однажды умереть, а потом суд» (Евр9. 27). Такое сознание, в известной степени, становится общим знаменателем всех монотеистических и иных религий. Когда Собор говорит об эсхатологическом характере странствующей Церкви, он опирается и на это сознание. Ведь Бог, Который есть Судия праведный, Который вознаграждает добро и карает зло, - это Бог Авраама, Исаака, Моисея, а ещё и Христа, Своего Сына. Этот Бог прежде всего есть Любовь. Не только Милость, но и Любовь. Не только отец блудного сына, но и Отец, Который «отдал Сына Своего, чтобы человек не погиб, но имел жизнь вечную» (ср. Ин 3. 16).
Именно эта евангельская истина о Боге требует определённого изменения эсхатологической перспективы. Прежде всего, эсхатология - это не то, что будет, что «случится», когда окончится земная жизнь. Эсхатология уже началась с пришествием Христа. Важнейшими эсхатологическими событиями были Его искупительная смерть и Его Воскресение. Вот - начало «нового неба и новой земли» (ср. Откр 21. 1). Для каждого человека жизнь после смерти связана со словами: «Верую в воскресение тела»; и дальше: «верую в прощение грехов и жизнь вечную». Это - эсхатология, в центре которой - Христос.
Во Христе Бог возвестил миру, что Он хочет, чтобы «все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим 2. 4). Без этих слов из Первого Послания к Тимофею мы не сможем понять и проповедать конечные вопросы. Если Бог так хочет, если ради этого Он отдаёт Своего Сына, Который, в Свою очередь, действует в Церкви через Духа Святого, может ли человек погибнуть, может ли быть отвергнут Богом?
Проблема ада всегда тревожила великих мыслителей Церкви, от Оригена и до наших дней, до Сергия Булгакова и Ганса Урса фон Бальтазара. Прежние Соборы отвергли учение о так называемом конечном апокатастасисе, согласно которому мир после уничтожения будет восстановлен и все твари удостоятся спасения; учение, которое косвенно упраздняло ад. Но проблема осталась. Может ли Бог, Который так возлюбил человека, допустить, чтобы человек, отвергающий Его, был обречён на вечную муку? Однако слова Христа однозначны. У Матфея Он ясно говорит о тех, которые пойдут на муку вечную (ср. 25. 46). Кто же это будет? Об этом Церковь не говорила никогда. Это - бездонная тайна, тайна встречи святости Божией с человеческой совестью. Молчание Церкви именно в этом случае - единственно уместная позиция христианина. Даже когда Христос говорит о предательстве Иуды: «лучше было бы этому человеку не родиться» (Мф 26 24), слова Его не обязательно подразумевают вечное осуждение.
И всё-таки в нравственном сознании человека есть нечто такое, что противится утрате этой перспективы: разве Бог, Который есть любовь, не есть и конечная справедливость? Разве Он может примириться с этими страшными злодеяниями, разве могут они пройти безнаказанно? Разве в каком-то смысле не нужна последняя кара, чтобы восстановить нравственное равновесие в столь запутанной истории человечества? Разве ад, в каком-то смысле, - не «последняя надежда» для нравственного сознания человека? Священное Писание знает также понятие очистительного огня. Восточная Церковь приняла его, потому что оно есть в Библии, но не приняла католического учения о чистилище. Кроме буллы Бенедикта XII в XIV веке для меня особенно убедительным доводом в пользу чистилища стали мистические трактаты св. Иоанна Креста. «Живое пламя любви», о котором он говорит, прежде всего очищает. Мистическая ночь, о которой пишет этот великий Учитель Церкви, опираясь на собственный опыт, - это, в определённом смысле, чистилище и есть. Бог проводит человека через внутреннее чистилище его чувственной и духовной природы, чтобы привести к единению с Собой. Мы не просто предстоим перед судом. Мы предстоим перед могуществом самой Любви.
Да, эта Любовь прежде всего судит нас. Бог, Который есть Любовь, судит любовью. Она требует очищения, прежде чем человек дозреет до того единения с Богом, к которому он призван и предназначен.
Наверное, этого достаточно. Многие богословы Востока и Запада, в том числе - современные, посвятили свои труды эсхатологии, конечным вопросам. Церковь не утратила своего эсхатологического сознания. Она всё так же ведёт людей к жизни вечной. А если бы перестала вести, то изменила бы своему призванию, Новому Завету, который Бог заключил с нею в Иисусе Христе.