| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
27.
КАК ОТКЛИКАЕТСЯ «МИР»
Святой Отец, Вы ссылаетесь на слова Петра и Иоанна в Деяниях Апостолов («Мы не можем не говорить того, что видели и слышали»: 4. 20), и это напоминает о том, что, несмотря на стремление Церкви к диалогу, не все и не всегда принимают Ваши слова. Чаще всего их явно отвергают (если верить, конечно, не всегда достоверным сведениям, которые разносят по миру средства информации) всякий раз, когда Церковь подтверждает своё учение, особенно когда оно затрагивает некоторые понятия из области нравственности.
ВЫ ГОВОРИТЕ о проблеме восприятия учения Церкви в сегодняшнем мире, особенно - об этике и нравственности. Некоторые писали, что в вопросах нравственности, и прежде всего - в делах сексуальной этики, Церковь и Папа расходятся с господствующей в современном мире тенденцией, направленной ко все большей свободе нравов. Поскольку мир развивается именно в этом направлении, возникает ощущение, что Церковь отступает, или, иными словами - что мир обгоняет её. Значит, мир отдаляется от Папы, отдаляется от Церкви...
Этот взгляд очень распространён, но я уверен, что он глубоко ошибочен. Энциклика Veritatis splendor указывает на самый корень этой ошибки. Она не касается непосредственно области сексуальной этики, но говорит об огромной опасности нравственного релятивизма для западной цивилизации. В этом прекрасно отдавал себе отчёт Павел VI; он знал, что обязан бороться с релятивизмом ради подлинного блага людей. Своей энцикликой Humanae vitae он ответил на призыв апостола Павла, который писал своему ученику Тимофею: «проповедуй слово, настой во время и не во время [... ]. Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут» (2 Тим 4. 2-3). Разве эти слова не относятся полностью к нынешней ситуации?
Средства массовой информации приучили разные общественные круги слушать то, что «льстит слуху» (ср. 2 Тим 4. 3). Ещё хуже, когда богословы, особенно - моралисты, заключают с ними союз, а средства информации, разумеется, придают сказанному и написанному соответствующую огласку, вместо того чтобы стать на сторону «здравого учения». Когда истинное учение непопулярно, нельзя искать лёгкой популярности. Церковь должна отвечать на вопрос: «что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» (Мф 19. 16). Христос предупредил нас, что путь к спасению не широк и не лёгок, а тесен и крут (ср. Мф 7. 13-14). Мы не вправе отходить от этого видения или изменять его. Вот от чего обязаны предостерегать церковное Учение и богословы, особенно - моралисты, которые в учительном служении Церкви играют свою особую роль.
Разумеется, остаются в силе слова Христовы о тех бременах, которые законники налагают другим на плечи, а сами не хотят нести (ср Лк 11 46). Однако нужно подумать, что будет большим бременем - истина, даже очень требовательная, или подобие истины, создающее лишь иллюзию нравственной безупречности. Энциклика Veritatis splendor подводит именно к этой, исключительно важной дилемме, которую люди начинают понимать. Думаю, сейчас её понимают лучше, чем в 1968 году, когда Павел VI оглашал энциклику Humanae vitae.
Правда ли, что Церковь стоит на месте, а мир отдаляется от неё? Можно ли утверждать, что мир просто идёт к большей свободе нравов? Не прикрывается ли этими словами релятивизм, пагубный для человека? Не только вопрос об абортах, но и вопрос о контрацепции касаются, в конечном счёте, истины о человеке. Уйдя от этой истины, мы вовсе не движемся вперёд, это - не развитие, не «этический прогресс». Перед лицом таких тенденций каждый пастырь в Церкви, и в первую очередь - Папа, должен быть особенно чутким, иначе он окажется в разладе со строгим призывом из Второго Послания Павла к Тимофею: «Но ты будь бдителен во всём, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твоё» (4. 5)!
Как мы верим сегодня в Церковь? И в Апостольском Символе веры, и в Никео-Константинопольском мы говорим: Верую в Церковь. Значит, мы в известной степени ставим Церковь в один ряд с Тайной Святой Троицы, с Тайнами Воплощения и Искупления. Однако, как показал отец де Любак, эта вера - не что иное, как вера в великие тайны Самого Бога, ибо мы не только веруем в Церковь, но и составляем её. Следом за Собором мы можем сказать, что веруем в Церковь как в Тайну. Однако мы знаем, что как Народ Божий мы сами - Церковь. Мы - Церковь и потому, что входим в её иерархическую структуру, и, прежде всего, потому, что разделяем посланническую миссию Христа, которая имеет тройственный характер: пророческий, священнический и царский.
Можно сказать, что Собор принципиально обновил и углубил, нашу веру в Церковь. Долгое время в Церкви видели главным образом институциональное, иерархическое начало, несколько забывая основополагающее начало - благодать, начало харизматическое, которым Церковь обладает как Народ Божий.
Можно сказать, что благодаря Учению Собора вера в Церковь была преподана нам заново. Послесоборное обновление - прежде всего обновление веры, невиданно обогащающее и плодотворное. Вера в Церковь, как учит Второй Ватиканский Собор, требует, чтобы мы пересмотрели слишком жёсткие схемы - давние разделения, например, на Церковь поучающую и Церковь слушающую; мы должны принимать во внимание то, что каждый крещёный участвует, на своём уровне, в пророческом, священническом и царском посланничестве Христа. Таким образом, речь идёт не только о смене понятий, но и о смене позиций, как я старался показать в моей послесоборной книге У истоков обновления.
Позвольте мне, однако, вернуться на минуту к нынешней религиозной ситуации в Европе. Некоторые ожидали, что после падения коммунизма произойдёт некий инстинктивный возврат к религии во всех слоях общества. Произошёл ли он? Во всяком случае, не так, как некоторые это себе представляли, но можно сказать, что происходит, особенно в России. Каким образом? Чаше всего люди возвращаются к традициям и обрядам Православной Церкви. В этом регионе с приходом религиозной свободы возродилась и Католическая Церковь, существовавшая там веками благодаря обитавшим в России полякам, немцам, литовцам, украинцам. Проникают туда и протестантские общины, и многочисленные западные секты, которые располагают большими материальными возможностями.
В других странах возврат к религии или верность своей Церкви прямо зависит от того, каким было положение Церкви во время коммунистического гнёта, а в определённом смысле - и от давней традиции. В этом легко убедиться, наблюдая за событиями в Чехии, Словакии, Венгрии и даже в Румынии или Болгарии, где гораздо больше православных. Особняком стоят страны бывшей Югославии. Но это относится и к балтийским странам.
В чём же коренится подлинная сила Церкви? Разумеется, сила Церкви на Востоке и на Западе всегда, во все эпохи, - это святые, то есть те, кто сделал истину Христа своей собственной истиной, кто пошёл тем путём, который - Он Сам, кто жил жизнью, изливающейся из Него в Духе Святом. В таких святых у Церкви никогда не бывает недостатка - ни на Востоке, ни на Западе. В нашем столетии святые - это чаще всего мученики. Тоталитарные системы, которые определяли жизнь Европы в середине XX века, пополнили ими Церковь. Эпоха концентрационных лагерей, лагерей смерти, в которых, среди прочего, осуществлялся чудовищный холокост евреев - явила подлинных святых среди католиков и православных, да и среди протестантов. Они - истинные мученики. Достаточно вспомнить отца Максимилиана Кольбе, Эдит Штейн, а ещё раньше - мучеников гражданской войны в Испании. На востоке Европы огромна армия святых мучеников, прежде всего - православных: российских, украинских, белорусских, а также из обширных земель Зауралья. Были и мученики-католики в самой России, в Белоруссии, в Литве, в прибалтийских странах, на Балканах, на Украине, в Галиции, в Румынии, Болгарии, Албании, в бывшей Югославии. Вот оно, несметное множество тех, которые, по слову Откровения, «идут за Агнцем» (ср. 14. 4). Они восполнили в своём мученичестве искупительное свидетельство Христа (ср. Кол 1. 24) и стали основанием нового мира, новой Европы, новой цивилизации.