| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
Жан-Поль Габюс515
ОТНОШЕНИЕ ХРИСТИАНСТВА К ИСЛАМУ
Я хотел бы отметить четыре момента, составляющих, как мне представляется, то наследие, которое мы сегодня открываем вместе в совершенно новой ситуации, когда человек оказывается выше классических барьеров между религиями.
БИБЛИЯ И КОРАН, СВИДЕТЕЛЬСТВА ЕДИНОГО ОТКРОВЕНИЯ
Как не удивляться уже тому факту, что Библия и Коран кажутся пронизанными единым Дыханием. Мне было дано изучать Коран в Бейруте под руководством мусульманских друзей, в частности г-на Али Османа, профессора философии Ливанского университета, и я не могу забыть ни наших занятий, где мы вместе исследовали представления о Боге и человеке в Коране, ни того, что Али Осман вновь открыл для себя Коран благодаря Луи Массиньону. И не оттого ли такой опыт стал возможен, что христианская вера и вера мусульманская питаются и утоляют жажду из одного источника, одного Слова, одного Откровения?
ВЕРА В ЕДИНОГО БОГА
Я думаю, что христиане и мусульмане разделяют одну концепцию веры как вручения всецело нашего существования Тому, кто есть основа всего. Бог единый, на которого мы полагаемся, есть одновременно Закон и Благодать, Судья и Спаситель, Господь и Милостивый. Догмат о триипостасности Божества в христианстве, как и утверждение о Божественном единстве в исламе, имеют общую цель: сохранить тайну Бога и его абсолютную трансцендентность. Для отцов древней Церкви догмат о триипостасности как раз и означал тайну Бога неизреченного и непостижимого, о котором нельзя размышлять, которому можно лишь молиться и поклоняться.
СПАСТИ ЧЕЛОВЕКА
В наше время со все большей страстностью провозглашают смерть Бога и пришествие нового человека. На самом же деле смерть Бога означает возврат к многобожию. Все становится священным: человек, нация, культура, история и т.д. Смерть Бога - это также смерть человека и, в первую очередь, утрата ощущения другого, через которого Бог подает нам знак. Человек самодостаточный, отрицающий Бога, отрекается от самого себя и обесчеловечивает все, к чему прикасается. Христиане и мусульмане могут поставить лишь единый диагноз нашему современному обществу и испытывать одну общую заботу о его возрождении.
НАДЕЖДА НА ИЕРУСАЛИМ
Не как на столицу международного сионизма и славного возвращения всего рассеянного еврейства, но как на то место, где все поклоняющиеся Богу единому покажут наконец всему миру, что их вера в Бога, который говорил через Моисея, Иисуса и Мухаммада, объединяет их, несмотря на все разногласия. Так милостью Божьей Иерусалим станет символом примиренного человечества.
Если мы теперь, как я надеюсь, действительно едины в этих четырех моментах, то перед нами могут открыться новые возможности, а именно - новое прочтение наших традиций в свете традиции другого.
Для христиан это означает новое открытие Завета с Авраамом и полное обновление нашего понимания избранного народа и избранности. Это означает для нас и ясное понимание того, что Бог говорил силой Своей не только в истории Израиля или христианской Церкви, но в равной степени - на арабском языке и в традиции ислама, и что глас этот звучит в преемственности и в продолжение иудео-христианской традиции. Поэтому нам не следует говорить о тайне Израиля и тайне Церкви, а, подобно святому Павлу, - только о тайне спасения и тайне веры (см. Рим 11:25-36).
Для мусульман это может означать постижение того, что Иисус, названный в Коране Словом Божьим, облеченный Святым Духом, избранный исключительным попечением Божьим, был великим и единственным не только в своих деяниях, чудесах и исцелениях, но и в тайне своего рождения, и во всей своей миссии, а значит, великим и единственным в самом своем Существе и в самой своей связи с Богом.
Но если мы способны достичь подобного согласия, то почему до сих пор наша история определяется не согласием, а разногласиями? Почему даже в момент исламо-христианских контактов нам необходимо настаивать на своей идентичности и своей особости, как христианской, так и мусульманской?
Я не чувствую себя вправе говорить о том, в чем заключается эта идентичность для мусульманина, но о христианах я бы сказал, что для них она - в нерушимой преданности Иисусу Христу.
Для нас это человек, своей смертью на кресте более чем кто-либо открывший нам истинный образ Божий, образ Справедливости и Милосердия; более чем кто-либо также раскрывший нам тайну человеческой жизни: умереть для себя, чтобы полнее отдать себя другим. Для нас это человек, более чем кто-либо освободивший узников от цепей и именем Бога положивший конец любой форме отчуждения. Поэтому мы говорим, что он больше чем пророк - Откровение и Спасение Божье.
Ошибочная тенденция в известном христианском богословии состоит в утверждении в буквальном антропоморфном смысле, что Иисус, Сын Марии, также и Сын Божий. Ислам, на основании 5-й суры, справедливо осудил склонность многих христиан к неуместным разговорам о тайне Бога. Но разногласие гораздо глубже. Оно касается вопроса, который стоял в центре векового спора и постоянно сталкивал христиан и мусульман: должна ли наша вера обращаться исключительно к единому Богу, или она должна также относиться к личности и деяниям Иисуса Христа? Другими словами, является ли Иисус «огнем, низведенным на землю», как замечательно сказал Роже Гароди, или, как утверждает Коран, он просто Пророк и Посланник Аллаха среди прочих подобных, пусть и величайший?
Эта коренная связь христиан с Иисусом Христом содержит три непосредственных следствия, которые, по-моему, не всегда достаточно ясно видны в исламо-христианском диалоге.
1. Христиане не являются людьми Писания в том же смысле, что евреи и мусульмане. Писание - что бы по этому поводу ни говорили - не имеет в христианстве такой же ценности, как в исламе и иудаизме. Христиане видят в Библии не собрание пророчеств Бога, а, прежде всего, свидетельство о личности и деяниях Иисуса Христа. Конечно, Библия - Священное Писание, но мы воспринимаем ее лишь в связи с нашим сегодняшним опытом Христа, или же, как говорил Кальвин, свидетельства Святого Духа внутри нас.
2. Укорененность в Иисусе Христе позволяет христианину в большей степени, чем он сам себе это представляет, открыться навстречу истинному универсализму и подлинному пересмотру своей веры под влиянием опыта своих братьев. Ибо для христианской веры Иисус Христос - это еще и Тот, кто мистически, инкогнито живет в других людях, которых я встречаю, в творении культуры и историческом событии. Он являет Себя на социальном, политическом и религиозном уровнях. Вот как сказал Жорж Ходр на заседании Центрального комитета Всемирного совета церквей в Аддис-Абебе: «Постижение любой религии - это постижение Христа. Только Христос приходит в свете, который сияет, когда благодать сходит на брахмана, буддиста или мусульманина, постигающих свои Писания. Именно с Христом умирает всякий мученик за истину, всякий преследуемый за веру в то, что он считает справедливым». Христоцентрический универсализм таких протестантских богословов, как Карл Барт, Пауль Тиллих и Дитрих Бонхофер, движется по тому же самому нуги. То же стало происходить и в католическом богословии после II Ватиканского собора. Такой универсализм во Христе безусловно отличается от проповедуемого иными авраамического универсализма.
3. Испытания и страдания человека в наше время привели к тому, что христиане стали ближе, чем до сих пор, к пути самоотдачи и смирения, которым следует Христос. Сегодня христианская вера видит себя прежде всего как любовь-воительницу, которая сражается против всякого подчинения и эксплуатации человека человеком и солидарна со всеми жертвами несправедливости.
Итак, сегодняшний исламо-христианский диалог представляется мне возможным лишь при двух условиях: 1) полном признании другой общности. Я выделил здесь только черты общности христианской, и надо бы дать такое же определение мусульманству; 2) общей решимости бороться вместе за более справедливое и братолюбивое общество, которое является эмпирически-конкретным выражением нашей общей веры в единого Бога, то есть за отказ от любых идолов, от всех фальшивых абсолютов, обрекающих человека на отчуждение. Именно такой взгляд побудил ливанский Комитет Cénacle (Горница тайной вечери - прим. ред.) начать исламо-христианский диалог в Ливане. Трагично, что в этой стране многовековой фанатизм христианства и ислама благоприятствует проискам самых корыстных и низких сил в экономике и политике. Перед трагедией, которая постигла Ливан, а вместе с ним и наш гуманизм, необходимость исламо-христианского диалога предстает еще более настоятельной, чем когда-либо, при учете двух условий, указанных выше.
Перевод с французского Леонида Торчинского
Под редакцией Алексея Журавского