|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

Али Мерад³⁷⁹

ИСЛАМО-ХРИСТИАНСКИЙ ДИАЛОГ: В ПОИСКАХ ОБЩЕГО ЯЗЫКА

Вот уже пятнадцать лет, как диалог между христианством и исламом стоит на повестке дня. Из простой идеи, которую изредка высказывали немногие люди светлого ума и благородного сердца, этот диалог становится сейчас живой реальностью³⁸⁰. Следует отдать должное тем многочисленным светским и религиозным лицам, которые постарались привлечь внимание своих Церквей и христиан в целом к исламу³⁸¹. Радостно видеть, что эти усилия претворились в такие важные документы, как Декларация об отношении Церкви к нехристианским религиям, принятая II Ватиканским собором 21 ноября 1964 г.,³⁸² и Руководство к диалогу между христианами и мусульманами (Рим, 1969), разработанное в Секретариате по делам нехристиан о. Жозефом Коком и г-ном Луи Гарде, не считая многих других индивидуальных и коллективных инициатив,³⁸³ которые также направлены на утверждение братского диалога между христианским и мусульманским мирами.

После периода робких поисков и неприметных встреч, проходивших практически без ведома самих христианских и мусульманских народов, исламо-христианские отношения приобрели международный размах³⁸⁴. Успешные инициативы, будь то под патронажем Святого престола, или Всемирного Совета церквей, или учреждений культуры при католических и протестантских организациях,³⁸⁵ периодически подтверждают и укрепляют открытость христианства по отношению к великим духовным семьям человечества и, в частности, к мусульманской общине.

Можно поздравить себя с этими разнообразными христианскими инициативами, значение которых велико как в плане историческом и человеческом, так и в плане духовном. С одной стороны, в них видна победа евангельского духа над многовековыми предрассудками и недоверием, над страхом взглянуть с пониманием на другого в силу расовых, культурных, религиозных различий, в силу того, что в этом другом подозревали фанатизм и ненависть к христианству.

С другой стороны, эти инициативы означают, что отныне христиане готовы понять ислам как таковой, порвав с интеллектуальной традицией, унаследованной от XIX и начала XX в., которая отстранение наблюдала за исторической и культурной эволюцией мусульманского мира. Эти новые условия дают шанс и мусульманам проявить себя, определить себя, открыто сказать все то, что они не могли сказать прежде в силу постоянного давления, которое на них оказывала история.

Сегодня после долгого молчания - легко объясняемого влиянием культурного наследия и живыми еще воспоминаниями о довольно жестоких исторических испытаниях - ислам постепенно вступает на путь диалога с христианством.

Определенная сдержанность, которая до сих пор характеризовала отношения мусульман к христианам, вызвана вовсе не каким-то недоверием или враждебностью к христианству как к вере и системе ценностей. Это скорее результат длительной исторической эволюции в условиях насилия и унижения.

Даже не вспоминая эпоху Крестовых походов, можно заметить, что обычно, за исключением нескольких периодов относительно спокойных отношений, контакты между исламом и христианством происходили под знаком противостояния. Было бы излишним перечислять испытания, пережитые мусульманской общиной с началом европейской колониальной экспансии и с развитием, в менее далекие времена, западного гегемонизма. На последствия колониального режима наложились экономические и политические трудности, порожденные конкуренцией и интересами неоимпериалистов, проявляющих пренебрежение к таким ценностям, как справедливость, терпимость и уважение человеческого достоинства.

В течение последнего полувека мусульманская община не знает покоя. Она находится под постоянным давлением, у нее отнимают ее богатства, препятствуют ее политическим устремлениям, ее усилия, направленные на экономическое развитие и социокультурную эмансипацию, часто встречают противодействие. И во всех битвах, во всех испытаниях она сталкивается с противником или партнером, выступающим от имени христианской цивилизации.

В результате все это насилие, это давление, это унижение, все раны, которым не дают затянуться, запечатлелись в мусульманском сознании как горькое воспоминание, тесно связанное с образом западного христианства.

Единственная цель этих кратких замечаний - напомнить нашим христианским друзьям о некоторых сторонах нынешнего духовного состояния мусульманского мира. Мы полагаем, что необходимо взглянуть на мусульманское сознание изнутри, чтобы правильно оценить определенные эмоциональные реакции и интеллектуальные установки мусульман по отношению к христианству.

Эти реакции и установки могут показаться негативными, и иные сожалеют о них более или менее искренне и сочувственно³⁸⁶. Но было бы неверно расценивать их как полное неприятие ценностей другого и как решительный отказ от диалога с ним.

На самом деле исламский мир всегда был местом встречи и взаимообмена в духе терпимости. И в тяжелейших исторических обстоятельствах мусульманская империя оставалась землей гостеприимства и часто даже местом убежища для людей Писания³⁸⁷. Несмотря на столкновения, войны и крестовые походы (которые мы охотно представляем себе безжалостными битвами), людям веры и богословам обеих сторон удавалось устраивать мирные встречи.

Терпимость мусульман по отношению к людям Писания не просто отражает национальное умонастроение. Она коренится в учении Корана и традиции Пророка. Ибо ислам с самого начала открыл путь к диалогу с людьми Писания, в частности с христианами. Начатый Пророком, освященный святой Книгой,³⁸⁸ где записано Слово Божье, диалог с последователями Христа для мусульман представляет всегда открытую главу. Исходя из требований, присущих самому Откровению, мусульманин считает себя изначально готовым к общению.

Эта готовность ислама лучше всего видна на примере учения Корана о Христе. Ведь, сомневаясь и даже отрицая, Коран, однако, призывает сопоставить свидетельства и вместе искать истину³⁸⁹. Основные положения коранического учения о Иисусе составляют своего рода слово в защиту определенной значимости пришествия Христа. В этом «оправдательном слове» какие-то моменты излагаются в решительном тоне, другие же просто предложены как предмет для размышления верующим, мусульманам и христианам в том числе.

Действительно ли цель Корана - если учитывать его призывы к свидетельству и его вопрошения - сообщить конечный смысл истории Христа и навеки утвердить истину божественным приговором? Конечно, Коран утверждает определенные истины о Христе,³⁹⁰ однако не как о событии историческом, а как о знаке, явленном людям. Главная цель Корана заключается, видимо, не в том, чтобы дать окончательный ответ, а в том, чтобы воззвать к сознанию верующих и побудить их задуматься о промысле Божьем.

Иначе говоря, было бы самонадеянно со стороны мусульман полагать, что им доступна абсолютная Истина о Христе, и считать себя навсегда свободными от необходимости стремиться к диалогу для сопоставления своей веры с иными свидетельствами.

И, напротив, можно задать себе вопрос, есть ли у христиан законные основания считать себя обладателями исключительного откровения о смысле явления Христа? Это искушение, великое и по-человечески понятное, иногда усиливается их убеждением в том, что Христос Корана не имеет, в конечном счете, ничего общего с Христом Евангелия³⁹¹.

В свете христиано-исламского диалога такая позиция просто обескураживает, поскольку она предполагает, что христиане могут считать - впрочем, совершенно искренне, - что вызов Корана непосредственно их не касается.

Но, что бы мы ни делали и каковы бы ни были возможности экзегезы и богословской мысли, остается верным следующее: если Христос есть суть христианства, то он же и суть коранического вопрошения, обращенного к христианам. Кроме того, не следует терять из вида тот факт, что положения Корана в этом вопросе продолжают формировать - и это будет происходить еще долго - мусульманский взгляд на христианство.

Можно долго приводить аргументы, основанные на очевидном различии между определенными кораническими представлениями (Троица, Распятие Иисуса³⁹² и т.д.) и положениями христианской доктрины. Но к чему это! Тот факт, что «божественная триада», против которой выступает Коран (т.е. Бог - Мария - Иисус)³⁹³ отличается от христианской идеи Святой Троицы, не имеет, в конечном счете, большого значения. В Коране подвергается сомнению тринитарная тайна постольку, поскольку она не согласуется с принципиальными положениями чистой и простой монотеистической Веры. В этом заключается проблема; и поставлена она на языке веры, а не на языке научно-терминологическом.

Как же выйти из тупика, если каждый довольствуется утверждением своей исключительности и всячески подчеркивает одни лишь непреодолимые различия? Как перешагнуть через представления, которые основаны на традиции и опыте своей общины и слишком часто абсолютизируются как священные истины, неизбежно жесткие. Как можно преодолеть это без стремления по-братски соединиться с другим и разделить с ним мир истин, которые пронизывают его жизнь?

Долго ли еще смогут мусульмане отказываться от попыток открыть для себя христианскую религиозность и избегать смущающих их знаков языка христианской веры? Тот же вопрос об отношении к слову Корана и Пророчеству Мухаммада можно задать и христианам.

Усилия, направленные на поиск взаимопонимания, необходимы для укрепления в нас понимания того, что христианская весть по сути не чужда кораническим истинам и в своей основе не противоречит им, более того, Откровения, на которых основаны наши религии, проистекают из одного Источника³⁹⁴/³⁹⁵.

Легко и удобно замкнуться в надежном мире традиционных представлений, в пес plus ultra³⁹⁶ непреложных истин, но это - позиция самодостаточности или, по меньшей мере, нравственного и интеллектуального безразличия. Впрочем, сомнительно, что ислам допускает подобное ограниченное понимание истины. Вышеизложенные мусульманские представления о Христе доказывают, скорее, обратное.

Надо полагать, что мусульмане в силу установлений Откровения, им ниспосланного, едва ли могут оставаться безразличными к судьбе христианства или держаться в стороне от его проблем и исканий. Более того, они не могут допустить, чтобы за ними не признавали права, - а для некоторых это даже долг - взывать к христианству и поддерживать диалог, начатый Мухаммадом на 10-м году хиджры (632 г.) с епископами Наджрана³⁹⁷. И, наконец, они не могут отказаться от участия в христианских спорах под тем предлогом, что доводы ислама несостоятельны с точки зрения христиан,³⁹⁸ живущих по своей вере и своим законам.

Однако коранические возражения христианству связаны, как нам кажется, не столько с конкретными событиями, сколько с характером духовности, с различиями в религиозном опыте, существующими в любые времена и в любых культурах. Вот один-два примера:

Отказ признать в Христе Бога? Но разве Христос в Коране полностью очеловечен, и окончательно ли там демифологизирована его божественная природа? Разве не назван он Словом Божьим (Коран 3:55), «Его Словом... и Духом, от Него исходящим» (Коран 3:171)? Кроме того, разве сами христиане не сознают сегодня, «что логоцентризм, или христоцентризм, если не проявить осторожности, связан с риском возникновения скрытых форм идолопоклонства³⁹⁹?»

То же можно заметить по поводу идеи Воплощения: в Коране она так или иначе намечается в образах и представлениях, связанных с Христом, «Словом Божьим, переданным Марии»⁴⁰⁰. Но что в данном случае важнее: знак или сам предмет? Может быть, кора-ническое отрицание вочеловечившегося Бога носит, скорее, характер предостережения от соблазна низвести Бога до человека или, наоборот, возвысить человека до Бога?

Коранические упреки по поводу некоторых вероисповедных формулировок, которые укоренились в христианстве, кажутся возмутительными нашим друзьям-христианам. Стоит ли напоминать о том, что с упреками того же порядка (хотя и не связанными с личностью Христа) и нередко столь же возмутительными, ортодоксальное исламское богословие выступает против определенных мусульманских представлений, которые считаются чересчур антропоморфными и, следовательно, несовместимыми с изначальным замыслом, буквальным смыслом и духом коранического Откровения.

В конечном счете, причины взаимного непонимания коренятся скорее в особости и двусмысленности языка, чем в особости религиозного опыта. Ясно, что язык Веры не всегда звучит в христианстве так же, как в исламе⁴⁰¹. Отсюда непонимание, упрощенные схемы типа nasārā - kuffar - mushrikūn (христиане - неверные - политеисты). Отсюда же ощущение как у одной, так и у другой стороны не только реальных различий, но и непреодолимых противоречий.

Две наши культурные традиции, сложившиеся в изоляции и во взаимном незнании, в конце концов возвели между собой понятийные, идейные, ментальные барьеры, которые теперь кажутся непреодолимыми. Наш богословский язык с его замысловатой и все более сложной техникой, с мощной эмоциональной и понятийной нагрузкой, созданной накопленным культурным багажом, духовным и религиозным опытом, - этот язык слишком часто становится источником двусмысленности и непонимания.

Степень невнятности наших языков увеличивается по мере того, как мы обосновываем для себя, и только для себя, исключительность оснований нашей Веры. На этом пути мы не сможем сократить разделяющую нас дистанцию и сделаться менее чуждыми друг другу- Риск непонимания тем более велик, что мы - с той и с другой стороны - подвергаемся искушению совместить границы нашего культурного и духовного пространства с границами нашего географического пространства и нашей исторической традиции.

В конце концов, пришло время понять, что мы ничего не выиграем, до бесконечности отстаивая исключительность нашего образа быть и ревниво культивируя наш способ иметь внутри наглухо закрытых социокультурных пространств, будто оберегающих себя от любого «вторжения». И все это - со ссылками на попечение о самобытности, которые на самом деле - не что иное, как способ оправдать свое нежелание услышать призывы другого и требования нашего времени. Или же, напротив, можно декларировать необходимость уважения к самобытности другого - еще один прекрасный предлог, чтобы держаться вне сферы его досягаемости и тем самым избежать встречи, которая могла бы вывести нас из надежного круга привычной уверенности.

Ритм, в котором движется мир: головокружительное преодоление расстояний на планетарном уровне, разрушение преград между континентами и народами, столкновения культур, колоссальный выброс информации и идей, переплетение экономических интересов, возникновение новых форм международного сотрудничества без этнокультурных границ, - в этом все ускоряющемся ритме жизни современного мира сможем ли мы по-прежнему спокойно держаться понятий, столь дорогих веку классического гуманизма, который давно остался позади?

Если наше желание реального понимания согласуется с нашим стремлением к сближению и сотрудничеству, нам остается найти новые модусы общения, обоюдно преодолев наши сомнительные традиционные концептуальные установки. Диалог - это прежде всего пространство, где может начаться поиск общего языка ради взаимопонимания и согласия. Только умножая обмен мнениями, консультации, встречи, мы сможем создать условия для интеллектуального сближения, необходимого для плодотворного общения на уровне духовного опыта и религиозного языка.

В конце концов, наша ответственность не может быть ограничена задачей установления климата доброжелательности и поддержания отношений, основанных на уважении и дружбе между отдельными людьми и сообществами. Такие человеческие отношения, конечно, очень важны в мире, где столько факторов противостояния по-прежнему разделяют народы, принадлежащие к различным вероисповеданиям, политическим и культурным системам.

Но помимо этих необходимых усилий, направленных на достижение взаимопонимания между людьми, мы должны приступить к не менее важному этапу приобретения достоверного знания друг о друге, изучая тексты и все существующие документальные источники, постоянно заботясь о более глубоком постижении религиозных чувств, идей и учений, которые составляют для нас всех основания Веры и Культуры.

Это предполагает, что стадия параллельных монологов будет скоро завершена и наступит эра подлинного диалога. Мы имеем в виду такой диалог, участники которого будут не только убеждены в необходимости знать и понимать друг друга, но и сознавать, что у них есть общее «нечто», которому каждый из них придает огромную значимость как имеющему непосредственное отношение к его собственной судьбе.

Для мусульман это «нечто» общее есть прежде всего родство с Авраамом и общиной Народа Книги⁴⁰². Перед другими формам духовности, широко распространенными в азиатском мире, так же как и перед «светскими религиями» XX в., и материалистическими идеологиями, победившими в Европе и отчасти за ее пределами, христиане и мусульмане должны решать одни и те же проблемы - они в равной степени призваны.

Затем христиан и мусульман сближает значимость - естественно в разной степени - таких событий, как пришествие Христа и новый союз, удостоверенный Евангелием. Хотя Новый Завет для мусульман не есть непременное условие божественной экономии спасения, тем не менее они не отрицают его сверхъестественной природы и придают ему исключительное значение за то, что он определенным образом включен в кораническое Откровение, и за то, что он, с их точки зрения, привносит в него существенное.

Сверх того, дружба с христианами представляет для мусульман величину постоянную и важную. Она предписана им Книгой⁴⁰³. И поскольку мусульмане обретают свои устои в Слове Божьем, они чувствуют личную ответственность за сохранение и постоянство этой дружбы, как если бы речь шла о том, чтобы сделать живую реальность Истории прямым отражением вечно актуальной истины Писания.

И, наконец, христианство и ислам в равной степени стоят перед лицом вызова современного мира. Они включены в исторический контекст, где их присутствие и их миссия находятся под постоянным прицелом средств пропаганды или подавления. Обе религии, более или менее прямо, ставятся под сомнение механистическими обществами нашей эпохи, которые отдают предпочтение «императивам» политического и социально-экономического порядка и стремятся отодвинуть на задний план все, что относится к «религиям и мифам».

Все эти соображения приводят нас к мысли о необходимости для всех религиозных деятелей, университетских исследователей и мыслителей обеих Общин⁴⁰⁴ помогать друг другу в решении главных политических, этических и богословских вопросов, которые сегодня стоят как перед христианским, так и перед мусульманским сознанием.

Обмен этот был бы успешнее, если бы стороны смогли достичь более глубокого и точного понимания своих доктринальных позиций и выявить спонтанные образы, ошибочные или упрощенные представления, которые сложились (и продолжают складываться) у каждой из них об умонастроениях, верованиях и нравственных ценностях другого.

Только так мы сможем преодолеть многие причины непонимания, а взаимные возражения проанализировать в духе благоразумия и терпимости.

Подобный диалог мог бы дать надежду на примирение двух Общин, так долго остававшихся чужими и часто даже враждебными друг другу, что демоны современного мира могут вновь подтолкнуть их к пустым распрям или вовлечь их в несправедливые конфликты в угоду внушенным страстями потребностям или защиты ничтожных материальных интересов.

Вот почему, помимо решения неотложных задач, в целях достижения более полного взаимопонимания и, значит, более справедливых и братских общественных отношений встреча между христианством и исламом могла бы стать фактором международного сотрудничества для защиты свободы народов и утверждения человеческого достоинства.

Перевод с французского Леонида Торчинского

Под редакцией Алексея Журавского

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|