|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ЭТИКЕ КАК ЭМПИРИЧЕСКОЙ НАУКЕ¹¹⁰

Статья проф. Оссовской Главные модели этических «систем» («Studia Filozoficzne», 1959, nr 4, s. 3-21) в разделе, озаглавленном Несколько замечаний об индукции в этике, содержит несколько строк (с. 17-18), посвященных критике взглядов, представленных мной в лекции Этика как эмпирическая наука («Kwartalnik Filozoficzny», t. XVIII, 1949, zesz. 2; перепечатано в: Odczyty filozoficzne, 1958, s. 59-67). Автору всегда неприятно, если его неправильно поняли, а как мне кажется, это произошло в моем случае, поэтому я хотел бы, чтобы данные разъяснения способствовали устранению недоразумения.

Я говорю об этике как эмпирической науке, когда сужу, что она имеет своим предметом этические факты, утверждаемые в этических оценках. Но не каждая эмпирическая наука является индуктивной. Существуют два главных метода исследования в эмпирических науках, аналитический и индуктивный (который можно также назвать экспериментальным, поскольку индукция обычно основывается на эксперименте). Первый представлен в истории науки Галилеем, второй Бэконом. Отличаются они тем, что аналитический метод формулирует свои общие утверждения как т. н. принципы, аксиомы или дефиниции, пользуясь при этом математическим аппаратом, в то время как второй т. н. законами индукции. Законы индукции объясняют факты, которые под них подпадают, и позволяют предвидеть факты того же самого рода в будущем; в то же время роль этических принципов не ограничивается ни объяснением этических фактов, ни предсказанием, что кто-то так-то и так будет оценивать и поступать. Подобно принципам механики, идеализирующим явления движения, этические принципы описывают идеализированный мир этических фактов, абстрагируясь от его дефектов. Утверждения, полученные аналитическим методом, так же как и законы индукции, поддаются сопоставлению с высказываниями о фактах и корректировке в случае необходимости, в то время как теории, построенные аналитическим методом, всегда сохраняют свой характер дедуктивной теории. Как раз такой характер имеют, по моему мнению, все высказывания этической теории или системы, когда полагают в начале какие-то общие принципы и впоследствии выводят из них нормативные указания.

Я задался вопросом, какова природа и обоснование этих начальных принципов? На этот вопрос обычно встречается двоякий ответ; согласно первому, эти принципы являются окончательными, очевидными положениями, как бы свойственными человеческой природе — согласно второму, они обусловлены реакциями чувств субъекта на различные ситуации. Оба ответа не представляются мне удовлетворительными. Согласно первому — этические принципы своим аподиктическим характером отвечали так же точно аподиктическим принципам математики и математического естествознания, понимаемым в духе рационалистической теории науки; однако эта теория вынуждена была уступить место эмпирической теории, понимающей математические науки как гипотетико-дедуктивные системы, принципы которых являются явными или скрытыми дефинициями и применимость которых к объяснению фактов является отдельной проблемой, которая поддается решению исключительно путем эмпирической проверки. Можно предположить, что этические системы, дедуцирующие свои утверждения из начальных положений, являются аналогичными гипотетико-дедуктивным системам.

Выяснение структуры этих начальных положений, если отказать им в абсолютной значимости, ищется — как я уже говорил выше — в эмоциональных реакциях, следовательно, обращается к сфере психологии. Я считаю, что здесь также необходимы определенные предостережения и дифференциация, прежде всего в методах исследования и их исходных пунктов. Когда говорится о методе психологии, то обычно различаются интроспективный и объективный методы, при этом интроспективный считается уже пройденным этапом, который должен уступить место объективному методу. Оба метода являются методами экспериментальной психологии и не исчерпывают — о чем вообще не вспоминают — задач психологического исследования. Прежде чем приступать к исследованию зависимостей, которые старается обнаружить экспериментальная психология, нужно проанализировать в целостности психической жизни элементы, между которыми эти зависимости возникают¹¹¹. Эта работа мыслительного разграничения в областях познавательных и эмоциональных явлений происходила много веков от Аристотеля до Канта, а в XIX ее проводил систематически Брентано и его последователи в виде т. н. дескриптивной или аналитической психологии. Ее проводили аналитическим методом, разрабатывая понятийную дифференциацию, призванную служить исходным пунктом при экспериментальных исследованиях и модифицировавшуюся по мере потребностей этих исследований. Философские науки, теория познания, логика, этика, когда они обращаются к психологическим понятиям, то обнаруживают их прежде всего в дескриптивной психологии.

Как раз таким психологическим понятием в этике является понятие оценки, связанное с выделенными дескриптивной психологией чувствами ценности. Анализ открывает в них совокупность более простых составляющих, среди которых находятся и эти оценки, и элементарные переживания удовольствия или огорчения. Оценки ценности входят в состав этических принципов, кто затем видит источник этических принципов в эмоциональных реакциях, ставит в зависимость оценки ценности от переживаний удовольствия или огорчения. Мне кажется, что это обратная зависимость, а именно, оценка ценности является необходимым условием появления эмоционального переживания, сама же может возникнуть и без него, достаточным условием для нее является — как я пытался показать в своей цитированной выше лекции — своеобразная установка оценивающего субъекта.

Я различаю оценки первичные и оценки вторичные. Первичные оценки возникают, по моему мнению, аналогично элементарным суждениям созерцания. И первое и второе имеют в качестве оснований созерцательное представление, в котором дан предмет с такими-то или иными особенностями; в созерцательном суждении утверждается существование предмета, в оценке же, вместо этого, его ценность, и этим оценки отличаются от созерцательных суждений. Ценность, как и существование, не является признаком предмета, т. е. не принадлежит к его представлению; уже Аристотель и средневековые метафизики различали признаки предметов и разновидности бытия, такие, как существование, необходимость, возможность, благо; эта дифференциация была известна также Юму и Канту. Высказывание «а существует» имеет иную структуру, нежели высказывание «а светит»; а именно, оно означает «для некоторого х: x тождественно с а»¹¹². Аналогичное высказывание «а является благим» развертывается в «хорошо, что а существует» (либо «было бы хорошо, если бы а существовало») и «хорошо, что для некоторого х: x есть а» и схожим образом для высказываний о необходимости и иных разновидностях бытия; возник бы нонсенс, если бы кто-то подобным образом хотел развернуть высказывание, в котором предицируются признаки, например, «а является квадратным».

Эти первичные оценки я считаю интуитивными настолько же, как и созерцательные суждения. Они являются исходным пунктом для дефиниции благ, то есть предметов, выполняющих критерий блага. Предмет либо индивидуальное событие, оцениваемые в первичных оценках как благо, имеют некоторые признаки, выделяющие их среди других предметов или событий: они являются благими, будучи такими-то и такими-то. Это такое-то и такое-то становится критерием блага путем обобщения, имеющего характер принципа: «такие-то и такие-то вещи являются благими»; это обобщение применяется как этический принцип (либо более общеаксиологический), дедуктивно приводящий к нормам и оценкам, которые мы называем вторичными: нечто есть такое-то и такое-то, потому что оно является благим.

Изложенное выше исследование не является построением этической системы, или попыткой анализа систем нормативной этики, устанавливающих, какие начальные этические принципы; скорее оно представляет собой, как это можно было бы сказать — метаэтическое исследование. Исследование этических систем может проводиться (как и всякое другое эмпирическое исследование) двумя способами, о которых уже выше шла речь, либо аналитическим методом, галилеевым, либо бэконовским методом, при этом порой — так случается в науках, называемых описательными или историческими, — исследование, придерживающееся второго из этих методов, задерживается на стадии чисто описательной, ограничивающейся описанием отдельных экземпляров или типов и классификацией, без поисков общих зависимостей, должных объяснить описываемую действительность. Я использовал в своих исследованиях аналитический метод: меня интересует выяснение структуры систем нормативной этики и я представляю это выяснение в виде утверждений, являющихся индуктивными утверждениями; мне кажется, что эти утверждения приводят характерные признаки какой угодно этической системы нормативной этики. Представляет собой полное недоразумение, когда проф. Оссовская пишет, имея в виду содержание моих выводов: «Эта программа этики, не подкрепленная никаким примером, который можно было бы использовать как образчик и пункт зацепки для дискуссии, пробуждает далеко идущие сомнения, и не является случайным, что никто в процессе многовекового существования этических исследований не оставил после себя подобного рода конструкций, в то время как имеется достаточное количестве этических систем, построенных more geometrico»¹¹³. Я не представляю программы этики, которая должна была бы быть подкреплена примером, но анализирую этические системы, а среди них и те, которые построены more geometrico.

Автор¹¹⁴ сопоставляет далее высказывание «а является благим» с высказыванием «а является зеленым», чтобы утверждать, что первое из них может означать лишь «люди считают а благим». Сопоставление это ошибочно, что я пытался показать, анализируя первичные оценки. Высказывание «а является благим» означает — применительно к этому анализу — «хорошо, что для некоторого x: x тождественно с а», а высказывание «а является зеленым» означает «для некоторого x: x есть а и х является зеленым»; оба высказывания разной структуры, так как «зеленый» является предикатом, а «благо» не является предикатом, но функтором, аналогичным модальным функторам. Аналогия между обсервационными высказываниями и первичными оценками, на которую я делаю ударение, заключается (как я это старался показать) в чем-то другом.

Не исключено, что в моем анализе содержится ошибка, быть может, что методологические положения, на которых я основываюсь, кто-то другой отвергнет; я не принимаю свои утверждения как догмы. Однако мне кажется, что нельзя их опровергнуть иначе, чем лишь путем критики, исходящей из отвечающей им интерпретации¹¹⁵.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|