|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

XI. ПОСЛЕ РАЗРЫВА

В то время как назревало окончательное отпадение византийской "вселенской" патриархии от единства вселенской Церкви, христианство с варяжского севера, с немецко-славянского запада и с греческого юга проникало на Русь и там распространялось. Когда Керуларий грозил самому императору, "крещение Руси" было уже давно совершившимся событием. Балканские славяне также уже были отчасти просвещены светом Христовым. Греческий раскол не сразу восторжествовал во всех этих странах. Братские сношения Руси с католическим западом продолжались даже после трагедии 1054 года. Послушаем проф. Таубе.

"Через жену и детей Ярослав (Мудрый) вошел в близкое свойство с королевскими домами Швеции, Норвегии, Польши, Венгрии, Франции, не говоря о нескольких германских княжеских домах. Все эти браки не могли не способствовать сближению Киева с соответствующими странами католического запада, не только светско-политическому, но и духовному... За Анной Ярославной, невестой короля Генриха Французского, является в Россию целая депутация католических епископов из Франции. И королева Анна останется, так сказать, символом этого католического периода истории Руси. В Париже она молится над своим церковно-славянским Евангелием и в то же время всей душой входит в круг идей западного латинского христианства. Уже овдовев..., она строит церковь в Сенли во имя священномученика Викентия, диакона Сарагосского, с аббатством для каноников-августинцев, а один из ее сыновей (Гуго) является одним из главных предводителей первого крестового похода. Игумен Даниил, исходивший Св. Землю в княжение Святополка II Михаила, не мог не быть встречен там радушно соратниками двоюродного брата своего князя"²¹³. Этот русский игумен Даниил оставил нам знаменитое описание своего паломничества и встреч с католиками латинского обряда: в нем нет и следа вражды к католичеству, наоборот.

"XII или XIII веку принадлежит несколько полемических памфлетов против латинян, иногда прикрывавшихся... известными на Руси именами или возникших, будто бы, в эпоху еще ее крещения. Таково, например, Слово неизвестного греческого монаха Феодосия - - конечно отнюдь не преподобного Феодосия, игумена Печерского, друга ярко "католического" князя Изяслава... Но ни русские князья, ни подлинно русское духовенство, ни народ русский, не очень быстро поддавались на эту глухую работу греков (вообще, в России мало популярных), тем более, что... вопрос о главенстве папы и стремление Керулария создать параллельное папство на востоке тщательно замалчивались в этих нападках на Рим... В знаменитом своем слове О законе и благодати подлинно-русский митрополит Иларион (1051-1055) не находит еще ни слова осуждения по адресу западных христиан... Феофилакт болгарский, архиепископ Охридский (XII век), утверждал, что ни одно из этих обвинений (возводимых греками против латинян; С. Т.) не касается собственно сущности веры Христовой и все они объясняются только взаимным национальным соперничеством"²¹⁴.

"Ярополк-Петр., определенно "католический" русский князь эпохи после разделения церквей, к тому же ходивший к папе в Рим и бивший ему челом Русскою Землею, был православною церковью причислен к лику святых. Его память празднуется 21 ноября"²¹⁵.

В 1087 г. состоялось неприятное для греков перенесение мощей св. Николая из византийского города Миры в италианский город Бари. Праздник установленный по этому поводу папою, немыслимый конечно в Византии, был немедленно усвоен и на Руси. Это и есть наш "вешний Никола", 9 мая.

Таубе приводит целый ряд фактов, из которых явствует, что Русь долго сопротивлялась усилиям Византии навязать ей чисто греческую антикатолическую религиозность.

К сожалению, славяне, отчасти под влиянием не-христианских народов, у которых религия определяется племенным, национальным, началом, и еще более под влиянием восторжествовавшей в Византии древне-римской идеи возглавления духовенства императором, постепенно привыкли смешивать до отождествления национальные соображения с чисто церковными вопросами и вероисповедными убеждениями. Так на Руси наши предки стали приписывать "латинству" все обиды и оскорбления, которые им подчас приходилось испытывать со стороны западных соседей. А обиды эти бывали не малы. "Никакой западник не может и не должен забыть того величайшего греха перед общей христианской культурой, который западный мир взял на себя в первую половину трагического для России XIII века. Ибо в то время, когда восточное христианство взывало о помощи к западу против наседавших на нее азиатских варваров, франкские крестоносцы на юге, подстрекаемые жадностью венецианцев, несмотря на запрещение папы, грабили Константинополь, а на севере - шведы, датчане и немцы тремя грозными параллельными течениями вторгались в Россию, уже обессиленную от татарских ударов. И не даром эта эпоха умирающей западной ориентации и нарождающейся восточной дала нам два ярких типа святых Русской церкви - диаметрально противоположных идейно, но одинаково понятных в ужасных условиях XIII века: тип стойкого исповедника веры Христовой, как древние христианские мученики, не преклонившего колен ни перед великим ханом, ни перед его идолами, и за то зверски замученного в Орде, св. Михаила Черниговского, пылкого сына королевны польской Марии Казимировны и, невидимому, поборника воссоединения с Римом..., и тип стойкого борца-рыцаря, св. Александра Невского, борца с нападавшими с запада пришельцами, ради родной земли снесшего все унижения в той же ханской ставке"²¹⁶. Конечно все эти "пришельцы" были только по имени католиками и причиняли не мало огорчений папам; но под влиянием Византии Русь видела в них "латинян". Только что упомянутые "франкские крестоносцы" также не мало способствовали углублению той пропасти, которая в наши дни отделяет восточных христиан от католиков. Крестоносцы были призваны папами и несколькими святыми проповедниками освобождать священные места Палестины из рук неверных. И действительно вначале они совершили ряд подвигов в борьбе с заклятыми врагами христианства. Но вскоре среди них оказалось довольно много авантюристов и людей мало религиозных, совсем лишенных католического духа, непокорных папе Римскому. Они то перессорились с греками и, во время четвертого похода, страшно разграбили Константинополь. По этому поводу возмущенный папа Иннокентий III писал Венецианскому дожу (главе государства): "Руки насильников разграбили сокровища алтарей, оскорбили Создателя... Как может Апостольский престол защищать тех, кто наносит нам такие оскорбления?"²¹⁷. Всем вождям этого похода папа писал, что они не смогут получить отпущения грехов, если будут "приступать к разделу церковного имущества Греческой Империи". А в письме к своему легату Иннокентий III еще раз строго осуждает поведение латинян в Константинополе и продолжает: "Там, где мы надеялись найти... поводы к радости, там мы нашли только основания для забот и опасений... Латиняне дали Греческой церкви только примеры безнравственности и преступлений. Естественно, что греки будут ненавидеть латинян как собак. Наши защитники Христа должны были обратить свои мечи против неверных, а вместо того они обагрили их в христианской крови. Они не пощадили ни духовное звание, ни возраст, ни пол. Они совершали прелюбодеяние и кровосмешение под открытым небом. Матерей семейств, девиц и даже тех, которые посвятили себя Богу, они предали неистовой грубости солдат... Можно было видеть, как они срывали с престола серебряные покровы, разбивали их на мелкие части и ссорились между собою при их дележе..."²¹⁸.

Заметим еще, что иные из вождей крестоносцев вовсе не хотели воссоединения греков с Римом, так как не без основания опасались, что папа будет ставить еще большие препятствия их произволу и их расправам с греками.

Впрочем греки жестоко мстили "латинянам" и проявляли такое же, если не худшее, отсутствие христианских чувств. Так, во время восстания греков в Константинополе во второй половине XII века "целая часть Константинополя, населенная латинянами, была сожжена, церкви, в которых они искали себе убежища, были преданы огню. В латинском госпитале больные были посброшены с своих кроватей. Даже кости умерших латинян были вырыты из могил и влачимы по улицам и переулкам. Папский легат, кардинал Иоанн, был обезглавлен, голова его была привязана к хвосту собаки, которая и разгуливала по городу. Более четырех тысяч латинян продано было в рабство туркам"²¹⁹.

Всем известно, что подобные же неистовства бывали и в столкновениях между греками и болгарами или сербами. В Болгарии греки " изгоняли славянское богослужение..., истребляли славянские книги и рукописи. В 1825 г. терновский митрополит-грек сжег найденную древнюю библиотеку терновского патриархата... По требованию греческого синода возмутившиеся (болгарские) епископы были отправлены в ссылку"²²⁰. Такие же трагедии происходили и в столкновениях между греками и румынами. "Князья-фанариоты²²¹ систематически и сознательно преследовали две главных цели: 1) полное ограбление народа и окончательное обеднение его и 2) проведение идеи элленизма в Румынии... Князь Н. Маврокордато (+ 1730) ...ограбил монастыри... Самую религию фанариоты старались обратить в орудие порабощения себе румын... Началась самая беззастенчивая элленизация румынских княжеств путем греческой религии. ...Страшный удар румынской народности наносился назначением митрополитов из греков... Турки сами по себе никогда не причинили бы столько вреда румынам, сколько нанесли им князья-фанариоты, действовавшие в союзе с фанариотским духовенством"²²². А у нас на Руси "князь, строивший в своем городе церкви и монастыри, подававший милостыню, прославляемый летописцем, как князь благочестивый, грабил и жег церкви и монастыри в чужом уделе, истреблял чужих смердов и их животы, и потом на счет чужого добра и чужих, православных же, святынь украшал свои святыни"²²³. Ясно, что во всех этих случаях религия не при чем, на лицо уклонение от религии под личиной религиозной ревности. Так и во вражде между "латинянами" и византийцами "исхождение Св. Духа и от Сына", опресноки или едение латинянами кожи - только предлог: суть дела в национальном самолюбии и узко-поместном соперничестве, в отсутствии подлинно христианского понимания церковного единства, в неуважении к догматам, ставшим средством политической борьбы. Нечто подобное можно сказать и об отнятии "католиками" церквей у "православных" и "православными" у "католиков".

Достигнув своей цели - разрыва с Римом и превращения византийской церкви в государственное учреждение -, восточные императоры, как того и следовало ожидать, стали еще беззастенчивее уродовать лик Невесты Христовой. Лишь немногие из них серьезно помышляли о примирении своей "вселенской" патриархии с вселенскою Церковью; но даже и эти властелины руководились более политическими соображениями, чем духовными; к тому же они не могли уже справиться с национализмом, искажением веры шовинизмом.

"В рассматриваемый нами период Восточной церкви от начала крестовых походов до окончательного падения Константинополя мы встречаемся с такими государями, которые смотрели на себя, как на верховных распорядителей в делах церкви, ставили себя выше ее иерархов. Подобные неправильные, спутанные понятия об отношении высшей светской власти к церкви с замечательным самообольщением выражает император Исаак Ангел, когда говорит: "царям всё позволительно делать, потому что на земле нет никакого различия во власти между Богом и царем ; ...между Богом и ними нет расстояния". При другом случае... тот же Исаак прямо именует себя... опытнейшим правителем церкви... Некоторые Византийские императоры в своем царском титуле употребляли выражение святый... По словам Никиты Хониата (византийского историка; С. Т.), "для большей части Византийских царей решительно невыносимо только повелевать государством, ходить в золоте, пользоваться общественным достоянием, как своим. Они почитают для себя крайнею обидою, если их не считают мудрецами..., бого-духновенными руководителями, вернейшим правилом из правил, одним словом: непогрешимыми судиями дел божеских и человеческих""²²⁴. Отметим огромную разницу между этой "непогрешимостью", будто бы присущей всем решениям греческого императора, и папской безошибочностью: папа не безгрешен, а его догматические определения безошибочны не в силу его личной "мудрости" или святости, а силою и мудростью Духа Святого, Божиего провидения, которое не может допустить, чтобы верховный учитель Церкви, определяя догмат веры, вводил всю Церковь в заблуждение.

"Лица, приближенные к императорам и непосредственно зависимые от них, из лести или суетных расчетов, нередко старались поддерживать в Византийских императорах указанное самомнение; при столкновении церковной власти с государственной, различные сановники и судьи брали сторону гражданской власти в ущерб для авторитета церковного, ссылаясь на то, что власть царская стоит превыше всего... Здесь мы должны привесть... мнения известного греческого канониста XII века, патриарха Ан-тиохийского Вальсамона. Вальсамон говорит: "императоры и патриархи должны быть уважаемы, как учители (церкви) ради их достоинства, которое они получили через помазание миром. Отсюда то происходит власть правоверных императоров наставлять христианский народ и, подобно иереям, приносить Богу курение. В этом их слава, что, подобно солнцу, блеском своего православия они просвещают мир с одного его конца до другого. Мощь и деятельность императора - касаются тела и души человека, тогда как мощь и деятельность патриарха касаются только одной души..." ....В том же роде, как и Вальсамон, судит о власти и значении государей в Византийской церкви и другой представитель церковного авторитета - Димитрий Хоматин, архиепископ Болгарский (XIII век). Он пишет: " император, который есть и называется всеобщим верховным правителем церквей, стоит выше определений соборов; этим определениям он доставляет надлежащую силу. Он есть мерило в отношении к церковной иерархии, законодатель для жизни и поведения священников, его ведению подлежат споры епископов и клириков и право замещения вакантных кафедр... Как древние римские императоры подписывались: понтифекс максимус, таковым же должно считать и теперешних императоров... Подобно тому, как Спаситель, будучи помазанником, есть и чтится, как первосвященник; так и император, как помазанник, украшается благодатью первосвященства". В воззрении на власть императорскую в церкви с Димитрием Хоматином согласен и писатель церковный Макарий Анкирский (XIV век). Этот писатель... старается доказать, что император, будучи помазанником Божиим,... становится архиереем, иереем и учителем веры... Императоры поднимают догматические вопросы, императоры деятельно участвуют в богословских спорах, императоры наклоняют в этих случаях решения церковные в пользу своих мнений и проч. Но оссбенными злоупотреблениями сопровождалась присвоенная императорами власть по своему желанию и расчетам назначать патриархов. Желая быть неограниченными распорядителями в церкви, они нарочно избирали в патриархи столицы таких лиц, которые были бы безгласны и послушны... Византийские историки... перестали видеть в этом что-либо ненормальное, несообразное с правилами"²²⁵.

Против этого вопиющего извращения самой сущности Церкви протестовали лишь немногие. Так Симеон, митрополит Фессалоникийский (XV век), писал: "Епископ считается неизмеримо ниже императора... Епископ в настоящее время падает ниц пред императором и целует правую руку..., назначение которой держать меч, и, о срам, епископ стоит, когда император сидит! Для епископа, как наместника Христова, всё это неприлично, и посрамление простирается на самого Христа... Отсюда все наши беды и несчастия. Если мы будем воздавать Кесарю кесарево, а Божие Богу, то благословение Божие будет почивать на всем"²²⁶. Иные византийские патриархи, пытались было несмело протестовать; но они, конечно, не могли изменить положения, существенно и неизбежно вытекающего из факта отделения патриархии от Католической Церкви. Только очень немногие греческие иерархи помышляли о возвращении в Католическую Церковь, и притом по чисто религиозным побуждениям. Таким был, например, патриарх Иоанн Векк. О нем даже крайне антикатолически настроенный Малицкий пишет: "Это был человек редких духовных дарований; он отличался красноречием и был выдающимся богословом своего времени; в сравнении с ним большинство ученых его современников казались школьниками. Византийские историки Пахимер и Григора делают самые восторженные отзывы о нем, как о глубоком богослове и красноречивом ораторе. К сожалению, Векк не устоял в православии (?каком православии? С. Т.) и склонился вместе с императором к унии с Римом. Все его многочисленные сочинения написаны им или в защиту унии, или составляют полемические трактаты против тех писателей, которые выступали против латинян. Умер он в заточении в тюрьме в 1293 году"²²⁷. Так нередко умирали в ту эпоху в Византии преданные вселенской Церкви подлинно православные пастыри и архипастыри.

С отпадением от Рима на Востоке почти совершенно прекратилась прежняя интенсивная соборная жизнь: вселенских соборов совсем не стало, а поместные соборы стали уж очень "поместными". "Византийский папа" мог одно время господствовать над частью Востока, над Русью и Балканами; его патриархия состояла из 624 епархий. Но вскоре, в силу того же племенного, земного, совсем чуждого первоначальной Церкви принципа, который побудил его восстать против Рима, эти епархии и поместные национальные церкви стали одна за другой отделяться от него; сегодня все его пасомые могли бы удобно проживать "в двух или трех американских небоскребах".

На Руси наши великие князья, цари и императоры не присвоивали себе права решать догматические вопросы; это делает им честь. Иные из них много сделали для поддержания в народе благочестия и сами проявляли глубоко христианские убеждения. Но они всё же продолжали итти по пути, указанному им византийскими императорами, поскольку, если не в теории то на деле, правили Русскою Церковью и издавали законы касающиеся чисто церковной жизни, "Един есть православный великий русский царь во всей поднебесной..., правя и окормляя Христову Церковь", говорил Филофей в своей теории о Третьем Риме²²⁸. Всякий раз как открывалась возможность соединения, или хотя бы только сближения, с Католическою Церковью, противодействие благодатным устремленностям к единству Церкви исходило не столько от благочестивых подвижников - мнения которых обыкновенно никто не спрашивал и которые не имели даже возможности знать всю правду на счет византийского раскола -, сколько от сильных мира сего, от политической власти, от государственных сановников, от цезаропапистски настроенного клира и монашества, или, особенно в XIX веке, от вождей общественных движений. Когда митрополит московский Исидор подписал постановления Флорентийского вселенского собора, не какой-либо русский святой оказал ему сопротивление, а политическая, земная власть: великий князь Василий Васильевич заключил митрополита в темницу и под страхом строгого наказания запретил осуществлять постановления собора. В XVI веке в Москве величайшим врагом вселенского единства Церкви был не святой митрополит Филипп, а его гонитель, Иван Грозный.

Россия получила от Византии два наследия: церковно-духовное и антицерковное, цезаропапистское, сепаратистическое. К первому следует отнести: все древние догматы, общие католикам и православным, осознанные и определенные при участии и одобрении пап; духовные наставления великих подвижников первых веков христианства, которые создали католическую аскетику; многие сочинения Отцов Церкви, по большей части жертв цезаропапизма; монашеские уставы таких убежденных "папистов", как св. Феодор Студит; обряды и богослужебные молитвы, насквозь проникнутые католическими началами; иконописные предания. Ко второму: порожденное языческою "римскою идеей" возглавление Церкви монархом с устранением папства; церковная отчужденность, обособленность, замкнутость; злоупотребление церковными и духовными ценностями для политических и государственных целей; появление чуждых Евангелию национальных автокефалий, и т. п. И то и другое наследие приумножилось у нас, принесло свои плоды. Первое дало: Святую Русь - св. Сергия Радонежского, св. Нила Сорского, "Северную Фиваиду", св. Серафима Саровского, старцев, странников, молчальников, затворников, просветителей Севера и Востока; глубоко назидательное почитание Богородицы и святых; богатую духовную культуру; расцвет иконописи и церковного зодчества; чудное церковное пение. Второе же наследие повело к пагубным для Святой Руси последствиям.

Между тем как антихристиански настроенные элементы нашего общества охотно соприкасались с мировым интернациональным безбожием, учились у него, помогали ему укрепляться в России, наша "здравомыслящая" общественность не только не пыталась преодолеть соблазн церковного сепаратизма, не искала сближения с подлинно вселенскою, католическою, Римом объединяемою Церковью, издавна закаленною в борьбе с безверием, но подчас стремилась углубить пропасть между русскою религиозностью и католическим миром. За очень редкими исключениями, католикам, и притом не только полякам, было запрещено иметь свои школы, монастыри, издательства. В учебных заведениях, на разных собраниях, в проповедях, в печати, среди взрослых и детей, на счет католичества была постоянно распространяема заимствованная на Западе у злейших врагов католичества грубая клевета, в роде того, что будто бы одно время Католическою Церковью правила "папесса Иоанна", что по католическому учению цель оправдывает средства, что папы благословили Варфоломееву ночь и т. д. А открыто опровергать всё это накопление клеветы обыкновенно не было никакой возможности. Папство, а посему и величайшая христианская Церковь, Церковь св. Льва Великого, св. Григория Двоеслова и св. Максима Исповедника, столпов подлинного православия, Церковь сотен тысяч святых и чудотворцев, - вот что в славянофильских кругах считалось "единой истинной язвой человечества"²²⁹. Всё что за границей разные враги христианской веры и морали, или религии вообще, писали против исключительно ненавистной им Католической Церкви, всё это широко распространялось у нас под этикетом "беллетристики", "науки" или даже "обличительного богословия". О католичестве все у нас привыкли судить по "Легенде о великом инквизиторе" Достоевского или по романам таких антихристианских писателей как Золя. Вполне прав был известный русский мыслитель В. Розанов, когда он писал: "Касательно католичества у нас можно сказать существуют одни предрассудки и коротенькие смешки. Новая наша полемика против него есть только серьезная форма развития этих же смешков... О рабстве в католицизме навраны горы пустяков..."²³⁰. Удивительно ли после этого, что в один совсем не прекрасный день Святая Русь оказалась придавленной центральной твердыней мирового "диалектического материализма"? Страна наиболее зараженная последствиями византийской церковной политики сделалась главным очагом мирового безбожия.

Воинствующие атеисты высмеивают, устраняют и преследуют всё что в православии сохранилось положительного, духовного, благодатного, унаследованного от древней объединяемой Римом Церкви; они замучили тысячи православных священнослужителей и мирян не столько за их "политические настроения", сколько за их религиозную преданность подлинным ценностям православия. Но по основному пункту расхождения между отколовшимся греческим православием и православием вселенским, католическим, по вопросу вероучительского главенства Римского епископа, безбожники решительно и действенно стали на стороне автокефального православия против католичества. Ведь до поры до времени они идут на уступки всем без исключения вероисповеданиям, поскольку они видят в них союзную силу для борьбы с папством, для разрушения иерархического единства Церкви. Византийский принцип подчинения Церкви государству у них в почете и применяется с таким радикализмом, какого никогда не знала царская Россия.

Византийская империя давно уже не существует. Не стало и "третьего Рима". Но трагические разрушения причиненные расколом видны повсюду. Цезаропапизм окончательно уступил место нациопапизму, своего рода "национализации" оторванных от Рима поместных церквей. Искренний православный богослов, о. А. Шмеман, недавно писал: "Извращенный и болезненный национализм, ничего общего не имеющий с подлинно христианским отношением к своему народу, есть настоящая ересь (это слово подчеркнуто автором) в недрах Православной Церкви, действительно угрожающая делу спасения... В этом национализме повинны все мы - и русские, и греки, и все другие. И всем нам нужно каяться в этом попрании самаго основного из всех заветов Христовых, в попрании самой основы Церкви - нового народа Божия, в котором нет ни эллина, ни иудея, в котором, только чада Божий, собранные воедино"²³¹. Сказанное о. Шмеманом нуждается только в дополнении: и в католических странах, поскольку население уклонилось от "католической идеи", от послушания Св. Престолу, извращенный национализм делает большие опустошения, разъединяет верующих, ослабляет их духовную жизнь и способствует распространению безбожия. Эта болезнь духа свирепствует повсюду, повсюду она калечит и убивает не только веру, но и подлинную, христианскую любовь к своему отечеству и к своему народу. Нациопапизм, византийский или иной, есть искажение церковной жизни и заветов Христовых племенным началом, коллективным эгоизмом, "самостью", по выражению еп. Феофана Затворника. При национализме иерархия и церковный народ духовно бессильны, так как всё в руках "нации", масс, в которых обыкновенно преобладают люди слабо верующие или даже враждебно относящиеся к религии. Вредно отзываясь на духовной жизни верующих, Нациопапизм тем самым ослабляет "душу" народа: он медленно, но неизбежно, приводит народы к своего рода самоубийству. В больших государствах с разнообразным племенным составом он порождает опасные друг другу враждебные движения.

Настало время осознать трагедию церковных сепаратизмов и понять уроки ниспосланные Провидением.

"Ищите же прежде царства Божия и правды Его, и это всё приложится вам" (Матф. 6, 33)-

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|