| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
III. ЕСФИРЬ
1. Роман или мидраш
Книги Есфири и Иудифи можно определить словом «мидраш», то есть повествования, легенды, которые надлежит изучать и объяснять. Тексты, рассказывающие нам эти истории, являются плодом поиска и пытаются донести некое учение. Они - дело рук комментаторов и учителей, размышляющих над подлинными или вымышленными событиями. Мидраш - это особый мысленный взгляд на историю и священные тексты. Автор стремится с помощью множества намеков вести читателя путем нравственной или духовной мудрости, которую он распознал в дошедших до него рассказах.
Книга Есфири является чем-то вроде дидактического романа, новеллы, несущей в себе мудрость. Написана она была, вероятно, в период, когда Персия владела Средним Востоком (IV-III века), или даже чуть позже, в начале эллинистического периода. Персонажи, о которых в ней говорится и которые давно перестали существовать, должны были жить приблизительно около 480 г. до Р. Х., но исторические события, о которых здесь упоминается, очень неясны и часто противоречивы. Дядя Есфири, Мардохей, обитающий в Сузах, зимней резиденции персидских царей, на восток от Вавилона, принадлежит, согласно рассказу, ко двору Артаксеркса, то есть живет в начале V века; но автор утверждает также, что он был переселен вместе с Иехонией, царем Иудеи, то есть в 598 году (1 be); и эти сведения противоречат друг другу, так как получается, что Мардохею должно было быть более ста тридцати лет. На самом деле автор попросту помещает свое повествование в определенную историческую обстановку: во времена Иудеев-потомков Вавилонских изгнанников, живущих в эпоху Персов; однако уточнения и детали принадлежат больше литературному жанру, который он избрал после тщательного отбора; детали эти не всегда точны. Это роман, и стиль уже самого первого стиха подтверждает это: «И было после cero во дни Артаксеркса этот Артаксеркс царствовал над ста двадцатью семью областями от Индии и до Эфиопии, в то время...»
Местами рассказ уподобляется почти что «Сказкам тысячи и одной ночи», как например, в первой главе, где великолепие декора пробуждает в воображении читателя все цветистые восточные переливы: «Белые бумажные и яхонтового цвета шерстяные ткани, прикрепленные виссонными и пурпуровыми шнурами, висели на серебряных кольцах и мраморных столбах. Золотые и серебряные ложа были на помосте, устланном камнями зеленого цвета, и мрамором, и перламутром, и камнями черного цвета. Напитки подаваемы были в золотых сосудах...» (1, б). В оригинальный текст, написанный по-еврейски, греческая редакция привносит множество дополнений: сон и его толкование, Две молитвы, два указа, описание встречи Есфири с царем Артаксерксом и приложение, объясняющее происхождение греческого варианта текста.
Так, разные сцены повествования сменяют друг друга, персонажи представлены и интрига завязывается в драматическом крещендо, часто граничащем с преувеличеннием, особенно при описании решающей встречи Есфири с царем. Эту красочную сцену, порожденную воображением греческого переводчика, можно назвать «голливудской», столько в ней цветистых подробностей, которые должны сделать этот момент захватывающим для читателя:
«[Она] взяла с собой двух служанок; и на одну опиралась, как бы предавшись неге, а другая следовала за нею, поддерживая одеяние ее. Она была прекрасна во цвете красоты своей, и лице ее радостно, как бы исполненное любви, но сердце ее было стеснено от страха. И стала она на внутреннем дворе царского дома, перед домом царя, царь же сидел тогда на царском престоле своем, в царском доме, прямо против входа в дом, облеченный во все одеяние величия своего, весь в золоте и драгоценных камнях, и был весьма страшен. ... Обратив лице свое, пламеневшее славою, он взглянул с сильным гневом». (5, 1 a-d).
2. План книги
Если отвлечься от того, что добавлено в греческом тексте и что значительно обогащает богословское содержание книги, но разбивает ритм еврейского текста, то план повествования весьма прост: оно разворачивается подобно драме в 3-х актах:
Акт 1: Знакомство с персонажами и ситуацией (гл. 1-3)
(стихи 1a-r появляются только в греческом тексте, которые начинает рассказ с предостерегающего сна Мардохея).
(1-2) Во дворце Персидского царя Артаксеркса вследствие немилости и устранения царицы Астинь происходит избрание ей в замену молодой иудеянки Есфири.
(3) Вражда между фаворитом короля Аманом и иудеем Мардохеем, приемным отцом Есфири, выявляет ненависть Амана к иудейскому народу.
Финал: Царь одобряет решение Амана истребить иудеев (греческий текст знакомит нас с царским указом).
Акт 2: Драма (гл. 4-6)
(4) Есфирь и Мардохей пытаются предотвратить смертельную угрозу и погружаются в молитву (греческий текст предлагает нам прекрасные молитвы Мардохея и Есфири).
(5) Появление Есфири у царя Артаксеркса встречено благожелательно и Есфирь приглашает царя на первый пир, но главное еще не решилось (греческий текст добавляет захватывающий рассказ об этой встрече).
(6) Финал: Царь, просматривая памятную книгу, обнаруживает, что Марходей спас ему жизнь и желает почтить его. Мардохей вознесен, и униженный Аман вынужден самолично воздавать ему почести.
Акт 3: Развязка (гл. 7-9)
(7) Во время второго пира Есфирь просит о спасении своего народа; недопустимое поведение Амана приводит к падению и казни гонителя.
(8) Иудеи обретают царскую милость и вся ситуация переворачивается (в греческом тексте приводится царский указ о восстановлении иудеев).
(9) Финал: Реванш иудеев выражается в истреблении врагов в Сузах и в провинциях.
Приложение: Официальное учреждение памятного праздника Пурим (см. 3, 7).
(«Пур» означает судьба, жребий: в назначенный день, 13 и 14 числа месяца Адара, иудеи должны были исчезнуть с лица земли, но судьба резко повернулась).
(Глава 10 это также добавление греческого переводчика: она дает толкование сна и завершается замечанием по поводу греческого перевода текста).
3. Некоторые важнейшие черты учения Есфири
Святой народ
Повествование может быть прочитано как своего рода националистическая эпопея, воспевающая реванш над врагами и утверждающая, что святой народ находится под божественной защитой. Исповедание веры Мардохея выражает эту уверенность и превозносит национальную солидарность:
«Не думай, что ты одна спасешься в доме царском из всех Иудеев. Если ты промолчишь в это время, то свобода и избавление придет для Иудеев из другого места, а ты и дом отца твоего погибнет. И кто знает, не для такого ли времени ты и достигла достоинства царского?». (Есф 4, 13).
В конце повествования Мардохей еще раз подтверждает такое отношение:
«Народ мой - это Израильтяне, воззвавшие к Богу и спасенные». (10, 3f).
Этот национализм, особенно явный в еврейском тексте, приобретает богословское звучание в молитвах Есфири и Мардохея, появившихся в греческом варианте об Израиле говорится как о «наследии Божием», «достоянии Его» (4, 17g.h.m.o). Сознание своего национального тождества и завета, соединяющего народ с его Богом, воспринимается как долг; избранный народ не принадлежит себе, он свят, то есть отделен от других, но должен стать святым, «жить не как все», согласно левитскому «закону святости»: «Освящайтесь и будьте святы», или точнее:
«Будьте святы, ибо Я, Господь, Бог ваш, свят, и не оскверняйте душ ваших... Ибо Я Господь, выведший вас из земли Египетской, чтоб быть вашим Богом. Итак будьте святы, потому что Я свят». (Лев 11, 44-45).
Исповедание Есфири и Мардохея вторит этой заповеди:
«Не презри достояния Твоего, которое Ты избавил для Себя из земли Египетской... Ты, Господи, избрал Себе Израиля из всех народов и отцов наших из всех предков их в наследие вечное; и сделал для них то, о чем говорил им. И ныне мы согрешили пред Тобою, и Ты предал нас в руки врагов наших за то, что мы славили богов их: праведен Ты, Господи!». (4, 17g. m. n).
Религиозное использование
В еврейском тексте Есфири нет ничего специфически религиозного. Имя Божие в нем ни разу не произносится, а присутствие Его подразумевается, ничем не будучи, однако, подтверждено. Только в добавлениях греческого перевода Предвечный призывается явно. И тем не менее, еврейский редактор пожелал придать тексту религиозное значение, а для этого ему было достаточно добавить несколько стихов в заключение (9, 24-26) и в самый кульминационный момент текста (3, 7) чтобы деяния Есфири предстали историческим истоком праздника, названного Пурим. На самом деле этот праздник, унаследованный от Персов, не обладает ни собственно религиозным характером, ни каким бы то ни было обоснованием в истории Израиля. Это праздник весны (по-персидски par-pur), обновления природы, возвращения солнца, а также праздник судьбы или жребия, само понятие которого совершено чуждо библейскому откровению.
Позднее религиозное применение текста Есфиря подтверждается заключительной ремаркой, касающейся греческого перевода (10, 31): он был сделан в эпоху царствования одного из Птолемеев, супруга некоей Клеопатры; это мог быть либо Птолемей VIII (114 гг. до Р. Х.), либо Птолемей XII (47-48 гг. до Р. Х.); это приложение к тексту свидетельствует о настороженности иудейской общины Египта по отношению к Иерусалимским властям, когда говорит о Досифесе, «который, говорят, был священником и левитом». В наше время праздник Пурим остается для евреев одним из «малых» праздников и заключается в проведении своего рода карнавала. История Есфири придала ему священный смысл, потому что Бог силой Своего Провидения оказался в ней победителем судьбы (жребия). Поэтому каждый год во время праздника этот текст читается, и его считают одним из пяти «Мегиллот» или «свитков», используемых во время разных праздников года, а иногда его называют даже «Свитком», то есть образцом свитка.
4. Символическое измерение
Провидение
Слишком буквальное прочтение текста, которое ограничилось бы его историческим смыслом и использованием в Иудейском культе, не в состоянии по-настоящему оценить его. Он описывает нечто гораздо более глубокое, нечто, обладающее вселенским значением. Под видом дворцовой интриги книга Есфири рассказывает о победе божественного Провидения над темными силами лжи и инстинкта, искаженного страстями, тогда, когда Провидение находит пробужденное сознание и готовность. Потому что, помимо всех прочих возможностей использования этой книги, она является длинной притчей, похожей на другие повествования того же типа: происшествия с Даниилом и его тремя товарищами во дворце Навуходоносора, а затем при дворе Валтасара и Дария (Дан 1).
Книга Есфири - гимн божественному Провидению: крутое изменение судьбы, происходящее благодаря действию Божию, подчеркивается много раз, и не только событиями - Аман повешен на том самом дереве, которое он приготовил для Мардохея, а враги уничтожены в тот день, когда .должны были истребить народ Божий, - но и в молитвах Есфири и Мардохея: «Обрати сетование наше в веселие, дабы мы, живя, воспевали имя Твое, Господи...» говорит Мардохей, и Есфирь словно подхватывает: «Обрати замысел их на них самих; наветника же против нас предай позору. Помяни, Господи, яви Себя нам во время скорби нашей...» (4, 17a. r.).
В заключении Мардохей, вспоминая о предостерегающем сне, который привиделся ему перед испытанием, говорит: «От Бога было это... так устроил Бог два жребия: один для народа Божия, а другой для всех язычников; и вышли эти два жребия в час и время и в день суда пред Богом и всеми язычниками. И вспомнил Господь о народе Своем, и оправдал наследие Свое» (10, 3a. gh.).
И царский указ, написанный Мардохеем, уточняет: «Содействуйте им [Иудеям], чтобы восстававшим на них во время скорби они могли отметить в тринадцатый день двенадцатого месяца Адара, в самый тот день. Ибо владычествующий над всем Бог, вместо погибели избранного рода, устроил им такую радость» (8, 12 st).
В этой резкой перемене судьбы предчувствуется нечто от «чудесного обмена», который совершится благодаря Кресту в день, когда единственный Сын Божий примет и выпьет до дна горькую чашу Страстей, предлагая людям взамен чашу Спасения. Разумеется, этот обмен совершится через жертву Непорочного, а не благодаря очарованию царицы, и не повлечет за собой избиения врагов, но это тоже победа Жизни на Смертью, праведности над грехом и ненавистью, и победа эта осуществится благодаря великодушию одного человека.
История Есфири предвосхищает историю Христа. Распятием Непорочного смерть стремилась поглотить жизнь, но такая власть не дана ей, и покушаясь на создателя жизни, она разрушила самое себя. Точное так же в рассказе о Есфири Аман, считая себя хозяином судьбы, «жребия», попытался уничтожить народ Божий, но один лишь Предвечный властвует надо всеми жребиями и сильнее всякой судьбы; Он правит вселенной по Своей воле, и, в вечном Своем Провидении, заботится о Своем наследии.
Описание избиения врагов, которое заключает и подчеркивает это переворачивание ситуации, не должно нас ужасать. Книга Есфири не исторична и, как всякая «сказка», содержит преувеличения. В указе Артаксеркса говорится: «Всякий город или область вообще, которая не исполнит cero, нещадно опустошится мечом и огнем, и сделается не только необитаемою для людей, но и для зверей и птиц навсегда отвратительною» (8, 12х). Как будто царь способен помешать птицам селиться на его землях! Саму резню тоже следует понимать аллегорически: этим образом рисуется уничтожение сил зла. Символический смысл конца текста подтверждается уже в сне Мардохея: «И вознеслись смиренные и истребили тщеславных» (1, 1к). Трудно не вспомнить здесь о Magnificat Девы Марии и о евангельских заповедях блаженства, возвещающих такое же «переворачивание» ценностей:
«Явил силу мышцы, Своей; рассеял надменных помышлениями сердца их; и низложил сильных с престолов, и возвел смиренных; алчущих исполнил благ, и богатящихся отпустил ни с чем. Воспринял Израиля, отрока Своего». (Лк 1, 51-54).
Сознание
К этому восхвалению Провидения добавляется учение о роли сознания: только пробужденное, бодрствующее и озаренное сознание способно отдаться Его водительству и воспринять замысел Божий, всегда направленный на спасение человека. Царица Есфирь - душа своего народа. В начале повествования, надежно укрытая во дворце, она кажется дремлющей и совершенно не осознающей опасности, которая угрожает ее народу, а тем самым и ее саму подвергает смертельному риску. Тем не менее Есфирь - личность исключительная. С самого начала читатель узнает о ее естественной красоте и изяществе. Она не нуждается в бальзамах и притираниях, и, даже будучи избрана царем, не теряет своей простоты (2, 15). Но она бессознательна, ей ничего не известно, ей нужен такой «проводник», как Мардохей, ее дядя, человек праведный и честный, который в каком-то смысле олицетворяет духовную традицию своего народа. Он и сообщает Есфири о смертельной опасности, грозящей ее народу, он же подталкивает ее и убеждает вступиться. Он на службе царицы своей приемной Дочери и делает все, чтобы весь народ поддержал ее молитвой и постом. Он остается у царских ворот, а это означает, что его не допускают во внутренние обители, но он представляет собой нечто вроде мостa, связующего звена между миром внутренним и миром внешним: его роль роль «посредника» между самой глубинной частью души, которую олицетворяет Есфирь, и обыденным миром. У него, верного слуги, только один Господин - его Бог. Он отказывается «воздать славу человеку выше славы Божией» (4, 17d). Его молитва, исполненная доверия, это одновременно прошение и полное предание своей жизни в руки Божий: «И нет противящегося Тебе, когда Ты захочешь спасти Израиля» (4, 17b).
Есфирь - супруга всемогущего, но ослепленного властью царя, который стремится «показать великое богатство царства своего и отличный блеск величия своего» (1, 4), царя, скорого на гнев, подчиняющегся законам своего царства и направляемого своими советниками. Он по своей прихоти (1, 19) издает указы, считающиеся неотменимыми, а потом отменяет их другими, столь же окончательными (8, 8). Он олицетворяет собою лик судьбы, ее слепую силу, иррациональную и неумолимую, которая, как кажется, управляет миром.
В то время как Есфирь бездействует, враги не теряют времени зря. Аман, полный ненависти, обвиняет иудеев и путем жребия выбирает день их истребления (3, 7). Он решился погубить их и сумел убедить царя. Кажется, теперь ничто не может остановить трагический ход судьбы, которую он сам определил. В большинстве греческих рукописей Амана называют «Bougaios», что вероятно, не что иное как искаженное Bagoas - имя человека, отравившего в 337 году Артаксеркса III и буквально означающее «Бахвал»; это подтверждается тем фактом, что в самом начале он назван «надменным при царе» (1, Ir). Этот персонаж образ Эго, самоутверждающегося «я», стремящегося овладеть сердцем человека со времен первородного греха. Он умен, жесток, уверен в себе и в успехе своих уловок: «И рассказывал им Аман о великом богатстве своем, и о множестве сыновей своих, и обо всем том, как возвеличил его царь и как вознес его над князьями и слугами царскими», говорит автор (5, 11). Все свои действия он совершает, побуждаемый гордыней и озабоченностью чужим мнением (3, 5-6); в нем нет и тени жалости, он раб собственных инстинктов, но при этом способен так затуманить ум царя, что тот служит его интригам: «И царь, и Аман сидели и пили, а город Сузы был в смятении» (3, 15). С этих пор он ридат себя господином судьбы. Контраст между тщеславным царедворцем, надменным нечестивцем, и смиренным праведником Мардохеем особенно очевиден в греческом тексте: в сне Мардохея эти два персонажа символизированы двумя большими Задеями, а в молитве своей Мардохей, в противоположность Аману, отрекается от всякой гордыни: «Ты знаешь, Господи, что не для обиды и не по гордости я делал это, что не поклонялся тщеславному Аману» (4, 17d).
Поколебавшись мгновение, Есфирь не страшится пожертвовать жизнью за спасение своего народа, как только осознает всю опасность: «Пойду к Царю, хотя это против закона, и если погибнуть, погибну» (4,16). Побуждаемая Мардохеем, она решается, и теперь готова рисковать всем. Но прежде чем перейти к действию, она совершает молитву, «прибегает к Господу» (4, 17м). Она облекается в одежды скорби, потому что понимает и свое бессилие! и смертельный риск, которому подвергается. И именно сознание этих двух вещей спасает ее и позволяет ей спасти других. Она полностью отождествляется со своим народом, в солидарности с ним признает его грехи, обнажает свою совесть перед Богом и взывает к Нему, как к единственному своему прибежищу: «Нас же избавь рукою Твоею и помоги мне, одинокой и не имеющей помощника кроме Тебя, Господи» (4, 17k).
Сильная своим доверием к Богу, Есфирь решается предстать перед царем. После погружения в молитву она оказывается выше всякого страха и всякой привязанности к самой себе. Величие ее души и решимость склоняют судьбу в ее пользу. «Творящий молитву держит в руках бразды истории», говорит св. Иоанн Златоуст. И правда, даже если Господь остается незримым на протяжении всей книги, тем не менее это Он делает Есфирь госпожой событий. Полная доверия, решительная и ясная умом, она отваживается отсрочить время, чтобы нанести точный удар, и не пользуется царской благосклонностью немедленно. Ее терпение удваивает силу, с которой она поражает Амана: царь гораздо более внимателен к ней, предмету своего восхищения, когда она, без страсти и самолюбия, разоблачает перед ним ложь и утверждает истину. Для Амана же все иначе: он захвачен врасплох, и у него нет времени изобрести уловку, которая могла бы вновь помочь ему встать на ноги. Он сбит с толку, гордость его оскорблена, эго глупеет, теряет контроль над собой и само себя разоблачает. Так и происходит: он совершает роковую ошибку, пытаясь припасть к царице в присутствии царя, и оказывается сам приговорен к той казни, которую уготовал для Мардохея. Крутой поворот судьбы: царь исповедует могущество Бога Израиля (8, 12), враги святого народа в смятении. Их истребление означает разгром и поражение врага человеческих душ. Единственная душа, побеждающая силы беззакония, дает возможность восторжествовать целому народу. Победа сознания в одно мгновение способна изгладить годы рабства и унижений. Трудно не увидеть в личности Есфири предвосхищение Девы Марии. Разве не является Царицей любая чистая душа, призванная пробудиться ото сна, чтобы, ведомая религиозной традицией, она участвовала в общем спасении? Такое пробуждение души - это осознание нашего царского достоинства, нашей высшей власти детей Божиих и ценности нашей жизни. Только такое признание влечет за собой осознанное вступление в битву, где самое мощное оружие - это смиренная открытость божественной силе. Победа верующего плод его решимости в той же степени, что и его доверия: силой Божией, действующей в нем, он может опрокинуть судьбу и открыться к вечной жизни:
«Стяжай внутренний мир, и тысячи душ вокруг тебя обретут спасение», утверждает Серафим Саровский.
«А Тому, Кто действующею в нас силою может сделать несравненно больше всего, о чем мы просим, или о чем помышляем, Тому слава...». (Еф 3, 2O).
5. Роль женщины
«Есфирь» вероятнее всего означает «звезда», звезда, которая сиянием своим спасает и выводит заблудившегося путника. Ее еврейское имя - Хадасса («Мирт») (2, 7). Это священное растение с вечнозеленными листьями и тонко благоухающими цветами, воспетое Исайей, возвещает спасение Божие и освобождение из изгнания: «Вместо терновника вырастает кипарис; вместо крапивы возрастает мирт; и это будет во славу Господа, в знамение вечное, несокрушимое» (Ис 55, 13, ср. 41, 19). Позже, во времена восстановления, пророк Захария созерцает Ангела Господня «между миртами, которые в углублении» (Зах 1, 8-11).
Персонаж Есфири-Хадассы представляет роль женщины в духовной битве как более активную, чем ту, что отведена Деворе. Она обрисована в самом начале, в сне Мардохея, и в конце, в его толковании (греческий перевод):
«И смутился весь народ праведных, опасаясь бед себе, и приготовились они погибнуть, и стали взывать к Господу; от вопля их произошла, как бы от малого источника, великая река с множеством воды; и воссиял свет и солнце, и вознеслись смиренные и истребили тщеславных». (1, 1h-k).
«И сказал Мардохей: от Бога было это; ибо я вспомнил сон, который я видел о сих событиях; не осталось в нем ничего неисполнившимся. Малый источник сделался рекою, и был свет... эта река есть Есфирь... И совершил Бог знамения и чудеса». (10, 3a-f).
Есфирь - воплощение слабости - была предназначена и избрана царицей, чтобы спасти народ Божий. Не имея иного прибежища, она молит Бога о мужестве и, невзирая на свой страх, не колеблясь, ставит свою жизнь на карту ради. спасения всех. Сознание собственной слабости и решимость - два крыла ее молитвы. Из-за нее Бог опрокидывает жребий и поражает зло в корне: она добивается немилости Амана и побуждает царя издать указ в защиту Иудеев. Решимость Есфири действует как катализатор: она высвобождает энергию ее народа, и тот сам собирает силы сначала для молитвы, а потом для сражения. Благодаря своей открытости и восприимчивости к благодати, действующей в ней, она становится «рекой», каналом, по которому устремляются божественные воды, возрождающие силу смиренных. Она есть «свет», возвещающий солнце, маленькая утренняя «звезда», предшествующая заре спасения. Есфирь как образец женщины не сильна сама по себе, но открыта к восприятию высшей силы; такова ее харизма. Ее молитва раскрывает и ее чувство ответственности, и ее знание пути спасения, который проходит через победу Бога в самом человеке ради блага всех:
«Господи мой! Ты один Царь наш; помоги мне, одинокой и не имеющей помощника, кроме Тебя... Помяни, Господи, яви Себя нам во время скорби нашей, и дай мне мужество, Царь богов и Владыка всякого начальства; даруй устам моим слово благоприятное перед этим львом... Боже, имеющий силу над всеми! Услышь голос безнадежных, и спаси нас от руки злоумышляющих, и избавь меня от страха моего». (4, 17 l.r-s.z).
Есфирь действует как Мать своего народа: переход между «я» и «мы» в ее молитве свидетельствует о том, как хорошо она знает, что его будущее зависит от нее, она с ними единое тело, и именно это дает ей силу превзойти себя, совершенно отрешиться от себя. Сознание собственной слабости не приводит ее в отчаяние, так как она уверена во всемогуществе Божием. Это двойное сознание располагает душу к восприятию благодати. Нет одного без другого: если думать только о своей слабости, отчаяние неминуемо, если же взирать только на божественное могущество, можно стать самонадеянным и безрассудным. Есфирь просит лишь об одном: об избавлении от страха, ибо он означает недостаток доверия к Богу или, что то же самое, упование только на свои силы.
Мольба Есфири, полная доверия и ясности - это малый путь смиренных, так прекрасно описанный и прожитый другой женщиной - Терезой Младенца Иисуса. Она тоже была «царицей»: «моя маленькая королева», звал ее отец, и тоже сиротой: «сиротка с Березины» было другим ее прозвищем.
Подобно Есфири, она показывает нам, что женщине, без сомнения, легче полюбить свою слабость, сделать ее оружием. Мужчина может ее признать, смиренно принять это свое состояние, но способен ли он действительно любить ее? И не поэтому ли он часто бывает менее сострадающим и отзывчивым, чем женщина? Гений Терезы в том, что она прожила сама и напомнила верующим нашего времени искусство опираться на свою слабость в безоглядном доверии любви, на этом «малом и совсем прямом пути», разные грани которого раскрывают Есфирь, Иудифь и Руфь.