|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

3.6
ПРИГОТОВЛЕНИЕ ДАРОВ

3.6.1 Офферторий^clii: «жертвоприношение» или «приношение даров»?

«Глагол offerimus^cliii нельзя переводить в том смысле, как если бы в хлебе и вине состояла Жертва Мессы»¹⁹¹. Offerre и oblatio^cliv хлеба и вина следует понимать только и исключительно как приношение даров, тогда как Жертва Церкви, о которой говорится в Евхаристической молитве, означает «нечто фундаментально другое»¹⁹².

Соответственно обновленный Миссал (АЕМ 48) возводит приготовление Даров исключительно к установлению Христа, за Тайной вечерей сказавшего: «accepit panem et calicem»^clv. K сожалению, в прошлом «подобная исконная точка зрения на приготовление Даров в сознании верующих отошла на задний план и даже утратилась». Такое произошло «в ходе развития состава Мессы и по мере появления новых сопровождающих молитв, особенно когда служение Евхаристии стало Приватной Мессой, а религиозные намерения сместились с ликующего похваления искупления на принесение верующими за себя примиряющей и спасительной Жертвы (с ее предназначением-апплицированием^clvi на текущие нужды)»¹⁹³.

И всё же главная причина, почему исконное скромное приношение предметов, необходимых для совершения Евхаристии, превратилось в сложный обряд приготовления Даров, кроется в другом.

Она состоит в том, что уже свв. Отцы ранней Церкви, говоря об искупления мира Иисусом Христом, в своей полемике сделали акцент на антигностическом и антиспиритуалистическом аспектах: «Небесный дар имеет земное начало; он происходит от земных "первенцев творения"»¹⁹⁴. На самом деле, Тертуллиан и Киприан называют «жертвой» все дары, приносимые верующими к Мессе, - а это были не только хлеб и вино, но также вклады на пользу Церкви и для бедных. Все дары, с данной точки зрения, входят в евхаристический жертвенный порыв Христа к Богу-Отцу, а Церковь, Его мистическое Тело, возносит и свою жертву. В великое Благодарение-Евхаристию Бога-Отца, совершаемое Главой Церкви Христом, способен войти и отдельный член Церкви: тогда он приносит себя и то, чем обладает, т. е. принадлежащий ему «свой» мир. Этот мир в таком случае входит во всеобъемлющее возношение («анафору») тварной природы, включающейся в триединую Жизнь Божию. Лишь в данном смысле, согласно свв. Отцам, можно говорить о «жертвовании»: не в смысле языческой материальной жертвы, в которой якобы нуждается божество, а в смысле вознесения всего мира человеком при посредстве Главы Церкви Христа в жизненную полноту Триединого Бога¹⁹⁵.

В аспекте обрядового оформления приготовления Даров Восток и Запад пошли разными путями.

В североафриканской Литургии шествие верующих с Дарами было наиболее тесно связано с евхаристической Жертвой: верующие сами возлагали свои жертвы прямо на алтарь.

В Риме Папа, вкупе со свитой, собирал дары от верующих, и из их количества лишь малая часть поступала на алтарь, а подавляющая часть остатка предназначалась для клириков и для бедных. «Семь серебряных алтарей» Латеранской базилики понимались как столы, на которые соответственно семи диаконам^clvii Рима возлагались дары. Клаузер даже полагает, что появление в храмовом помещении расширенной поперечной части связано с тем, что для установления этих «алтарей» требовалось место¹⁹⁶.

Согласно чину Римо-франкской Литургии, после пения Символа веры составлялась процессия с дарами, в ходе которой верующие в строгом порядке приносили свои дары к алтарю. Наряду со многими прочими предметами, - даже предметами роскоши и недвижимостью (в виде дарственных грамот), - приносили также хлеб и вино. Хлеб, однако, после перехода к практике пресных облаток к освящению уже не предназначался.

Начиная с XI в. денежные пожертвования выступили на первый план, вследствие чего народное дароприношение, как предназначенное именно для Евхаристии, постепенно всё больше утрачивало свою наглядность и свое значение. Дошло до того, что в определенные праздники были введены обязательные пожертвования верующих, ничем не отличающиеся от заурядного налога.

На византийском Востоке связь народного дароприношения с Литургией изначально была не столь прочной, как на Западе. Там верующие передавали свои дары перед началом Литургии Слова, что привело к появлению сложного ритуала приготовления Даров (за проскомидией), которая, обладая богатой символикой, и сегодня совершается на жертвеннике («протезисе»). С жертвенника в начале Литургии верных приготовленные Дары на «Великом Входе» переносятся на алтарь. Согласно византийским истолкованиям Литургии, проскомидия представляет собой нечто намного большее, чем приготовление всего необходимого для совершения Евхаристии. Расположение вынутых частиц на патене («дискосе»)^clviii вокруг Агнца, символизирующего Христа, символизирует собранную вокруг Господа Церковь святых, живых и умерших¹⁹⁷.

3.6.2 «Плоды земли и человеческих трудов»

Начиная с эпохи Каролингов, не раньше, на Западе для служения Евхаристии употребляется пресный (бездрожжевой) хлеб^clix. Если согласиться, что последняя вечеря Иисуса Христа с учениками была Пасхальной трапезой, то Господь, воспоминая исход из Египта, безусловно, использовал бесквасные хлебы, или опресноки («мацу»).

Правда, на протяжении первого тысячелетия христианской эры этой подробности не придавали значения: на Западе, как и на Востоке, для Евхаристии приносили «обычный», т. е. квасной, хлеб. Амвросий Медиоланский свидетельствует, что хлеб, приносимый верующими в жертву в процессии с дарами, был именно «обычным хлебом» («panis usitatus»)¹⁹⁸.

Постепенно, однако, этот хлеб стал всё больше и больше отличаться от обычного; приносить к алтарю стали лишь те его сорта, которые считались праздничными.

Соответственно хлеб, предназначенный для Евхаристии, и называться стал по-иному. В аспекте жертвоприношения его называли облатой или облаткой (oblata, oblatio; этому наименованию на Востоке и до сих пор соответствует термин «просфора»^clx). Кроме того, в эпоху Каролингов вошел в употребление термин гостия (hostia^clxi), указывающий на заместительную роль хлеба по отношению к ветхозаветному жертвоприношению животных. Наконец, со времени Папы Григория Великого (590-604) евхаристический хлеб известен также под именем «corona» - это была толщиной в руку замкнутая в круг плетенка, внутренность которой также могла заполняться. По распространенному обычаю, на круглых хлебах насечками изображались кресты; согласно античной традиции, на них также могли помещаться рисунки или надписи¹⁹⁹.

Отсюда просфора византийцев и до сих пор имеет оттиснутое изображение, покрывающее ту часть жертвенного хлеба, которая при приготовлении Даров как «агнец» вырезается с помощью «святого копия». С помощью печати на просфоре оттискивается крест, над и под перекладиной которого идут буквы: IC-XC-NI-KA «Иисус Христос побеждает»²⁰⁰.

В IX в. на Западе появилась тенденция употреблять для служения Евхаристии бесквасные хлебцы (опресноки). Она окончательно возобладала лишь в середине XI в.

Длительное время Восток и Запад не протестовали против различных видов Евхаристического хлеба, но постепенно «опресноки» стала темой взаимной полемики. Полемика не стихала длительное время, пока на стремившемся к унии Ферраро-Флорентийском Соборе (1438-1445) не было провозглашено, что оба традиционных вида Евхаристических хлебов одинаково приемлемы.

Появление бесквасных, заранее имеющих точную форму гостий не в последнюю очередь производно от модификации Мессы на Западе. Действительно, когда принесение хлебов общиной ушло в прошлое, Евхаристические хлебцы стали выпекать только в монастырях. С XII в. стали приготовлять, наряду со «священнической гостией», (для того небольшого количества дней, когда причащался народ) «частицы» величиной с монету.

Латинское наименование «гостия» - как и греческое наименование «агнец» - предвосхищает Евхаристическое событие и указывает на Христа как на Жертву Живую.

Со временем «преломление хлеба» стало практиковаться только над «священнической гостией»; оно утратило свое былое литургическое значение. Акценты в благочестии сместились на наблюдение за Евхаристией, а это в свою очередь привело к тому, что гостия стала выпекаться чисто белая, чтобы ее всем хорошо было видно при вознесении-элевации хлеба и при помещении его в дароносицу-монстранцию. Гостия перестала быть похожей на настоящий хлеб.

Обновленный Миссал (см. НАЕМ 282-283), храня верность западной традиции употребления бесквасных хлебов, тем не менее вносит поправки: гостия по форме должна быть узнаваема как хлеб; ее следует выпекать таким образом, чтобы священник за общинной Мессой имел возможность разломить её на части. Таким образом, теперь, пусть и не слишком отчетливо, но всё же видно, что причастники за Мессой вкушают от одного и того же хлеба.

«Вино для служения Евхаристии должно быть "натуральным", "от плода виноградного" (ср. Лк 22, 18), т. е. к нему не должны примешиваться инородные вещества» (АЕМ 284). Обычай разбавления вина водой, вероятно, восходящий к греческой, а не в еврейской традиции, всё же, по свидетельству Юнгманна²⁰¹, был распространен в Палестине времен Иисуса Христа.

В гностических кругах за Евхаристией употребляли чистую воду, и, возражая против этого, святитель Киприан^clxii ссылался на символику смешивания воды и вина - она говорит о связи Христа со своим народом²⁰². С другой стороны, радикальные монофизиты за Евхаристией употребляли чистое вино, поскольку в примешивании воды усматривался символ непризнаваемого ими единства обеих природ во Христе Иисусе.

На Православном Востоке количество примешиваемой воды всегда было большим, тогда как на Западе, начиная с высокого средневековья, с помощью ложечки к вину прибавляли ради символики всего несколько капель.

3.6.3 Молитвы приготовления Даров

Первоначально возложение свв. Даров на алтарь проходило в тишине. Лишь в Галлии в IX в. впервые появляются зачатки молитв приношения, имевшие характер прошений. В них подчеркивалось, что имеет место именно народное приношение, а также излагались намерения (интенции) жертвователей.

В этом Юнгманн усматривает аналогию византийской проскомидии, когда вынимаются и в твердо установленном порядке полагаются вокруг Агнца частицы просфор в честь Богоматери и различных святых, а также за живых и усопших²⁰³.

В противоположность этому на Западе был составлен ряд священнических молитв приношения, которые по своей структуре несколько похожи на молитвы Римского Канона, что их даже и называли «Малым Каноном»: «Первоначальный обряд приготовления Жертвы усвоил себе наиболее важные отличительные признаки канона, а именно: oblatio-приношение (Suscipe^clxiii, Offerimus^clxiv), эпиклезу (Veni, Sanctificator^clxv), анамнезу и intercessio-предстательство (Suscipe, Sancta Trinitas^clxvi)»²⁰⁴.

Чтобы избежать недоразумений относительно места и значимости этих молитв возношения, в обновленном миссале «Малый Канон» заменили новыми молитвами, соответствующими иудейским застольным благословениям (berakoth). Подобные благословения, весьма вероятно, были произнесены самим Иисусом Христом за Его последней трапезой. Они лучше и недвусмысленнее выражают духовность общины, чем «Малый Канон»: дары земли и человеческого труда всегда остаются также Дарами Бога, который и должен похваляться за Его благость. Дары возносятся пред Его Лице, чтобы им стать в евхаристической Жертве «Хлебом жизни» и «Питием спасения».

Обычно эти молитвы, равно как и речение при смешивании воды и вина произносятся тихо. В немецком Миссале в этот момент расширяется активное участие общины, поскольку разрешено, чтобы молитвы над хлебом и вином произносились громко, а община отвечала кратким благословением-бераха: «Благословен еси, Господи Боже наш, во веки веков».

Из Миссала 1570 г. воспринято, но помещено в другом месте тихо говоримое священником прошение о принятии Богом Жертвы, - эта молитва основана на стихах Дан 3, 39 и сл., и она имеет такой же покаянный характер, как и последующее омовение рук.

3.6.4 Каждение приготовленных Даров и омовение рук священником

Раньше каждение приготовленных Даров предписывалось лишь за торжественными богослужениями, но теперь над ними можно кадить за любой Святой Мессой. «Этим свидетельствуется, что Дары Церкви и Ее молитва, как кадильный дым, прямо подымаются пред Лице Божие. После этого диакон или алтарник может покадить священнику и народу» (АЕМ 51).

В Риме было принято курение ладаном в стационарных курильницах, но ношение ладана в кадильницах было известно лишь при Входе, во время процессии с Евангелием и при Выходе служащих, но и тогда не совершалось действий, сейчас нам известных под именем каждения. Раскачивание кадильницы перед Дарами - это «плод литургического развития в эпоху Каролингов»; особые молитвы при этом не были перенесены в обновленную Литургию.

Юнгманн усматривает в каждении Даров, а также алтаря, служащего священника, алтарников и народа «усиленное повторение молитвы "Veni, Sanctificator"²⁰⁵, т. е. молитвы из "Малого Канона", имеющей характер ярко выраженной эпиклезы. Тем самым каждение находится в духовной близости к византийскому благословению кадильницы, обряду, входящему в проскомидию и придающему окраску эпиклезы не только этой части Литургии, но и любому каждению за богослужением: "Фимиам Тебе приносим, Христе Боже наш, как благоухание духовное, который приняв на (превыше-)небесный Свой жертвенник, ниспошли нам благодать Всесвятого Твоего Духа"^clxvii»²⁰⁶.

«После этого священник омывает руки; таков знак стремления ко внутренней чистоте» (АЕМ 52). Внешние омовения, выражающие моление о внутреннем очищении, - это часто встречаемый религиозный феномен (ср., например, ритуальные омовения у иудеев и мусульман). Связь между омовением рук и утренней молитвой обнаруживается уже в описании церковного чина у Ипполита Римского²⁰⁷.

Соответственно в обрядах омовения рук за Литургиями всегда на первый план выдвигается его символическое значение. Уже по этой причине нельзя согласиться с тем, что омовение рук вытекает из практики принятия даров от народа и каждения над ними, якобы представляя собой обычное смывание грязи. Действительно, омовение рук удержалось после того, как прекратились народные приношения, и оно соблюдается в тех случаях, когда не употребляется кадильница.

Юнгманн увязывает омовение рук в данной части Мессы со стремлением (при совершении каждого шага, подводящего к центральному событию Евхаристии) также и внешним обрядом выразить моление о внутренней чистоте. Вот почему во многих местных традициях омовения рук за Мессой совершались неоднократно²⁰⁸.

Первоначально омовение рук проходило в тишине, но в Миссале 1570 г. в качестве сопровождающего пения предписываются стихи псалма (25, 6-12). Они представляют собой, собственно, заверения псалмопевца в том, что он неповинен. В новом Миссале вместо них предписан стих Пс 51, 4^clxviii, содержащий истинное прошение о прощении и подхватывающий мотивы омовения и очищения.

3.6.5 Orate, fratres («Молитесь, братья и сестры»)

Согласно Ленгелингу (Lengeling), призыв к молитве Orate, fratres^clxix представляет собой «древнейшее, сохранившееся от до-Каролингской эпохи включение в Римский чин Мессы фрагмента из галликанского источника». В ходе Литургической реформы этот призыв планировалось вычеркнуть; но тем не менее в обновленной Мессе он остался на своем месте²⁰⁹.

После того, как служащий священник, по старой практике, подкладывал собственный дар к жертвенным дарам клира и народа, он возносил и за себя тихую молитву. Отсюда звучащая по-клерикальному формулировка: ut meum ac vestrum sacrificium acceptabile fiat «дабы моя и ваша жертва была угодна». Ответ общины: Suscipiat^clxx происходит из Италии, и он был воспринят в Миссал 1570 г. Когда-то ответ говорили только алтарники, да и то приглушенным голосом, но сторонники Литургического движения увидели здесь возможность повысить роль народа за Мессой и стали требовать, чтобы Suscipiat произносила вся община.

Этот молитвенный возглас ныне считается введением к Евхаристической молитве, аналогично Oremus («Помолимся») тех молитв, к которым призывает предстоятель.

В переводах Римской Литургии на родные языки молящихся предусматриваются варианты. В немецком миссале сочетание Orate, fratres с Suscipiat - это всего лишь первая из трех возможных форм: во-вторых, призыв к молитве и ответ на него могут быть исключены вовсе; в-третьих, они могут быть заменены формой Lasset uns beten («Помолимся»).

3.6.6 Молитва над Дарами

«Молитва над Дарами (oratio super oblata) завершает приготовление Даров. В ней подытожено содержание и значение действа - приготовления как Даров, так и общины. В ней совершается - богословски вполне состоятельный и ровный - переход к Евхаристической молитве»²¹⁰.

Подытоживающий характер Молитва над Дарами разделяет с другими молитвами, совершаемыми предстоятелем,- с Молитвой дня и с Заключительной молитвой.

Как ни удивительно, в Империи франков в середине VIII в. Oratio super oblata (молитву, которая, естественно, всегда произносилась громко) стали читать тихо («тайно») и превратили в «secreta». Конец такой практике был положен только в литургической реформе II Ватиканского Собора. Теперь предписано ее громкое прочтение. Возвращено также и старое наименование молитвы.

Истоки старой практики Юнгманн²¹¹ усматривает во влиянии галликанских обычаев, восточного обряда, а также, возможно, и языческой античности: в Галлии и за Мозарабской Литургией во время процессии с дарами господствовало, ради тайной молитвы, священное молчание. Например, в греческой Литургии по чину ап. Иакова певцы также призывают: «Да молчит всякая плоть человеческая», а в этом время священник совершает тайную молитву²¹².

Итак, ныне громко произносимая предстоятелем Молитва над Дарами вернула себе старое предназначение быть подытоживанием той части Мессы, когда приготовляются свв. Дары. Как молитва-oratio, она своей собственной структурой соответствует другим молитвам предстоятеля, пусть и не столь строго как Молитва дня. Завершение Молитвы - проще, поскольку в нем опущено именование Христа Сыном Божиим и нет формулы «во веки веков».

В современном Миссале содержится примерно 100 Молитв над Дарами, и из них 60 не были представлены в Миссале 1570 г. Большая часть заимствована из древних сакраментариев, тогда как часть других представляет собой новые композиции из фрагментов этих сакраментариев, а оставшаяся часть или взята из патристической литературы или полностью составлена заново²¹³.

3.6.7 Приготовление Даров в служении Евхаристии в других христианских обрядах

А. Византийская Литургия

В служении Евхаристии по византийскому обряду затруднительно говорить о Приготовлении Даров в обычном смысле слова, поскольку оно состоялось за проскомидией (на жертвеннике [протезисе] в левой части алтаря за иконостасом) еще до момента, как община собралась на Литургию²¹⁴. Если за Римо-Западной Мессой после Приготовления Даров сразу начинается Евхаристическая молитва, то за византийской Евхаристией анафоре предшествуют еще различные молитвы и обряды, но их лишь с натяжкой можно обозначить как «Приготовление Даров».

К ним относятся Молитвы верных, остаточные формы Всеобщей молитвы («прошений»), которая когда-то имела место перед отпустом (удалением) оглашенных²¹⁵. Затем совершается «Великий Вход»: приготовленные Дары поднимаются с жертвенника и торжественно переносятся через храм и Царские Врата иконостаса на престол. При этом хор поет «Херувимскую песнь», а ей предшествует длительная Подготовительная молитва священника²¹⁶. После этого произносятся еще одна ектения и молитва приношения свв. Даров, совершается целование мира и поется Символ веры.

Б. Мозарабская Литургия

Часть Литургии, посвященная приготовлению Даров, начинается с Sacrificium’a, соответствующего Римскому Offertorium’y или амброзианскому Offerenda. Здесь в Миссале в явном виде упоминается имеющая место процессия верующих с Дарами к алтарю²¹⁷. После тайной Молитвы священника над Дарами, каждения алтаря и совершаемого в молчании омовения рук священник и диакон направляются к седалищу, с которого священник, встав, говорит общине верующих «oratio admonitionis»^clxxi. Эта молитва должна сконцентрировать помышления общину на совместные нужды, так что в Мозарабском Миссале обнаруживается аналогия прошениям за Мессой Великой Пятницы²¹⁸.

После призыва к молитве «Oremus» и аккламации общины «Наgios, Hagios, Hagios, Domine Deus, Rex aeterne, Tibi laudes et gratias»^clxxii начинается чтение диптихов, выражающее единство всей Церкви²¹⁹. Чтение диптихов прерывается молитвой-oratio, называемой «Alia», которая соответствует Oratio super oblata Римской Мессы²²⁰. Чтение диптихов завершается молитвой «Post Nomina». Затем говорится Переменная молитва; произносится формула на перенесение и благословение общины, говоримая с распростертыми руками; после чего диакон призывает к целованию мира («Signum Pacis»), которое и совершается. Целование мира сопровождается пением «Cantus ad Pacem»²²¹.

В. Амброзианская Литургия

Евхаристическая Литургия начинается с целования мира, а за ним имеет место приготовление Даров. В Миссале приведена формула благословения, преподаваемого священником верующим, которые во время процессии с пожертвованиями подходят к алтарю, а именно: «Ti benedica il Signore con questo tuo dono»^clxxiii. Гимн «Canto all’offertorio» сопровождает процессию с дарами. Молитвы Миланской Литургии на приготовление Даров могут быть заменены аналогичными молитвами Римской Мессы²²². Приготовление Даров завершается молитвой «Sui doni»^clxxiv. Затем следует Никео-Царьградский Символ веры, но если за Мессой совершается обряд крещения, то он заменяется Апостольским Символом веры²²³.

Литература

J. Baumgartner: Vom Sinn der Gabenkollekte. In: HID 32 (1978) 97-104.

J. Baumgartner: Geldspende im Gottesdienst? In: Schweizerische Kirchenzeitung 153 (1985) 209-211.

R. Berger: Die Wendung «offerre pro» in der römischen Liturgie. Münster 1965 (LQF 41).

R. Berger: Gabenbereitung und Gabengebet. In: Th. Maas-Ewerd / K. Richter (Hgg.): Gemeinde im Herrenmahl, 264-271.

R. Berger: Naturelemente und technische Mittel. In: R. Berger / K. H. Bieritz u.a.: Gottesdienst der Kirche. Handbuch der Liturgiewissenschaft, Bd. 3: Gestalt des Gottesdienstes. Regensburg 2. Aufl. 1990, 249-288.

H. Capelle: Charité et offertoire: Travaux Liturgiques II, 222-235.

L. Cornet: Nouvel offertoire et Berakoth. In: Questions liturgiques 59 (1978) 97-111.

A. Härdeling: Aquae et vini Mysterium. Geheimnis der Erlösung und Geheimnis der Kirche im Spiegel der mittelalterlichen Auslegung des gemischten Kelches (LQF 57). Münster 1973.

A. Jilek: Symbolik und sinngerechte Gestaltung der Eucharistiefeier, dargelegt am Beispiel der Gabenbereitung. In: LJ 38 (1988) 231-248.

J. A. Jungmann: Die Gebete zur Gabenbereitung. In: LJ 23 (1973) 186-203.

V. Raffa: Le orazioni sulle offerte del proprio del tempo nel nuovo messale. In: EL 84 (1970) 299-322.

H. Reifenberg: Wasser im Wein? Perspektiven zum gemischten Kelch. In: Th. Maas-Ewerd / K. Richter (Hgg.): Gemeinde im Herrenmahl, 272-282.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|