Кретьен де Труа и куртуазная любовь
Несмотря на некоторую растерянность перед обилием и сложностью материала, которая могла подстерегать изучавших исторические и беллетристические сочинения XII века, они достаточно ясно видели, что определенная необычность ряда литературных приемов вызывалась вполне простой и явной причиной: главной задачей наиболее «модного» тогдашнего литературного приема было дать иной поворот традиционным схемам, пародировать, разыгрывать, озадачивать, вырываться за пределы обычного человеческого опыта. Главной моделью для подражания в начале XII века была французская эпическая поэма, «шансон де жест» (жеста); как это ни странно, в основе своей жеста была просто поэтическим рассказом о битвах и поединках и отсюда, по своему содержанию, изначально мало чем отличалась от военной хроники; смешение жанров было вполне допустимым, и можно назвать достаточно много книг, в которых роман и военная хроника уживаются довольно мирно (не только в книгах происходило такое смешение; гобелен Байё совмещает художественность и историчность). Однако в романах о дворах Артура и Александра Великого, которые к середине и концу XII века завоевали англо-французский, а затем и германский мир, центральной темой уже была куртуазная любовь. Куртуазная любовь - это рабское служение мужчины женщине в таком мире, в котором в реальности именно женщина была рабыней стереотипов поведения, определяемых мужчиной - рабыней брачного рынка и брачной постели. Такая литература была бы фактически невозможна, если бы ее авторы вознамерились описать реальности современного им общества.
Иногда, пусть и не явно, высказывается мнение, что культ куртуазной любви предполагал полную приверженность авторов произведений о ней определенным, но подчас противоречивым взглядам, таким, например, как: любовь должна быть односторонней, без взаимности, по крайней мере, в физическом смысле; куртуазная любовь предполагает плотские отношения и следовательно - супружескую неверность; любовь и брак несовместимы. Такой односторонний подход - результат приверженности тому, что называется Geistesgeschichte (история духа, духовности), т. е. тому типу изучения прошлого, которому мы обязаны многими истинными прозрениями, но который подспудно подталкивает нас к мнению, что взгляды и мировоззрение наших предков были значительно более единообразными и монолитными, чем то было на самом деле (судя по тому, что сообщают нам исторические свидетельства). Мне же кажется, что все по-настоящему значительные и по-настоящему известные авторы рыцарских романов либо хорошо видели противоречия куртуазной любви и относились к ней иронически, либо начисто отказывались ее принимать. У Кретьена де Труа, величайшего из всех авторов рыцарских романов, мы находим как иронию, так и серьезное изображение романтической любви, и пользуется он этими приемами так тонко и ненавязчиво, что в этом отношении может напомнить Шекспира, но предположить, что он идеализирует куртуазную любовь, так же нелепо, как, скажем, воспринимать «Ромео и Джульетту» как пьесу «только о любви». В романе «Клижес», самом «легком» из всех его романов, Кретьен де Труа показывает, помимо всего прочего, что Овидия он прочитывал правильно. В начале поэмы молодой рыцарь и девица под надзором королевы отправляются в море. Поэт дает длинное и ироническое описание усилий Любви и Купидона с его стрелами, а потом сообщает, как им становится худо, однако королева (и здесь Кретьен использует и расширяет мотив, предложенный Овидием) приписывает их недомогание лишь морской болезни. В своем «Ланселоте» Кретьен показывает глубокое понимание смысла куртуазной любви в сцене, самой знаменитой и самой рафинированной из всех, им описанных, в которой Ланселоту предстоит унижение, считавшееся для рыцаря тех времен одним из самых тяжких - проделать путь, ведущий к освобождению его дамы, в телеге. Рыцарь колеблется, но лишь какое-то мгновение, однако за это колебание, в котором можно усмотреть неуверенность в безграничности его преданности, ему придется дорого заплатить. Он расплачивается за это колебание, но получает и вознаграждение; он совершает паломничество и поклоняется святому месту, и Кретьен с большим изяществом, но рассчитанным так, чтобы не затемнить главную мысль, показывает, к чему может приводить куртуазная любовь: он описывает эпизод, в котором Ланселот воздает почести как святому месту постели, в которой он только что совершил адюльтер с королевой Гвиневерой.