|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

Юрис Рубенис

ЛЮТЕРАНСТВО В ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ: "ПОЛИТИКА ХРИСТИАН" ИЛИ "ХРИСТИАНСКАЯ ПОЛИТИКА"

Перемены последних 5-6 лет в Восточной Европе, в том числе и в государствах Балтии (Эстонии, Латвии и Литве) полностью изменили структуру общества и пропорции между основными обществоконституирующими элементами. В определенной мере можно говорить о формировании нового общества, новых общественных конвенций, и христианские конфессии заинтересованы найти новое место в обществе. Но какое? Думаю, что сейчас большинство людей как на западе, так и на востоке, которые в этом заинтересованы, знают, какую роль Церковь играла или была вынуждена играть в коммунистическом прошлом. Вопрос, который не вполне ясен христианским конфессиям в Восточной Европе или по которому имеются самые противоречивые мнения: какое место Церковь должна занять в государстве сейчас?

В основе наших размышлений я использовал опыт лютеранских земельных Церквей в Балтийских республиках. Здесь, конечно, мы должны усмотреть между ними разницу. Если Эстония является фактически лютеранской страной, то в Латвии имеется три основных конфессии (католичество, лютеранство, православие), а в Литве среди общего числа христиан лютеране составляют незначительное меньшинство. Надо заметить, что на фоне секулярного общества лютеранские Церкви, которые в Эстонии и в Латвии до войны были государственными Церквями и оставили сильный след протестантской этики на государственном устройстве, ныне стали Церквями меньшинства.

Лютеранство утвердилось в регионе Балтии одновременно с победой Реформации и г. Рига (столица Латвии) стал одним из важных центров лютеранства. Позднейшие переделы Балтии между Швецией и Польшей, а потом и Россией определили конфессиональные границы, и Балтия, а особенно территория Латвии, стала очень своеобразным и уникальным регионом соприкосновения различных культурных типов². Так, через Латвию проходит граница между северной и южной Европой - здесь встретилось католичество юга Европы с лютеранством севера, а также граница между западным и восточным религиозно-культурным типом: между "западными" конфессиями - католичеством и реформированным католичеством (лютеранством) и восточным православием. Перекрещивание обеих выше названных культурных границ делает Латвию очень интересным объектом для изучения практического экуменизма и взаимного влияния разных христианских парадигм, поскольку все конфессии научились жить вместе в сбалансированном мультикультурном обществе.

Балтийские Церкви, как и другие восточноевропейские Церкви из-за агрессивного распространения коммунистической идеологии и оккупации со стороны СССР, были на сорок с лишним лет оторваны от общеевропейского богословского развития. Агрессивная среда, где Церковь должна была защищаться и сохранить свою идентичность, создала своеобразное богословие и церковную практику. Как известно - внешняя опасность делает Церковь консервативной, потому что только в такой форме возможно пережить гонения и полную рациональную неопределенность. В послевоенные годы лютеранская Церковь в Латвии была особой мишенью коммунистического режима³, поскольку прежде она являлась государственной Церковью. Почти все богословские контакты с западом были перерезаны, довоенные активные связи со скандинавскими странами и Германией - парализованы, но стали возможны и поощрялись связи с востоком⁴. Сегодня очень интересно наблюдать, что в практику лютеранской Церкви проникли элементы католического и православного богословия, что является результатом взаимного влияния трех конфессий в замкнутом пространстве (ярким примером этого является очень сильная, на фоне европейского лютеранства даже непонятная оппозиция против рукоположения в духовный сан женщин).

1. Фазы отношений Церкви и общества в Балтийских государствах (1987-1993 гг.): "политика христиан"

Политика является актом человеческого разума и поэтому, как говорит Гельмут Тилике, "нет такой концепции мирового устройства или изменения мира, которая была бы однозначно легитимирована как христианская'"⁵. В политике всегда выступают интересы партий, рас, народов, групп и социальных классов. Но политика идеализируется, когда общество встает на путь освобождения от гнета, оккупации и порабощения. Поэтому Церковь играла видную роль во многих освободительных движениях в восточноевропейских странах.

В начале "перестройки" самые социально активные конфессии в Эстонии и Латвии, которые участвовали в создании оппозиции, а потом - новых парламентов, были лютеранские Церкви. Как я вижу, Церковь в последние годы прошла через три фазы общественного контекста. В начале, из-за участия в формировании оппозиции и борьбы за новое демократическое общество, Церковь пережила короткий период огромной, даже массовой популярности. Но так же быстро, как Церковь пришла в моду, она вышла из моды, конечно, завоевав много важных позиций. Видный эстонский богослов Томас Паул это формулирует так: "Прежний восторг о Церкви прошел, кульминация была в 1990 году. [...] Политическое сотрудничество с национальными силами способствовало тому, что Церковь на короткое время была очень популярной, ее престиж был поднят даже слишком высоко. Но так не может быть все время. Церковь должна стать смиренней. И священники не святые, люди наблюдают их жизнь под увеличительным стеклом"⁶. Короткий медовый месяц, основанный на общих политических интересах Церкви и общества, когда все от Церкви исходящее было интересно и экзотично, быстро прошел. Наступила вторая фаза, где Церковь и секулярное общество обнаружили разницу в интересах. Созданное демократическое общество вдруг оказалось не таким, каким его хотела видеть Церковь. Да, Церковь получила свободу, но также свободу получило все остальное - порнография, культ силы, культ денег и т. д. Появилось множество новых религиозных групп с запада, которые, по сравнению с историческими конфессиями были лучше подготовлены для эффективной пропагандистской работы, которые имели деньги и хорошее техническое оснащение⁷. Церковь ожидала "защиты" со стороны общества, но демократическое общество должно было гарантировать равные свободы для всех. Церковь испробовала даже "силовые приемы", призывая к запрету "сект", но это воспринималось как проявление воинствующего клерикализма и делало Церковь в глазах общества малосимпатичной. Со временем также выяснилось, что иногда политические силы, сотрудничающие с Церковью, следуя своим интересам, представляли концепции, далекие от христианства; оказалось, что не Церковь влияет на политиков, но политики пытаются использовать Церковь в своих интересах. К тому же со временем общество узнало, что и Церковь имеет свое прошлое, что многие священники сотрудничали со спецслужбами, и это отняло у Церкви монополию быть "совестью общества". Церковь пробовала активно влиять на политику, несколько лютеранских пасторов были избраны в парламенты Эстонии и Латвии. Участие в политике означало принимать "условия политической игры". Поскольку пасторы были без политического опыта, то их действие в парламентах не имело большого веса, а подчас приносило Церкви ущерб. Этот опыт утвердил в другой - аполитичной части клира и прихожан убеждение, что Церковь вообще, должна дистанцироваться от любой политической активности. Но в сущности Церковь только вновь убедилась, что она важна для общества не тогда, когда пытается дублировать политические институты, но когда является самой собой.

И только совсем недавно мы вошли в третью фазу церковного развития в общественном контексте, которое определяется готовностью к долгой, терпеливой и постоянной работе по христианизированию общества. И здесь оказались очень полезными многие богословские принципы реформации.

2. Служение как принцип христианской Церкви: "христианская политика"

После крушения одной господствующей идеологии, самое плохое, что может сделать Церковь - это попытаться сесть на ее место. Здесь мы подходим к важному вопросу - роли Церкви в государстве, отношений Церкви с государством. И именно здесь очень актуально звучат слова Мартина Лютера, когда он говорит о принципе "господства Христа", которое дано как пример для Церкви, а именно: "Этот Господин (Христос) не ложится бременем, как другие правители, на своих подчиненных, но он сам несет нас и мы лежим на его плечах"⁸. Исходя из этого принципа, Рудольф May пишет: "Христос правит тем, что он служит; он приходит к бедным, больным, страждущим от бесправия. Он ведет к решению проблемы, которая остается нерешенной между людьми: проблемы вины. Он ее решает тем, что вину виновных берет на себя, ради них страдает и дает им прощение, свободу и новую общность. Его метод правления состоит в том, что Он обращается к человеку и руководит его Своим Словом и Духом. Его правление не пользуется никакими другими средствами. Но только таким способом - через влияние на сердце и совесть человека - правление Христа есть и остается намного действенней, чем если бы оно пользовалось орудиями власти"⁹.

Служение Христа, поставленное в пример Церкви, служение, по-настоящему способное преобразить мир, имеющее сильнейший социальный резонанс - это участие Церкви в страданиях людей. Церковь не имеет никаких других функций, как служение этому правлению Христа. Только Церковь, как служащая Церковь, способна переменить внешний мир. В государственном измерении это значит, что жизнь со Христом и в христианском общении свободна от господства. Здесь господин только Христос, представленный словом, достигающим сердца и совести людей. Лютер ясно говорит "нет" духовному порабощению людей тоталитарными и другими идеологиями, которые претендуют на "всего" человека. Поэтому невозможно торжество Церкви ни с одной, даже самой "христианской" идеологией. Бог сам, по убеждению Лютера, выступает со своим Словом и духом за свободу человека. Вера - это дело каждого отдельного человека в его отношениях со Словом Господним. Невозможно заставить ни одного человека верить, и, как говорит Лютер, никто не имеет права заставлять других силой верить или не верить¹⁰. Христианскими являются только те политические решения, которые основываются на принципе Христовом служения: опыта сострадания и Божьей милости, которую человек не может заслужить. Лютер убежден: единственная основа для существования Церкви и содержания ее миссии в мире - Евангелие. Церковь должна быть местом, где становится услышанным Слово Господне, Евангелие о милости Бога вопреки "общечеловеческим" отношениям, в которых нет ни милости, ни прощения. Только осознавая это, Церковь становится неизменимым институтом для человека и общества.

Значит, задача Церкви не в борьбе за власть в государстве, но в распространении духовной власти Христа. Церковь должна привыкнуть к мысли, что она никогда не вернется в гомогенное общество средних веков, но будет жить в современном мультикультурном мире, где только в честном соперничестве идей она может достичь свою цель.

За последние годы Балтийские лютеранские церкви достигли очень многого: вновь воссозданы в послевоенные годы, ликвидированные приходы (например, в 1985 году в Латвии было 205 лютеранских приходов, а сейчас - 285), сделано много в сфере образования - в Латвии и Эстонии вновь открыты богословские факультеты при государственных университетах (в Риге и Тарту), в средних школах учащиеся имеют возможность знакомиться с религией, Церковь имеет свои газеты, журналы и издательства, а также возможность создавать передачи на радио и телевидении, в армиях, тюрьмах, больницах действуют капелланы, эстонский парламент открывает свою работу молитвой¹¹ и т.д.

Раньше в лютеранских церковных кругах Эстонии и Латвии имелась склонность к реставрированию прежней роли государственной Церкви, но опыт Швеции и Германии показал, что вместе с преимуществами (в основном - экономического характера) государственная Церковь теряет значительную часть свободы. Однако очень важно, как пишет Вольфганг Триллхаз, чтобы Церковь имела "мужество критиковать. Все, происходящее в государственной сфере, затрагивает членов христианской Церкви"¹².

Но Церкви восточной Европы имеют не только потери прошедших лет, но и очень важный экзистенциальный опыт, который еще следует тщательно изучить. По моему мнению, здесь можно найти многое для формулирования и понимания роли Церкви в современном мире. Европейским Церквям психологически трудно осознать, что фактически, реально во многих местах они стали Церквями, охватывающими меньшинство населения. Многие современные богословы размышляют о том, как реанимировать прошлое влияние и роль Церкви в обществе. Именно здесь многое можно осмыслить из опыта восточноевропейских Церквей: что значит жить и выжить гонимому меньшинству. Возможно, для Церкви это является важным опытом для обновления и нового эффективного начала - пройти через уничтожение ее как общественно-религиозного бюрократического института и снова найти фундамент в личной вере, которая является единственным путем к преобразованию человека. Возможно, в каком-то фигуральном смысле восточноевропейские Церкви прошли через опыт, который предстоит преодолеть (возможно, в других формах) другими Церквями. Трудный опыт прошлого помогает восточноевропейским Церквям по-другому относиться к надеждам на "мессианскую роль" свободного рынка и секулярного демократического общества. Трудности прошлого помогли увидеть сущность Церкви не в ее видимых структурах, а в мистической глубине.

Как нам видится будущее? Ясно, что мы живем в мире девальвированных слов и Церковь не сможет многого сделать только словами. Бесспорно, что легче сказать ''Господи, Господи", нежели исполнить "волю Отца". Но никогда культовое почитание и поклонение не может заменить живого общения с Господом, через следование Ему. Из Церкви только говорящей она должна стать Церковью делающей. Церкви не следует в наше время стремиться ни к открытой религиозно-политической теократии или к другой форме захвата власти. Ее назначение - деятельная диакония в любой форме. Говоря словами Ганса Кюнга: "Община веры, которая упускает из виду то, что она призвана к самоотверженному деятельному служению обществу, людям, группам и даже своим противникам, теряет свое достоинство, все свои притязания и право на существование, так как она отказывается от следования Иисусу. Однако та община веры, которая постоянно осознает, что не она, но Царство Божие должно прийти в 'силе и славе', такая община в своей незначительности обретает подлинное величие, ибо она знает, что она велика без применения власти и насилия, что она лишь в очень обусловленной и ограниченной мере может рассчитывать на одобрение и поддержку влиятельных людей, что ее существование постоянно игнорируется обществом, пренебрегается и лишь терпится или даже считается нежелательным, достойным сожаления или вообще упразднения, что ее деятельность постоянно осмеивается, считается подозрительной, не одобряется и подавляется, однако превыше любой другой силы над ней властвует непостижимая сила Бога и что она сама может быть целительной для народов и сердец людей. Если бы Церковь правила только мирской силой, она утратила бы всякое значение для мира. Однако когда ее сила заключается в кресте Воскрешенного, тогда слабость Церкви становится ее силой и она может шествовать своим путем без страха утратить свое лицо. Ей обетовано, что если она отдаст жизнь, то она обретет ее"¹³.

Говоря другими словами, Церкви нужно решиться сделать шаг от "политики христиан" к "христианской политике", важно перенести центр тяжести от человека к Богу, от антропоцентризма к теоцентризму. Только это делает Церковь по-настоящему действенной, это ее будущее в Балтии и других восточноевропейских странах. Это базис для сохранения мира между людьми разных интересов, народов и государств. И это, конечно, задача на одной конфессии, а всех христианских конфессий, готовых принять ответственность за людей, с которыми мы вместе призваны жить в этом мире.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|