|< в начало << назад к содержанию вперед >> в конец >|

ГЛАВА X
ВЛАДЫКА АНДРЕЙ

Его сокровенные мысли о положении русского католичества и защита русских католиков от возведенных на них обвинений: - злоупотребление принципом Владимира Соловьева; - наименование "Православно-кафолический"; - почитание русских святых; - неповиновение митрополиту КЛЮЧИНСКОМУ; - редактирование " Слова Истины " В. В. Балашовым, тайным католиком, а официально - православным. Тяжелое положение русских католиков, как восточного, так и латинского обряда в Петербурге.

В архиве митрополита Андрея сохранился собственноручно написанный им, датированный 22-12-1913, черновик его письма Государственному Секретарю Кардиналу Мерри дель Валь в ответ на запрос последнего о русских католиках в Петербурге. Нетрудно догадаться, кто своими обвинениями вызвал этот запрос. Спустя двадцать с лишним лет, в 1936 г., владыка Андрей дал прочитать это письмо кн. П. М. Волконскому и позволил переписать; с копии его и сделан наш перевод. Вряд ли возможно лучше, чем словами этого письма, показать интерес митрополита Андрея к тяжелой и печальной судьбе его малого петербургского стада, духовным отцом которого, несмотря на все внешние перемены, он не мог себя не считать. Каждая строка говорит здесь о любви к русскому католичеству и глубоком понимании тогдашней русской среды и условий работы в России. Немало ценных мыслей и суждений, полезных и для будущего, заключено в страницах письма владыки Андрея.

22.12.1913-Ваше Высокопреосвященство!

Я очень признателен Вашему Высокопреосвященству за знак расположения, которое Вам было угодно выразить мне сообщением об упреках, сделанных петербургской группе русских католиков, и о вызванном в отношении меня подозрении. Прежде всего прошу Ваше Высокопреосвященство выразить Августейшей Особе Вселенского Архиерея мою смиренную благодарность за великую доброту, с которой Святейший Отец своим одобрением дал возможность уведомить об этом меня.

Подозрение в наличии тайных сношений между этой группой и .мною основано на совершенно ложных сведениях. После письма Вашего Высокопреосвященства от 14 июля 1909 г- (№ 18661), я тщательнейшим образом не только прекратил всякие официальные или официозные отношения, но старался избегать и малейшего намека на вмешательство в этот вопрос, зная, что он принадлежит всецело и исключительно юрисдикции Высокопреосвященнейшего Архиепископа Могилевского. Я ограничился тем, что старался быть в курсе происходившего, и, в большинстве случаев, даже не отвечал на письма, которые мне посылались. В этих письмах никто не высказывал мне, что считает меня своим церковным начальством; они ограничивались тем, что осведомляли меня.

Каждый раз, когда в них выражалось желание получить от меня совет - а это бывало очень редко - я старался отклонить их просьбу. При всяком удобном случае я подчеркивал тот факт, что не имею никакого права вмешиваться в петербургские дела.

Если делались намеки на секретные указания и разрешения, то, говоря искренне, дело шло только о распоряжениях или заявлениях, исходивших неоднократно от Государственного Секретариата. Действительно, имеются ссылки на письма монсиньора Бенини, адресованные доминиканцу о. Шумпу, потом на подписанный Бенини декрет Государственного Секретариата о. Зерчанинову, потом на письма, которые писались отцам ассумпционистам, затем монсиньору Денисевичу и, наконец, на письма митрополиту Ключинскому, на которые ссылается и Ваше Высокопреосвященство. В этих письмах имелось будто бы указание, что предполагается считать их совершенно секретными. По этой причине, когда говорилось о полученных указаниях, не решались сказать, кто их дает. Отсюда могли зародиться подозрения, что указания исходят от меня. Я же таковых не давал никогда, придерживаясь до-бросовестнейшим образом линии поведения, намеченной мне письмом Вашего Высокопреосвященства от 19 июля 1909 г.

Не могу отрицать, что условия, в которых находится эта группа, дают повод всевозможным, даже самым неосновательным подозрениям. Подчиненные последовательно о. Зерчанинову, затем ассумпционистам, потом, кажется, управляющему епархией, не имевшей епископа и, в конце концов, митрополиту Ключинскому, который со своей стороны заявил, что не хочет и не может заниматься их делами, русские католики в Петербурге, прежде всего, сбиты с толку. Не будучи хорошо осведомлены о бумагах, менявших их положение, так как о них им сообщали только вкратце и устно, они считают еще имеющими силу все решения, и указания, предшествовавшие письму Вашего Высокопреосвященства : от 13 февраля 1911 г. (№ 19016), которые, в отношении обряда, вероятно, остаются все еще в силе.

Перехожу к высказанным упрекам:

I - Русской католической группе в Петербурге приписывают принцип Соловьева, что православному, чтобы стать католиком, достаточно присоединиться к католической Церкви "mere interne", оставаясь в то же время членом синодальной Церкви. Журнал "Слово Истины" будто бы является доказательством этого.

Прежде чем ответить, я перечитал, страницу за страницей, все и номеров журнала, вышедшие до сих пор, и должен признать, что нигде, кроме одной фразы, которую можно понять в этом смысле, не нашел никакого следа этого тезиса. Нигде не оспаривается обязанность отречься от схизмы и ереси и не порицается церковный закон, предписывающий это. В одной статье, во втором номере, порицаются конвертиты, переходящие в латинский обряд. В ней содержится призыв не покидать "родную Церковь", но весь смысл статьи показывает, что тут речь только о том, чтобы не уходить из обряда восточной Церкви. В статье говорится об единой Вселенской Церкви, о западных русских и о тех, кто, будучи католиком, не порывает совсем узы, связывающие с родной Церковью и восточным обрядом.

В том же номере (в статье: "Почему мы православные") излагается тезис, что католическая вера - вера Римской Церкви - единственное полное православие и что непризнающие этого уподобляются протестантам, отвергающим часть учения о благодати (Священное предание).

Обвиняющие группу высказывают предположение, что позиция, занятая Соловьевым, стала принципом и его сторонников. В этом они ошибаются. Все члены группы принесли исповедание католической веры. К тому же, самый принцип, который ставится в упрек группе, был у Соловьева только его личным убеждением, а отнюдь не теоретическим принципом; все номера журнала доказывают правильность взятого направления и большое наличие доброй воли, В нем находится ряд статей о римских первосвященниках, почитаемых в восточной Церкви святыми; при помощи богослужебных книг и восточного предания доказывается примат ал. Петра и его преемников; совершенно определенно и неоднократно (начиная с программы журнала) заявляется о подчинении и желании быть без каких-либо ограничений послушными Вселенскому Архиерею. При всяком удобном случае говорится, что их вера определяется всеми догматами католической Церкви.

II - Группе ставят в упрек, что она присваивает себе наименование "православно-кафолической", принятое официально в русской схизматической Церкви.

Прежде всего должен заметить, что хотя в официальных документах и катехизисах русская синодальная Церковь, действительно, претендует иногда так называться, тем не менее, ни в научных трудах, ни в социальной и духовной жизни, она не решает себя так называть и никогда не называет своих верных, даже в официальных документах, "православно-кафоликами".

У меня под рукой каталог духовных книг (Тузова) на 1913 г.; в числе обозначенных в нем более 9000 русских духовных книг, я нашел только одного автора, пользующегося термином "православно-кафолическая церковь"; он добавляет к нему еще третье наименование - "восточная". Этот автор - живущий в Берлине протоиерей Мальцев -пользуется этим неупотребительным словом для пропагандных целей; благодаря своим произведениям, написанным на немецком языке и сношениям с Западом, он лучше других понимает, какое значение имеет слово "кафолический".

Точно также я не нахожу ни одного русского историка, который называл бы синодальную схизматическую церковь "православно-кафолической".

В общепринятом обиходе русского языка это слово не употребляется; им никогда не называют христиан. Всякому, кто услышит теперь это слово, сразу же становится ясным, что оно обозначает нечто новое, чего еще не было, нечто глубоко отличающееся от православия официальной церкви.

Название . "православно-кафолический", введенное простыми и бедными людьми, было принято группой по причинам, которые кажутся мне достаточно вескими:

а) Слово "православный" - прежде всего - БОГОСЛУЖЕБНЫЙ ТЕРМИН для обозначения "верных". Греческое богослужение предписывает служащему священнику называть христиан "православными" всякий раз, когда он их поминает, и это повторяется неоднократно во время литургии и на других церковных службах. Священник произносит вслух возгласы, обращенные к верным, и весь народ шит, что его так называют. Даже у нас в Галицкой церкви, находящейся в единении с Римским Престолом, богослужебная практика осталась та же, и Конгрегация de Propaganda Fide (Пропаганды веры) не разрешила ее изменять.

Кардинал Симеони, Префект Пропаганды, в своем письме от 19 мая 1887 г., написал митрополиту Сембратовичу о богослужебном употреблении этого слова: "Em. Patres in generali conventu d. 16 currentis men-sis decretaverunt prius vocabulum (православный = orthodoxus) prorsus esse retinendum cum passim in Ruthena liturgia occurat, ad tempora satis remota ascendat". ("На общем собрании, состоявшемся 16-го с. м. Высокопреосвященные Кардиналы решили, что первое выражение / православный / должно быть сохранено, так как оно не раз встречается в русинской литургии и оно довольно древнего происхождения"). (Это решение было подтверждено Св. Отцом; см. Synodus provincialis Ruthenorum a. 1891: Romae appendix стр. 324).

Это верно.

б) Это слово древнее схизмы и находится также в латинском богослужении (в литургии: Те igitur... offerimus pro Ecclesia tua sancta... una cum famulo tuo Papa nostro... et omnibus Orthodoxis atquae catholicae et apostolicae fidei cultoribus). (" Итак, Тебе ... приносим в жертву за Церковь Твою святую ... совместно с рабом Твоим, Папой нашим ... и всеми ПРАВОСЛАВНЫМИ и последователями католической и апостольской веры). Поэтому не может быть сомнения в том, что это слово имеет за собою католическую традицию, отрицать которую нельзя.

Раз Церковь одобрила употребление этого слова в богослужении, и верные привыкли, что их так называют в самой Церкви, так как служащий священник замещает Христа и Его Церковь, то легче, а также и правильнее, из пастырских соображений, сохранить это слово и в апостольской работе, добавив к нему слово "кафолический", чем избегать его или же заменять другим.

Наша пастырская практика (у галицийских униатов) ограничила употребление слова "православный" - богослужением; однако, следует признать, что эта практика имеет много неудобств, что и было причиной просьбы, обращенной в Рим, заменить слово "православный" (orthodoxas) - "правоверным" (orthopistos); между тем, как это видно из вышеупомянутого письма кардинала Симеони, эта просьба уважена не была.

Неудобства же нашей практики нижеследующие:

а) Схизматики пользуются нашим богослужением, чтобы убеждать простой народ, что мы такие, какими нас называют в литургии, т. е. просто православные, и что мы не отличаемся ничем от православных не-униатов.

б) Уния должна была принять для наименования своих верных менее точные и не гибридные термины. В Польше был раньше принят термин - "униаты", а в Австрии - "греко-католики", введенный, кажется, правительством.

Первый - словно говорит о неполном католике, о пути к католичеству, тогда как второй - почти неправилен, особенно если им пользуются, чтобы выразить отличие от термина " римо-католики ", так как католичество, вселенскоспгь, не может быть греческой.

в) Нам довольно трудно объяснять нашему народу, почему мы православные (в богослужении) и в то же время почему мы не православные; такое объяснение даже предписано в упомянутом письме.

г) Несмотря на это, ревнителям, думающим о себе, что они большие монархисты, чем сам монарх, все такие объяснения кажутся покровительством, которое мы будто бы оказываем схизматикам.

Вернуть этому слову, такому знакомому и популярному, его подлинный смысл, значит в некоторой степени вырвать из рук противника то знамя, которое он нес слишком долго. Показать русским, что истинное православие кафолично, значит убедить их, что синодальное православие, с примесью ереси и схизмы, не более как псевдоправославие, что католичество представляет собою логический и исторический результат первоначальной и апостольской веры, которую русские приняли в свое время под именем православия, или, лучше сказать, что оно представляет собою ту же самую веру. Для католичества нельзя сделать ничего лучшего.

Восстановить это первоначальное, истинное и католическое значение слова в глазах общественного мнения в России, может показаться трудным и рискованным, но в действительности это не так.

Чтобы доказать это, я должен еще изложить и рассмотреть в отдельности разные значения, которые в самой России придают слову "православный" в связи с разными понятиями о том, что такое православная вера.

Один русский автор, которого цитирует Пальмиери (Theologia dogmatica orthodoxa d. J. Florentiae 1911, p. ю), говорит, что в России не одно, а несколько православий; Пальмиери показывает, в чем русское православие отличается от греческого православия.

Помимо богослужебного значения, о котором я говорил, одинакового и в Церквах, находящихся в единении с Римом, и в Церквах от него отделенных, надо различать КАНОНИЧЕСКОЕ или ДОГМАТИЧЕСКОЕ значение этого слова, т. е. то значение, какое ему дают восточное догматическое богословие и церковное право. Восточные Церкви определяют православие как "первоначальную веру семи Вселенских Соборов", а церковное право не разрешает называть догматом то, что не было утверждено таковым на одном из Вселенских Соборов. На основании этого определения, нельзя считать "православными" те отрицательные тезисы, которые противоречат определениям Флорентийского, Тридентского и Ватиканского Вселенских Соборов. Восточные не могут их обратить в догматы, обязательные для православных. Самый принцип, которого они придерживаются, заставляет смотреть на их отрицательные тезисы, как на нововведение, как на запрещенные добавления. В этом одна из слабых сторон отделенных церквей и тем самым хороший аргумент в руках католических апологетов.

Догматическое значение "православия" не слишком удалено от ПОПУЛЯРНОГО ПОНЯТИЯ людей из простого народа, искренне верующих, с чистой совестью и в простоте сердца, людей действительно православных. Если таких спросить об их религии, то они скажут, что быть " православным " значит быть крещеным по-христиански, поклоняться Пресвятой Троице и Господу Иисусу Христу, молиться "Пренепорочной" Пресвятой Богородице и святым, не работать в праздничные дни и поститься, как это положено по традиции, почитать священнодействие епископов и священников, принимать Таинства и бывать в церкви на богослужении.

Совсем иное понятие БОГОСЛОВСКИХ ШКОЛ (наполовину протестантских) и петербургского Синода; оно не имеет ничего общего с верой Вселенской Церкви и с православием народной массы и не содержит в себе никакого положительного элемента: все это не более как произвольные отрицания, проистекшие из предвзятой политики и ею пропитанные; очень легко доказать, что эти отрицания не могут быть законно названы, с восточной точки зрения, "православием", так как они не имеют за собой решительно никакой духовной санкции и не опираются ни на какую церковную власть, которая для православных считалась бы обязательной и непогрешимой. Никакой Вселенский Собор не осуждал и даже не рассматривал католические учения и догматы, которые русскими богословами и Синодом предаются анафеме.

Называть это ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ богословие "православием", как это делает синод, является претензией, переходящей все границы и проистекающей из невежества или недобросовестности. Догматические принципы и ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ понятие добросовестных православных показывают, что это синодальное православие - всего лишь

псевдоправославие. Нельзя одобрить злоупотребление этим название так как одобрить его значило бы предоставить схизматикам монопол называться "православными".

В католическом значении слова можно говорить восточным, что он должны оставаться православными; в литургическом же и догмат ческом значении это нужно непременно им говорить, так как, несомне но, что при воссоединении их с католической верой, нет надобно да и нельзя им отрекаться от веры первых соборов. Вера X века, которую обратилась Россия, вполне католическая. Она обладает в пол ноте апостольским преданием, которое достаточно только развить углубить, чтобы привести русских ко всем католическим догматам и полному подчинению Верховному Первосвященнику.

Однако, вот в чем опасность. Говоря русским: "оставайтесь православными", мы можем быть поняты в еретическом смысле, словно мы говорим: "оставайтесь схизматиками". Вот почему петербургская группа не говорит упрощенно: "оставайтесь православными", но: сохраняйте православие, восполнив его католичеством, станьте "православными католиками"; (дословно): "римская вера - полнота православия". Впрочем, и этот тезис может вести к разномыслию. Если те, для кого православие - лишь схизма и ересь, допустят логическую подмену и будут читать "схизма и ересь" везде, где автор говорит о православии (в католическом значении слова), тогда ясно, что такие читатели увидят всюду абсурдные или опасные тезисы.

Поэтому, если бы журнал был предназначен полякам, для которых "православие", "схизма" и "ересь" являются синонимами, то он был бы вредным. Будучи же предназначен русским, он должен: предотвращать еще худшее разномыслие. Итак, если бы журнал говорил: "отречься от православия", то была бы опасность быть понятым русскими в том смысле, что "отречься от первоначальной и апостольской веры семи первых соборов". Ясно, что при этом журнал не имел бы больших шансов на успех. Может быть именно в этом причина, почему русским, отделенным от католической Церкви, трудно обратиться и принять католическую веру. Они думают, что для того, чтобы стать католиком, нужно отречься от всех русских традиций и сделаться латинянином и поляком.

В этом также причина, почему приказ сохранять неприкосновенным весь восточный обряд, сообщенный Вашим Высокопреосвященством в письме монсиньору Денисевичу, был хорошо задуманным начинанием и, будучи проведен в жизнь с надлежащей тонкостью, которой можно было бы пожелать, он наверно уже принес и принесет еще отличные результаты.

До недавнего времени, только люди высокой духовной культуры могли понимать тонкости, требуемые при обращении в католичество, принимая его как отречение от упрощенного ("simpliciter") православия. После того как, согласно приказу Вашего Высокопреосвященства, обращающимся позволено сохранять неприкосновенным весь их обряд, после того как католический священник за божественной литургией продолжает их называть "православными", трудность, суживавшая возможность обращения просвещенных людей, отпала; обращение в католичество сводится к объяснению слова "православие" в католическом смысле и к отречению от ошибок, портящих православие и являющихся незаконными нововведениями; такое объяснение делается легким, так как чисто католическое значение слова "православие" очень близко к тому положительному значению, в каком его понимали благочестивые и добросовестные православные; оно гораздо ближе к нему, чем то отрицательное и антикатолическое значение, какое в него вкладывают восточные церкви и петербургский синод, вопреки традиции и догматическим принципам.

Из всего сказанного следует, что полезно и уместно сохранить термин, освященный богослужебным употреблением и добрыми традициями Востока и называть русских католиков греко-славянского обряда "православными католиками".

Нужно добавить, что эти слова, выражая вкратце идею того, что католичество, в своих католических догматах и в признании Апостольского Престола, есть восполнение, полнота, преобразование православия, отвечает также, как нельзя лучше, психологии русского православия. Если в русской Церкви действительно существует общая потребность, общая ей идея, так это, без сомнения, идея преобразования всего, что можно и желательно понимать как русское православие; все в нем - народная религия, клир, богословие, учреждения, церковь, иерархия, церковное право - все это, по мнению огромного большинства русских', нуждается в преобразовании. Эта идея владеет всем русским обществом.

Искание пути преобразования русского православия стало одной из величайших проблем современной России. Этого преобразования ищут в восстановлении патриаршества, в унии со старокатоликами и англиканами, в протестантском либерализме; сотни сект ищут новой жизни; ищут, но желают преобразования.

Католическая группа противопоставлчет такому желанию свою хорошо формулированную, ясную и простую программу, выраженную одним словом "кафолическое православие": сохранить все, что в нем имеется от древности и подлинного предания, устранить еретические нововведения, восполнить православие - вселенскостью кафоличества, и единением с Римским Престолом, всеми догматами католической Церкви и подчинением Вселенскому Архиерею.

III - Группе ставится также в упрек, что журнал печатает в церко календаре и СВЯТЫХ СХИЗМАТИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ, включая и тех, которые боролись за схизму претив Рима.

Это - факт. В каждом номере "Слова Истины" имеется календарь заключающий в себе смесь из "святых" отделенной церкви (и святых из которых трое празднуются дважды в году), святых католической Церкви, праздников латинской Церкви (праздник Тела Господня, Святейшего Сердца), памятных дней Императорского Дома и католической! Церкви (избрание Св. Отца Пия X, Его Коронация, праздник 19 марта.

Повидимому, таким смешением и добавлением гражданских праздников, редактор хотел придать календарю нецерковный характер; в то же время текст журнала доказывает, что почитание русских святых входит в программу .(см. № 1: "мы почитаем наши исторические святыни, наших святых"; № 2, стр. 9, слова: "любить наших святых").

Этот упрек был сделан группе устно. Вот ответ, который они дают на него:

"В письме Его Высокопреосвященства Государственного Секретаря монсиньору Денисевичу нам определенно указывалось сохранять весь обряд Синодальной Церкви; правда, текст его был нам только прочитан, но в нем говорилось дословно: "nес plus, nес minus, nес aliter", Выпустить службу русским святым и не упоминать их на богослужении было бы после этого равносильным непослушанию. В связи с празднованием этих святых у нас были сомнения, и мы писали в Рим, спрашивая, как нам надлежит поступить, но ответа оттуда не получено никакого".

Мне кажется, что в данном случае было бы полезно сообщить им желание или совет Вашего Высокопреосвященства - не печатать больше этого календаря.

Что касается категорического запрещения русским конвертитам почитать русских святых, то, мне кажется, что для этого время еще не пришло, и теперь было бы некстати решать этот вопрос. Вот на чем основано мое мнение:

а) Запрещение почитать русских святых наделало бы много шума, и для православных, настроенных антикатолически, явилось бы аргументом, которым они воспользовались бы для доказательства того, что католическая Церковь противится русскому патриотизму.

б) Было бы трудно выполнить это без длительного изучения вопроса, чего до сих пор не было сделано.

в) Среди русских святых есть много таких, которые почитаются в церквах, находящихся в единении с Римом, как например Император Константин (признаюсь, что несмотря на службу этому святому, которая во всяком случае допускается Римом, лично я никогда его не призывал, особенно после того, как прочитал историю Евсевия), Владимир, Князь Киевский (а хроника Нестора!), Борис и Глеб и другие, почитание которых Церковь допускает и которых сохранила практика русской Церкви.

г) Единственное исследование греко-славянского календаря было сделано иезуитом о. Мартыновым (Annus ecclesiasticus Graeco-Slavicus, Bruxelles 1868). Он приводит всех святых, упомянутых в календаре этого журнала, и еще сотни других. Для всех, исключая Григория Паламы, у него только слова похвалы. Серафима Саровского (2 января) Мартынов еще не знал, но это совсем простодушный отшельник, который, повидимому, был очень благочестивым.

Вот список святых, упомянутых в журнале (со ссылкой на страницы в книге Мартынова):

9 января - Филипп, митрополит Московский (перенесение мощей -3 июля) (Март., стр. 55 и 67).

28 января - Федор Тотимскийй (Март., стр. 56).

12 февраля - Алексей, митрополит Киевский (Март., стр. 70).

22 мая - обретение его мощей (Март., стр, 133, см. 2О мая).

26 июня - Стефан Пермский (Март., стр. 115).

13 августа - Тихон Задонский (Март., стр. 156).

30 августа - Александр Невский (Март., см. 23 ноября, стр. 286 (о нем ничего, кроме похвального).

25 сентября - Сергия Радонежского - (die vero), 5 июня - обретение мощей (Март., стр. 232).

29 октября - Авраамия Ростовского (Март., стр. 265).

Мартынов отзывается похвально обо всех этих святых.

Что может и должно удивить, так это упоминание журналом (в № ю от ю марта) Григория Паламы. Acacius (De consensu II, cap. ХII называет этого человека: "hominem exsecrabilem, non tantum sacerdotio spoliatum et perpetuae deposition! subjectum, sed et ferro gnum... improbitatis auctorem perditissimum".

("Мерзостный человек, не только лишенный священства и подвергнутый бессрочному лишению сана, но заслуживший быть наказанным огнем и мечем; ... виновник пагубнейшего бесчестия"). Отзыв редактора нельзя никак оправдать; правда, сам он не кажется человеком осведомленным; однако, подобную ошибку все-таки можно объяснить тем, что Рим долгое время допускал упоминание Паламы, и единственным доводом в пользу редактора является церковная прак-ктика в этом вопросе.

После Брестской Унии 1596 г., у русинов, все богослужебные книги остались без изменений. Не было никакого декрета, которым Св. Престол запрещал бы русинам почитание святых, как это было до Унии. Предоставили науке, епископам, практике - заботу исключить из календаря и из церковных книг, что они найдут нужным. Надо сказать, что тогда проявили много терпения, так что только в 1720 г., т. е. через 125 лет после окончательного проведения Унии в жизнь, собор в Замостье объявил: "Georgium (sic!) Palamam non solum uti sanctum coli aut festo die celebrari, verum etiam eum in nostra Ecclesia nomi-nari deinceps prohibet sancta Synodus (Titulus XVII)". ("Св. Собор запрещает не только почитать Георгия (sic) Паламу как святого и праздновать его день, но и просто упоминать его в нашей Церкви").

Поэтому-то мне кажется более целесообразным не запрещать русским почитать их святых, предоставив "disputationibus eorum" ("их прениям") решение о том, не окажется ли нужным выпустить того или другого святого, и ждать просьбы об этом с их стороны. Можно было бы .дать им совет не "offendere aures" (не "коробить слух") тех, кого это смущает, чтобы не возбуждать излишних споров и критики.

IV - Группе ставится в упрек, что она НЕ ПОВИНУЕТСЯ МЕСТНОЙ ЦЕРКОВНОЙ ВЛАСТИ в лице митрополита Ключинского, который является в то оке время особоуполномоченным Его Святейшества, и приступила к изданию журнала без разрешения церковных властей.

На этот упрек группа отвечает: они просили о разрешении и в епархиальной консистории получили ответ (называют и священника, который его дал), что разрешение требуется только для книг и брошюр, но не для журналов, и что если в журнале окажется что-нибудь, чего митрополит не одобрит, то об этом уведомят редактора и т. д.

Фактически, выходит много периодических журналов без формального и предварительного разрешения для каждого номера, и епархиальные епископы этого не требуют.

Так как в данном случае дело касается духовной цензуры в Петербурге, то, кажется, трудно обойти молчанием тот факт, что цензоры, которых выбирает митрополит Ключинский, заботятся, повидимому, больше о гражданских законах, нежели о церковных. Никогда цензура не разрешит печатания брошюры, которая рискует не понравиться правительству, даже если написанное находится в совершенном согласии с верою и моралью и не дает правительственным цензорам никаких оснований выступать в защиту последней. Часто духовные цензоры бывают более правительственными, чем само правительство. Для примера можно указать, что они запрещают печатать на русском языке одобренную церковью литанию Святейшему Сердцу или переводы духовных книг, известных и одобренных во всех странах Европы.

Неудивительно, что лучшие католические священники латинского обряда спрашивают себя, может ли их обязывать духовная цензура, которая вредит делу католической веры. Русские добавляют к этому и другое сомнение: они спрашивают себя, обязывает ли восточных католиков церковный закон, требующий епископской цензуры и имеющий чисто дисциплинарный характер. В этом они, конечно, неправы. Однако, имея одобрение и поощрение со стороны других католических епископов Российской Империи и молчаливое одобрение митрополита Ключинского, они считают, что имеют тем самым и требуемое в таких случаях формальное разрешение. Пожалуй, в отношении предписаний закона, который требует, чтобы печатание было дозволено цензурой того места, где находится типография, можно еще сомневаться, обязывает ли она и восточных католиков, так как эта подробность, может быть, не является абсолютным принципом, который был бы и для них обязательным. Однако, если они, несмотря; ла эти теоретические сомнения, все же просят одобрения у митрополита Ключинского, то можно ли им сделать упрек, что они не считаются с епископской властью? И если епископ, уведомивши их, что он, в случае надобности, потребует исправления того, чего не одобрит, потом не требует этого, то можно ли упрекнуть группу в том, что она не оказывает ему должного повиновения?

V - Группе ставят в упрек, что она выбрала редактором некоего г. Балашева, тайного католика, который значится в метрической книге официальной церкви.

Это верно, но дело в том, что воссоединение его с католичеством не было совершено священниками этой группы. Его духовник, согласно установившейся практике, которая, повидимому, довольно распространена в Петербурге и во всей России и молча одобряется митрополитом Ключинским позволил ему не вычеркивать своего имени в официальной метрической книге. Причиной такой практики являются часто затруднения, которым мог бы подвергнуться обращающийся, а также, нередко, и безопасность самого священника, так как сохранилось еще многое от прежнего положения вещей; воссоединение со Вселенской Церковью часто все еще навлекает на священника опалу правительства. Если же при этом самое обращение можно квалифицировать, как акт пропаганды, то за это может последовать, а часто и следует, строгое наказание.

Нужно добавить, что до указа о веротерпимости, ни один священник, принимая новообращенного схизматика, никогда не обязывал его к официальному переходу в католичество, (переход был запрещен правительством), и не испрашивал у епископа разрешения принять схизматика "in sinum ecclesiae" (в лоно Церкви), так как епархиальные консистории, послушные прежде всего законам и распоряжениям правительства, никогда не давали таких разрешений. Священники, поступавшие так, формировали свою совесть на принципах морали: "lex dubia" ... "lex nociva" ( "сомнительный закон"... "вредный закон").

In foro externo все эти обращения оставались тайными.

После указа о веротерпимости, в некоторых случаях, несомненно, не было ни целесообразным ни необходимым прибегать к прежним мерам предосторожности; однако, встречается еще и теперь много случаев, когда священники полагают, что имеют полное основание считать себя обязанными соблюдать все меры предосторожности времен, предшествовавших веротерпимости, так как практически Императорский указ о веротерпимости сведен на совсем незначительное. Так например, по закону, несовершеннолетние не имеют права менять религию; может ли ревностный католический священник принять в католическую веру еще несовершеннолетнего, желающего этого? Если он спросит об этом в епархиальной консистории, то там ему этого не позволят. Я знаю случай, когда выданное епископом разрешение было взято обратно и прием в католичество был запрещен вследствие несовершеннолетия, на которое сначала не обратили внимания.

Люди, зависящие от правительства, находятся в таком же положении. Официальный переход в католичество мог навлечь на кон-вертита или на его семью большие неприятности. Возьмем для примера жену священника или чиновника, государственного чиновника, офицера и т. д.

Для официального перехода в католическую Церковь закон предписывает сообщить губернатору не о состоявшейся уже перемене религии, а о намерении ее переменить. Губернатор уведомляет об этом духовную власть, которая со своей стороны предпринимает попытки помешать переходу: изучаются побуждения, причины, пробуют отговорить, защитить, напугать. Только после того, как все эти средства будут испытаны и окажутся безуспешными, правительство разрешит епископу принять кандидата.

Когда священника просят о приеме в Церковь, может ли он рассматривать переход в католичество с точки зрения гражданского закона? Может ли он допустить опасность опроса конвертита схизматической властью, что представляет собою, несомненно, немалое искушение? Может ли он предоставить бюрократии, враждебной католической Церкви, заботу судить об искренности кандидата, желающего перейти в католичество?

Епископ же, не имея права принять прошение о переходе в католичество без разрешения губернатора, разве не должен разрешать или, по крайней мере, допускать практику - принимать конвертитов, часто и без официальной и бюрократической формы? Неужели священник не имеет права принять молчание епископа за молчаливое разрешение? Существует католический принцип, по которому все христиане подчиняются Церкви, все обязаны повиноваться, православные не меньше, нежели католики. Не является ли противоречием, приняв этот принцип, делать тем, кто ему подчиняется и становится католиком, все затруднения, какие только можно им причинить; ведь, действительно, трудно допустить что-нибудь худшее, чем оставить за преследующей властью и за схизматиками право решать вопрос о том, когда, как и кто может быть допущен "in sinum ecclesiae".

Такой способ действия был бы также и заменой законов католической Церкви - гражданским законом, церковного права - гражда ским правом.

Епископы могли бы уладить все это; для этого им достаточно иметь две канцелярии, одну для официальных дел, другую, главным образом, для церковных и пастырских. В тех случаях, когда это возможно, реходы в католичество рассматривались бы в официальных канцеляриях; через посредство официальных канцелярий, епископы могли бы давать священникам общие и специальные полномочия; это не могло бы подвергать их опасности, так как вся ответственность падала бы на священника и на конвертита. Тогда никто не думал бы об уклонении от церковного закона и от власти епископа. Между тем, поскольку епископская канцелярия представляет собою филиальное отделение департамента иностранных исповеданий и думает только о законах Империи, поскольку епископ, подобно митрополиту Ключинскому, сознает себя, не скрывая этого, более послушным указам департамента иностранных исповеданий, чем законам Церкви и декретам Апостольского Престола, поскольку он терпит такое .раболепное подчинение не против своей воли, а совершенно убежденно и добровольно, мне кажется вполне естественным, что священники не очень уважают его начальнический авторитет.

Если латинские священники высказывают положения, подобные тем, которые я старался воспроизвести, то разве может удивлять, что русские конвертиты им подражают? Нельзя доказать, что петербургская группа ослушалась, так как митрополит Ключинский не может указать ни одного распоряжения, которое не было исполнено, кроме разве приказа, находящегося в полном противоречии с указаниями Вашего Высокопреосвященства, изменить и латинизировать восточный обряд, сопровождавшегося заявлением: "В Риме думают и пишут законы по-римски, а мы должны действовать по-другому" (sic).

Если высказывают предположение, что выбор группы пал на Балашова, чтобы уклониться от церковной власти, то это - произвольное подозрение или утверждение, которое еще нужно доказать. Группа формально и неоднократно заявляла, что намерена повиноваться и ждет распоряжений, сожалея только о том, что местная церковная власть не дает таковых.

Митрополит Ключинский заявлял много раз, что он всего только "промежуточная инстанция между правительством и католической группой" и что он "не является митрополитом для русских католиков". - "Какой же я вам епископ! Епископ на бумаге! Чисто формально"! (Привожу эти слова ad verbum дословно).

Митрополит Ключинский не интересуется русскими католиками; он просто боится вмешиваться в их дела; в отношении конвертитов у него только одна забота, как бы не иметь беспокойств. Он торопился передавать распоряжения правительства и, повидимому, остался очень доволен приказом о закрытии домовой церковки. Он так торопился выполнить его, что помешал этим выступлению членов Государственной Думы в защиту католической группы.

Говоря с русскими католиками, он никогда не решается сказать ясно, что думает. Никогда не знают, чего же он хочет; он никогда не дает совета. Когда он говорит что-нибудь, не знают точно, шутит ли он или же это серьезно. Часто он забывает, что сказал раньше, и немного позже говорит противоположное. Его лозунг - страх. Когда он говорит об Императоре, често употребляет при этом его официальные титулы, и когда слышит что-нибудь могущее не понравиться правительству, он бледнеет от волнения.

Нельзя отрицать того, что русские католики, одним фактом своего существования, являются для митрополита Ключинского большим затруднением, но нельзя и слишком удивляться, если священники этой группы не знают, чего им нужно держаться, когда митрополит Клю-чиский говорит, что "в Риме думают по-римски, а мы думаем по-нашему". - "Мы живем не в Риме"... "Я должен быть лояльным в отношении правительства". - " Риме думают и пишут законы по-римски, а мы должны действовать по-другому".

Положение католиков восточного обряда одно из самых тяжелых.

Окруженные противниками, гонимые правительством, имея среди латинских священников всего лишь несколько друзей, понимающих их и помогающих им, подозреваемые в схизме теми, которые считают схизматическим все подлинно восточное (много есть таких византийцев наизнанку, для которых более или менее латинские формы важнее исповедания католической веры и послушания Верховному Первосвященнику), не признанные своими же соотечественниками, которые, перейдя в латинский обряд, не ценят восточного или боятся его, думая, что их не примут никогда за настоящих католиков, пока они будут оставаться восточными, несчастные русские католики восточного обряда имеют очень трудную задачу - повиноваться Св. Отцу, соблюдая в полноте русский обряд, и не быть заподозренными в схизме по причине обряда.

То же самое, что было в свое время несчастьем Галицкой Унии, мы видим теперь, как некий призрак, и в краткой истории Петербургской Унии. Большинство латинских католиков не понимает ее. Есть много людей, неспособных возвыситься над формами и принимающих их за сущность веры; они не в состоянии отдать себе отчета в том, как это

католический священник может соблюдать обряд схизматической кви и быть в то же время действительно католиком. Из этого проистекает, что католических священников считают еретиками только за то, что они повиновались повторенным неоднократно приказам Верховного Первосвятителя, за то, что они соблюдали обряд, не допускали латай низации, которую им навязывали и о защите от которой они нескольку раз безуспешно просили в Риме.

Поскольку группа эта произвольно изменяла обряд и не повиновалась Св. Отцу, она была хорошо принята и ей благоволили, считали ее католической; но с тех пор как, ради послушания, они стали точно соблюдать обряд, не допуская в него добавлений, заимствованных из латинского богослужения и чуждых русскому обряду, начались подозрения, обвинения и даже клевета.

С другой стороны, косвенно, русские католики восточного обряда чувствуют и тяжелое положение русских католиков латинского обряда, так как епархиальные церковные власти не думают о своих русских верных, рожденных и крещеных в католической вере; напротив, церковные власти мешают работе священников, которые хотели бы что-нибудь сделать для них. Инициатива этих священников встречает неблагожелательное к себе отношение.

Так например, несколько лет тому назад в одной маленькой церкви ввели проповедь на русском языке, следуя в этом не только апостольской традиции, требующей проповеди Евангелия на языке данного народа, но и желанию Вашего Высокопреосвященства. Этой проповеди ставили всевозможные препятствия, пока, в конце концов, все начинание не потерпело полную неудачу. Продержалось оно лишь короткое время.

Прошло уже два-три года, как русские католики восточного обряда, число которых, как -говорят, достигает нескольких тысяч человек, не имеют ни уроков катехизиса, ни церкви, ни пастыря-проповелника; никто не думает о них; может ли быть хорошо настроен этот народ?

Могут ли русские католики обоих обрядов питать доверие к церковным властям?

Мне кажется, что нужно приписать Святейшему Сердцу, Которому посвящена русская миссия и Которое было очень почитаемо в закрытой теперь русской церковке, что до сих пор не было ни скандала, ни отступничества, и что, несмотря на все, идея единения русскиих с Римом сделала большие успехи.

Г. Тяжельников сказал одной даме, русской аристократке, которая это дше повторила, что при такой работе, какую ведет о. Дейбнер, все православные в Петербурге сделаются через несколько лет католиками (sic). He является ли самый факт закрытия церкви по приказанию правительства доказательством того, что не дух схизмы руководил работой священников, но вполне католический дух?

Ваше Высокопреосвященство соблаговолило закончить Свое письмо разрешением мне заниматься этим делом частным образом. За это разрешение я очень благодарен и всегда готов служить делу Унии. Готов всегда и во всем быть "di valido aiuto alia Santa Sede" ("быть действительно полезным Св. Престолу"). Боже мой, чего бы я не дал, чтобы оказать какую-нибудь услугу Святейшему Престолу и доказать свою верность, свое сыновнее послушание и любовь, свою веру в священные догматы, предметом которых и их Августейшим представителем является Святейший Отец!

Разрешите мне, Ваше Высокопреосвященство, закончить это слишком длинное письмо тем же заявлением, которым оно начинается. Бог мне свидетель, что я был послушен и никогда не сходил с пути той святой добродетели, быть верным которой я поклялся, принося свои пожизненные монашеские обеты. Я буду повиноваться во всем, посредством всего и всегда; мой идеал - умереть за католическую веру и за послушание Наместнику Христа.

Да будет мне свидетелем в этом Господь!

|< в начало << назад к содержанию вперед >> в конец >|