|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

2. Миссионерская деятельность в мусульманских странах по созданию униатской иерархии для защиты гражданских прав и свободы совести верующих

Когда «communicatio in sacris» между католиками и православными было строго запрещено, действовавшие в Османской империи миссионеры были вынуждены повсюду, где верующие объявляли себя их приверженцами, гарантировать им собственные богослужения. Число мест, где католики совершали богослужения, выросло. Но, согласно закону Османской империи, наличия только богослужебной жизни было недостаточно. Верующие, которые объединялись вокруг миссионеров, нуждались в признанной султаном иерархии именно в своих гражданско-правовых интересах. Так как они, по религиозным соображениям, не должны были духовно общаться с иерархами своих предков, они не могли пользоваться и в государственно-правовом смысле покровительством уже существовавших епископов. Иначе у некатолических церковных властей возникала явная возможность, оказывая административное давление на перешедших в Католическую церковь, вынуждать их возвращаться в не принявшие унию приходы. Случаи прямых преследований католиков²⁹⁶ вызывали волнения католического меньшинства. Они могли быть избавлены от небезосновательных опасений постоянного давления на их совесть только при помощи учреждения собственной иерархии, то есть формирования для них особых церковных структур.

Разделение церквей, углубившееся в XVIII в. из-за того, что экклезиология окончательно разделила духовную жизнь православия и униатов, имело следствием и деление наций в сфере гражданской жизни. Поскольку рядом с православными иерархами были поставлены отдельные иерархи для униатов, то люди, близкие по языку, культуре, обычаям и довольно часто связанные родственными узами, стали подчиненными разных властей, которые в Османской империи ведали не только духовной, но и гражданской жизнью. Этим был вызван особый, для многих малопонятный аспект доныне горячо дискутируемой католиками и православными проблемы униатства. Дело в том, что маленькие народности, организованные как церковные общины, которые уже много столетий вели борьбу за свое национальное выживание, были расколоты из-за разницы в отношении унии и, следовательно, еще более ослаблены в национальном отношении²⁹⁷.

Когда молодые униатские церкви консолидировались, новое поколение их клириков обучалось в духовных семинариях, которые были организованы по иностранному образцу и вначале базировались за границей, но со временем были учреждены и внутри страны. По уровню образования эти клирики соперничали с миссионерами и стали значительно отличаться от среднего уровня православного священства; многие из них приобрели у простого народа такой авторитет, который мог сравниться с тем, которым обладали западные миссионеры в XVII в. Со временем униатские церкви стали основывать социальные учреждения и школы по разработанным в Европе методикам и учебным планам. Они и помогавшие им миссионеры добились, таким образом, хороших результатов и тем начали деятельность, получившую во второй половине XX в. название «помощь развивающимся странам». Поскольку многие нуждались в школах, больницах, сиротских приютах и т.п., то эти заведения быстро множились и разрастались.

Справедливости ради следует признать, что таким образом многим людям была оказана помощь. Но были и такие, для кого гражданские и этнические права, которые в исламском государстве были тесно связаны с церковной принадлежностью, представлялись более важными, чем духовные мотивы, определяющие принадлежность к церкви. Более выгодное в социальном и культурном отношении положение униатских общин, внешне похожих на их исконную церковь, но находящихся и под иностранной защитой, - все это легко усматривалось как повод для перехода из православия в католичество. Этому способствовало и то, что католический клир с радостью готов был заполучить новых членов для стада св. Петра, пренебрегая при этом серьезной проверкой мотивов перехода из одной церкви в другую. Несомненно, что в XIX столетии и первой половине XX в. часть перешедших в униатство православных встала на этот путь вовсе не оттого, что находилась под впечатлением духовной привлекательности униатской церкви, а оттого, что была привлечена динамичностью униатских общин, проявившейся в процессе включения в церковное сообщество сформированного исламом общественного организма.

Расширение школьного дела способствовало росту католического влияния. Армянский католикос Гарегин Саркисян²⁹⁸ указывает на особенно опасную для восточных церквей «постановку дела воспитания, благодаря которому люди вполне намеренно отрываются от их собственной церковной жизни и получают новое понимание христианской веры и Слова Божьего, что отчуждает их от собственной духовной, культурной и национальной среды»²⁹⁹. П. Леффлер, который и сам приобрел в Ливане соответствующий опыт, писал о программах обучения в школах, работающих почти исключительно по западным учебным планам, «что в них молодые местные христиане подвергаются сильному влиянию из Западной Европы или Северной Америки. Они усваивают большую часть материала на чужом языке (французском, английском), они получают западноевропейскую интерпретацию истории, они попадают под влияние европейских идеалов и культурных ценностей, они перенимают философские и идеологические структуры западного мышления, они учатся работать при помощи рационально-критической методологии, которая уходит корнями в западную историю мысли и формирует свое понимание действительности. Это приводит к глубокому культурному отчуждению. Изменяется характерное для восточной литургии символическое понимание действительности. Формируются идеалы и ценности, находящиеся вне восточной культурной традиции или даже в конфликте с ней».

Школы и благотворительные учреждения католических миссий представлялись, таким образом, восточным церквам не только выражением готовности помочь, но и по иным соображениям, которые и мы, европейцы, стали осознавать в послеколониальный период как опасные. Но миссии процветали, потому что получали большую поддержку из-за границы, так как верующие путем молитвы и добровольных взносов делали свое благое дело, чтобы поддержать миссионерскую деятельность. Между тем тот, кто сегодня изучает эти проблемы, вырабатывает такую точку зрения и приходит к таким оценкам, которые католикам того времени были вовсе незнакомы. Он ставит совершенно справедливо определенные критические вопросы относительно школ и благотворительных учреждений, но должен принять во внимание, что такие мысли в ту пору не оставлялись в стороне намеренно, а просто-напросто не приходили никому в голову. Пожертвования делались потому, что, движимые христианской любовью, верующие хотели помочь тому, чтобы православным верующим открылся тот путь, который, как они были убеждены, был единственным путем к спасению душ.

Но не все деньги были получены из этого источника. Европейские государства тоже принимали участие, так как они могли по церковным каналам приобрести влияние в Османской империи. Франция издавна пользовалась влиянием среди католиков (Османской империи)³⁰⁰; Англия, а позже США и Пруссия добились влияния среди протестантов³⁰¹; наконец, Россия - среди православных³⁰²; Австрия попыталась получить незадолго до 1-й мировой войны влияние у униатов³⁰³. Чтобы склонить то или иное сообщество на свою сторону, предоставляли помощь. Когда началось соперничество за влияние между Австрией и Францией, а также между Англией и Пруссией, взносы выросли. Дипломатам, распределявшим деньги, нравилось, когда значение и авторитет церкви, которой они покровительствовали, увеличивались, но им не было дела до того, лежат ли в основе этого роста духовные причины. Показательно, что Франция, руководствуясь дома антиклерикальной идеологией и упразднив монастырские школы, продолжала впредь давать деньги для миссионерских школ на Ближнем Востоке. Нецерковное влияние на миссионерскую деятельность выросло, потому что и среди миссионеров были люди, которые считали добродетелью так называемый патриотизм европейских наций конца XIX и начала XX в.

Собственная иерархия для армян-униатов

Когда в XVIII в. создание и расширение особых общин стало целью деятельности католических миссионеров, в Армянской церкви существовали разные высшие инстанции. Кафедра «верховного католикоса» находилась в Персии; в Сирии находился преемник заключивших в свое время унию с Римом католикосов Малой Армении, которые, однако, за время, прошедшее после Флорентийского собора, отошли от унии; в Иерусалиме также возник армянский патриархат, ибо, чтобы предохранить армян Святой земли от вовлечения в военные конфликты между египетскими мамелюками и малоармянским королевством, настоятель тамошнего армянского монастыря св. Иакова в 1311 г. с помощью султана добился повышения своего статуса до патриарха; к тому же в Константинополе в 1461 г. завоевателем Мехметом II был учрежден армянский патриархат и посажен патриарх, который считался турками государственно-правовым главой всех армян Османской империи. В соответствии с этим создание и армянских униатских церковных структур происходило в различных регионах по-разному³⁰⁴.

В Сирийском католикосате в 1737 г. образовалась вакансия на место первоиерарха, и те, кто уже считал себя униатом, хотели возвести в католикосы одного из своих кандидатов, а именно архиепископа Абрахама Ардзивиана. Абрахам был в 1710 г. посвящен в архиепископы Алеппо благорасположенным к Католической церкви католикосом Петром, который при посвящении не требовал от первого осуждения халкедонских постановлений. Однако униаты не сумели использовать свое преимущество. Прежде чем они смогли действовать, их противники уже провели своего кандидата по имени Михаил (1737-1758). Абрахам вначале был вынужден даже оставить Алеппо и смог вернуться в свою епархию лишь в 1739 г. После его возвращения униаты добились, наконец, того, что им не удалось в 1737 г., так как после окончательного римского запрета на «communicatio in sacris» они не желали подчиняться не принимавшему унию католикосу Михаилу. При участии двух греко-католических епископов Абрахам Ардзивиан посвятил в сан трех новых армянских униатских епископов, и соборно - вместе с 40 священниками и 14 представителями мирян, они избрали его в ноябре 1740 г. католикосом-патриархом. Из почтения к Святому престолу Абрахам принял вдобавок имя Петр³⁰⁵.

После своего избрания католикосом-патриархом Абрахам Петр не смог остаться в Алеппо и вынужден был эмигрировать в Ливан. Оттуда он выехал в 1742 г. в Рим и получил от папы Бенедикта XIV паллий. Акты консистории в Риме говорят, что патриарший престол ко времени его избрания был свободен. Или католикос Михаил, не признанный местными католиками, воспринимался и в Риме как юридически несуществующий, или в Риме были неверно информированы. Во всяком случае, папа хотел поставить одного главу всей патриаршей Армянской церкви в Киликии, о чем свидетельствует его послание. Но большинство верующих осталось с Михаилом, и избрание Абрахама Петра создавало параллельную иерархию в Киликии.

Казалось бы, вопрос о духовной юрисдикции над армянами-униатами был решен награждением Абрахама Петра паллием; но его государственно-правовое положение в Османской империи продолжало оставаться неясным, так как Абрахам Петр не получил назначения от султана; он и его преемники вынуждены были оставаться в отдаленных горах Ливана, и у их приверженцев не было публичной правовой защиты. Армяне-униаты из Киликийского католикосата лишь тогда получили государственно-правовое признание, когда было принято решение и о константинопольских армянах-униатах и Рим объединил оба округа под единой духовной юрисдикцией, и это вынудило османское правительство признать за униатами-арианами публично-правовой статус.

В Константинополе в 1830 г. было достигнуто соглашение с Высокой Портой о том, что у армян-униатов должно сохраняться собственное руководство. В первые десятилетия XIX в. против униатов предпринимались преследования со стороны тамошних ортодоксальных армянских патриархов, как это документально изложил Инглизиан в своей истории венского мхитаристского монастыря, основанной на документах из архивов австрийских дипломатов. Представители европейских государств выступили в защиту свободы совести перешедших в католичество армян и добились согласия турецких властей на то, что епископ, признанный католическими армянами Константинополя и посвященный в Риме, должен был быть признан их верховным национальным главой. В качестве возможного кандидата на этот пост австрийским правительством было предложено обсудить кандидатуру архимандрита венских мхитаристов архиепископа Аристакеса Азарьяна. Хотя его назначение армянских униатов Константинополя и не удалось, проект юридически признанной иерархии вполне мог быть тогда осуществлен. С тех пор начался поистине бурный исторический путь этого нового учреждения армян, принявших унию.

В Персии в 1850 г. армяне-католики получили в Исфахане собственного епископа и были, таким образом, и там совершенно отделены от армян-неуниатов.

Собственная иерархия для коптов-униатов

Как пишет один из исследователей: «Флорентийская уния с коптами, которая была заключена в 1442 г.³⁰⁶, осталась без всякого практического применения. Многочисленные переговоры с коптскими патриархами в 16 и 17 веках не привели ни к каким существенным результатам. Коптские патриархи хотели единения в любви, однако они не были готовы полностью подчиниться Святому престолу, к чему их надеялся склонить Рим, не желали они отказаться от тех собственных обычаев, которые находились в противоречии с римскими. Надежда прийти к всеобъемлющей унии путем переговоров с патриархами часто оказывалась иллюзией»³⁰⁷.

Благодаря деятельности миссионеров с 1720 г. увеличилось число переходов в Католическую церковь. В августе 1739 г. архиепископ Афанасий, носивший титул Иерусалимского, но чаще живший в Каире и бывший генеральным викарием патриарха, в присутствии двух коптских священников, получивших образование в Риме, тайно признал католический символ веры. Бенедикт XIV в августе 1741 г. предоставил ему юрисдикцию над всеми коптскими католиками. Их в ту пору насчитывалось около 2300 человек. Поскольку Афанасий не порвал отношений и с некатоликами, он вскоре был объявлен «вернувшимся в схизму», и в июне 1744 г. папа назначил генеральным викарием для коптов-католиков одного католического коптского священника. В 1748 г. этот священник умер, и духовная власть над коптами-католиками была передана аббату францисканцев, то есть латинянину.

В 1758 г. коптский архиепископ Антоний Фулаифил перешел в католицизм. В 1761 г. он был назначен первым апостолическим викарием для коптских католиков. С него начался непрерывный ряд коптских апостолических викариев, некоторые из которых, правда, не имели епископского посвящения. В 1824 г. папа Лев XII (1823-1829) «на основе неверной информации пришел к убеждению, что вице-король Египта Мохамед Али будто бы хотел основать католический коптский патриархат. 1 августа 1824 г. Лев лично посвятил в епископы Абрахама Хачура, совсем молодого воспитанника Конгрегации пропаганды веры. Он должен был поехать в Египет и там посвятить в епископа и патриарха апостолического викария коптов Максима Гуаида. Несколькими днями позже, 15 августа, буллой «Petrus Aposto-lorum Princeps» папа учредил католический коптский патриархат Александрии, после чего он объявил упраздненным существовавший только фактически, но не юридически некатолический патриархат. Обман, жертвой которого стал папа, вскоре обнаружился, и основание коптского патриархата осталось на бумаге. На протяжении XIX столетия коптская католическая община развивалась в сравнительно благоприятных условиях, так что в конце века Лев XIII (1878-1903) счел время подходящим для того, чтобы дать ей своего патриарха, чтобы таким образом увеличить для некатоликов притягательную силу католического единства... Булла об этом установлении датирована 27 ноября 1895 г.»³⁰⁸

Коптская католическая церковь ведет свое происхождение не от заключения унии. У ее начала - единичные переходы в католичество. Когда число их достигло определенных величины, была создана коптская католическая иерархия, ставшая местной церковью. Так был открыт путь, до XVIII в. еще неизвестный, возникновения новой, связанной унией с Римом, восточной церкви; он повторялся неоднократно в последующее время. События такого рода способствовали тому, что в широких кругах общественности понятие «уния» приравнялось к понятию «прозелитизм». Новая местная церковь была создана Римом на территории коптского патриархата, а это, если следовать канонам древней Церкви, - не должно было иметь места. Но коптский патриархат определялся, согласно экклезиологии, господствовавшей в упомянутое время в Риме, как нецерковь, которой, само собой разумеется, не полагались патриаршие права³⁰⁹. Вызванная к жизни Римом местная церковь была римским распоряжением наделена правом следовать коптским традициям³¹⁰. Наконец-то, правда опять из Рима, ее главе было дано право носить титул патриарха³¹¹.

Собственная иерархия для униатов Западной Сирии

И после 1702 г., когда со смертью патриарха Петра описанная выше попытка в XVII в. заключить общую унию с западносирийским патриархатом окончательно провалилась, были западносирийские епископы, священники и верующие, которые и в дальнейшем признавали себя католиками. Но Сирийской католической церкви как таковой не было. Только при папе Пие VI (1775-1799) произошли события, вследствие которых с тех пор рядом с Сирийской православной церковью существует Сирийская католическая церковь³¹².

Михаил Гарвей, родившийся в 1731 г. в некатолической семье и рукоположенный в Алеппо в священники, а позже в епископы, некатолической сирийской церкви, имел тесные связи с католическими миссионерами в Алеппо. Через восемь лет после своего посвящения в епископы, в декабре 1774 г., он перешел в их присутствии в Католическую церковь, формально отказавшись от монофизитской ереси и произнеся католический символ веры. В июне 1775 г. Пий VI санкционировал его принятие в Католическую церковь. Год спустя он был назначен этим папой администратором Алеппо, в 1780-м был возведен в регулярные епископы.

Когда в 1781 г. умер некатолический сирийский патриарх Григорий III, сирийцы Месопотамии пригласили Михаила Гарвея стать их патриархом. Он согласился при условии, что патриархат целиком признает унию с Римом. Михаил отправился в Мардин, место тогдашнего пребывания сирийского патриарха, и в начале 1782 г. его избрали там патриархом четверо из шести сирийских епископов, все четверо перед актом избрания произнесли католический символ веры. Михаил принял имя Игнатий, как называли себя все сирийские патриархи. Казалось, снова появилась возможность заключения общей унии с Римом. Но другие два епископа, не признавшие католический символ веры, посвятили еще четырех епископов и вместе с ними избрали контрпатриарха. Таким образом, Сирийская церковь вновь была расколота. Контрпатриарх добился признания турецкого правительства, и Михаил вынужден был бежать в Шарфей в Ливане, где до сих пор находится место летнего пребывания униатского сирийского патриарха.

Когда Пий VI в 1783 г. признал Михаила Гарвея патриархом, он рассматривал его не как преемника униатского патриарха Петра, который умер в 1702 г., а как преемника Григория III, некатолического патриарха. В Риме возведение Михаила в патриархи оценивали как новую унию всей сирийской нации с Римским престолом. Однако вскоре обнаружилось, что большинство стояло за контрпатриарха, который имел общественно-правовое преимущество благодаря поддержке турецких властей.

Собственная иерархия для униатов Восточной Сирии

Уния с Римом, которая касалась восточных сирийцев, связанных с посвященным в XVI в. в Риме патриархом, вскоре была вновь утрачена. Тяжелые условия существования восточносирийской церкви, и особенно династические³¹³, политические и отчасти даже военные осложнения, в которые она была втянута исламским окружением, привели среди прочего к тому, что она распалась на фракции. В конце XVIII в. католические миссионеры приложили много усилий к тому, чтобы организовать новое движение за унию в трех фракциях, которые существовали тогда и соперничали между собой почти как племенные княжества³¹⁴. Время от времени одна, две или все три фракции считались состоящими в унии с Римом. Но попытки Римской курии объединить с помощью иерархии хотя бы униатов оставались долгое время безрезультатными. Лишь в 1830 г. добились того, что был признан общий для всех восточносирийских униатов патриарх, одобренный Римом. С тех пор существует непрерывный ряд халдейских патриархов³¹⁵.

Развитие событий у грузинских униатов

Еще в Средневековье существовали довольно оживленные связи между Грузией и Западной Европой, и в Грузии ощущалось значительное западноевропейское культурное влияние³¹⁶. Благодаря братьям-перегринам и униторам, позже и другим миссионерам, длительное время присутствие западной церкви ощущалось, и постоянно находились верующие, которые считали себя, в соответствии с понятиями того времени, воссоединившимися с Римом, то есть униатами³¹⁷. Однако когда в 1801 г. Россия аннексировала Восточную Грузию, а в 1810-м и Западную, грузинские униаты попали в трудное положение, потому что Россия не признавала никаких прав за униатами византийского обряда³¹⁸. Те грузинские униаты, которые в XIX в. не хотели «вернуться в родную Православную церковь», вынуждены были уйти в подполье. Они не могли сохранить, по их понятиям, национальную идентичность, поэтому вынуждены были отказаться от национальных обычаев и принять латинский или армянский обряд. Чтобы не бросить на произвол судьбы тех верующих, которые, ради спасения души, не хотели перейти из Католической церкви в Православную, но при этом хотели остаться грузинами, за границей, в Константинополе, в 1861 г. была основана грузинская конгрегация монахов и монахинь³¹⁹. В 1919 г., во время непродолжительного существования самостоятельной Грузинской Республики, была сделана попытка возродить и на родине грузинскую униатскую церковь. Но завоевание Грузии Красной Армией очень скоро свело на нет все эти усилия. Как свидетельствует памятная записка от 31 марта 1943 г., находящаяся в архиве Священной Конгрегации восточных церквей, еще жившие в ту пору члены грузинской конгрегации старались переселиться в Рим. Так как дальнейшая эмиграция с Кавказа стала невозможной, она со временем прекратила свое существование.

Мхитаристы стали орденом униатской церкви

Мхитар из Себасты (1676-1749) на рубеже XVII и XVIII вв. сначала в Константинополе, потом в венецианских владениях на Пелопонесе добивался основания конгрегации армянских монахов³²⁰. В 1715 г. вследствие венецианско-турецкой войны он и его люди вынуждены были бежать в Венецию, и там по его просьбе «сенат Венеции указом от 26 августа 1717 г. предоставляет Конгрегации остров Сан-Лазаро в качестве постоянного местожительства»³²¹. Остров в лагуне Сан-Лазаро впоследствии стал штаб-квартирой ордена монахов армянского происхождения, назвавшегося именем Мхитара.

Основание монастыря совпало со временем обсуждения вопроса «communicatio in sacris». Мхитар понимал, с благословения папы, свой монастырь как центр всей Армянской церкви. В 1717 г. он был приглашен в Рим, чтобы представить в Конгрегации пропаганды веры рассказ об основании и методах его миссионерской деятельности. По этому поводу ему, как ревностному священнику, который сам работал на Востоке, был задан вопрос, каково его суждение об «communicatio in sacris». Кардинал Виллебрандс, цитируя его рассуждения и предложения, обнаруживает, с какой непоколебимостью выступал Мхитар за сохранение существовавших возможностей взаимного общения в духовной жизни³²². Когда тем не менее Абрахам Петр был утвержден Римом в качестве патриарха католических армян и, таким образом, руководство православными армянами и армянскими униатами было разделено, мхитаристы были вынуждены войти в юрисдикцию католического патриарха и стать орденом армянской униатской церкви. В одном письме, написанном незадолго до смерти, Мхитар выражал явное неудовольствие таким ходом событий³²³.

Иерархические структуры для перешедших в латинство

Длительная деятельность латинских миссионеров в странах восточного христианства привела к возникновению также общин католиков латинского обряда. Не говоря о потомках прежних жителей колоний - венецианских, генуэзских, пизанских, амальфийских или подобных, и об иностранцах, которые приезжали в страну как дипломаты, купцы, пленные рабы, авантюристы и по каким-нибудь другим причинам, и их потомки, члены латинских общин, выходцы из перешедших когда-то в Католическую церковь из восточных церквей верующих. Переход из мусульманства был практически невозможен³²⁴, а предпринятые миссионерами попытки среди иудеев Палестины дали более чем скромные результаты³²⁵.

Как и во всех областях, вверенных ее попечению, Священная Конгрегация пропаганды веры создала иерархические структуры для латинских общин в странах восточного христианства, вначале это были преимущественно апостолические викариаты. И. Бекманн характеризует развитие миссионерской деятельности Католической церкви при Григории XVI (1831-1846) как «реставрацию миссионерства» после Просвещения и эпохи Наполеона, делая вывод, что этот папа придал новый импульс всей миссии. К этому его меньше всего побуждали какие бы то ни было стратегические миссионерские соображения; он был гораздо больше и прежде всего вынужден современными событиями, если не сказать, что он находился под их давлением. «Система апостолических викариев, которую робко начали создавать его предшественники, во время его понтификата была превращена в настоящее правило... Благодаря учреждению апостолических викариатов, число которых в период следующих понтификатов возросло еще значительнее, вся миссия была обновлена, т.е. она приобрела почти неизвестную до сих пор структуру»³²⁶. Из них с течением времени образовались, как повсюду в областях миссионерства, так и для перешедших из православия, полноправные епархии³²⁷.

Особый случай представлял собой Иерусалим. Еще в период древней Церкви там существовала латинская церковная жизнь. Как известно, даже значительная работа над Вульгатой, латинским переводом Библии, была проведена в Святой земле. Но тогда латинские христиане, долго ли, недолго ли находившиеся в Палестине, подчинялись патриарху Иерусалима. И крестоносцы придерживались еще того правила, что единственный патриарх Иерусалима ответствен за всех греков и латинян Святой земли вместе, и, согласно девятому правилу IV Латеранского собора, в одном и том же городе не может быть двух полноправных епископов³²⁸.

Хотя после завоевания Палестины мусульманами новые хозяева поддерживали греков против латинян, но ради дипломатических, торговых и политических интересов они вынуждены были оглядываться на западноевропейские нации, которые хотели и впредь быть представленными в святых местах. Оттого латинское духовенство, хотя и было ими потеснено, но не совсем изгнано из Иерусалима. Это далось новым мусульманским властям тем более легко, так как кроме священства, пришедшего с войском крестоносцев вооруженным, мирные францисканцы и доминиканцы проследовали за ними в государства крестоносцев. В 1217г. св. Франциск сам назначил первого провинциала францисканской провинции в Святой земле, и тамошний доминиканский провинциал стал главным ответственным за братьев-перегринов и их миссионерскую деятельность во всей Азии. После падения последнего бастиона крестоносцев в 1291 г. нищенствующие монахи должны были покинуть Святую землю, но уже в 1333 г. францисканцы смогли вернуться в Иерусалим. С тех пор они остаются там постоянно³²⁹. Но с 1333 г. западные христиане больше не испрашивали у Иерусалимского патриарха благословение на попечение о латинских паломниках.

В 1516 г. османы прогнали мамлюков из Палестины и завладели Иерусалимом. Тогда францисканцы нашли защиту у французов, так как Франция была в союзе с османами против дома Габсбургов. Туркам было легко оказать своим французским союзникам любезность и принять сторону францисканцев в споре о компетенции в отношении святых мест; счета оплачивали не они сами, а Иерусалимский патриархат. Это привело к тяжелым последствиям. Францисканцы добивались все большего влияния на местных христиан, и число тех, кто искал у них духовной помощи, возрастало, и к XVII в. дело зашло так далеко, что некоторые иерусалимские патриархи только посещали Палестину от случая к случаю, предпочитая находиться главным образом во владениях, которые дарили им в поддержку патриархата православные народы Юго-Восточной Европы³³⁰.

В Иерусалимском патриархате долгое отсутствие патриархов способствовало отчуждению между пастырем и стадом, и оно все усиливалось, потому что верующие и нижний клир патриархата были арабоязычными, а братство Св. Гроба Господня, из которого выходили епископы и патриархи, из-за долгого пребывания патриархов во внешней грекоязычной среде оставалось греческим³³¹. Правда, и францисканцы в богослужебной жизни были связаны с чужим, а именно латинским, языком. Но собиравшиеся вокруг их поселений общины вскоре начинали ощущать себя арабскими. Но еще более, чем этот национальный оттенок, к увеличению числа латинских общин Палестины приводило возросшее с XVIII в. усердие миссионеров в работе по обращению, их успешная благотворительная и воспитательная деятельность, благодаря которой они стали популярными среди простого, часто страдающего от нужды, церковного люда. Результатом миссионерских стараний было то, что латинское христианство Святой земли, которое на протяжении столетий образовалось из христиан, прежде принадлежавших к Иерусалимскому патриархату, и их потомков, в XIX в. увеличилось настолько, что нуждалось в епископском руководстве.

На основе соглашения королей Англии и Пруссии от 1841 г. в Святой земле был основан евангелический епископат³³². Это был последний толчок к тому, чтобы в 1847 г. Римский престол тоже основал католическую епархию римского обряда. Его главе Римский престол присвоил даже титул патриарха, но не предоставил ему тех прав, которые соответствовали бы, по восточным понятиям, правам патриарха³³³.

Некоторые оценили присвоение новой епархии, основанной для перешедших в латинскую церковь христиан Палестины, названия патриархата как «восстановление латинского патриархата»³³⁴. «Восстановление» означает, что уже существовавшее однажды и исчезнувшее вновь возрождается к жизни. Но латинского патриархата возле греческого до 1847 г. не существовало, потому что латинские патриархи эпохи крестовых походов владели тем патриаршим престолом, который до них и после них занимали греческие патриархи³³⁵. Напротив, Пий IX (преемник того Григория XVI, о котором как раз шла речь в связи с обновлением миссионерства) буллой «Nulla celebrior» от 23 июля 1847 г. вызвал к жизни совсем новый для Иерусалима институт.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|