Дунайская монархия не была государством определенной нации или конфессии. Она не была также единым государством, но состояла из больших и маленьких региональных политических образований, с собственными характерными чертами, которые были скреплены династическими узами. Ни большинства в конфессиональном отношении, ни правовое положение конфессий во всей монархии не были единообразны. До XIX в. повсюду считалось само собой разумеющимся, что принадлежность к тому или другому вероисповеданию имеет следствием гарантию или отсутствие прав в общественной жизни и что принадлежность к церкви императорского дома если не давала преимуществ, то, по крайней мере, считалась престижной. Поэтому у современников не вызывало удивления, что экспансионистская Австрия подняла вопрос о церковной принадлежности своих восточных подданных тогда, когда нужно было упорядочить их жизнь в социально-политическом отношении. По общему убеждению того времени, тогдашние руководители церкви поступали правильно, если при заключении церковных уний не менее серьезно принимали во внимание их гражданские последствия, чем богословские мотивы.
Ускоки - это христиане византийской церковной традиции, переселявшиеся с XVI в. из занятой турками области в Австрию. Ввиду постоянных боев с турецкими пограничными отрядами австрийские власти ценили военные способности прибывших и расселяли их в пограничной области. Церковная жизнь по собственным традициям и сохранение отношений с патриархом в Пече были им разрешены. Для окормления их был создан мо пастырь Марча222, который стал центром небольшой епархии. В габсбургских владениях тогда это была единственная епархия византийской традиции. В те времена, согласно сложившимся обычаям, у народов, не имеющих своей государственности, руководители церкви считались и руководителями народа, и им надлежало одновременно заботиться и о душах, и о мирском благополучии людей. Таким образом, руководители церкви ускоков должны были думать о том, чтобы обеспечить своим людям место на новой родине и включить их в социальную жизнь. При этом они использовали то обстоятельство, что имущественные отношения в области их поселения вели к тесным хозяйственным связям епископов Марчи с Хорватской церковью. Епархия Марча вступила в духовное общение с Хорватской церковью и через нее также и с Римской церковью.
Церковное общение маленькой епархии Марча с государственной церковью империи Габсбургов и с большой западной церковью означало для беженцев укрепление социального положения. Признать себя принадлежащими к этой церковной общности, всегда готовой помочь в гражданском отношении, было для ускоков легко, потому что им не ставилось никаких условий в ограничении их церковного наследия. Епархия Марча, которая во многих документах и через символ веры, при замещении должности ее епископов, воспринимается как состоящая в унии с западноевропейской церковью, могла неизменно соблюдать все ее обычаи, церковные и светские, и на протяжении десятилетий уния с Римом не означала разрыва с Печем. Вплоть до второй половины XVII в. епархия была в общении как с папой, так и с сербским патриархом в Пече223. Лишь в последней трети XVII в. здесь возникли определенные трудности.
Для унии в Марче существовали важные мотивы: во-первых, был преодолен раскол между христианами, которые жили рядом друг с другом; во-вторых, существование церковного наследия ускоков было сохранено; в-третьих, по-прежнему поддерживалась общность с патриархом в Пече; а также то, что несколько смягчились отношения на границе между Габсбургами и османами и уже не препятствовали въезду и выезду. Важно было также и то, что благодаря унии беженцы лучше интегрировались в жизнь их новой родины и руководители церкви могли лучше исполнять свои обязанности руководителей народа.
Русины и румыны в Венгрии после завоевания Австрией
После смерти епископа Петра Парфения224 в его епархии начались новые споры соперников, потому что император, княгиня Ракоши и Святой престол - каждый назвал преемника, и эти трое кандидатов противостояли один другому. Наконец, они сошлись в 1689 г. на том, когда Австрия аннексировала эту территорию, из-за того, что канонически не существует епархии Мукачево225; и Рим, следовательно, мог назначить только апостолического викария. В качестве такового был назначен базилианский монах Жозеф де Камилл226. Он родился в 1641 г. на Хиосе, учился в Риме, в 1667/68 гг. был миссионером в Албании227 и после своего возвращения в Рим (1672) вступил в Орден базилиан. Как апостолический викарий он имел задание заботиться об униатах в венгерских комитатах. Свою паству после почти 25-летних волнений вокруг его епископской кафедры, после долгих и вовсе небезуспешных усилий кальвинистов по распространению протестантизма среди русинов и румын и после разрушений войны ему пришлось собирать с таким трудом, что его деятельность рассматривается многими авторами как создание новой унии. Чтобы усилия по собиранию униатов лучше воспринимались клиром и народом русинов и румын, примас кардинал Коллониц228 и апостолический нунций в Вене обратились к императору Леопольду (1654/1658-1705) с просьбой дать некоторые привилегии униатам, которые были по происхождению русины и румыны и относились к нижним слоям населения страны. Император Леопольд подписал 23 августа 1692 г. грамоту, в которой утверждалось равноправие униатов с католиками латинского обряда в Венгерском королевстве229. Клир и народ русин и румын, согласно этому предписанию, могли сохранять свои нелатинские традиции и, несмотря на это, пользоваться всеми правами, как и церковь императора.
Немедленно после своего назначения де Камилл начал действовать в Верхней Венгрии и вскоре провел в Сатмаре собор. Когда в июне 1692 г. турецкий гарнизон в Гроссвардайне сдался австрийцам и под австрийским покровительством латинские епископы Гроссвардайна, после 126 лет эмиграции, которая была следствием давления кальвинистских властей, вновь получили там свою резиденцию, де Камилл тотчас установил с первым из этих епископов взаимопонимание и начал собирать вокруг себя румын комитаса Бихар. За пределами прежней границы деятельности епископов Мукачева он стал, таким образом, ответственным пастырем для других румын-униатов Венгрии и оставался им до самой смерти в августе 1706 г.230 Война, последовавшая за восстанием Ракоши (1706-1711), стала препятствием немедленному назначению его преемника, и пастырская деятельность среди униатов Венгрии была прервана.
В Бихаре осели в ту пору сербы, переселившиеся вместе с патриархом Арсением231. Они стремились оказать влияние на церковную жизнь румын, что привело к новым волнениям. Латинский епископ из Гроссвардайна граф Эмери Чаки (1703-1714)232 пытался воспрепятствовать действиям, направленным против унии, и румыны-униаты в Бихаре перешли под юрисдикцию этого епископа и его преемников. В рамках латинского епископства Гроссвардайн был назначен для них в качестве викария сначала священник латинского обряда, а с 1748 г. - епископ византийского обряда. При Марии Терезии они получили в 1777 г. статус самостоятельной епархии, которая в 1863 г. в конце концов, когда для румын-униатов Дунайской монархии была основана своя митрополия, была включена в нее. Для румын Марамуреша епископы из Мукачева создали в первой половине XVIII в. викариат233. Когда их родина после распада Дунайской монархии стала Румынией, образовалась епархия Марамуреш (в 1930 г.), с тех пор они включены в униатскую румынскую митрополию.
До возникновения этой митрополии для румын-униатов по эту и по ту сторону старой трансильванской границы не было общего церковного управления. На этом основании существуют до сих пор явные различия в духовной жизни румын-униатов старой Трансильвании, епархии Орадеа Маре и епархии Марамуреш.
Когда австрийская армия завоевала Трансильванию, туда пришли вместе с ней как полевые священники отцы-иезуиты. Их миссия была обусловлена двумя причинами - церковно-богословской и социально-политической, они намеревались вступить в контакт с румынами и привлечь их к унии с Римской церковью.
В богословском отношении им было поручено донести до румын решения Флорентийского собора. Иезуиты должны были поработать над тем, чтобы румыны согласились признать латинское наследие и при этом не отошли от собственного234. Как только это было бы достигнуто, тогда, согласно инструкции, которую иезуиты получили из Рима, латинская и румынская церкви Трансильвании должны были вступить в общение между собой, и пропасть между ними была бы преодолена. Но в действительности получилось иначе, потому что возникли трудности экклезиологического характера, о которых речь пойдет дальше.
Со стороны государственной власти иезуиты были уполномочены обещать румынам в случае унии с латинской церковью те же самые права, что полагаются верующим церкви императорского дома. Издавна в Трансильвании религиозная принадлежность была решающей в государственно-правовом положении гражданина. До того как Венгрия потерпела поражение от турок, тот, кто хотел принимать участие в государственной жизни и занимать высокие должности, непременно должен был принадлежать к латинской церкви. Если трансильванские румыны становились латинскими христианами, они уже считались венграми по национальности и далее могли перейти в дворянское сословие235. Когда в первой половине XVI в. Реформация достигла Трансильвании и распространилась среди слоев населения, обладавшего гражданскими правами, они добились того, что за ними права были сохранены, то есть за лютеранами, кальвинистами или униатами. Христиане, оставшиеся в традиционной латинской церкви, хотя благодаря подтвержденным документами правам и не были формально их лишены, были маргинализированы; в течение почти полутора столетий они ни разу не имели епископа. Как до того в Венгерском королевстве, так и под османским владычеством христиане византийской традиции в XVI-XVII столетиях оставались и вовсе вне гражданских прав, и их церковь не имела общественного признания.
Чтобы содействовать установлению австрийской власти в Трансильвании, император Леопольд должен был утвердить трансильванскую конституцию и подтвердить привилегии и права признанных наций и конфессий; о румынах, которые составляли численное большинство населения Трансильвании, в постановлении Леопольда не было речи. Но иезуитам, кроме упомянутых выше документов из Рима, прислан был кардиналом Коллоницем и диплом о равноправии униатов с латинскими католиками в венгерских комитатах, изданный Леопольдом в августе 1692 г. Таким образом, иезуитами была представлена румынам перспектива того, что действие этого документа может распространиться и на Трансильванию. В особенности кардинал Коллониц имел желание распространить действие этого документа на все земли, приобретенные Австрией на юго-востоке. По его плану иезуиты должны были предложить румынам, при сохранении их традиционной идентичности как восточных христиан, через унию с церковью, которую он в качестве примаса возглавлял в Венгрии, подняться из своей неволи. Одновременно с приходом восточных христиан эта церковь выдвинулась бы в сильнейшие в Трансильвании, и ей удалось бы вполне ощутить себя господствующей церковью. Те, кто заводил разговоры об унии в Трансильвании, планировали, что латинская церковь, которая была там небольшой, но обладала правами, и румынская епархия, которая была многолюдной, но бесправной, должны были партнерски помогать друг другу в социально-политическом отношении. На пути этих планов обнаружились трудности политического характера, которые следует разобрать подробно.
Почти пять лет потратили иезуиты на переговоры с румынами и их епископом Теофилом. «Когда в феврале 1697 года состоялся ежегодный общий собор румынской церкви в Трансильвании, епископ Теофил рискнул говорить об этом публично. На первом заседании, как сообщают документы собора, он выступил с длинной речью и говорил о давлении, которое оказывают князья-кальвинисты, об облегчении этого давления в связи с признанием Трансильванией верховной власти императора и о преимуществах унии. На следующий день, когда уния принципиально была одобрена, обсуждали ее возможные варианты... После того, как все было подробно обсуждено, собор обобщил свое признание унии в четырех пунктах: 1. Святая уния, которая изложена во Флоренции, должна быть навсегда принята и ненарушимо сохраняться румынской церковью. Но к большему она не должна обязывать ни в коем случае. 2. Все клирики, певцы и алтарники должны пользоваться такими же привилегиями и правами, как клирики латинской церкви. 3. Румынские миряне-униаты должны иметь такой же доступ ко всем должностям, как и миряне других признанных наций Трансильвании, и их дети должны приниматься в латинские школы и получать стипендии. 4. Архиепископу румынской церкви должны предоставляться необходимые средства»236.
Разрешение на утверждение унии и этих четырех пунктов должно было быть получено из Вены. Но получение разрешения затянулось, и в июле 1697 г. неожиданно умер епископ Теофил, так что даже ходили слухи о вероятном убийстве. На синоде, на котором играл главную роль суперинтендант-кальвинист, преемником Теофила был избран выпускник кальвинистской школы по имени Афанасий, который был мало богословски образован для новой должности, но зато, как обнаружилось впоследствии, имел талант народного руководителя. В соответствии с обычаями трансильванской церкви он должен был поехать к митрополиту Валахии, в компетенции которого было рукоположение его в епископы. Там остановился в это время патриарх Иерусалимский Досифей237. Он устроил кандидату экзамен и нашел его, как он писал позже,238 «плохим человеком, чье сердце не созвучно с Богом», но все же дал ему письменные наставления для его будущей деятельности, сопряженной с теми трудностями, о которых шла речь выше, когда описывалось вмешательство трансильванских князей в жизнь Румынской церкви239. Бросается в глаза, что патриарх Досифей, который незадолго перед тем вел в дунайских княжествах активную антилатинскую издательскую деятельность240, настоятельно предостерег Афанасия от кальвинистов, но в данном случае, хотя на его родине властвовали австрийцы, не видел никакой причины призывать его к осмотрительности в отношении католиков; преобладание кальвинистов среди трансильванских румын в Валахии, очевидно, считалось бесспорным.
В январе 1698 г. Афанасий был рукоположен в епископы и вернулся на родину. Там он обратился с просьбой о назначении на должность к императору, а не к трансильванскому князю, потому что он слишком хорошо знал, что последний мог бы у него, как у его предшественника, потребовать такие обязательства, от которых предостерегал патриарх Досифей. Тотчас он вступил в переговоры об унии с иезуитами. Он и его синод стремились как можно скорее согласиться на унию с латинянами на базе тех условий, которые были сформулированы в феврале 1697 г. при его предшественнике. Румынам, в случае ее заключения, предполагалось гарантировать в перспективе социально-политические права241. Уже упоминавшиеся экклезиологические и социально-политические трудности должны были обнаружиться очень скоро.
Кардинал Коллониц, который в качестве примаса Венгрии предпринял последние шаги в отношении унии трансильванских румын, мыслил не во флорентийских категориях и не придерживался инструкций, которые были даны иезуитам. Он считал, что должен требовать от румын совершенного согласия с латинской церковью, как тогда это понимали. Поэтому он велел румынскому епископу при заключении унии признать тридентский символ веры и вменил в обязанность Румынской церкви постоянно иметь иезуита в качестве «богослова», который должен заботиться о том, чтобы западное мышление усваивалось местными христианами все больше и больше242.
Кардинал поставил под сомнение даже церковное достоинство трансильванской Румынской церкви и считал необходимым заново рукополагать при определенном условии (sub conditione) желающего унии епископа. Его поддержало в этом принятое большинством голосов решение венского богословского факультета243. Из первоначально замышлявшегося процесса общения двух равноправных и равнодостойных церквей-сестер, каждая из которых сохраняет свои традиции, получилась раздача милостыни румынам со стороны кардинала, который считал свою церковь единственной истинно благодатной. Епископ Афанасий и его верующие оказались включенными в юрисдикцию примаса кардинала Коллоница, вдохновленного идеями Контрреформации.
Когда иезуиты вели переговоры с епископом Феофилом и Афанасием в духе Флорентийского собора, тогда их целью было достижение единства между церквами: между всей Румынской епархией и всей Католической церковью. Таким образом, заключенная уния, само собой разумеется, распространялась бы на всех румынских верующих Трансильвании. Когда кардинал Коллониц и епископ Афанасий совершали последний шаг, они все еще надеялись, что их соглашение действительно распространится на всех румын Трансильвании. Но их планы не оправдались, потому что некоторые румынские приходы воспротивились епископу Афанасию, когда узнали, что он был хиротонисан второй раз. Поскольку во время переговоров флорентийские соглашения были нарушены, заключение унии стало причиной экклезиологически обоснованного раскола румын.
С церковной унией были связаны и социально-политические предложения, что углубило раскол и по светской линии. Высшие слои населения увидели угрозу в обещании румынам социальных перспектив и стали оспаривать законность значения для всей паствы Трансильванской унии и требовать индивидуального перехода в униатскую церковь. Если бы действительно при помощи унии удалось поднять Румынскую епархию до уровня признанной церкви, это означало бы одновременно серьезное изменение трансильванской конституции. Тогда румыны, подобно кальвинистам, лютеранам, унитариям и латинским христианам, могли бы претендовать на представительство в парламенте; они стали бы, вместе с венграми, саксонцами и секейями четвертой - и самой многочисленной - нацией Трансильвании. А это сузило бы права прежних трех наций.
Доныне восточные христиане, которые поднимались в социальном плане и добивались общественных прав, вынуждены были присоединиться к одной из ведущих наций. При этом они кардинально меняли свой статус: они должны были принять другую религиозную традицию, должны были уподобиться в обычаях той нации, в которую они ассимилировались; предстояло сменить, по большей части, разговорный язык. Таким образом, обязательный и личный переход был той ценой, которую они платили за расширение собственных прав. Высшие слои были довольны таким поворотом событий, потому что интеграция в другую нацию наиболее способных к продвижению румын лишала румынский народ потенциальных лидеров, а значит, легче можно было держать в рабстве румын, отняв у них лучшие головы.
Неизмеримо велика разница между гарантией общественных прав отдельным румынам при индивидуальном переходе и предоставлением таких прав всей румынской народности в связи с общеобязательными решениями церковного руководства относительно окончания раскола с латинской церковью. Ради социально-политических последствий, которые были связаны с унией, благополучные трансильванские сословия потребовали того, чтобы не решения церковной власти, а только индивидуальные переходы в унию получали законную силу. По их мнению, об унии можно было говорить лишь тогда, когда отдельные клирики или верующие заявляли о своем отходе от прежней церкви и индивидуальном переходе к унии. Власть имущим не было выгодно допустить общезначимого заключения унии, а индивидуальные переходы погоды не делали. Здесь играли решающую роль социально-политические, а не религиозные мотивы. Интересно, что в этом деле католические верхи выступали вместе с протестантскими.
После того как Афанасий и его люди подписали документ об унии, тотчас начались действия, которые лишали унию способности аннулировать собственно раскол и придавали ей характер перемены веры. В октябре 1699 г. трансильванское правительство разрешило начать опрос, во время которого румыны перед комиссией из представителей четырех признанных конфессий, каждый отдельно, должны были разъяснять, хотели бы они «остаться в своей вере или вступить в унию с другими конфессиями». Кто хотел остаться в старой вере - так это звучало, - тот оставался в своем прежнем статусе, что означало: в бесправии244. Эта альтернативная формулировка постановки вопроса была предложена намеренно, потому что было известно, насколько велика верность румын их традициям, и поэтому большая часть их высказалась бы за то, чтобы все оставалось по-старому. Чтобы еще больше отпугнуть от унии, высшие круги впоследствии добились того, что между униатами и неуниатами должны были быть проведены четкие разграничительные критерии245. Благодаря формальному согласию с своеобразными критериями было бы документально подтверждено, что продвижение по социальной лестнице дальше, чем прежде, связано с переменой конфессии, и чем явственнее становились различительные признаки, тем большее число румын оставались бы лучше рабами, чем решались бы на эту перемену. Таким образом, из-за могущества трансильванской знати и слабости императора через несколько лет после того, как иезуиты начали работать над унией, ее концепция значительно изменилась, теперь не только из-за экклезиологии кардинала Коллоница, но и по социально-политическим причинам.
Представленная совсем недавно на католическом богословском факультете Венского университета диссертация246 исследует причины отвержения значения Трансильванской унии. Автор изучал в венских архивах документы, из которых можно сделать выводы о том, какими соображениями руководствовались Мария Терезия и центральные венские власти, когда они вынуждены были принять решительные меры в Трансильвании, потому что там после Белградского мира (1739)247 из-за унии возникла напряженность, переросшая в волнения. Тогда у венских государственных чиновников изменилось понимание тех условий, при которых можно признавать «унию»248.
Понимание унии министром графом Ульфельдом вполне соответствовало духу Флорентийского собора. Он считал, что в Трансильвании до волнений 40-х гг. существовала заключенная всеми румынами уния, которая лишь в трех населенных пунктах не получила законной силы, потому что там она была вообще отклонена. Несовместимость со взглядом на унию в духе Флорентийского собора проявилась, когда министр Бартенштайн настоял на том, что действительность принадлежности к унии заключается в формальном признании ее отдельными индивидуумами, и пришел к выводу, что ввиду невежества простого румынского населения в Трансильвании не может быть никакой настоящей унии249. Его точка зрения чем дальше, тем решительнее овладевала венскими властями, так что и там распространилось мнение, что Трансильванская уния касается меньше румынского синода и епископа, но относится преимущественно к переходу отдельных лиц.
Вполне возможно, что Бартенштайн и те, кто был с ним одного мнения, положили начало капитуляции венских центральных властей перед трансильванскими сословиями; что они замаскировали шаткими доводами изъятие социально-политических предложений, сделанных в правление императора Леопольда I и способных привести румын как нацию к освобождению от зависимости. В этом случае ими была бы целиком утверждена конституция Трансильвании доавстрийского периода. Но возможно и другое объяснение. Это соответствовало типу сознания того времени, а именно, его стремлению подчеркивать значение индивидуального решения каждого человека, потому что Просвещение и начало нового времени неизбежно проявились и в том, что распространился рациональный взгляд на религию, в которой человек родился, или, если он не хотел по каким-то причинам ее признавать, то мог путем рационального решения отказаться от религиозной общности, изменить ее. Возникает вопрос: насколько индивидуализм нового времени, проявлявшийся больше в заботе о правах личности и свободе совести каждого, чем об общих решениях церквей, повлиял на число трансильванских румын, присоединившихся к унии и не ставших униатами. Этот вопрос приводит уже к темам следующей главы об униях XIX и начала XX в.
Армяне Трансильвании и их уния
В беспокойную пору второй половины XVII в. армяне из Молдавии переселились в Трансильванию. Это случилось не сразу; источники указывают на частое появление армянских семей в Трансильвании. Документы, относящиеся к 1672 г., свидетельствуют, что князь Михаил I Апафи принял большое число армян. Так австрийские войска при вступлении в Трансильванию застали там армян, которые были новопоселенцами, без оседлой общинной жизни. Они селились в различных местах. Особенно Елизабетштадт, нынешний Думбравени, дал приют очень многим армянским семьям. В 1700 г. император Леопольд I разрешил армянам основать Арменополис, ныне Герла250. Забота о церковной жизни армян Трансильвании была возложена во время австрийской оккупации на львовского армянского архиепископа; папа Александр VIII (1689-1691) назначил одного из епископов, принадлежавших Львовской епархии, апостолическим викарием армян Трансильвании251. Тот факт, что армяне ни на их прежней молдавской родине, ни после переселения в Трансильванию не делали заявления о присоединении к унии, не был препятствием к тому, что униатский епископ взял на себя заботу о них.
Поскольку у латинских католиков Трансильвании с 1566 г. не было епископа и при австрийской власти они сумели получить собственного епископа лишь в 1716 г., армянский апостолический викарий исполнял вначале обязанности также и их епископа. После его смерти вновь учрежденная латинская епархия в Альба Юлии приняла армянских католиков под свою юрисдикцию252. Это произошло в то время, когда определенные круги стремились к тому, чтобы латинян Трансильвании, чьим родным языком был венгерский, слить воедино с униатами - румынами и армянами в некую единую нацию, которая была бы самой большой в Трансильвании.
В отношении румын этот план навязываемой сверху ассимиляции потерпел полную неудачу253. И армяне добились того, что император Карл VI в 1737 г. позволил основать собственную армянскую епархию в Трансильвании254. Но малочисленное армянское меньшинство встретило слишком большое сопротивление латинской епархии; армянскую епархию так и не удалось создать, несмотря на все усилия львовского архиепископа255. Лишь окормление в приходах для армян Трансильвании сумел обеспечить львовский архиепископ, и приходы стали центрами армянской диаспоры, которые обеспечили дальнейшее существование армянской культуры. Когда позже мехитаристы осели в Вене, они могли распространять свою деятельность на трансильванских армян и стать опорой маленького зажиточного армянского сообщества Трансильвании благодаря пастырской помощи, их авторитету и школам256.