| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
3. БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ПАРАДОКСЫ
3.1. В 1800 г. в Москве в университетской типографии у Ридигера и Клаудия вышла книга под названием «Любопытнейшее путешествие монаха францисканского Ордена Жана дю План-Карпино, посланного в 1246 г. в достоинстве Легата и Посла от папы Иннокентия IV к татарам, им самим писанное и заключающее в себе достоверные известия о тогдашнем в Европе и Азии могуществе татар; об их одежде, пище и питии; о политическом и гражданском правлении; об образе богопочитания их; о поведении их на войне; об обрядах, наблюдаемых при свадьбах и погребениях и о многих достопамятных происшествиях, касающихся до Российских великих князей». Это был перевод с французского издания 1735г., опубликованного Пьером Бержероном, которое, в свою очередь, восходило к печатному латинскому тексту средневековой исторической энциклопедии Винцентия из Бове. Первый русский перевод не преследовал научных целей. В 1825г. Дмитрий Языков подготовил научное издание книги Иоанна де Плано Карпини. Этому же автору принадлежала блестящая идея выпустить в свет всю серию текстов исторических путешествий к монголам в XIII-XV вв., но она не была реализована. В 1957 г. был переиздан перевод А. И. Малеина (подготовленный в 1911 г.), и с тех пор книга брата Иоанна прочно вошла в обиход отечественной науки. Практически любое исследование по средневековой истории Средней и Центральной Азии не обходится без активного использования сведений этого донесения. Книга брата Иоанна оказалась «расщепленной» на некую сумму фрагментов, ценных, с точки зрения пользователя, лишь в том или ином частном аспекте (историческом, археологическом, этнографическом). В результате уникальный средневековый текст остался непонятым и неоцененным по сей день. Кажется, существует убежденность в прозрачности содержания донесения, а все неясные эпизоды обычно списываются на наивность или ошибки брата Иоанна. Никто не ответил на вопрос, каковы были источники информации папского посланника и для какой аудитории предназначался его отчет. «Книга о Тартарах», рожденная как ответ на таинственную игру мировых слухов и явившаяся опровержением этих слухов, была связана со становлением новой картины мира в средневековой Европе.
3.2. Традиционный историографический обзор по заявленной в названии главы теме в данном случае малопродуктивен и не способен выявить тупиковые направления исследований. Существуют ряд концепций, построенных на некритическом отношении к текстам донесений францисканской миссии 1245 г. В первую очередь это касается этногеографии Центральной Азии, Количество же этнографических статей, где папский посланник предстает любознательным первооткрывателем, которому до всего есть дело, необозримо.
Обозначим проблему яснее. Вопрос, который меня занимает, звучит так: к какой категории текстов относятся донесения францисканской миссии? Известно, что дипломаты согласились с требованием Бату-хана отправиться в Центральную Азию, чтобы участвовать в курултае, связанном с выборами нового великого хана. Полномочий на такую поездку у францисканцев не было, как, впрочем, не было и запрета. Римская курия не могла предугадать такое развитие событий. Выбор в пользу поездки был сделан лично братом Иоанном и братом Бенедиктом, что, возможно, свидетельствует об осознании ими значимости такой поездки для реализации контактов на высшем уровне и сбора материалов. К слову сказать, параллельная миссия доминиканцев во главе с братом Асцелином. направленная в Малую Азию в 1245 г., наотрез отказалась от аналогичного предложения монголов. Таким образом, брат Иоанн и его спутник и переводчик брат Бенедикт оказались при дворе великого хана. Он и стал и первыми европейцами, владевшими наиболее полной информацией о монголах, и изложили свои наблюдения и полученные сведения в форме исторических описаний. Все, что было известно о монголах в Европе до этого момента, пронизано апокалиптическим видением мира и не может претендовать на объективность. Донесения францисканцев удивительным образом не стыкуются с предшествующей западной традицией, что отмечено большинством исследователей, но оставлено без каких-либо разъяснений.
Истинной целью полуторалетнего странствия папских посланников был сбор достоверных сведений, касающихся происхождения, верований и образа жизни кочевых орд, а также намерений их предводителей. Путешествие западной миссии к границам познанного мира призвано было раздвинуть занавес неизвестности и снять напряжение ожидаемой вселенской катастрофы. Вызов, брошенный Азией и заставивший европейскую элиту пристально вглядываться в горизонты, лежащие далеко за пределами христианского мира, обладал необычайной силой. В нем странным образом слились воедино реальная мощь Монгольской империи и страх, связанный с ожиданием Судного дня. Следует помнить, для какой аудитории предназначались новые известия об Азии.
Дипломатическое путешествие францисканцев не имело характера престижной поездки. Папа не передал великому хану ни одного подарка, потому что не был уверен в благополучном исходе миссии. Францисканцам предстояло открыть неизвестный и враждебный мир, о котором в Европе ходили самые невероятные слухи. Это была разведка, преследующая ряд конкретных целей. И одновременно - странствие в мир другой культуры.
Казалось бы, на поставленный выше вопрос о статусе текстов донесений можно дать однозначный ответ: перед нами дипломатические отчеты, представленные на рассмотрение римской курии. Формально с этим можно согласиться. По крайней мере, так они воспринимались современниками. С исследовательской же точки зрения остается неясным вопрос о содержательном характере донесений. Можно ли их отнести: а) к историко-этнографическим источникам: б) к материалам, описывающим исключительно монгольский имперский феномен: в) к литературным сочинениям в историческом жанре. Вопрос не праздный. Дело в том, что, на мой взгляд, в донесениях содержится ряд загадок и непонятных сюжетов, прояснить которые можно, лишь решив вопрос о типе текста. Вот некоторые из них: как могло появиться известие о походе монгольской армии на самоедов (напомню, что самоедами древнерусские летописи именовали племена, живущие за Северным Уралом, - так далеко монголы не заходили); кто мог сообщить францисканцам детальные сведения о погребении знатных лиц; входило ли наказание за вредоносную магию в систему юридических законов империи; действительно ли за проступок, связанный с пролитием молока на пол юрты, виновного ждала смерть; почему о золотой статуе Чингис-хана, перед которой должны были преклонить колена францисканцы, молчат другие источники; кто и почему сообщил францисканцам о гибели Чингис-хана от удара грома; какой интерес для курии заключался в подробном описании монгольского женского головного убора бокка; о каком оружии в виде медных статуй, изрыгающих огонь на расстояние полета стрелы, идет речь? Особенно загадочно выглядит содержание пятой главы, где описаны походы трех монгольских армий против монстров и фантастических народов.
Независимо от того, осознает тот или иной исследователь проблему статуса текста, он использует материалы донесений в одном из трех обозначенных выше качеств. В результате, создается картина, которую невозможно свести к общему знаменателю. С одной стороны, донесения считаются достоверными источниками, с другой, констатируется масса ошибок и искажений исторических фактов, а часть сведений признана легендарными. Продолжим вопросы. На каких основаниях историки иллюстрируют свои исследования по истории империи Чингис-хана сведениями из францисканских донесений, априори предполагая их объективный характер? Археологи, напротив, удивляются полному несоответствию своим полевым наблюдениям картины погребальных ритуалов, описанных францисканцами. Этнографы демонстрируют «потребительское» отношение к различным, как они предполагают, этнографическим подробностям из донесений францисканцев, видя в них коллег по полевым исследованиям.
3.3. На эти размышления меня натолкнули наблюдения, полученные во время проведения двух транс континентальных экспедиций в 1990 и 1991 гг. по маршруту францисканской миссии 1245 г. Это был эксперимент, связанный с созданием параллельного историко-литературного текста (взгляд современного историка-путешественника на сочинение средневекового путешественника), что однако не исключало работу над реальным комментарием и историко-географической реконструкцией маршрута миссии. Польза такого рода экспедиций заключалась в единственном моменте. Благодаря странствию современный исследователь может попытаться оценить содержание средневекового источника в реальном пространственном масштабе и раздвинуть свой внутренний горизонт (как заметил в свое время ал-Масуди, путешествия избавляют от многих предрассудков). Как правило, те, кто занимается историей средневековых странствий, редко имеют возможность увидеть своими глазами большую часть знаменитых маршрутов. В этом отношении, например, исследование Анри Кордье книги Марко Поло, опирающееся на впечатления от путешествия по Юго-Восточной Азии, сохраняет свою актуальность и сегодня.
Что же касается этнографической фото- и киносъемки (костюмов, базаров, бытовых сцен, обрядов, святых мест, свадебных ритуалов и т. д.), то оказалось, что большая часть этих материалов практически не имеет точек соприкосновения с картиной, нарисованной францисканцами. Причина расхождений в том, что францисканцы описывали жизнь кочевой империи в ее расцвете, а мы наблюдали жизнь кочевого сообщества, переживающего не лучшие времена.
Одновременно экспедиция дала импульс для пересмотра общепринятого в мировом исследовательском сообществе взгляда на загадочное содержание пятой главы книги брата Иоанна как наивной попытки собрать воедино легенды о Чингис-хане и обработать их в стиле известного «Романа об Александре». В Средние века преодолеть маршрут из Европы в Монголию и собрать точные сведения мог только наблюдательный и открытый к диалогу человек. Именно так отзывались о брате Иоанне его современники. В пятую главу включено самостоятельное сочинение, но к его созданию францисканцы не имеют никакого отношения.
3.4. Иоанн де Плано Карпини назвал свое донесение Liber Tartarorum («Книга о Тартарах»). Один из ученых переписчиков XIV в. уточнил это название и получилось следующее: «История Монгалов, именуемых нами Тартарами» (Historia Мопgalorum quos nos Tartaros appellamus). В 1247 г. брат Ц. де Бридиа, переписавший с сокращениями донесение брата Бенедикта Поляка, дал своему труду название «История Тартар» (Historia Tartarorum). Энциклопедист Винцент из Бове (ум. 1264) почти целиком использовал донесение брата Иоанна, когда работал над составлением своей энциклопедии Speculum historiale («Историческое зерцало»). Итак, францисканцы-дипломаты и их современники восприняли донесения, привезенные из Азии, как исторические повествования. Сегодня мы можем уточнить содержательные аспекты этих текстов и выявить их многоуровневый характер. В донесениях брата Иоанна и его спутника брата Бенедикта содержатся два совершенно различных описания Монгольской империи. Назовем их условно «реальное» и «фантастическое». «Реальная» картина, рисуемая францисканцами, коррелирует с широким кругом восточных источников, несущих на себе отпечаток имперской идеологии. В определенном смысле можно утверждать, что западные дипломаты транслируют имперский миф. При этом в их донесениях нет места легендам имперского характера. Например, отсутствуют сведения о том, что будущий основатель империи зачат от солнечного луча, и не говорится о вручении Ясы Чингис-хану ангелом, явившимся ему в виде златокрылого орла, о чем сообщают армянские историки XIII в.
Сведения францисканской миссии 1245 г. разительно отличаются от европейских апокалиптических описаний азиатских кочевников, собранных в «Великой хронике» бенедиктинского монаха Матфея Парижского, имевшего доступ к архиву английского короля Генриха III. Францисканцы принесли в Европу новую картину Монгольской империи, которая во многом совпадаете собственным монгольским мифом. Заключительный аккорд этой темы особенно ярко прозвучит в книге Марко Поло. Один из парадоксов миссии 1245 г. заключается в том, что францисканцам известны обе картины: и «европейская», и «монгольская». Культурная задача миссии была связана со сменой ирреальной картины новой картиной, основанной на наблюдениях и сведениях, полученных на территории империи. Францисканцы справились с этой задачей. С какой целью они подробно описали монгольскую мужскую прическу, женский головной убор (бокка), большие неразборные юрты, устройство орды, обычаи, магические запреты, церемониалы и т. п.? Менее всего в этом следует видеть «этнографический» интерес западных дипломатов к диковинкам чужой культуры. Известно, что средневековые общества были обществами высокой знаковости. Знаковая сущность явлений и вещей доминировала над их реальной сущностью. И одновременно мир высокой знаковости воспринимался как социально организованный. Внешним наблюдателям бросалась в глаза не странная форма прически или головного убора, но их однообразие. Францисканцы, описывая форму мужской прически, на самом деле описывают имперскую униформу. Сведения о неразборных юртах показывали современникам мобильный характер кочевой культуры, открытой к экспансии. Францисканцы описывают империю как высоко организованный социальный мир, а не мир хаоса, в чем были убеждены их западные современники.
Второй парадокс миссии связан с переводом необычного восточного сочинения, где изображается фантастическая империя Чингис-хана. В этом тексте символам Монгольской империи придан гипертрофированный и инвертированный характер. «Фантастическое» описание империи может быть понято лишь при сопоставлении с сюжетами из персидских и арабских космографии и восточных версий поэмы об Искандере. Францисканцы зафиксировали перевод этого сочинения, не разгадав его истинный смысл. Мотивацией для включения его в донесения послужило отсутствие других источников, раскрывающих раннюю историю происхождения империи и легендарных деяний Чингис-хана.
Суммируя эти наблюдения, мы приходим к следующему заключению. Донесения францисканской миссии 1245 г. являются литературными сочинениями, призванными ответить на ряд ключевых для Запада вопросов, где доминирующее положение занимает тема божественной санкции на существование ранее неизвестных Западу народов. Материалом для них послужили самые разнообразные сведения, полученные на территории империи от весьма осведомленных лиц, и лишь отчасти - собственные наблюдения францисканцев. Вновь открытая культура носила ярко выраженный имперский характер, где управление было построено по военно-административной вертикали. Отчеты миссии являются своеобразным зеркалом, в котором отразились разнообразные проявления имперской культуры. Поскольку францисканцы являлись «наблюдателями», представляющими интересы другой культуры, то созданные ими сочинения с необходимостью являются текстами-посредниками, призванными обрисовать реальность азиатского мира в категориях, понятных их европейским адресатам.
3.5. Вывод, к которому мы пришли, кажется, делает бесперспективной идею научных путешествий по маршрутам средневековых странствий, поскольку моделированию поддается лишь незначительная часть исчезнувших культурных связей. Однако вопрос не так прост. Опыт, полученный во время путешествия, оказывается необходимым условием для понимания истинного масштаба проделанной францисканцами работы. Сегодня можно определенно утверждать, что дипломатическое путешествие францисканцев преследовало единственную цель: дать в руки европейской политической элиты «реальные» сведения о монгольском мире, что объективно обернулось вытеснением иррациональных представлений. Задачи первой миссии носили религиозно-ментальный характер, тогда как, например, странствие брата Вильгельма де Рубрука потому же маршруту в 1255 г. и его донесение являются идеальным объектом для этнографического исследования. Брат Вильгельм не был дипломатом и вел образ жизни странствующего проповедника.
* * *
Цитируемые источники обозначаются следующим образом.
«Книга о Тартарах» брата Иоанна де Плано Карпини - LT, следующие затем цифры, например, V. 13, указывают, соответственно, на номер главы и параграф.
«История Тартар» брата Ц. де Бридиа - НТ, а цифры указывают параграф.
Если перевод того или иного источника был разбит издателем на главы, то при цитировании указывается только глава, откуда заимствованы сведения, например: Киракос Гандзакеци. 52; ан-Насави. 6; Фома Сплитский. XXII. «Сборник летописей» Рашид ад-Дина цитируется с указанием тома, книги и страницы. Во всех остальных случаях ссылка идет на страницу соответствующего издания, например: Английские источники, с. 56.