|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

ИЗБРАНИЕ ПАТРИАРХОВ В ВИЗАНТИИ
с середины IX до середины XV века
(843-1453 гг.)

Исторический очерк⁹³

Избрание патриарха в Византии представляло собой очень сложный исторический процесс, содержавший целую группу отдельных действий церковного и отчасти гражданского характера и иногда продолжавшийся довольно долгое время. Расчленить этот богатый содержанием исторический акт на его составные элементы и проследить ход каждого действия в отдельности - по руководству немногих источников описательного характера и при ярком свете многочисленных фактов истории Византии IX-XV вв., нарисовать вообще цельную и полную историческую картину всего избирательного процесса, от приготовлений к выборам и до окончательного водворения избранного и посвященного иерарха на патриаршем престоле, - такая научная задача является весьма интересной и важной.

I

Приготовления к избранию патриарха. - Указание кандидатов патриаршества. - Участие в этом деле иерархов, василевса, монахов, клира и народа; исторические примеры. - Оценка моральных качеств кандидатов патриаршества общим голосом Византийской церкви; исторические иллюстрации. - Продолжительность вдовства Великой Христовой Церкви. - Правовой и исторический τύπος патриарха Византийской церкви и примеры фактического его применения в отношении к намеченным кандидатам патриаршей власти. - Статистические данные относительно среды, из которой намечались кандидаты патриаршества и избирались патриархи. - Монашество патриархов. - Патриархи из среды белого духовенства и мирян. - Патриаршество и сословность в Византии.

Процесс избрания Византийского патриарха начинался особым предварительным актом, состоявшим в указании возможных кандидатов патриаршества и в общей оценке их достоинств и качеств применительно к господствовавшему в Византии образцу (τύπος). Когда Византийский патриарший престол оказывался вакантным, то приходило в движение почти все византийское общество. Вопрос о будущем предстоятеле и первоиерархе Великой Христовой Церкви волновал почти всех. В его предварительном обсуждении принимали участие прежде всего митрополиты, состоявшие членами патриаршего Константинопольского синода и временно находившиеся в столице Византии, которые, со своей стороны, и намечали возможных кандидатов для замещения патриаршей кафедры. Историк Никифор Григора рассказывает, что по смерти патриарха Мануила II (1255 г.) «начались рассуждения и речи, кому принять кормило патриаршества»; указывали на многих, как на людей достойных, одни - на того, другие - на другого; чаще же всего слышалось имя монаха Никифора Влеммида, известного своей мудростью и добродетелью, а когда он отказался, отдали предпочтение перед другими монаху Арсению. По замечанию историка, в этих предварительных рассуждениях и приготовлениях участвовали главным образом архиереи, входившие в состав патриаршего синода и временно проживавшие в Византии.⁹⁴ Другой историк, Георгий Пахимер, передает, что после первого удаления с кафедры патриарха Арсения (в 1260 г.) архиереи долго рассуждали о том, кому вверить оставленную Церковь, - рассуждали, по крайней мере, высшие, от которых зависели и прочие, и наконец все остановились на Ефесском митрополите Никифоре.⁹⁵ А когда патриарх Никифор скончался, то император Михаил Палеолог, заботясь об избрании пастыря для осиротевшей Церкви, предложил на предварительное обсуждение находившихся в столице архиереев вопрос о замещении вакантной патриаршей кафедры. Пахимер рассказывает, что иерархи долго совещались об этом, причем одни намечали одного кандидата, иные - другого.⁹⁶ То же самое было и перед первым избранием Афанасия на патриаршество в 1289 г.⁹⁷ А после его отречения от престола в 1293 г. горячо обсуждался вопрос о достойном предстоятеле Церкви, причем архиереи, собравшись для решения этого важного вопроса, вели речь и о митрополите первой Юстинианы Геннадии как одном из кандидатов патриаршества.⁹⁸ Вообще, непосредственное участие архиереев, членов синода и временно пребывавших в Константинополе, в предварительном обсуждении вопроса об избрании нового патриарха и в предварительном наименовании кандидатов было естественным и обычным в Византии явлением.

Затем, весьма большое участие в предварительном акте избрания патриарха принимал византийский василевс. Роль царя в этом деле также была вполне естественной. Дело в том, что взаимные отношения Церкви и государства в Византии покоились на принципе симфонии (συμφωνία), в силу которого Церковь и государство составляли один сложный и нераздельный организм, причем государство было материей, или телом, а Церковь - формой, или душой. Каждая организация, составляя самостоятельное целое, находилась в живом и тесном общении с другой, восполняла ее в тех или иных сторонах деятельности и оказывала свойственное ей влияние и помощь. При этом государство как начало материальное оказывало Церкви внешнее покровительство, создавало благоприятные внешние условия для ее жизни и развития, обеспечивало своей защитой внутренний рост церковных установлений. В свою очередь Церковь освящала гражданские учреждения и формы жизни, содействовала государству выполнять свое назначение по руководству и при свете церковного учения, помогала ему усовершить правду закона по велению канона церковного и по духу любви христианской. Что касается положения представителей власти в той и другой организации, то через все гражданское и церковное законодательство Византии проходит следующее характерное его определение, получившее точное свое выражение в замечательном памятнике церковного права XIV в., Синтагме Матфея Властаря: «Величайшими и необходимейшими частями государства (πολιτεία), состоящего, подобно человеческому организму, из частей и членов, являются царь и патриарх, посему мир подданных и счастье по душе и телу зависят от единомыслия и согласия (συμφωνία) во всем власти царской и архиерейской (патриаршей)».⁹⁹ В силу указанного значения в политии византийский василевс занял определенное положение и в отношении к Церкви. Говоря кратко, он был - по византийской терминологии - епистимонархом Церкви, ее экдиком и дефенсором, т. е. попечителем, покровителем и защитником. Такое отношение к Церкви, естественно, обязывало царя принимать деятельное участие в избрании патриарха, который был не только «общим отцом всех», но и имел громадное влияние на государственную жизнь и, в свою очередь, участвовал в избрании византийских василевсов. Участие царя в этом акте, как и всякая его деятельность в отношении к Церкви, должно было проходить в единомыслии с властью духовной и покоиться на принципе традиционной симфонии, которой характеризовалась и вся сложная система взаимоотношения Церкви и государства в Византии. А как в отдельных случаях выражалась эта симфония и каковы были частные ее применения в акте избрания патриархов, - это будет видно из дальнейших исторических справок и иллюстраций.

Что же касается предварительного акта избрания, то участие в нем василевса было очень велико. Подобно иерархам, и царь заботился о том, чтобы патриарший престол был вверен достойному претенденту. Совместно с ними он искал соответствующих кандидатов и обсуждал личные их достоинства, иногда сам указывал новых претендентов власти и вообще обнаруживал живое и деятельное отношение к более удачному решению патриаршего вопроса. И история свидетельствует, что ни к одному избранию патриархов в течение IX- XV вв. византийские императоры не отнеслись индифферентно, - напротив, в каждом отдельном случае проявляли больший или меньший почин, оказывали Церкви то или иное содействие, помогали ей без особых затруднений приступить к сложной и важной проблеме. Так, в самом начале нашей эпохи избрание патриарха Мефодия (843 г.) совершилось при содействии благочестивой царицы Феодоры, которая не менее иерархов была заинтересована в том, чтобы на патриаршем престоле восседал защитник иконопочитания. И вот, по словам биографа Мефодия, стали искать достойного ('εζητεΐτο άξιος) заместителя патриаршего престола после удаления злого иконоборца Иоанна Грамматика.¹⁰⁰ В этом «искании», несомненно, участвовала и царица Феодора.¹⁰¹ Затем, о горячем содействии Церкви со стороны императора Михаила III и кесаря Варды в избрании Фотия говорит и сам знаменитый патриарх, почти в течение двух месяцев (октябрь-декабрь 857 г.) отклонявший от себя честь высокого избрания и лишь уступивший властному велению царя.¹⁰² Патриарх Евфимий также при содействии императора Льва Философа был намечен (907 г.) кандидатом на патриарший престол.¹⁰³ Далее, Пахимер свидетельствует, что перед вторичным избранием патриарха Арсения Авториана (1261 г.) император Михаил Палеолог проявлял большую попечительность о Церкви, лишенной пастыря, и справедливо полагал, что без патриарха не только Церковь не может управляться, но и весь государственный организм по необходимости должен хромать (χωλεύειν).¹⁰⁴ Перед избранием Исидора (1347 г.) много заботился о более успешном замещении патриаршего престола император Иоанн Кантакузин, который вместе с архиереями искал кандидатов патриаршества и наметил достойнейшего из них - афонского подвижника Савву; однако Савва отказался, и избрание было сосредоточено на Исидоре.¹⁰⁵ Вообще, факт живого и деятельного участия византийских императоров в предварительном указании кандидатов патриаршества не подлежит никакому сомнению. Но было бы несправедливо оценивать этот факт в смысле вмешательства василевсов в церковное дело или посягательства на права Церкви. От этого василевсов предохранял тот принцип симфонии, который характеризовал систему взаимоотношений Церкви и государства в Византии. Здесь роль царя вытекала из полного к нему доверия Церкви, которое утверждалось на его праве епистимонарха, экдика, дефенсора Церкви. Говоря словами Симеона Солунского, благочестивый царь лишь помогал и служил Церкви, содействовал ее миру, прилагал свои старания к тому, чтобы права Церкви были соблюдены, а дела ее проходили без раздоров и беспорядка.¹⁰⁶ С этой принципиальной точки зрения и следует взвешивать многочисленные факты «искания» царями достойных кандидатов патриаршества и совместной с архиереями предварительной оценки их личных преимуществ.

Далее, избрание византийских патриархов не обходилось и без участия монахов. Иноки имели громадное влияние на церковно-общественную жизнь в средневековой Византии и сильно импонировали общественному мнению во всех важнейших событиях ее внутренней истории. В частности, избрание патриарха, представителя и «главы» Церкви, руководителя церковно-общественной жизни в империи весьма тесно соприкасалось с их задачами общественного служения, ближайшим образом затрагивало идеалы всегда существовавшей в Византии монашеской партии и тем или иным образом отражалось на ходе и направлении ее церковной политики. Поэтому вопрос о кандидатах на патриаршество весьма живо интересовал монахов, вызывал среди них чувство соревнования, втягивал в предвыборную борьбу и давал повод фактически проявить великую моральную силу, которая им принадлежала. Громадным авторитетом и значением монахов и можно объяснить то, что большинство византийских патриархов нашей эпохи вышло именно из монастырей и скитов, которые были, можно сказать, рассадниками высшего духовенства Византийской церкви. Что касается исторических фактов, то для примера можно отметить, что в начале нашей эпохи именно монахи выдвинули из своей среды таких известных патриархов, как Мефодий, Игнатий, Антоний II Кавлей.¹⁰⁷ Евфимий I также был кандидатом монашеской партии и занял престол при горячем сочувствии и содействии иноков.¹⁰⁸ В конце XIII и в начале XIV в. монашеская партия арсенитов принимала весьма живое и деятельное участие в возведении и низведении патриархов и усиленно выставляла кандидатуру лучших своих представителей.³ Наибольшего значения в деле избрания византийских патриархов монахи достигли в XIV в., когда целый ряд выдающихся представителей Церкви вышел из монашеских обителей Афона (Исаия, Исидор, Каллист I, Филофей и др.). О любопытном эпизоде из этого времени рассказывает историк Кантакузин. После удаления с патриаршей кафедры Иоанна Калеки (1347 г.) возникли горячие речи о будущем предстоятеле Церкви. Очень многие, преимущественно монахи, никого другого не считали более достойным престола, как известного Фессалоникийского архиепископа Григория Паламу, который не только отличался добродетелью, философской жизнью, точным пониманием догматов и опытностью, но и был мужем свободного, независимого характера и смело говорил против самого царя, когда видел нарушение справедливости и блага Церкви. Между архиереями и представителями монахов был, по словам историка, большой спор по этому делу. Монахи, испытавшие в период недавних исихастских споров заключение в тюрьмах и изгнания, надеялись, что патриарший престол будет им наградой за тяжелые невзгоды. А когда кандидатура Григория Паламы встретила оппозицию со стороны архиереев, то монахи стали указывать и других лиц из своей среды, достойных патриаршего престола. Наконец избиратели остановились на монахе Исидоре.¹⁰⁹

Многочисленные патриаршие чины (девять пентад) и столичное духовенство, члены царского синклита и придворные оффикии, византийское образованное общество и простой народ также более или менее живо интересовались делом избрания нового патриарха и принимали то или иное участие в предварительном указании кандидатов. Это было для них делом естественным как в силу громадного значения патриарха в церковно-общественной жизни средневековой Византии, так и вследствие искренней религиозности византийцев и горячей их преданности церковным началам. В качестве исторического освещения этой стороны вопроса могут служить такие факты. Патриарх Фотий в посланиях к Римскому папе Николаю и к Антиохийскому патриарху свидетельствует, что он занял патриарший престол и по настойчивому воздействию клира и иереев.¹¹⁰ О патриархе Константине Лихуде известно, что он занял престол по выбору не только митрополитов, но и клира и народа.¹¹¹ В таком же роде произошло избрание и патриарха Иоанна Ксифилина.¹¹² Затем, из обстоятельств избрания в 1143 г. патриарха Михаила II известно, что оно состоялось не без участия родственников императора Мануила Комнина, сенаторов и служителей алтаря.¹¹³ А когда в 1267 г. зашла речь об избрании преемника патриарху Герману III, то император Михаил Палеолог рассуждал об этом и с иереями.¹¹⁴ Далее, из недавно опубликованного письма афинского священника Михаила Калофрена к патриарху Митрофану II (4 мая 1440-1 августа 1443 г.) можно видеть, с каким горячим сочувствием афинский кинот отнесся к факту его вступления на Византийскую патриаршую кафедру.¹¹⁵ Наиболее отчетливо роль клира, народных представителей (οι πρώτοι του λαοΰ) и простого народа выступает в акте избрания патриарха Геннадия Схолария в 1453 г., когда эти элементы греческого общества принимали, наряду с архиереями, и активное участие в наименовании и самом избрании нового патриарха.¹¹⁶ Но этот факт уже выходит за пределы нашей эпохи, произошел при иных внешних условиях в положении Константинопольской церкви и должен оцениваться по другому критерию. Что же касается византийской практики, то по поводу отмеченных у некоторых историков фактов участия клира и народа в избрании патриархов должно сказать, что эти свидетельства являются изолированными в ряду весьма многочисленных рассказов без всякого упоминания о клире и народе, представляются совершенно неопределенными по своему содержанию и не подтверждаются такими авторитетными писателями по нашему вопросу, как Георгий Кодин и архиепископ Фессалоникийский Симеон. Примечательно и то, что памятники гражданского права Византии - Эпанагога, Василики и Прохирон Распространенный, говоря об избрании епископов клириками и представителями города (οι πρώτοι της πόλεως),¹¹⁷ ничего подобного не сообщают относительно патриарха. Ясно, что практика избрания патриархов была иная, сравнительно с поставлением епископов, а отмеченные в некоторых византийских источниках факты участия клира и мирян в этом избрании имели особый смысл. Это участие, несомненно, не имело активного характера и проявлялось в том, что клирики и миряне были лишь выразителями настроения своей среды и мнения общества и, не участвуя непосредственно ни в голосовании, ни в каких-либо избирательных собраниях, ограничивались только общим указанием достойных кандидатов для патриаршества и наименованием их - по голосу народа - в первый период избирательного процесса, когда только еще намечались кандидаты и происходила предварительная оценка их достоинств по суду всей Церкви. В византийскую эпоху и речи быть не могло о какой-либо делегации со стороны клира или народа для участи в избрании патриарха, так как идея делегации была чужда византийскому церковному сознанию, не оправдывалась каноническими основаниями и не мирилась с характером патриаршей власти. Напротив, здесь господствовала идея невмешательства мирского начала в церковные дела, и в частности в избрание патриархов. Константинопольский собор 869-870 гг. одним из своих правил (22) постановил, чтобы императоры и светские начальники не участвовали в избрании патриарха, так как это дело принадлежит собору епископов; находясь на соборе, светские начальники должны сидеть молча и ожидать, когда состоится избрание, а принимать то или иное участие в нем они могут только по приглашению Церкви; кто из светских начальников станет противодействовать общему и согласному решению собора, тот подвергается отлучению, пока не обнаружит раскаяния и послушания.¹¹⁸ Если таково было отношение Церкви к императорам и гражданским властям, то тем более не могло допускаться в избрание патриарха вмешательство народа. Да и в каком порядке и соответствии с общей численностью мирян в Константинопольской церкви могло бы выражаться делегированное участие их представителей в этом сложном и продолжительном акте? Во всяком случае, исторические памятники хранят по этому вопросу абсолютное молчание. Еще можно было бы допустить некоторую активность в избирательном патриаршем процессе со стороны местной константинопольской паствы, для которой патриарх был и епархиальным архиепископом. Но и здесь нет данных для определенных суждений и выводов. Возможно утверждать только то, что как низший клир Византийской церкви, так и миряне обнаруживали более или менее живой интерес к церковному делу, как только на очередь ставился вопрос об избрании нового патриарха. Благочестивый и набожный византийский народ, по личному почину и настроению, без притязаний на авторитет, помимо всякой делегации и формальных полномочий, по влечению своего верующего сердца, называл таких лиц, которых он желал видеть во главе Церкви, как ее представителей и первоиерархов. Так как обыкновенно назывались выдающиеся современные подвижники, ученые, церковные деятели, то нередко бывало, что голос народа, мнение клира и общества совпадали с желаниями иерархов, царя и монахов. На эту симпатию народа и клира, на этот общественный голос и указывают те немногие исторические свидетельства, которые говорят об избрании патриархов при участии и клира с народом.

Вообще, в предварительном акте избирательного процесса, когда отыскивались и указывались достойные кандидаты патриаршества, принимали то или иное участие почти все члены Византийской церкви, во главе с иерархами и василевсом. Всякий раз как византийский патриарший престол оказывался вакантным, в движение приходили все церковные элементы, поскольку они были связаны с предстоятелем Церкви или были заинтересованы в замещении престола одним из представителей той или другой церковной организации. Ведь этот предварительный акт, несмотря на первичное свое значение в сложном процессе избрания патриарха, в сущности был весьма важен и нередко предрешал результат выборов. Общественное мнение, сложившееся в этот предварительный период в пользу того или иного кандидата, нередко склоняло на его сторону и ближайших вершителей избирательного акта - архиереев и царя или, по крайней мере, заставляло строже относиться к другим претендентам патриаршей власти и увеличивать срок предварительной оценки (κρίσις) их качеств и достоинств. Эту сторону вопроса можно пояснить такими историческими данными. При избрании преемника патриарху Михаилу Кирулларию (+ 1058 г.) происходила, по словам Михаила Пселла, оценка (κρίσις) достоинств намеченных кандидатов. Она коснулась между прочим первого министра Византии и протовестиария Константина Лихуда, имя которого как претендента патриаршей власти было названо не только императором Исааком Комнином и архиереями, но и клиром и народом. Наравне с остальными кандидатами «критика» была распространена и на Лихуда. «Но подобно тому, как все звери, - говорит панигирист Лихуда, - уступают в силе льву, а все птицы не равняются по своей породе орлу, и ни один из зверей лесных не может состязаться с этим благородным животным, ни все птицы не могут соперничать с орлом, так и у него (Лихуда) при сопоставлении со всеми не нашлось ни одного равного противника, но превосходство его получило перевес во всем, перед всеми и во всех отношениях».¹¹⁹ Однако при всех достоинствах Константина Лихуда и при поддержке его со стороны митрополитов, клира и народа вдовство Церкви продолжалось не менее двух месяцев. Такая же оценка была применена и при выборе преемника Лихуду из числа нескольких кандидатов,¹²⁰ причем на основании произведенного сравнения предпочтение было отдано монаху с горы Олимп Иоанну Ксифилину.¹²¹ И в этом случае избирательный период со всеми предварительными формальностями, связанными с оценкой претендентов, продолжался целых пять месяцев.¹²² По смерти Ксифилина (1075 г.), когда возник вопрос об его преемнике, претендентами на патриарший престол были члены синклита, служители Церкви и другие византийцы, известные и знаменитые своими знаниями и делами, но выше всех их по своим достоинствам был признан иерусалимский монах Косьма, которому и вверено было кормило высшего церковного управления.¹²³ По смерти патриарха Мануила II (1255 г.) в течение нескольких месяцев «искали» достойного кандидата для замещения патриаршего престола.¹²⁴

Разумеется, в продолжительный период оценки и сравнения кандидатов патриаршества, когда в акте принимали участие царь и придворные лица, синод и митрополиты, монахи, клир и народ, когда, значит, встречались и переплетались интересы различных партий и развивались влияния разных общественных элементов, возможны были и бывали колебания в пользу то одного, то другого претендента, обнаруживались признаки обычной предвыборной борьбы, допускались иногда обыкновенные человеческие средства для достижения намеченной цели. Так, историк Пахимер рассказывает, что после удаления с престола патриарха Иосифа (1275 г.) Церковь стала искать будущего предстоятеля, причем предварительной оценке подвергались ('ενεκρίνοντο) выдающиеся из монахов и остальных священных лиц. Голос (ή ψήφος) Церкви больше всего склонялся в пользу проживавшего в Константинополе Антиохийского патриарха Феодосия Принкипа, благородного по происхождению и добродетельного по жизни мужа, подвижника Черной горы, бывшего архимандрита столичного царского монастыря Вседержителя. Так было во время предварительного указания кандидатов, но затем в мнении архиереев и царя первенствующее место занял хартофилакс и великий скевофилакс, знаменитый Иоанн Векк.¹²⁵ На обозреваемую сторону вопроса проливает некоторый свет и завещание патриарха Исидора (1350 г.). Перед Богом и людьми патриарх здесь свидетельствует, что когда стали искать лицо, достойное украсить вселенский патриарший престол, то был призван он и - послушался этого приглашения, исходившего от Церкви, но прежде он нимало не стремился к патриаршеству, не убеждал тех или других ходатаев подать за него голос, не просил архонтов, не льстил ни царю, ни архиереям и вообще не предпринимал с целью занять престол ничего - ни большого, ни малого, как видит это всеведущий Господь.¹²⁶ Значит, mutatis mutandis, бывали факты и обратного к указанному делу отношения. Так, историки очень неодобрительно относятся к патриарху Феофилакту (933-956 гг.), сыну императора Романа Лакапина, неканонически занявшему патриарший престол и своими деяниями вызвавшему общее осуждение.¹²⁷ Никита Хониат с порицанием говорит о патриархе Василии II Каматире (1183-1187 гг.), который сам добивался патриаршества и достиг его лишь путем соглашения с царем Андроником Комнином, письменно обещав делать все, что царю будет угодно.¹²⁸

Но такие факты были исключительными. Нормальный же и обычный порядок предварительного указания и оценки кандидатов патриаршества определялся участием в этом деле со стороны всей Церкви, которой и принадлежало право искать (ζητεΐν) и судить (κρίνειν) новых претендентов патриаршей власти. Такая именно точка зрения на патриаршие выборы была присуща и византийскому самосознанию. Когда патриарх Иосиф отказался от престола (1275 г.), то, по словам Пахимера, Церковь стала искать будущего предстоятеля (της 'εκκλησίας ζητούσης τον προστησόμενον).¹²⁹ По низложении патриарха Иоанна XIV Калеки (1347 г.), общая для всех верных Церковь искала общего покровителя - патриарха (της κοινής των πιστών 'εκκλησίας τον κοινόν προστάτην 'επιζητούσης).¹³⁰ Но, разумеется, нельзя думать, что все и каждый занимались «исканием» достойного кандидата, а с другой стороны, несправедливо предполагать, что в этом деле была какая-либо определенная, заранее выработанная организация. Нет, от лица Церкви здесь действовали архиереи, царь, выдающиеся члены клира и монашества, а народ выражал свой общий голос устами наиболее преданных Церкви и благочестивых лиц, которые имели возможность входить в непосредственные сношения с предстоятелями Церкви и ее епистимонархом.

Ввиду того что избрание патриарха было весьма важным фактом в церковной жизни Византии и отражало в себе стремления, задачи и интересы и отдельных исторических деятелей, и целых организаций, этот акт затягивался иногда на очень продолжительное время и служил поводом к соревнованию между участниками этого сложного и крупного дела. Долго продолжался именно тот подготовительный период, когда намечались и указывались лица, достойные занять патриарший престол, и происходила оценка (κρίσις) их качеств. Так, по смерти патриарха Николая Мистика (+ 15 мая 925 г.) преемник ему, патриарх Стефан, был избран лишь в августе этого года;¹³¹ патриарх Трифон был избран только в декабре 928 г., тогда как его предшественник Стефан скончался 15 июля этого года,¹³² патриарх Полиевкт занял (956 г.) престол после его вдовства в течение 35 дней¹³³ и т. д. Бывали периоды и более продолжительного вдовства Церкви, когда избрание патриарха по тем или другим мотивам отсрочивалось на неопределенное время. Из нашей эпохи можно указать следующие периоды междупатриаршества. После вынужденного удаления с престола патриарха Трифона (в августе 931 г.) император Роман Лакапин захотел сделать патриархом своего сына Феофилакта, патриаршего диакона и синкелла. Но Феофилакт был еще молод, поэтому необходимо было отложить на некоторое время и его хиротонию. К тому же, среди высшего духовенства Византии возникло недовольство по поводу незаконного намерения царя. Явилась необходимость даже обратиться к покровительству Римского папы и искать у него санкции для необычного в Византии примера замещения патриаршего престола. Папа Иоанн XI прислал в Византию своих местоблюстителей (τοποτηρηταί), которые и представили соборный «томос» (τόμος συνοδικός) относительно хиротонии Феофилакта. По указанным обстоятельствам вдовство Византийской церкви продолжалось один год и пять месяцев (с августа 931 по февраль 933 г.¹³⁴). Затем, по смерти патриарха Антония III Студита (980 г.) византийский патриарший престол оставался вакантным четыре с половиной года (980-984 гг.) вследствие внутренних междоусобий в Империи и печальных политических обстоятельств.¹³⁵ Второе продолжительное междупатриаршество падает на 1240-1244 гг., когда никейский император Иоанн III Дука Ватац, желая возвести на патриарший престол достойного и угодного ему мужа, не мог легко и скоро найти такого кандидата, да, по словам историка Акрополита, и не был способен с успехом и быстро исполнить это важное дело; поэтому протекло продолжительное время, а руководителя у духовного стада не было.¹³⁶ Необходимо при этом иметь в виду, что в Константинополе тогда господствовали латиняне и Византийская церковь вместе с государством переживала трудное и тяжелое время. Далее, византийская патриаршая кафедра больше года оставалась вакантной между низложением патриарха Нифонта (1315 г.) и избранием Иоанна XIII Глики (в середине 1316г.), более двух лет вдовствовала после смерти Герасима I (+ 19 апреля 1321 г.) и перед избранием Исайи (в октябре 1323 г.). Наконец, около трех лет «священно-святая церковь Константинопольская - ή ιεροαγία της Κωνσταντινουπόλεως εκκλησία» - оставалась без первоиерарха накануне падения Византии, между 1450 и 1453 гг., - когда отказался от власти патриарх Афанасий II и был избран первый в турецкую эпоху истории Церкви патриарх Геннадий Схоларий.¹³⁷

Намечая кандидатов для патриаршества и оценивая их достоинства, Византийская церковь руководствовалась определенным образцом (τύπος), черты которого и предносились сознанию ее членов всякий раз, как на общее обсуждение ставился вопрос о новом византийском патриархе. Этот τύπος, или идеал, Византийского патриарха весьма рельефно был начертан и в правовых памятниках Византии, и в общецерковном самосознании, и в реальных фактах жизни и истории. Эпанагога императора Василия Македонянина (IX в.),¹³⁸ Распространенная Эпанагога (XI в.),¹³⁹ Синопсис Малый (XII в.),¹⁴⁰ Синтагма Матфея Властаря¹⁴¹ - все эти правовые памятники Византии, имевшие значение и действующего закона, в аналогичных чертах живописуют τύπος первоиерарха Великой Христовой Церкви. Патриарх, по их изображению, есть живой и одушевленный образ Христа, в словах и делах выражающий истину. Задачей патриарха является сохранение в благочестии и нравственной строгости тех, кого он принял от Бога, обращение к Православию и единению с Церковью по возможности всех еретиков и раскольников и привлечение неверных в число подражателей веры посредством деятельности выдающейся, удивительной, замечательной. Конечное назначение патриарха состоит в сохранении вверенных ему душ, в жизни во Христе, сораспинании миру. Свойства патриарха - быть учительным, безусловно одинаково относиться ко всем, к лицам как высокого, так и низкого положения, быть кротким в отправлении правосудия и обличительным относительно неповинующихся, без страха возвышать голос в защиту истины и догматов даже перед лицом царя. Далее, Византийский патриарх мыслился общим духовным отцом (κοινός πνευματικός πατήρ), поставленным свыше, от Бога (άνωθεν, άπό Θεοΰ).¹⁴² Он заботится о спасении христиан всей вселенной (απανταχού της γης) и молится за всех Богу.¹⁴³ Он носит образ Бога (φέρει τύπος Θεοΰ) на земле, Который и поставил его покровителем христиан всей вселенной (προστάτης των απανταχού της οικουμένης χριστιανών), защитником и попечителем их душ, посему все должны его чтить и любить, оказывать ему повиновение и послушание, относиться к нему, как к отцу.¹⁴⁴ Патриарх есть корифей и началовождь (κορυφαίος και αρχηγός) всякого блага, главный пастырь Божий (άρχιποιμήν Θεού), путеводитель (οδηγός) ко всякому совершенству, ходатай (μεσίτης) к Богу, вселенский учитель (καθολικός διδάσκαλος) христиан в делах веры и нравственности;¹⁴⁵ он имеет на земле божественные права (δίκαια του Θεοΰ),¹⁴⁶ является духовным господином (δεσπότης πνευματικός) для христиан всей вселенной,¹⁴⁷ защитником (εκδικητής) божественных законов и канонов,¹⁴⁸ дефенсором (δεφένσωρ) Господним.¹⁴⁹ Глава Церкви есть Христос, но патриарх является Его наместником на земле¹⁵⁰ и помазанником (χριστός) и до известной степени «главой», или предстоятелем, Церкви, но, конечно, без папистических притязаний на фактическое преобладание в Церкви,¹⁵¹ так как по отношению к остальным иерархам он признавал себя и фактически был только братом - равным по отношению к остальным восточным патриархам и старшим, или первым (πρώτος αδελφός),¹⁵² для архиереев Византийской церкви.

Нарисованный идеальный образ (τύπος) патриарха, несомненно, жил в сознании византийской иерархии и общества IX-XV вв. и имел реальное свое выражение в лице отдельных предстоятелей Церкви византийской. Этот τύπος предносился Церкви и всякий раз, когда на очереди стоял вопрос об избрании нового патриарха, и служил руководящим критерием в оценке кандидатов патриаршества. О фактическом значении типа свидетельствуют и отдельные примеры его реализации в применении к намеченным предстоятелям Церкви. Так, по рассказу биографа патриарха Мефодия, после удаления Иоанна Грамматика отыскивался достойный претендент для утверждения на патриаршем троне, украшенный деланием и созерцанием (πράξει και θεωρία) дел человеческих, испытанный многоопытностью в делах божественных, сильный - по Божественному Писанию - словом и делом. И вот, были представлены (προβεβλημένων) многие великие и святые мужи, но только один был предпочтен на основании предварительной оценки его достоинств (προκρίνεται) - победоносный Мефодий, превосходивший всех аскетизмом, знанием Писаний, красноречием, терпением в трудах, правильностью размышления, обходительностью и весьма приятной беседой.¹⁵³ По смерти Мефодия для предстоятельства (εις προστασίαν) в Церкви предлагались многие лица, но все, после предварительной оценки, были признаны несоответствовавшими назначению, один - по одной, иные - по другой причине. По воле Божественного Духа, содействием и избранием (συνεργία και ψήφω) архиереев Божиих, божественной иерархии был удостоен Игнатий, преподобнейший пресвитер, преисполненный всякой справедливости, добродетели и благочестия, подвижник святой жизни, пользовавшийся всеобщим уважением за кротость, учительность и преданность ортодоксии.¹⁵⁴ В таком же роде характеризуется и Антоний II Кавлей, праведный муж, воспитанный в добродетелях, жилище милосердия, источник добра.¹⁵⁵ Далее, при избрании Василия Скамандрина (970 г.) было указано на то, что этот претендент патриаршей власти, отличаясь высокими аскетическими доблестями, превосходит всех в исполнении дел божественных и испытан в познании дел человеческих.¹⁵⁶ А патриарх Антоний Студит до занятия кафедры проводил, по свидетельству историков, апостольскую жизнь, все, что имел, раздавал бедным, обогащался знанием божественным и человеческим и с готовностью учил тех, кто приходил к нему для назидания, без всякого лицеприятия относился к людям знатным и богатым, был и по жизни, и по разуму мужем ангельским и божественным.¹⁵⁷ Об Иоанне Ксифилине, занявшем престол в 1064 г., историки сообщают, что это был муж мудрый и достигший высшей степени знания, весьма опытный в делах добродетели, большой любитель монашеской жизни, которую он самоотверженно проходил на иноческой горе Олимпе, преуспевая в нравственном совершенстве и страхе Божием. Посему, когда возник вопрос об избрании преемника патриарху Константину III, то из многих кандидатов, подвергшихся предварительной оценке применительно к τύπος'у (πολλών 'ανερευνηθέντων), ни один, кроме него, не оказался достойным столь высокой степени. И на патриаршем престоле он был светильником Великой Церкви (λαμπτηρ της μεγάλης εκκλησίας).¹⁵⁸ Определенный τύπος предносился сознанию и отцов Ефесского собора 1216 г., который, рассуждая, под председательством митрополита Николая, о кандидатах для замещения вакантного в Никее патриаршего престола, постановил, что будущий первоиерарх Церкви должен быть украшен разумом, безукоризненной жизнью и деятельностью, воспитан в церковных законах и вообще опытен и во всем образован. При таких качествах кандидата на патриарший престол среди архиереев, замечает собор, воцарится единомыслие и прославятся Отец и Сын со Святым Духом.¹⁵⁹ Современный император Феодор I Ласкарис вполне согласился с воззрением собора на качества кандидата патриаршества, как и свидетельствует факт избрания патриарха Мануила, названного «философом», точного исполнителя канонов и законов.¹⁶⁰ Затем, намечая преемника патриарху Арсению (1260 г.), архиереи в числе качеств будущего иерарха отметили и его обязанность «исследовать и исправлять» церковные дела,¹⁶¹ - как бы имея в виду одну из глав титула Эпанагоги о патриархе. Они действительно и нашли такого кандидата - в лице Ефесского митрополита Никифора, мужа благоговейного, украшенного добродетелью и знаниями, отличавшегося ревностью в защите Церкви и ее законов, если им грозило нарушение.¹⁶² А вот как историк Пахимер характеризует Адрианопольского епископа Германа, которого византийские архиереи признали в 1267 г. способным для «величайшего предстоятельства» в Церкви. Это был муж характера независимого, горячо любил истину и отличался ученостью, хорошо знал все то, что содействует добродетели и пригодно для управления, высоко ценил людей красноречивых и ученых, был истинно гуманный человек и одинаково относился ко всем.¹⁶³ Так как Герман ближе, чем другие кандидаты патриаршества, подходил к традиционному τύπος'γ, то архиереи и предпочли его остальным кандидатам (προκριθείς των άλλων).¹⁶⁴ Вполне соответствовал традиционному τύπος'у патриарха и галисийский подвижник Иосиф, муж духовный и добрый, простой и благонравный, искренно расположенный к монашеской жизни со всеми подвигами и молитвами, ей свойственными, преуспевавший во всякой человеческой добродетели. Ему и был предложен патриарший престол, пребывавший во вдовстве после удаления патриарха Германа III в 1267 г.¹⁶⁵ Характерными чертами τύπος'а рисуется у историков нравственный облик и будущих патриархов - Григория II Кипрского,¹⁶⁶ Иоанна XII Созопольского,¹⁶⁷ Афанасия I,¹⁶⁸ Иоанна XIII Глики¹⁶⁹ и мн. др. Таким образом, исторические свидетельства подтверждают жизненность патриаршего τύπος' a и реальное его применение к отдельным претендентам первостоятельства в церкви Византийской.

Из какой среды намечались кандидаты патриаршества, а потом избирались патриархи? Ответом на этот вопрос могут служить следующие статистические данные, касающиеся византийских патриархов от середины IX до середины XV в. (843-1453 гг.). В течение этого периода византийский престол занимали семьдесят пять патриархов. Из них сорок шесть до вступления на патриарший престол принадлежали к братству того или другого византийского монастыря или были настоятелями обителей.¹⁷⁰ Затем, девятнадцать лиц до занятия патриаршего трона или входили в состав патриарших чинов и клира Св. Софии, или принадлежали к придворному духовенству.¹⁷¹ Шесть патриархов достигли первостоятельства в Церкви путем перемещения в Константинополь из других епархий, где они раньше занимали митрополичьи кафедры.¹⁷² Наконец, четыре патриарха были избраны на вселенский престол непосредственно из мирского звания.¹⁷³

Представленные статистические данные ясно показывают, что византийские патриархи избирались преимущественно из монашеской среды. Настроение относительно монахов как кандидатов патриаршества оставалось твердым в продолжение всей нашей эпохи и особенно крепко к концу ее. При этом кандидатами патриаршества намечались иеромонахи и даже простые монахи, иногда игумены монастырей - столичных и, особенно, афонских. Бесспорно, и в среде епархиальных архиереев Византийской церкви IX-XV вв. было немало достойнейших лиц,¹⁷⁴ однако же на патриарший престол избирались большей частью простые монахи или иеромонахи, иногда в звании игуменов, из состава же высшей современной иерархии лишь немногие восходили на высоту патриаршества. Любопытно отметить эту особенность византийской практики, характерную в том отношении, что и епархиальные архиереи средневековой Византии выходили преимущественно из монастырей - Афона, Олимпа, Кимина, Гана и других крупных очагов византийского монашества.¹⁷⁵ Возможно даже допустить, что из тех шести митрополитов нашей эпохи, которые заняли патриарший престол путем перемещения с епархиальных кафедр, некоторые вышли из монашеской среды. То же самое можно сказать и о некоторых из патриарших архонтов и членов клира Св. Софии, избранных потом на патриаршую кафедру. Таким образом, в IX-XV вв. монахи были первыми и главными кандидатами на византийский патриарший престол. Разумеется, этот исторический факт имеет свою причину. Она заключается прежде всего в том, что преимущественно среди иноков находились в нашу эпоху такие лица, которые по своим моральным качествам более всего соответствовали традиционному τύπος'у Византийского патриарха. Это вполне и подтверждается историей византийского монашества IX-XV вв., которая весьма богата фактами и примерами истинно аскетической жизни монахов, их искреннего и сознательного стремления к осуществлению монашеских принципов, высокого нравственного совершенства, святого подвижничества.¹⁷⁶ А с другой стороны, и патриархи, вышедшие из монастырей, в большинстве ознаменовали себя на престоле выдающейся архипастырской деятельностью и вполне оправдали свое высокое, исключительное назначение. Затем, при оценке рассматриваемого факта необходимо иметь в виду и общее значение монашества в средневековой Византии. Это значение было громадно и простиралось на все стороны церковно-общественной жизни византийцев и даже на гражданско-политический строй в Империи. Монашество составляло один из существенных элементов в содержании византинизма как культурно-исторической системы, а идеалы его нравственного совершенства очень близко граничили с мировоззрением мирского общества. Поэтому в средневековую эпоху почти вся Византия была покрыта монастырями и наполнена монахами, так что представлялась всецело монашеским царством. В этом царстве иноки признавались первыми гражданами, окружены были всеобщим уважением и любовью, находили себе почет и радушную встречу в царском дворце и в палатах патриарха, в домах сановников и в хижинах париков-крестьян. Для византийского общества монахи служили реальным примером высокой нравственной жизни, являлись его учителями в достижении нравственного совершенства, обличителями его пороков и заблуждений, защитниками теснимых и угнетаемых, покровителями бедных, миссионерами среди уклонившихся от чистоты Веры Православной и от точного исполнения церковных канонов и законов, просветителями народа в школах и храмах, щедрыми благотворителями, опытными целителями моральных недугов, как духовные отцы народа. Наконец, византийские монахи служили Церкви и обществу и в качестве высших иерархических лиц. Они именно в средневековую эпоху являлись первыми и главными кандидатами на кафедры епископов, митрополитов и патриархов. Господство монахов в составе высшей византийской иерархии получило начало со времени великого аскета и пламенного борца за веру и Церковь св. Феодора Студита, который и в своих письменных трудах, и в своей деятельности дал удивительный образец цельного и стройного аскетического мировоззрения и его реального осуществления, а также на долгое время обеспечил торжество монашеских идей в церковно-общественной жизни Византии.¹⁷⁷ Феодор Студит прочно организовал и ту церковную партию, которая своим лозунгом провозгласила акривию догматов и канонов и вступила в борьбу со светской властью за свободу и независимость Церкви. Партия эта состояла почти исключительно из монахов и постепенно приобрела громадное влияние на ход и направление церковно-общественной жизни в Византии. Главным орудием руководящего значения монахов в церковной политике и служил патриарший вселенский престол, на который они старались возводить своих сторонников, чтобы получить возможность проводить в церковную жизнь свои идеи и принципы и первенствовать в управлении Церковью. Со времени Феодора Студита монашеская партия медленно, но уверенно шла к этой цели. Борьба византийских церковных партий при патриархах Тарасии и Никифоре, Фотии и Игнатии, Николае Мистике и Евфимии, Арсении и Иосифе, наконец, в эпоху исихастских споров (XIV в.) происходила не только из-за теоретических воззрений и принципов, но имела и живой практический интерес, отражала в себе чисто реальные задачи партий: монашеская партия, признавая себя наиболее способной оградить свободу и независимость Церкви от вторжения светской власти, а сторонников иной партии - менее компетентными в защите догматической и канонической акривии от мирских нарушений, и вела из-за иерархических прав Церкви упорную борьбу с белым духовенством и с представителями «мирского вещества» в византийской иерархии, т. е. с теми лицами, которые до занятия патриаршей кафедры принадлежали к мирянам и занимали различные государственные должности.

В этом принципиальном соревновании двух партий можно отметить и частные исторические эпизоды, проливающие свет на общий его ходи отдельные колебания в течение нашей эпохи. В самом начале ее византийский патриарший престол находился в распоряжении монашеской партии, под воздействием которой и были избраны такие выдающиеся патриархи-аскеты, как Мефодий и Игнатий. Но преемник Игнатия - Фотий происходил из «мирского вещества», так как до избрания занимал, в звании мирянина, государственную должность протоасикрита. Однако и этот блестящий государственный деятель с юношеского возраста, как сам утверждает, полюбил монашескую жизнь и стремился к ней,¹⁷⁸ а когда согласился занять патриарший престол, то, предварительно проходя иерархические степени, прежде всего постригся в монашество, приняв, конечно, малую схиму (μικρόν σχήμα).¹⁷⁹ Этот факт нужно признать очень важным, тем более что в течение нашей эпохи он неоднократно имел аналогичное повторение. Так, Григорий Кипрский, избранный на патриарший престол (1283 г.) в звании придворного протапостолария, прежде всего был пострижен Козильским епископом в монашество, с переменой мирского имени (Георгий), и потом посвящен из анагноста в диакона.¹⁸⁰ Равным образом Иоанн Глика, состоявший до патриаршества логофетом дрома, после избрания, «конечно, стремился, из-за благоговения к трону, облечься в монашеский образ», но был царем отклонен от этого намерения вследствие серьезной его болезни.¹⁸¹ И Геннадий Схоларий, бывший до избрания на престол мирянином, предварительно проходя все священные степени, принял монашество, с переменой своего мирского имени (Георгий).¹⁸² Вообще, в практике Византийской церкви господствовал почти обязательный для кандидатов епископства обычай - принимать монашество накануне хиротонии, как об этом свидетельствуют Вальсамон,¹⁸³ Георгий Пахимер¹⁸⁴ и Симеон Солунский.¹⁸⁵

Стремление к монашеству было так велико, что епископы, как из безбрачных лиц белого духовенства, так и принявшие до хиротонии малую иноческую схиму (μικρόν σχήμα), облекались потом - первые в схиму малую, а вторые - в схиму великую (μέγα σχήμα), причем желали сохранить за собою епископские кафедры. Ввиду того что малый образ есть залог образа совершенного и является подвигом покаяния, послушания и ученичества духовного, а не учительства и начальствования, и ввиду полной несовместимости обязанностей архиерейства с подвигами великосхимничества Константинопольский собор 879 г., бывший в храме Св. Софии, 2-м своим правилом запретил архиереям из белого духовенства нисходить в монашеский малый образ, нимало, впрочем, не коснувшись этим запрещением господствовавшего в средневековой Византии обычая принимать монашество прежде епископства, а архиереям из монахов не разрешил облекаться в великую схиму, - в противном же случае те и другие должны лишаться архиерейского достоинства.¹⁸⁶ Это правило имело силу и относительно патриархов. Пахимер рассказывает, что незадолго до смерти патриарха Никифора II (1261 г.), бывшего до патриаршества протоиереем Большого Византийского дворца, а потом митрополитом Ефесским, один из ревностных подвижников, по имени Феодосии, стал его уговаривать облечься в монашеские одежды (έπενδυθήναι τα μοναχών), но он не только не принял совета, но и с неудовольствием выслушал это напоминание, так как хотел умереть архиереем (ώς τεθνηξείων άρχιερεύς).¹⁸⁷ Но патриарх Георгий II Ксифилин, бывший до патриаршества диаконом и великим скевофилаксом, отказавшись в 1199 г. от престола, был пострижен (άπεκάρη) в столичном монастыре Фриганон, который он сам построил.¹⁸⁸ Равным образом Герман II, бывший до патриаршества монахом обители св. Георгия Паневморфа, перед смертью принял (1240 г.) великую схиму и назван Георгием.¹⁸⁹ И Иоанн XII Созопольский, отрекшись в 1303 г. от патриаршества, стал подписываться - «Ιωάννης μοναχός» или «ό άββάς Ιωάννης».¹⁹⁰ Но, с другой стороны, и для кандидатов патриаршества имел силу господствовавший в Византии обычай почти обязательного для архиереев облечения в малый иноческий образ до епископской хиротонии, как это и видно из примеров Фотия, Георгия Кипрского и других и доказывается подавляющей численностью патриархов из монахов в течение IX-XVвв. Имеются по этому вопросу и специальные данные. В рекомендательном послании (συστατική 'επιστολή), которое рассылалось только что хиротонисанным патриархом Константинополя к предстоятелям всех автокефальных Церквей Востока и образец (τύπος) которого сохранился, новый патриарх, указывая на свою прежнюю жизнь, отмечал и происшедшую с ним перемену, выразившуюся в принятии монашества (είτα μεταβολή τρόπου και του μοναδικού πολιτεύματος 'αντιποίησις).¹⁹¹ И в чине избрания патриарха, находящемся в Лаврском (на Афоне) евхологии XV в., кандидат патриаршества представляется или иеромонахом, или митрополитом, как это видно из таких выражений чина о будущем патриархе: «Если (после обряда πρόβλησις'a) был час литургии, то (архиереи) литургисуют или хиротонисуют его, если он - иеромонах; а если он - митрополит, то литургисует со всеми архиереями и церковными архонтами».¹⁹² Ясно, что в общецерковном сознании средневековой Византии патриаршество весьма тесно связывалось с монашеством. И история свидетельствует о первенствующем значении монашества в замещении вселенского патриаршего престола в течение всего нашего периода, причем торжество монахов постепенно крепло и развивалось. Насколько сильна была монашеская иерархическая тенденция в конце XIII в., показывает двукратное патриаршество Афанасия I, сурового аскета, не допускавшего никаких уступок белому духовенству и мирскому элементу, не желавшего делать никаких уклонений от подвижнических принципов. Идеалы монашества Афанасий стремился перенести и в область церковно-административных отношений и действовал в этом направлении в высшей степени последовательно и строго. Известна его попытка заместить административные при патриархии должности исключительно монахами и подчинить клириков Великой Церкви монастырскому уставу.¹⁹³ А в XIV в. константинопольский патриарший престол сделался почти исключительным достоянием питомцев монашеского Афона, которые, одержав во время исихастских споров победу над патриархом (из белого духовенства) Иоанном XIV Калекой и его единомышленником - придворным ученым Никифором Григорой, создали настоящий триумф монашеских идей в области церковно-общественной жизни Византии и надолго обеспечили свои права на первенство в церковном управлении. Лишь в самом конце нашей эпохи, когда церковные дела вследствие политических причин пришли в упадок, на патриарший престол избирались кандидаты независимо от установившейся традиции, по побуждениям унионального свойства. Но в период и полного торжества, и некоторого принижения монашеских идей в Византии избрание монахов на патриарший престол было актом свободным, согласовалось с традиционным τύπος'οм патриарха и личными достоинствами каждого кандидата. На патриарший престол избирались лучшие из монахов, которые указывались голосом синода и царя, духовенства, монашества и народа. Борьба, происходившая между историческими партиями в Византии, не имела абсолютного значения, - перевес в ней падал то на одну сторону, то на другую, и каждая партия потом выдвигала на патриарший престол лучшего из своей среды.

Вторую по численности группу составляют патриархи (19), которые до занятия престола принадлежали к чинам патриаршего двора, клиру Великой Церкви (Св. Софии) и к придворному духовенству. Это были большей частью диаконы, входившие в состав девяти пентад патриарших чинов и исполнявшие обязанности то эконома, хартафилакса и скевофилакса, то сакеллария, иеромнимона, протосинкелла и синкелла. Среди них были и два протопресвитера Большого царского дворца и один пресвитер. В своем большинстве эта группа патриархов вышла из состава белого духовенства - безбрачного и брачного. Так, Мануил II (1244-1255), бывший придворным протопресвитером и отличавшийся благочестием и святою жизнью, состоял в браке, но после избрания на патриаршество, конечно, оставил свою жену.¹⁹⁴ Последнее было предусмотрено как церковными канонами (48-е пр. VI Всел. собора), так и гражданскими постановлениями. Известна новелла императора Исаака II Ангела от 20 сентября 1187 г., которой было постановлено, что жены кандидатов на архиерейские (а равно и патриаршую) кафедры еще до хиротонии их должны оставлять своих мужей, принимать пострижение в монастырях вдали от их епархий и неотлучно проводить здесь жизнь по иноческому уставу, в противном же случае не может состояться и хиротония новоизбранного епископа, митрополита, патриарха.¹⁹⁵ И патриарх Иоанн XIV Калека был женат и имел детей (о τοις του βίου πράγμασι συνισχημένος και γυναικί και τέκνοις συνοικών), и это обстоятельство при избрании его было представлено монашеской партией в качестве препятствия, но устранено вмешательством великого доместика Иоанна Кантакузина.¹⁹⁶ В отличие от патриархов-монахов (πατριάρχαι μοναχοί), патриархи этой группы именовались κοσμικοί, так как и по жизни, и по воззрениям больше соприкасались с «миром», чем первые. Они и до патриаршества вращались среди титулованной и должностной чиновной иерархии - патриаршей или придворной, имели доступ к царскому двору, находились в дружеских и даже родственных отношениях с императорскими фамилиями (Стефан I, Феофилакт), были в постоянном общении с миром. И по своим принципиальным воззрениям патриархи этой группы отличались от партии монашеской. Они держались принципа οικονομία (в отличие от 'ακρίβεια), допускали снисходительность и послабления в практическом применении церковных законов и канонов, искали покровительства и поддержки у церковной власти, когда признавали это полезным для Церкви, не считали иноческий аскетизм необходимым и исключительным условием морального совершенства и т. д.¹⁹⁷

К группе πατρίαρχαι κοσμικοί относились по своим воззрениям и немногие патриархи из мирян (4). В Византийской церкви, руководствовавшейся при избрании патриархов традиционным τύπος'οΜ, не было каких-либо особых определений касательно кандидатов из мирян, которые и намечались, и оценивались наравне со всеми остальными кандидатами, но лишь требовалось, чтобы посвящение их совершалось в течение определенного канонами и практикой времени. Любопытные сведения сообщаются Григорой о патриархе Иоанне Глике (1315-1320). На патриарший трон, пишет историк, возводится Иоанн Глика, бывший тогда логофетом дрома, имевший жену, сыновей и дочерей. Это был человек мудрый, всех превосходивший рассудительностью, глубиной и основательностью познаний, чистотой жизни; патриарший престол был достойной наградой этому ученейшему и добродетельному мужу. После избрания жена Глики немедленно приняла монашество. Ее примеру хотел последовать и Иоанн, но царь Андроник Старший удержал его. «Незадолго перед этим по членам его разлились какие-то злокачественные соки, вследствие чего он в определенные периоды года весьма тяжко страдал, и ему, по совету врачей, необходимо было пользоваться мясом; поэтому ему и не разрешено было принять монашескую схиму».¹⁹⁸ Так Иоанн Глика и остался «белым», или «мирским», патриархом. Выдающимися моральными доблестями отличались и остальные патриархи из мирян - Фотий, Сисиний - магистр и знаменитый врач и Константин Лихуд.

Патриархи из бывших епархиальных архиереев (6) не ознаменовали своей деятельности выдающимися и характерными особенностями. Они примыкали или к «зилотам», или «к политикам», в зависимости от монашеской или мирской среды, из которой взошли на патриарший трон.

В заключение уместно добавить, что при избрании патриархов в Византии не обращалось внимания на происхождение (γένος) кандидатов патриаршества, так как иерархическое служение не соединялось здесь с каким-либо определенным сословием, а предоставлялось достойным, какого бы рода они ни были (33-е пр. VI Всел. собора).¹⁹⁹ И патриархи нашей эпохи по своему происхождению принадлежали к различным классам общества, до царского рода включительно. Так, патриарх Игнатий был сыном византийского императора Михаила Рангаве (811-813), Стефан I - сыном императора Василия Македонянина и братом царя Льва VI Мудрого, Феофилакт - сыном императора Романа Лакапина, Фотий был государственным секретарем и находился в родстве с императором Михаилом III, Константин Лихуд был первым министром, Иоанн Глика - министром государственной почты и путей сообщения. Мефодий был сыном «знаменитых и богатых родителей» в Сиракузах,²⁰⁰ Афанасий родился в Адрианополе от родителей Георгия и Евфросинии, «живших в достатке и благочестии»,²⁰¹ отец патриарха Исидора был священником в Фессалонике,²⁰² «мудрейший и святейший» Герман II (с 1222 г.) был сыном рыбака²⁰³ и т. д. Значит, от бедной хижины рыбака и до царского дворца - всюду Византийская церковь искала и находила достойнейших для замещения патриаршего вселенского престола кандидатов.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|