| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
Нераздельность и разрывы
Экклезиологическое понятие о неразделенной Церкви, которым обозначают христианство первого тысячелетия, возможно, является полезным, но не вполне соответствует тому, что имело место в действительности. После разделения Римской империи на две половины в конце IV века (395), происходит резкое» расхождение на уровне ментальности и просто соперничество между старым Римом и новым - городом Константина, или Константинополем, основанным в 324 году этим императором, ставшим христианином.
Основываясь на различных критериях, историки (такие, как Дюшен или Жюжи) считают, что почти половина срока с начала IV века до середины IX века приходится на периоды религиозных разрывов и что обе стороны жили в состоянии более или менее серьезного раскола, каким был, например, так называемый «Акакианский раскол» (482-519).
Вселенские Соборы - это прежде всего Соборы восточные, на которые собирались восточные епископы, чтобы обсуждать богословские вопросы, волновавшие Восток, даже если вопросы эти, касающиеся Христа или Троицы, имеют значение для веры всей Церкви. Конечно, представители римского епископа участвовали в принятии соборных решений и Апостольский Престол давал им свои полномочия или предоставлял теологические обоснования, как это было с «Посланием к Флавиану» св. Папы Льва Великого, которое обсуждалось на Халкидонском Соборе. Но именно этот Собор 451 года в своих 28 правилах утвердил первенство Константинополя по отношению к Александрии. Св. Лев Великий не признал новую иерархию церковных митрополий, которая была принята в отсутствии римских легатов и, в особенности, противоречила решениям, принятым в Никее.
По существу, с этого самого момента, то есть после падения Западной империи в 476 году, и в течение полутора веков, когда ислам стремительно завоевывал Азию, две половины Церкви расходились культурно и психологически, что и привело к формированию двух различных цивилизаций. На Западе Церковь посвящает себя христианизации и интеграции «варварских» племен, которые, сменяя друг друга, заполоняют Запад (см. главу 4), в то время как Восток направляют всю свою энергию на противостояние Исламу, под властью которого оказались три древних церковных центра: Александрия, Антиохия и Иерусалим.
Между тем, лишь в середине VIII века было принято решение, свидетельствующее о стремлении римского епископа обратить свое внимание на крайний Запад: это недвусмысленно выражено в письме Папы Григория II императору Льву III примерно в 730 году и связано с иконоборчеством.
Спор об иконах, не утихавший на протяжении полутора столетий193 истории Восточной Церкви, ставил на карту великие христологические достижения Халкидонского Собора.
Но эти идеи не всегда хорошо понимались на Западе, что также является доказательством концептуального и лингвистического различия между Востоком и Западом.
Более того, в середине VIII века положение князей Церкви как на Востоке, так и на Западе было довольно шатким. Византийской империи угрожали арабы и болгары, сжимавшие ее как бы «клещами», в то время, как ломбарды завоевывали Италию и, в частности, папские владения, взяв приступом Равенну в 751 году. Папы Григорий II и Стефан II, устав от ссор, проволочек и недоразумений, с которыми они сталкивались на Востоке, принимают решение устремить все свои усилия на Запад, где молодые народы ждут от них признания и научения. Папа Стефан II встречается в 754 году с королем франков Пепином: Рим помогает ему стать основателем новой императорской династии.
Коронация Карла Великого в 800 году вызвала возмущение византийцев против папства, поскольку для них существовал лишь один император - император нового Рима. К этому скандалу нужно добавить неумелое, обнаруживающее неосведомленность осуждение иконопочитания в Книгах Каролингов, посредством которого покровительствуемые Каролингами богословы надеялись отмежеваться от II Никейского Собора, утвердившего культ сакральных изображений.
И, наконец, в общий Никео-Константинопольский Символ веры в одностороннем порядке было включено Filioque. Это единственное в своем роде слово, обозначающее «исхождение» (или по-гречески ekporeusis) Святого Духа от Отца и Сына, в дальнейшем явится причиной крупных богословских и экклезиологических разногласий между Востоком и Западом. Это добавление было навязано, несмотря на сопротивление папства, властью Каролингов, которая считала себя ответственной за чистоту веры и посредством этой вставки реагировала на адопцианизм - христологическую ересь, зародившуюся в Испании.
Таким образом, в первой половине IX века мы сталкиваемся с элементами политического и богословского несогласия, которые вели ко все возрастающему непониманию. Неудивительно, что во второй половине этого века возник глубокий разлад, который закончился расколом. Две крупные фигуры противостояли одна другой: Константинопольский Патриарх Фотий (†891), один из наиболее образованных людей своего времени, и Папа Николай I (†867), который придавал весьма большое значение первосвященнической функции епископа Рима. Это были непреклонные люди с глубоким сознанием своих прерогатив. Посредником между ними выступал Патриарх Игнатий (†877), сторонник жесткого отношения к клирикам-иконоборцам, которые подпадали под осуждение вследствие «торжества Православия» на Соборе в марте 843 года. Эта история194 изобилует неожиданными поворотами. Из-за превратностей судьбы Фотий умирает в общении с Римом, но в ссылке; в то же время он является инициатором миссии святых Кирилла и Мефодия в славянские регионы. Кроме того, спор с Фотием увеличил вдвое количество взаимных претензий, которые выдвигали латиняне и греки, упрекая друг друга в ереси; последняя заключалась в соблюдении чуждых еврейских и варварских обычаев.
Подобный же перечень был вновь использован в 1054 году. Эта дата воспринимается - безусловно, ошибочно - как дата окончательного разрыва и, таким образом, приобретает символический смысл. Для того, чтобы указать на тщетность взаимных анафем, связанных с этой датой, и выразить сожаление о причиненном ими ущербе, в 1965 году на последнем заседании II Ватиканского Собора Константинопольская Церковь и Римская Церковь отменили эти древние решения.
Раскол 1054 года следует рассматривать в контексте завоевания норманами Сицилии и Южной Италии, что заставило проживающих в этих районах греков, прежде находившихся под властью Византии, перейти на латинскую литургию. В качестве ответной меры Патриарх Михаил Керуларий, не отличавшийся легким характером, потребовал, чтобы латинские монахи в Константинополе совершали богослужение по греческому обряду. Это было время, когда папская власть прикладывала все силы, чтобы вытащить лодку Петра, завязшую в грязи. Посланцы Льва IX в Константинополь были реформаторами латинской Церкви: Гумберт - монах из Муаенмутье, будущий кардинал, Стефан Лотарингский - вскоре ставший Папой Стефаном IX, так же, как и Петр, - архиепископом Амальфи. В то время, как Римский Понтифик был уже мертв, его легаты торжественно провозгласили анафему, в качестве ответа на которую они, конечно же, получили такую же анафему.
Историки показали, что 1054 год может с одинаковым правом рассматриваться и как последний разрыв, и как одна из первых неудачных попыток объединения. Все единогласно подчеркивают, что препятствием к примирению и полной реализации униональных соглашений, достигаемых политическими властями, был психологический шок, в котором долгое время пребывали духовенство и народ византийской Церкви, - шок, вызванный «изменением направления» четвертого крестового похода 1204 года.
Действительно, из-за подстрекательства венецианцев в ходе четвертого крестового похода были изменены его цель и маршрут. Крестоносцы - Христовы рыцари, призванные освободить Святую Землю, - дали себя увлечь и предприняли разграбление Константинополя (9-12 апреля 1204 года), в частности, осквернили храм Святой Софии. Сожаление, охватившее Папу Иннокентия III после того, как он узнал о случившемся, не повлекло за собой исправления совершенного зла.
Образование в XIII веке латинских государств и даже империи в Иерусалиме, которая соперничала с империей византийской, привело к латинизации захваченных территорий и оставило глубокие следы в душах христиан Востока, которые считали своих западных братьев варварами, грабителями и богохульниками: «С крестом на плече они сокрушили истинный крест», - говорил Никита Хониат, один из самых пространных и строгих летописцев; описывая эти драматические события, он противопоставляет достаточно уважительное отношение мусульман ярости западных христиан, потушивших «свет мира, Константинополь, матерь Церквей, источник веры, наставника православия, престол наук».
Оба раза - в 1274 году на II Лионском Соборе и в 1438-1439 годах на Ферраро-Флорентийском Соборе,- когда удавалось достигать соглашения об объединении («унии») на бумаге (что было связано с политическими интересами Византийской империи, осаждаемой турками), верующий народ, находящийся под влиянием греческих монахов, оказывал сопротивление претворению этого соглашения в жизнь. Но это, по крайней мере, доказывает, что разрыв между Церквами всегда воспринимался как нечто непереносимое. На самом деле, достаточно выделить эти два момента, поскольку на Флорентийском Соборе, где конфронтация была сильнее, чем на Соборе в Лионе, подлинные, хотя и неполные, богословские дискуссии касались одних и тех же вопросов: Filioque, примат римского епископа, Евхаристия (можно ли употреблять пресный хлеб, как это делали латиняне, - практика, которую греки считали ветхозаветной) и Чистилище.
Наиболее ожесточенное сопротивление Флорентийской унии оказал Марк Эфесский (†1444-45), а затем его друг Георгий Схоларий, скорее философ, чем богослов, ставший после падения Константинополя Патриархом Геннадием. Годилось же это сопротивление и среде представителей монашества, которое в XIV веке благодаря паламизму переживало мистическое и духовное возрождение.
Григорий Палама (1296-1359)195, монах Афонской горы, был продолжателем многих древних мистиков: Евагрия Понтийского (†399), Макария Египетского (†около 390), Иоанна Лествичника (†650), Симеона Нового Богослова (†1022). В духе мистического богословия он предложил синтез учения о сердечной молитве, или «Иисусовой молитвы», иначе - об исихии (слово, означающее покой, сосредоточенность, плод внутренней молитвы). Это учение представляет собой богословие обожения: к обожению устремлены те, кто ведут святую жизнь и своим примером призывают к ней всех христиан.
Палама воспринял учение своих предшественников: Никифора Исихаста (†около 1280), Афонского монаха, написавшего трактат «О трезвении и хранении сердца», а также Григория Синаита, который после пребывания на Синае и на Афоне нашел себе пристанище в Парории на юге Болгарии, откуда «исихазм», как называют это учение, распространился по славянским странам. Таким образом, Палама продолжил уже существовавшую до него традицию. Против него выступил калабрийский монах Варлаам, исследования которого о Filioque привели к выводам, свойственным Восточной Церкви, но который между 1340 и 1345 годами являлся посредником в переговорах с латинянами, в частности, с папской властью в Авиньоне. Варлаам считал невозможным для человека при жизни достигать мистического видения. С целью уточнения своей доктрины Палама стал развивать богословие «божественных энергий».
Безусловно, божественная сущность остается недостижимой, но существуют как бы лучи, которые представляют собой божественные действия и атрибуты; один из них - это божественный свет: свет обоживающий, тот самый, в котором пребывал Христос и апостолы в момент Преображения на горе Фавор (поэтому этот свет и получил наименование «Фаворского»). «Этот свет частично сияет и является как бы залогом для тех, кто посредством бесстрастия превзошел то, что проклято, и через чистую и бесплотную молитву превзошел (даже) то, что чисто». Эта несотворенная благодать делает возможным обожение без посягательства на божественную сущность.
Варлаам выступил против этого мистического видения, основываясь на заимствованной у Аристотеля и св. Фомы Аквинского теории познания, которая опирается на чувственное восприятие, и также на постулате неоплатонизма о непознаваемости Бога, выраженном в особенности у Псевдо-Дионисия196. В богословии Варлаам представляет собой рациональный полюс, оцениваемый как слишком западный, а Палама - мистический полюс. Мы обращаем здесь внимание на спор XIV века об исихазме, потому что он отражает тенденцию Восточной Церкви дистанцироваться от любых форм рационального богословия.
Один из самых яростных противников объединения с латинянами Симеон Солунский (†1429) писал следующее: «Вы - ученики не Отцов, но язычников. Я мог бы, если бы хотел, противопоставить вашим софистическим рассуждениям силлогизмы получше ваших. Я не хочу этого: я буду искать доказательства у Отцов и в их писаниях. Вы противопоставляете мне Платона и Аристотеля или ваших недавних учителей. А я позвал бы галилейских рыбаков с их откровенным словом, с их истинной мудростью и кажущимся безумием»197.
Это отрицание латинской схоластики напоминает то, что столетие спустя будут говорить евангелики или протестантские реформаторы. Это также объясняет непреодолимое сопротивление монахов и духовенства всем попыткам объединения с латинянами. Укоренившись в более сакраментальном и более литургическом видении Николая Кавасилы (†1371), исихазм останется и будет развиваться как в греческой Церкви (в том, что от нее осталось после 1453 года), так и в славянских регионах, став «мистическим богословием Восточной Церкви»198.
Наиболее глубокий разрыв произошел утром 29 мая 1453 года, когда турецкие войска султана Махмеда II овладели Константинополем - Новым Римом и Византийская Империя пала. Отныне греческая Восточная Церковь будет жить под османским игом. Избежать его удастся только монашеской республике на горе Афон, и это положение продлится вплоть до 1821 года, когда Македонию охватит движение за независимость, а турки, подавляя эти волнения, захватят православный полуостров, который останется под их властью до 1912 года.