| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
Глава 8
Церковь и вызов Реформы
Ecclesia semper reformanda! (Церковь, всегда реформирующаяся). Смысл этого речения, одновременно реалистического и оптимистического, состоит в том, что Церковь должна постоянно пересматривать свои позиции, изменять и преобразовывать себя. Можно понять тех историков, которые, говоря о всегда столь чаемых и столь же трудно проводимых в жизнь реформах, рассматривают в качестве единого целого длительный период с ХIII по XVIII век, начало которого знаменуют последние отзвуки григорианской реформы, а окончание - первые признаки угасания реформистского движения, инициированного Тридентским Собором. Это мнение противостоит другому взгляду - более узкому и слишком сосредоточенному на феномене, несомненно, чрезвычайно важном, но в то же время ограниченном: возникновении протестантизма. Существует и третья, весьма разумная, точка зрения, согласно которой в качестве реформистского периода следует рассматривать время с начала XV до середины XVII столетия. Последнее мнение означает, что при определении границ интересующей нас эпохи нужно принимать в расчет современное значение понятия реформы.
Действительно, когда произносят слово Реформа (или Реформация, согласно лексикону протестантов, которые используют более старое французское слово), обычно подразумевают полвека - период возникновения протестантизма, которому предшествовала т.н. Предреформация и последствовала католическая реакция, естественным образом получившая наименование Контрреформации (Gegenreformation}. Сегодня для объяснения этого процесса предлагаются и более сложные схемы143. Необходимость реформ стала ощущаться в Церкви особенно остро в связи с повсеместным расцветом секулярного духа, на который христианский гуманизм Возрождения не нашел убедительного ответа. В XV веке христианский гуманизм дал импульс попыткам преобразований в монашеских орденах. В начале XVI века приверженцы этого духовного направления руководствовались стремлением воплотить евангельские идеалы в живой реальности, в частности, в общественных институтах, и, тем самым, непосредственным образом подготовили как протестантскую, так и католическую Реформы.
Затем, следом за потрясениями не только в религиозной, но и в политической сфере, вызванными выступлением на сцену Лютера (1483-1546) и позднее Кальвина (1509-1564), получило развитие то, что правильнее всего было бы назвать протестантскими Реформациями - именно во множественном числе, ибо они столь разнились между собой, что о них допустимо говорить как о противостоящих друг другу, хотя все они едины в признании исключительного приоритета Библии и веры.
Католическая Реформа, в плане словесного самоопределения еще более неторопливая, чем в своем практическом осуществлении, началась благодаря Тридентскому Собору и распространилась, по всем землям, которые не были завоеваны протестантизмом. Реформа эта в сущности сводилась к продолжению попыток минувшего века, направленных на внутреннее обновление институциональной Церкви, изъязвленной притеснениями светских властей и раздорами в собственной ограде.
Возрождение, которое в XVI веке лишь набирало силу во Франции и Германии, уже вплотную приблизившись к закату в Италии, обусловило громадные сдвиги в различных сферах - интеллектуальной, общественной и политической, явившись, таким образом, еще одним вызовом Церкви. Реформы же были, скорее, формами этих сдвигов, а не их последствиями. На заре XVI века практически все, в том числе и наиболее светские из Пап, соглашались с необходимостью преобразований в Церкви.
3 мая 1512 года в речи на открытии V Латеранского собора Жиль де Витерб - кстати говоря, он был генерал ордена августинцев, из рядов которого вышел Лютер, - буквально исторг рыдания из собравшихся. В своем выступлении он нарисовал действительно драматическую картину: «Когда в истории Церкви жизнь наша пребывала в большем упадке, когда претензии были более безмерны, алчность более всепоглощающа, бесчисленные грехи более безрассудны?... Когда еще не просто невежество, но пренебрежение к священным предметам, к таинствам, к церковной власти, к святым заповедям было столь велико? Когда еще наша религия и вера подвергались большему осмеянию, чем в наши дни, даже в среде простонародья?»144.
В тот же день Папа Юлий II (1503-1513), оставшийся в памяти потомков отнюдь не праведником и смиренником, писал: «Не только от церковной дисциплины, но и вообще от принятого людьми всех возрастов и состояний образа жизни не осталось камня на камне»145. V Латеранский Собор завершил свою работу в 1517 году, за семь месяцев до выхода на арену христианской истории Лютера. Будучи последним Собором перед началом Реформации, он принял решение о незначительных преобразованиях, которые никак не могли предотвратить разгоревшийся вскоре пожар. В результате этот Собор оказался, по выражению немецкого историка Деллингера, лишь «черновиком» следующего, Тридентского Собора (1545-1563).
Истинный вызов происходил от группы людей, которые впали в своего рода опьянение от ощущения возможности совершить то, чего веками в бездействии чаяли Соборы, святые и Папы: преобразовать Христову Церковь до основания. Так, во всяком случае, казалось этим людям. Но вызов Реформы повлек за собой величайший во всей истории латинской Церкви раскол, сопровождавшийся бесконечной чередой войн и анафематствований, взаимной нетерпимостью и помрачением разума. Нарушенное единство христиан с тех пор так и не восстановлено, несмотря на постоянно предпринимавшиеся попытки возобновления диалога и новейшие экуменические усилия.