| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
2. РАСХОЖДЕНИЕ В ПОНИМАНИИ ЦЕРКВИ
Различные представления о структуре Церкви впервые явно выразились по поводу собора в Сардике в 342 г. В городе Сардика, который тогда еще относился к области Запада, но располагался близко к границе между обеими половинами Империи, которые все в большей мере становились и двумя половинами Церкви, был созван Вселенский собор, который, как надеялись, наконец, решил бы спор об арианстве. Там собрались восемьдесят восточных и около девяноста западных епископов. Восточные епископы с са мого начала протестовали против того, чтобы участником собора был святой Афанасий, который был осужден одним из восточных соборов в Тире, но затем реабилитирован папой Юлием. Это означает, как они заявили в послании епископам всего мира, попытку ввести новый закон в Церкви, согласно которому восточные епископы могут быть судимы западными. Они провозгласили анафему Юлию, папе Римскому, который снова открыл двери церковного общения людям, законно осужденным на Востоке. Восточные епископы в знак протеста покинули город. Это был первый разрыв между Востоком и Западом. Дело дошло до этого потому, что Восток абсолютизировал в односторонне искаженном виде свою идею имперской Церкви, не учитывая западной концепции о структуре Церкви и не признавая положения, основанного на божественном праве епископа Рима как главы вселенской Церкви.
Однако и западные отцы собора в Сардике тогда отнюдь еще не признали полноту власти епископа Римского во вселенской Церкви. Хотя папе с самого начала предназначалась такая же полнота власти ("plenitudo potestatis"), которая признавалась ватиканским догматом, как божественное право, все же в признании этой полноты власти и даже в ее осознании самими папами еще шел процесс развития. В Сардике сделали попытку определить в юридических терминах положение епископа Рима, которое раньше было известно только по праву обычая. Отцы собора не признали за папой право даже по второй инстанции судить спорное дело, уже решенное восточным собором; за ним признавалось только право организовать новую процедуру на месте, куда он мог бы направить и своих представителей. От такого положения до понятия "постоянной, епископской, непосредственной и вселенской" юрисдикции папы над всей Церковью, как это было определено на I Ватиканском соборе, было еще далеко. Каноны Сардики на Востоке никогда не признавались. Первое расхождение между имперско-церковным и папско-церковным принципами привело к резкому взаимо-отталкиванию обеих концепций, хотя права папы тогда еще были представлены весьма умеренными. Логическим следствием имперско-церковной концепции было то, что за епископом столицы - Константинополя -должен был быть признан первый ранг среди всех епископских кафедр Восточной империи. Уже 3-е правило I Константинопольского собора и затем столь оспаривавшееся 28-е правило Халкидонского собора способствовали этому. В том, что церковный ранг какого-либо города имеет какое-то отношение к его политическому положению, не было ничего нового. Собор в Антиохии в 341 г. уже выдвинул этот принцип, когда он в своем 9-м правиле возложил на епископов провинциальных столичных городов попечение о всей провинции. И на Западе этот принцип тоже не был неизвестным: епископская кафедра в Милане фактически приобрела более высокий ранг, когда этот город стал резиденцией императора. Позднее это относилось и к Равенне, которая долгие годы была местопребыванием византийских экзархов. Даже и за пределами Империи политическая столица Персии, город Селевкия-Ктесифон, в течение IV столетия стала и местом пребывания главы всей Персидской церкви.
Однако Лев Великий резко отклонил 28-е правило Халкидонского собора, во-первых, потому, что оно шло вразрез с незыблемыми определениями Никейского собора, согласно которым первой кафедрой на Востоке признавалась Александрия, а также потому, что в божественных делах это правило принимало решение по мирским соображениям, скорее по политическому рангу городов, но не по апостольскому (от св. Петра) происхождению епископских кафедр, которое одно могло бы обосновать приоритетное положение. Лев видел действительную опасность, имеющуюся в имперско-церковном принципе, который был выражен в упомянутом 28-м правиле. Однако можно все же спросить, не привела ли его борьба и борьба его преемников против притязании Константинополя все-таки к ненужному отравлению атмосферы между Римом и Константинополем. После того, как Византии однажды стал Константинополем, столицей Восточной империи, местопребыванием императора и сената, он уже не мог оставаться просто кафедрой викарного епископа Гераклеи во Фракии, как этого хотел еще папа Геласий. Когда позднее папа Николай I именовал патриарха константинопольского просто "епископом Константинополя", то патриарх мог чувствовать себя оскорбленным этим. К тому же теория о трех местах пребывания Святого Петра: в Риме, Александрии и Антиохии, которую использовали как средство борьбы против Константинополя уже папа Дамас, затем Лев, позднее Геласий I, Григорий Великий, Николай I и Лев IX, сама по себе весьма уязвима, так как апостольское происхождение Александрии, основанной учеником святого Петра Марком, должно считаться проблематичным. К тому же, бесспорно, что св. Петр бывал в Иерусалиме, о чем нет упоминания в данной теории.
Уже неоднократно упоминавшийся папа Геласий I (492-496) сыграл главную роль в расхождении между Римом и Константинополем, между папско-церковным и имперско-церковным принципами. Это он был первым, кто со всей ясностью выразил учение о двух властях, священнической и императорской, из которых каждая одна компетентна в своей области. Это был четкий отказ от имперско-церковной идеи, которая господствовала в Константинополе. Тем самым была явно провозглашена независимость папской власти от императорской. Это было необходимо, чтобы обеспечить Церкви нужную ей свободу, и было возможно, потому что тогда папа при господстве короля готов Теодо-риха был политически совершенно независим от императора. Высказывания этого папы по данному вопросу имели такое основополагающее значение для всего последующего времени, что мы хотели бы привести их здесь дословно. Геласий писал императору Анастасию в 494 г.: "Именно две есть силы, о благородный император, которыми на высшем уровне управляется мир: священный авторитет епископов и императорская власть. И из двух этих нош - ноша священников более тяжела, потому что они должны давать отчет перед Богом и за земных царей. Ибо, Вы знаете, всемилостивейший сын: конечно, Вы возвышаетесь достоинством над всем человеческим родом, однако, Вы благоговейно склоняете свою главу перед служителями божественного Промысла и ожидаете от них средства исцеления души. Точно также знаете Вы, что при принятии Небесных Тайн, когда они преподаются по освященному порядку, Вы покорно принимающий, а не повелеваюиий. Следовательно, в таких вещах Вы зависите от суждения священника, и Вы не можете подчинять его Вашей воле. И когда в стране государственно-правогого порядка даже и предстоятели религии охотно признают, что императорская власть Вам дана божественным расположением, и что поэтому они тоже должны оказывать послушание Вашим законам, чтобы в мирских вещах ничуть не противостоять однажды установленной Вашей властной силе, как радостно, спрошу я Вас, должны слушаться тех, кто приставлен для раздаяния великих страшных таинств? Поэтому: в равной мере как на епископах лежит тяжелая ответственность, когда они на службе пред Богом молчат там, где должны были бы говорить, так и для слушающих будет тяжелой опасностью, если они, чего не допусти Господь, станут высокомерными, где они должны были бы быть послушными".
Эти рассуждения имеют всемирно-историческое значение, поскольку здесь впервые четко развито учение о двух влястях и указаны границы для императорской власти. Это было, бесспорно, необходимым. Однако решительность, с которой Геласий подчеркивал папскую точку зрения и отказывал императору (в отличие от прежних пап) в каком-либо значении в церковной области, могла угрожать миру между Западом и Востоком. Геласий пишет Анастасию: "Император есть сын Церкви, а не ее епископ. В делах ве ры он должен только учиться, а не поучать. Ему принадлежат приоритетные права его политического положения. Он получил их от Бога для управления государственными делами. Поэтому он не должен становиться надменным из-за такого дара, данного ему Богом, и не должен выходить за границы порядка, установленного Небом. Епископу согласно воле Бога принадлежит управление Церковью, но не мирская власть. Если мирская власть верит в Бога, то тогда Бог хочет, чтобы она подчинялась Его Церкви и ее епископам". - Следовательно, мирская власть покрыта тенью духовной власти. Полноту папской власти Геласий I выражает так четко, как, пожалуй, никогда прежде: "Вся Церковь на земле знает, что Престол Святого Петра имеет право развязывать то, что было связано суждением каких-либо епископов. Он имеет право судить над всей Церковью, но никто не может позволить себе судить об его приговоре".
Таким образом, перед императором как господином Церкви, которому 17-е правило Халкидонского собора, признаваемое Львом Великим, предоставляло некоторое влияние даже в церковных делах, Геласий стоит как единственный господин Церкви с неограниченными правами. Для Геласия "священным" авторитетом является лишь священнический, который находит свое наивысшее выражение в папстве. Перед императором ставится только задача защищать Церковь по ее указаниям. Тогда на Востоке в любом случае никто не был готов принять такое учение. Геласию не удалось также и восстановить мир между Востоком и Западом, нарушенный схизмой Акакия. Геласий потребовал от патриарха Константинополя, в котором он видел простого викария Гераклеи, чтобы он во всем ориентировался по суждениям апостольского Престола в Риме, и чтобы он давал отчет этому Престолу обо всем, что происходит на Востоке. Геласий пренебрегал основной идеей, которую Восток придавал иерархическому порядку. Он писал в 496 г. епископам Дардании: "Мне смешно при мысли, что вы требуете для Акакия какой-то привилегии, поскольку он епископ в императорской столице". Фрагменты из писем Геласия вошли в Псевдо-исидоровские Декреталии и поэтому продолжали действовать далее. Кардинал Гумберт от Сильва Кандида, который сыграл такую роковую роль в окончательном расколе в 1054 г., взял из его писем некоторое число правил для своего сборника правовых постановлений. Таким образом, уже во времена папы Геласия разгорелась со всей силой борьба по вопросу о том, какой должна быть Церковь - папской или имперской. Способы, которыми велась эта борьба с обеих сторон, потрясли единство Церкви.