|< в начало << назад к содержанию вперед >> в конец >|

О ПРЕОДОЛЕНИИ СМЕРТИ

1

Некоторое как будто преодоление смертного потока, который уносит все существующее, каждый момент, каждое дыхание, каждое движение нашей жизни - или попытку его преодоления - не напрасную ли? не мнимую ли? - мы имеем в Памяти. Память как бы торжествует - но тоже ведь временно - над смертью, над уничтожением, над утеканием всего. Памятью мы как бы торжествуем над текучестью нашего собственного «я». Ведь если бы не было памяти, не было бы личности, не было бы человека. Личность человека только тем и существует, что она до какой-то степени сверхвременна, т. е. - говоря образно - мы погружены в поток времени и вместе с тем головой как бы подымаемся над ним, голову мы как бы высовываем из реки времени. И только через это мы существуем как личность - через это как бы подымающееся над потоком преходящести сознание (хотя бы только временно подымающееся), через этот мост, переброшенный над вечно уносящимся потоком, через эту духовную скрепу наших убегающих переживаний, объединяющую их в одно душевное и духовное, нравственно-ответственное Целое - через Память. Это так ярко и убедительно показывает, например, великий русский философ Лев Михайлович Лопатин в своем изумительном по глубине и блеску «Введении в Психологию».

Недаром греки чтили богиню Мнемозину. Когда память окончательно покидает человека, теряется его духовный облик, он влачит жалкое, тенеподобное существование. Поэтому-то орфические могильные таблички (4-го -3-го в. в. до Р. X.) и стараются обеспечить магической формулой для умершего великий дар - испить из светлого источника вытекающего из озера Мнемозины.

2

Какая странная двойственность в нашем ощущении нашей собственной жизни. Наше прошлое - наше духовное богатство. Оно как-то не совсем проходит. После свидания с любимым человеком, любимыми близкими родными - например после пребывания учащегося сына во время каникул дома у родителей, или после свидания матери с сыном, - как душа полна радости только что виденного и пережитого! Вы уезжаете, уехали, и грустно было вам уезжать, а радость ваша только что пережитого свидания, хотя и смешанная с печалью, ваше умиление любви, едет с вами, оно с избытком переполняет вашу душу; если вы - верующий человек, вы молитвенно, неустанно, с чувством глубокой радости и наполнения духовного поручаете ваших близких, только что оставленных вами, в руки Божий. Но и так, на чисто «естественной» плоскости жизни, душа ваша все еще ликует, все еще залита волнами радости и счастья, которое вы недавно испытали, и вы чувствуете, что вы что-то имеете, что есть какая-то связь нерушимая между вами и теми, кого вы любите, и что это связано с тем, что вы только что пережили в общении с ними, и что живет в вашей душе - до упоения и восторга, и что не прошло! Какой-то, пусть временный (да, пожалуй, во многих случаях как будто только временный), но все же прорыв закона преходящести. Прошлое для нас и в нас, оно часто - сокровище нашей жизни, наша святыня, то, чем мы живем, чем питаемся, что вдохновляет нас и влияет на нас. Правда, часто это лучшее забывается, затемняется, засоривается, подавляется другими - более новыми, но иногда гораздо менее ценными, более грубыми и грязными впечатлениями. Но на всегда ли? Может быть, оно живет там, в глубине? Да, как часто оно живет в самых глубинах, самых тайниках сердца и внезапно прорывается - с неожиданной, непредвиденной, возрождающей силой. Раскрываются тайники сердца и то святое, что было в глубине его, что как будто уже замерло или полу-замерло в нашей жизни. Раскрывается иногда с невероятной, поразительной силой. Данте рисует нам такое свое переживание в одном из наиболее поразительных мест «Божественной Комедии». Он находится в «Земном Раю» на вершине горы Чистилища, и вдруг открывается ему видение: Беатриче, окруженная ангелами, спускающаяся к нему с неба:

E lo Spirito mio, che già cotanto
Tempo era stato ch'alia sua presenza
Non era di stupor tremando affranto,
Senza degli occhi aver più conoscenza
Per occulta virtù che da lei mosse
D'antico amor senti la gran potenza

(Purgatorio, XXX, 34-39).

Он ощутил внезапно, увидев ее после стольких лет, что он ее не видал и как будто забыл ее, «великую силу своей старой любви» «d'antico amor senti la gran potenza». Из глубин поднялось - забытое или полу-забытое и вновь живет! Любовь может как будто быть, может оказаться сильнее смерти!

Или вот чувство, живое, на несколько другой душевной плоскости, переданное стихами человека, не имевшего как будто религиозной веры:

... Ich aber verhänge die Fenster
Des Zimmers mit schwarzem Tuch,
Es macheti mir meine Gespenster
Sogar einen Tagesbesuch

Die alte Liebe erscheinet,
Sie stieg aus dem Totenreich,
Sie setzt sich zu mir und weinet
Und macht das Herz mir weich»

(H. Heine)

Или у него же:

Ich stand in dunklen Träumen
Und starrte ihr Bild mir an,
Und das geliebte Antlitz
Heimlich zu leben begann
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
... ... ... ... ... ... ... ... ... ... ...
Auch meine Tranen flossen
Mir von den Wangen herab -
Und ach, ich kann es nicht glauben,
Dass ich dich verloren hab:

Или вот еще из Albert Samain'a:

«Ton Souvenir est comme un livre bien aime
Q'on lit sans cesse et qui jamais n'est refermé
Un livre οu I'on vit mieux sa vie et qui vous hante,
D'un réve nostalgique, où l'àme se tourmente»

(из сборника «Au Jardin de l'Infante»).

Вспоминаются слова русского поэта:

«О память сердца ты сильней,
Рассудка памяти печальной!»...

(Батюшков).

В самой горечи - сладость, ибо любовь жива в сердце, или может ожить в сердце, и тогда каким-то образом - непонятным, несовершенным, неполным еще, может быть, - она сильнее смерти.

3

Но ведь все же проходит прошлое и даже как будто лучшее в нем? Ведь не остановишь, не зафиксируешь, не вернешь.

Или это только так кажется? Нет, не только кажется: есть, как мы знаем, какая-то двойственность в нашем несовершенном, слабом, жалком существовании и более того - в самом нашем существе, и преходящесть, невидимому, в нем господствует, ибо кончается оно здесь - смертью.

Но смерть - мы знаем - начинается уже раньше, она проникает всю ткань нашей жизни:

«... В себя ли заглянешь - так прошлого нет и следа,
И радость и муки и все так ничтожно»...

Так заостренно ощущает это Лермонтов.

Возвращаемся к радостям жизни, к «праздничным», повышенным, оплодотворяющим душу переживаниям. Какая тут двойственность! Они ощущаются как богатство души, они оплодотворяют, питают, вдохновляют ее. Радость детства, радость юности - как они чистым, любимым пламенем освещают и последующую жизнь! И все же все это - в потоке, уносится. Было и нет. Или, если есть где-то, то не видно его. Но и мы ведь уносимся потоком. Прошлое пускай живо в нас. Но мы - то сами ведь проходим?

«И больно так в груди сожмется сердце»

пишет Леопарди в своем знаменитом стихотворении: («Вечер Праздничного Дня»)

«Когда подумаешь, что все проходит,
И нет ему следа. Вот и пронесся
День праздничный, и вслед за днем досуга
День будний настает, и все уносит
Безжалостное время»...
(E fieramente mi si stringe il core
Al penser come tutto al mondo passa
E quasi orma non lascia. Ecco è fuggito
Il dì festivo, ed al festivo il giorno
Volgar succede, e se ne porta il tempo
Ogni umano accidente...)

Последнее слово нашей личной, индивидуальной жизни не за смертью ли?

4

Что такое культура и культурная традиция, что такое преемственность в истории человечества, как не попытка преодоления смерти? Один уходит, а другой вступает на его место, заменяет его и продолжает начатое им дело. И хотя данное дело - данная культура, данное государство - отмирает или гибнет, самый принцип преемственности переживает все частные свои проявления. Отсюда огромное значение культурной традиции, игнорируемое иногда нашей радикальной интеллигенцией - в этом стремлении преодолеть смерть, в этом творческом порыве к бессмертному и вечному. Этой мечтой живет человечество. Эта мечта, этот порыв передать что-то от себя, от своего по ту сторону пропасти преходящести и смерти есть также одна из главных побуждающих причин к рождению детей и к основанию семьи и рода (как указал на это например Платон в своем диалоге «Кратил»). Здесь мы прикасаемся к самым основным и заветным устремлениям человечества. Это - то, чем мы живем, в нашей личной и общественной деятельности, в нашей семейной и народной жизни. Вся более ответственная, более благородная, вся высшая деятельность человека может рассматриваться как стремление к бессмертию, к преодолению смерти, это ее освещает и вдохновляет. И, невидимому, она этого достичь не может, все эти попытки и устремления - и в плоскости более общей: целых родов, племен, народов, всего человечества - разбиваются и уничтожаются Победою Смерти.

5

Это - так. Это - Закон жизни, подчиненной смерти, порабощенной смертью, но это не окончательно так. Здесь мы переходим в область религиозных чаяний, и не только чаяний, но и религиозного опыта, и, что более этого, здесь мы прикасаемся к сфере Божественной Действительности.

Ибо есть Божественная Действительность, и в этом - ответ на все чаяния человечества, «Жив Бог, жива душа моя», говорит ветхозаветный праведник. Особенно яркое выражение получает эта уверенность в словах Христа: «Разве вы не читали в книге Моисея что говорит Бог: Я еемь Бог Авраама, и Бог Исаака и Бог Иакова, Бог же не есть Бог мертвых, но Бог живых, ибо в Нем все живы».

В Нем все живы. Есть более глубокая, более осмысленная, единственно подлинная область жизни, в которой Смерти уже нет, - Божественная Реальность. Она - смысл и цель и тайный, часто не осознанный источник высших человеческих чаяний и вдохновений. Прикрснуться к краю божественной ризы Его, прикоснуться к Вечной Жизни Его, вот - глубочайший предмет и смысл этих чаяний. И не может быть жажда духовная человека удовлетворена и смысл жизни его не может быть осуществлен, пока он не прикоснется к ней, к этой Вечной Божественной Жизни. «Душа моя как душа безводная по Тебе». «L'abmie du cоeur, le gouffre infini ne peut étre rempli que par un objet infini et immuable, c'est-à-dire que par Dieu Lui-méme». «Inquietimi est cor nostrum, donee requiescat in Te!»

6

В Нем - жизнь и полнота жизни, и Он открывается нам, но нигде и никогда не раскрылся Он как безмерно снисходящая и жертвенная Любовь, как только в Сыне Своем, сошедшем в глубины смерти! Смерть поражена в самых основах своих через сошествие в глубины ее Вечной Жизни, через безмерное излияние Вечной Жизни в этот мир наш, через безмерное, до конца, самоотдание Любви. Все должно смолкнуть перед этим самоотданием Божественной Любви. И Он воскрес в славе и тем бросил семя воскресения и восстановления в это падшее тварное естество наше и всего мира.

7

Любовь побеждает Смерть, об этом мы говорили. Но недостаточно это. Это - лишь предчувствие, лишь указание на нечто большее, на нечто более действительное и более победное. Божественная Любовь победила Смерть. В Ней и наша любовь, и наша личность и все наше существо со всеми сокровищами душевными и духовными, как будто бы отданными на попрание смерти, оживут, ибо прикоснутся к Его победе. Аккорд - торжественно-победный и радостный, но проходящий через Смерть и делающий поэтому и смерть служительницей Вечной Жизни, средством проявления, орудием Его побеждающей Смерть Любви... «Смертию смерть попра». И вместе с тем нашим актом сыновнего доверия нашему Господу, послушанием Ему через участие в послушании Его Сына.

Все - даже преходящесть и ужас смерти и уничтожения - становится чрез Его победу преддверием Вечной Жизни.

«И Смерти не будет уже» (Апок. 21,)

«Из глубины, из пропасти забвенья
Опять узрел я незакатный Свет):
Есть Жизнь и Жизнь! И только Смерти нет.
Угасла Смерть в лучах Преоброженья»

|< в начало << назад к содержанию вперед >> в конец >|