§4646. ТРАУРНЫЙ ОБЫЧАЙ (НТ, § 31)
В обоих донесениях содержатся сведения неясного происхождения о загадочных кергизах, обитающих к югу от Монголии. Поскольку далее говорится, что монгольская армия, покорив кергизов, устремилась в Армению и Грузию, то у многих исследователей возникло стремление заменить «кергизов» на «черкесов» (Kergis = Circassi)473. Однако Даффина справедливо отверг эти построения и указал, что в целом сведения о кергизах представляют неразрешимую проблему474.
В донесении брата Иоанна говорится: «А в это время Оккодай-хан послал Хирподана с войском на юг против кергизов, которых он в войне победил. Эти люди язычники; у них нет волос на подбородке. У них есть такой обычай: когда умирает чей-нибудь отец, то он от душевной боли в знак скорби на своем лице от одного уха до другого удаляет у себя лоскут кожи в виде ремня» (LT, V. 32). Упоминаемый в этих сведениях нойон Гирподан - историческое лицо (лат. Chirpodan; Чармагун армянских источников; Джурмагун, по Рашид ад-Дину). Направление походов Джурмагуна подтверждается известиями Джувейни и Рашид ад-Дина. Рашид ад-Дин пишет о том, как Угедей послал во владения Ирана «Джурмагуна с войском, ибо багдадский халиф, который был корнем [мусульманских] государей, султаны Рума [Малой Азии], атабеки Шираза и владетели Шама [Сирии], Мисра [Египта] и еретики [исмаилиты] - все были врагами, да и те области, что были взяты [монголами], находились в неустойчивом состоянии и при малейшем слухе [об их поражении] готовы были отпасть» (Рашид ад-Дин. Т. I. Кн. 2. С. 279). Вторжение монголов в Армению и Грузию под предводительством Джурмагуна произошло в 1236-1239 гг., и не имеет ничего общего с покорением кергизов Джучи в 1207 г. Иными словами, мы вновь сталкиваемся с какой-то странной ошибкой в донесениях францисканцев.
Интересно, что на юг от Монголии у Великой Китайской стены обитали тюрки-онгуты, у которых Чжао Хун наблюдал аналогичный описанному выше скорбный обычай. В средневековой китайской литературе онгуты именовались «белыми татарами». Чжао Хун пишет: «Так называемые белые татары [по сравнению с черными] несколько более тонкой наружности, вежливы и почитают родителей. Когда умирают [у них] отец или мать, то [они] ножом изрезывают себе лицо и плачут. Каждый раз, когда [я, Хун], проезжая рядом с ними, встречал таких, которые были недурной наружности и с рубцами от ножевых порезов на лице, и спрашивал, не белые ли [они] татары, [они всегда] отвечали утвердительно» (Мэн-да бэй-лу, с. 48). Близкий обычай соблюдали чжурчжэни в XI в.: «Если человек умирает, [близкие] разрезают себе кожу на лбу, кровь и слезы [во время оплакивания] смешиваются. Называют это проводы слезами и кровью» (Сюй Мэн-синь, с. 275). В то же время в китайских источниках подчеркивается, что кыргызы «при похоронах не царапают лиц, только обертывают тело покойника в три ряда и плачут; а потом сожигают его, собранные же кости через год погребают. После сего в известные времена производят плач»475.
В легендарной истории крещения гуннов епископом Исраилем Моисей Каганкатваци (X в.) характеризует «дьявольские заблуждения», то есть верования тюрков, и описывает какую-то неясную ситуацию, связаную с нанесением кровавых рубцов на щеках: «Они думали, что почитаемый ими бог Куар476 производил искры громоносных молний и эфирные огни. Когда молния поражала человека или другое существо, они приносили ему жертвы. Также они приносили в жертву жареных лошадей какому-то чудовищному, громадному герою, называя его богом Тангрихан, которого персы называют Аспандеат477; не имея вовсе царских помышлений, они предавались всем заблуждениям. Барабаны и звоны на разрезанных мечом и ножами трупах, кровавые рубцы на щеках и членах и битвы на мечах в нагом состоянии... Зрелище адское! Носясь при кладбищах, муж с мужем и толпа с толпой боролись в нагом состоянии, и многочисленные группы, предаваясь разврату, <...>, пустив коней, скакали в разные стороны» (Моисей Каганкатваци, с. 193).
О погребальных обрядах тюрков-тугю в китайских источниках сообщается следующее: «Тело покойника полагают в палатке. Сыновья, внуки и родственники обоего пола закалают лошадей и овец и, разложив перед палаткою, приносят в жертву; семь раз объезжают вкруг палатки на верховых лошадях, потом перед входом в палатку ножем надрезывают себе лице и производят плач; кровь и слезы совокупно льются. Таким образом поступают семь раз и оканчивают. <...> В день похорон, так же как и в день кончины, родные предлагают жертву, скачут на лошадях и надрезывают лице»478. Ат-Табари (IX в.) описывает случай, когда арабы захватили в плен и убили одного из тюркских царей, владетеля четырех тысяч шатров. В этой ситуации «тюрки пришли в смятение, принесли его шатры и сожгли их, порезали свои уши, царапали свои лица и долго плакали над ним» (ат-Табари, с. 267). Тохтабаева Ш. Ж., ошибочно полагая, что у ат-Табари говорится об отрезании ушей, предполагает, что смысл такого самоистязания заключался в имитации смерти и готовности следовать за покойным в иной мир479. Ср. с траурными обычаями скифов: когда у скифов умирает царь, жители каждой области, куда привозят тело царя, «отрезают кусок своего уха, обстригают в кружок волосы на голове, делают кругом надрез на руке, расцарапывают лоб и нос и прокалывают левую руку стрелами» (Геродот. IV. 71). На одной из росписей Пянджикентского храма запечатлена сцена оплакивания в момент нанесения порезов на ушах480. Согласно ал-Бируни, в определенные дни года «жители Согда плачут по своим древним покойникам. Они оплакивают их, царапают себе лица и ставят для умерших кушанья и напитки» (ал-Бируни. Памятники минувших поколений, с. 255)481. Водном из манихейских текстов говорится о терзании ушей482.