|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

^§4242. СМЕРТЬ ГЕНРИХА СИЛЕЗСКОГО: МИФ И РЕАЛЬНОСТЬ (НТ, § 28)

42.1. Согласно «Истории Тартар» брата Ц. де Бридиа, герцог Генрих Силезский был пленен монголами и они заставили его преклонить колена перед погибшим ранее монгольским военачальником. Затем герцог был умерщвлен, а его голова отправлена к Бату. В донесении брата Иоанна эпизода о судьбе Генриха Силезского нет. Поэтому не совсем ясно, кому принадлежат сведения о расправе монголов над плененным герцогом, брату Бенедикту или переписчику донесения, брату Ц. де Бридиа⁴³⁷. В большинстве латинских источников, упоминающих битву при Лигнице, о гибели Генриха говорится лишь в самых общих выражениях (Английские источники, с. 158). Согласно польской «Великой хронике», Генрих погиб на поле боя, а о пленении его нет речи (см. коммент. 41). В польской рукописи середины XIV в. изображено монгольское войско, осаждающее город Лигницу. В руках монгольского всадника копье, на котором насажена голова князя Генриха, что подтверждается надписью на миниатюре: Hic fertur caput eiusdem ducis henrici filii sancte hedwigis in lancea a thartaris ante castrum legnicz (Hedwigs-Codex 1353г. fol.12r.). Ниже рассматриваются еще два свидетельства, однако и они не вносят ясности в картину событий.

Дело не в том, что разные источники по-разному освещают одно и то же событие - смерть Генриха Силезского. Это обстоятельство легко объяснимо степенью осведомленности того или иного автора. Загадочно выглядит полное несовпадение описаний гибели герцога, обнаруживаемое сравнением европейских хроник с известиями, принесенными францисканской миссией. В одном случае говорится о героической смерти воина, в другом - о позорной смерти пленного. Известия о героической смерти Генриха в открытом бою с монголами соответствуют представлениям о поведении, достойном воителя, но в данном случае они являются историческим мифом. С другой стороны, у нас нет оснований полагать, что сведения о трагическом конце Генриха, сообщаемые братом Бенедиктом, являются твердым историческим фактом. Брат Бенедикт передает чужой рассказ. В обоих случаях мы сталкиваемся с оценочным явлением и каждое из них далеко от реальности. Что было «на самом деле», мы не знаем, собственно, это и не важно. Событие обретает содержание и смысл только в устах рассказчика. Более значимым представляется следующее обстоятельство: возможность сравнить две версии события и выявить несоответствия, недоступные взору европейских наблюдателей. В новой иерархии власти, создаваемой монголами, побежденным правителям надлежало принять новые правила поведения, в противном случае их ждала трагическая смерть.

Подробности, сообщаемые автором «Истории Тартар», отличаются не только особым драматизмом, но и полностью соответствуют известной по другим источникам практике азиатских кочевников, связанной с сакральным унижением поверженного знатного противника⁴³⁸. Узнать и передать такие подробности мог лишь непосредственный наблюдатель этого события. Скорее всего, он и назван в качестве «татарского» информатора брата Бенедикта. Вероятно, речь идет об каком-нибудь христианском пленнике, перешедшем на службу к монголам и находившемся в лагере Бату в момент прибытия туда францисканской миссии.

В 1242 г. Понс де Обон, магистр ордена тамплиеров во Франции, направил послание Людовику IX . Письмо сохранилось в «Анонимной хронике королей Франции». В хронике письмо ошибочно датировано 1236 г., тогда как в нем описан поход монгольских войск на Польшу в 1240 г., Моравию и Венгрию в 1241 г.; к тому же Понс де Обон знает о насильственной гибели польского герцога Генриха II, получившего по смерти прозвище Благочестивый (убит 9 апреля 1241 г. в битве при Лигнице). Магистр пишет: «Моему высокому господину королю, милостию Божиею королю Франции, Понс из Обона, магистр ордена тамплиеров во Франции, привет, с готовностью быть в воле вашей во всем, с почтением и во славу Господа. Известия о татарах, как мы их слышали от братьев наших из Полонии, пришедших в капитул. Доводим до сведения вашего Величества, что татары разорили и опустошили землю, принадлежавшую Генриху, герцогу Полонии, а его самого, вместе со многими баронами, и шестерых из наших братьев, трех рыцарей, двух служителей и пятьсот наших людей умертвили; а трое из наших братьев, которых мы хорошо знаем, спаслись. Затем они опустошили всю Венгерскую землю и Богемскую; после чего они разделились на три отряда, из коих один находится в Венгрии, другой в Богемии, а третий в Австрии. И разрушили они две лучших башни и три поселения, какие мы имели в Полонии; а все, что мы имели в Богемии и Моравии, они разрушили совершенно. И мы опасаемся, как бы то же не случилось в немецких землях. И знайте, что король Венгрии и король Богемии и два сына герцога Полонии и патриарх Аквилеи с великим множеством людей не осмелились атаковать даже один из их трех отрядов. И знайте, что все бароны Германии, и сам император, и все духовенство, и все благочестивые люди, монахи и обращенные приняли крест; якобины и младшие братья [всюду] до самой Венгрии приняли крест, чтобы идти против татар. И если случится, как нам говорили наши братья, что, по соизволению Божию, [все] эти будут побеждены, то до самой вашей земли не найдется никого, кто бы мог им [татарам] противостоять» (Понс де Обон, с. б)⁴³⁹.

42.2. Любопытная версия событий, связанная с судьбой Генриха, со ссылкой на польские источники, излагается в «Скифской истории» Андрея Лызлова. «Четвертое величайшее воинство татарское опровержеся на воинство Гендриково, и вси купно мужественно бишася. Но егда узреша татарина выбежавша со знаменем, на нем же таково знамя было: X, - и на верху того глава с великою брадою трясущеюся и дым скаредный съмрадный из уст пущающа на поляки, от чего вси изумевшися ужасошася, и нагло бегать начаша кто как может, и тако побеждени быша. Убиени на той брани от татар началный вождь воинства того Гендрик марграф маравский, и прочии мнози честнии воеводы, и воинство. И толикую победу в то время татарове восприяша, яко над поляки и прусы, таки и над немцы, яко девять мехов великих ушей нарезаша от убиенных, по единому от коегождо режуще, еже учиниша того ради, дабы могли ведать число побиенных» (Лызлов, с. 27). Сведения о татарском знамени выглядят крайне загадочно. Если все же полагать, что за этим скрыт какой-то реальный факт, то, возможно, речь идет о знамени в виде объемной фигуры дракона. И второй вопрос: действительно ли монголы отрезали уши у убитых противников?

Джувейни сообщает, что после взятия Булгара «они отдали приказ отрезать правое ухо у [убитых] людей. Было насчитано 270000 ушей» (см. коммент. 39.2). Имел ли место в реальности отмеченный Джувейни обычай отрезать правое ухо у побежденных мертвых противников? На первый взгляд, сведения, передаваемые его современником, Винцентом из Бове, который собрал всевозможные слухи о жестокости монголов, подтверждают эту практику: «И когда они взяли, как было сказано выше, город Дербент⁴⁴⁰ в Персиде, то, засвидетельствовав свою жестокость и распространяя неизбывный ужас, схватили всех его жителей, отрезали уши мертвым и непокорным, и эти уши, замоченные в уксусе, на двух быстрых лошадях с честью отослали к хааму»⁴⁴¹.

В «Искандер-наме» Низами Гянджеви (XII в.) повествуется о том, что Искандер, победив зинджей, среди сокровищ, предназначенных Дарию, послал вьюки с ушами врагов и головами, начиненными соломой. В «Истории» ат-Табари (IX в.) при описании вторжения арабов в Среднюю Азию упоминается следующий случай. В засаду, устроенную арабами, попало войско тюрок и согдийцев, состоящее из именитых людей. Большая часть их погибла, другие попали в плен. Узнав, что разбитое ими войско было элитным соединением, «арабы написали имена убитых у них на ушах и повесили их отрубленные головы к своим поясам и в таком виде явились в лагерь» (ат-Табари, с. 137)⁴⁴². Приведенные примеры показывают, что ухо, как и голова поверженного противника, были вещественным знаком удачи победителя и их демонстрация предписывалась кодексом поведения настоящего воина. Одновременно отрезанное ухо символизировало окончательную смерть врага. Не исключено, что отрезанные уши, отсылаемые царю или хану, служили не столько для подсчета побежденных врагов, сколько, будучи сконцентрированы в одних руках, символизировали военное счастье всего войска, связанное с фигурой высшего лица в государстве. У среднеазиатских кочевников эти обычаи дожили до XVIII в. и не были секретом для русских дипломатов. Вот как оценивается политика первого губернатора Оренбурга И. И. Неплюева: «Он берег русскую кровь и русские деньги, принося им в жертву тех, которые, при всяком удобном случае, со зверским самодовольством отрубали голову русскому в степи и привязывали ее к седлу, чтобы отдать в Хиве за какой-нибудь халат хану или получить двадцать тиллей»⁴⁴³. Путешествовавший по Средней Азии в начале прошлого века А. Вамбери наблюдал такие сцены. В военные лагеря героям посылались наградные халаты четырех видов. Халаты назывались четырех-, двенадцати-, двадцати- и сорокаголовыми и вручались они за предоставление соответствующего числа голов убитых противников⁴⁴⁴. Назывались такие подарки ин'ам - 'подарок за голову или пару ушей'⁴⁴⁵. Л. Ф. Попова обратила мое внимание на такой вид среднеазиатских головных уборов, как гулакчин - «шапка-ушанка». Гулакчин носили казахские султаны. «Уши» у такой шапки обозначены явно избыточным с точки зрения технологии кусочками меха, что позволяет ввести этот предмет в круг обсуждаемой темы. Особое отношение к ушам демонстрируют и траурные церемонии тюрков, когда древний обычай предписывал в знак скорби наносить порезы на ушах (подробнее см. коммент. 46).

42.3. Отрубленная голова. В своей основе обычай, связанный с предъявлением вождю или хану головы поверженного противника, восходит к ритуалам инициации. Добытая в бою голова была зримым знаком доблести и удачи. Несколько иное отношение было к тем, кто завладел головой известного правителя не в открытом бою. Когда эмиры правителя найманов случайно схватили государя могущественного племени кераитов Он-хана и, убив его, отослали его голову Таян-хану, «тот не одобрил этого поступка и сказал: "Зачем убили такого великого государя? Нужно было привести его живым!" Он повелел обделать голову Он-хана в серебро и [в течение] некоторого времени клал ее на свой престол, ради [приобретения] почета и для выражения величия» (Рашид ад-Дин. Т. 1.Кн.2.С. 134). Иногда предъявление головы правителю должно было засвидетельствовать сам факт смерти (ан-Насави. 102). Известен факт препирательств монголов с союзными им войсками южных китайцев по поводу головы китайского императора Алтан-хана (Рашид ад-Дин. Т. II. С. 26).

Правитель города Керман, убив сына хорезмшаха султана Гияс ад-Дина, отослал его голову монгольскому хану со словами: «У вас было два врага: Джалал ад-Дин и Гияс ад-Дин. Голову одного я посылаю вам» (Рашид ад-Дин. Т. II. С. 32; ср.: ан-Насави. 62). Голова неудачливого претендента на власть, насаженная на острое оружие, демонстрировалась его сторонникам с целью предотвратить сопротивление и смуту - (Утемиш-хаджи, с. 112). Например, Кара-Йусуф, победив Миран-шаха, «приказал надеть его голову на копье и выставить его перед стенами Тебриза, чтобы этот город поскорее сдался. И действительно, жители города, видя, что их государь погиб, всем королевством покорились Иосифу» (Шильтбергер, с. 32).

Впрочем, насильственная и жестокая смерть, ожидавшая проигравшего в борьбе за трон соперника, связана с иной мотивацией. Баварский солдат Иоганн Шильтбергер со знанием дела пишет, что в Египте, например, по обыкновению этого края претендента на власть сажают на железный кол: «Один из двух домогающихся престола в случае победы берет своего противника в плен, одевает его по-царски, ведет в специально устроенный для этого дом с железными колами и сажает его на один из них так, что он выходит у него из шеи. И на этом колу он должен сгнить» (Шильтбергер, с. 46)⁴⁴⁶.

В послании венгерского епископа Стефана Вацкого парижскому епископу (от 10 апреля 1242 г.) сообщаются сведения, полученные от пленных монгольских лазутчиков. В частности, в письме говорится о том, что на стороне монголов сражаются племена мордвы; последние уничтожают всех людей без разбора, и никто из них не считается полноправным мужчиной, пока не убьет человека (Английские источники, с. 127, 154)⁴⁴⁷. Видимо, об этом же обычае сообщает Ибн Фадлан, когда характеризует башкир: «Мы остерегались их с величайшей осторожностью, потому что это худшие из тюрок, самые грязные из них и более других посягающие на убийство. Встречает человек человека, отделяет его голову, берет ее [с собой], а его [самого] оставляет» (Ахмед ибн Фадлан, с. 130). Согласно средневековому огузскому эпосу, «юноше не давали имени, пока он не отрубил голову, не пролил крови»⁴⁴⁸. Путь истинного воина, достигшего славы, характеризовался в эпосе следующим образом: «Отрубил головы, пролил кровь, получил награду, достиг славы». Согласно «Истории» ат-Табари (IX в.), арабы, сражаясь с тюрками в Средней Азии, после победы отправили халифу туги (знамена) тюркского кагана и головы погибших врагов (ат-Табари, с. 255). И в XVIII в. у турок полагалась плата за голову убитого противника⁴⁴⁹. Особое значение имели головы знатных противников. По словам писателя XVII в. Ходжи Самандара Термези, после победы над войском хорезмийцев «слуги его величества, привязав к седельным ремням головы военачальников злодеев-тюрок, представили пред очи прибежища Мухаммеда Сайда»⁴⁵⁰.

Согласно сведениям францисканцев, голова Генриха была отправлена к Бату и затем ее бросили среди других голов убитых. Скорее всего, речь идет о скоплении черепов в виде пирамид. В истории войн на всем азиатском пространстве это было типичным явлением⁴⁵¹. Так, например, согласно китайским источникам, в начале V в. шаньюй Хэлянь Бобо приказал сложить обезглавленные тела погибших врагов и их головы в кучи и насыпать над ними высокий холм. Холм получил название «Возвышение из черепов»⁴⁵². В 704 г. мусульманский полководец Муса ибн Абдаллах одержал победу над тюрками. Его воины несли головы убитых до Термеза, где сложили из голов две башни (ат-Табари, с. 107).

По мнению Фомы Сплитского, сооружение монголами холмов из мертвых тел преследовало цель внушить страх противнику: «Тартарские полчища, опустошив всю Трансильванию и выгнав венгров из задунайских земель, расположились в тех местах, собираясь остаться там на все лето и зиму. А чтобы устрашить тех, кто обитал на другой стороне Дуная, они сложили на берегу реки многие кучи из несметного количества собранных тел» (Фома Сплитский. XXXVI).

Смбат Спарапет, отправленный в 1246 г. царем Малой Армении в Каракорум, в своем письме сообщает о пирамидах из костей: «Миновав многие страны, оставив позади Индию, мы прошли всю землю Бодак, на что потратили около двух месяцев пути. Я увидел там несколько городов, разрушенных татарами, величие и богатство которых неоценимы. Я видел некоторые из них за три дня пути и несколько удивительных гор, состоящих из груды костей тех, кого умертвили татары. И нам казалось, что, если бы Господь распорядился иначе и татары, которые таким образом уничтожили язычников, не пришли сюда, все эти народы были бы способны завоевать и заселить эти земли до моря» (Смбат Спарапет, с. XIX). Скорее всего, речь идет о башнях из черепов. Брат Иоанн (LT, IX. 22) сообщает, что в земле кангитов и команов видел многочисленные головы и кости мертвых людей, лежащие на земле. Если это не были остатки «башен из черепов», то тогда трудно объяснить, почему человеческие кости остались непогребенными. В таком случае умолчание о подобных башнях в книге Марко Поло и в сборнике Рашид ад-Дина выглядит удивительно. Мотивация сооружения таких конструкций остается неизвестной.

Широко известны башни из голов побежденных изменников, возводившиеся по приказу Тамерлана. В 1387 г. такие башни были сооружены после взятия мятежного Исфахана (Гийасаддин Али, с. 44). Сведения официального историка Гийасаддина Али подтверждаются подробным рассказом Иогана Шильтбергера, который передает слухи об этом событии: «Собрав жителей, он приказал умертвить всех, кто был старше 14 лет, пощадив тех, кому было меньше лет. Головы убитых были сложены в виде башни в центре города» (Шильтбергер, с. 29). То же самое имело место после долгой осады Дамаска. «Тамерлан приказал также своим воинам, чтобы каждый представил ему по одной человеческой голове, и по истечении трех дней, потраченных на выполнение его приказания, он повелел воздвигнуть три башни из этих голов, а сам город разрушить» (Шильтбергер, с. 25). Согласно Фоме Мецопскому, в Дамаске было сооружено семь таких башен (Фома Мецопский, с. 65-66). После взятия Багдада в июле 1401 г. Тимур приказал своим воинам, чтобы каждый принес ему две отрубленные головы багдадцев. Из этих голов было возведено 120 башен⁴⁵³.

Испанский посол Руи Гонсалес де Клавихо, посланный в 1403 г. ко двору Тамерлана, видел две такие башни около города Дамгана в Хорасане: «За городом на расстоянии выстрела арбалета возвышались две башни такой высоты, как можно забросить вверх камень, сделанные из грязи и человечьих черепов. Здесь же были еще две башни, уже развалившиеся. А эти башни, сложенные из черепов, остались от племен, называемых белыми татарами» (Руи Гонсалес де Клавихо, с. 87). Туркменские племена ак-коюнлу и кара-коюнлу враждовали между собой, причем последние выступили союзниками турок против Тамерлана. Тамерлан переселил их в окрестности Дамгана, они же, подняв восстание, грабили и разрушали все на своем пути. Уничтожив их, войско Тамерлана воздвигло башни из черепов поверженных бунтовщиков. Такие башни назывались калля-минора - «пирамиды голов побежденных»⁴⁵⁴. Видимо, это название каким-то образом связано с назначением этих башен. Шах Исмаил I из голов убитых при взятии Мерва приказал соорудить целые минареты⁴⁵⁵. Такие же башни из черепов сооружались по приказу Бабура⁴⁵⁶.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|