|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|

2. Правители в поисках

В неоднократных попытках прийти к объединению, о которых шла речь в предыдущем разделе, церкви считали друг друга равными и пытались путем переговоров выяснить, как можно было бы урегулировать между собой все разногласия. Всегда, когда в ходе соборов удавалось достичь единства, церкви взаимно признавали одна другую хранительницей святого наследия по поручению Святого Духа и исходили из того, что для решения спорных вопросов требуется сотрудничество обеих сторон.

В этом разделе, напротив, речь пойдет об объединениях и попытках объединения, при которых одна из церквей, в силу исторических причин, обладала преимуществом и навязывала другой церкви собственное представление о том, что необходимо для единства, и не вела переговоров на равных, а просто требовала подчинения своей собственной позиции. Как правило, одна из сторон держалась так, будто она одна обладала полномочиями решать и выполняет роль наставницы по отношению ко всем остальным церквам, считая их менее значительными. В церковных документах латинян II тысячелетия часто употреблялось выражение «reductio in oboedientiam» («возвращение заблуждающейся церкви к должному послушанию»), когда речь шла об униях, поисках уний или желании уний такого рода.

Римские императоры

Мысль о христианстве как о религиозной, так и о социальной величине показала себя как в высшей степени действенная в истории; еще в XX в. ощущается ее эффект. В исследовании о влиянии позднеантичного политического богословия на тогдашние и более поздние события В. Пери указывает на целый ряд проблем, которые и мы будем исследовать. Он пишет: «В последующие столетия²⁹ зачастую случалось, что целые церкви, которые прежде были включены в область географически определенной христианской «ойкумены»³⁰, попадали под власть языческих или нехристианских народов, например, персов или арабов. При этом из-за тесной связи между христианским политическим единством и соборной формой «вселенской» Церкви церковная система видимого всеобъемлющего общения оказалась в кризисе. Единственным возможным средством необходимого ее обновления считалось «освобождение» христианских стран из-под власти неверующих при помощи военной силы, то есть «справедливая», даже священная, война, которая имела целью обеспечить права и свободу христиан и защитить единственно истинную религию: эпоха крестовых походов началась с того, что византийский император Ираклий, чтобы вернуть реликвии Св. креста, призвал христиан к первой религиозной войне за возвращение святых мест... С тех пор крестовый поход стал традиционным методом и моделью создания признанных необходимыми политических предпосылок для единства церкви - в особенности для единства церкви Запада и Востока, после того, как христианская империя была расколота франками на две части»³¹.

Важнейшим признаком церковного единства императоры считали употребление при проповеди тех формулировок веры, которые были санкционированы созываемыми императорами вселенскими соборами. Местные церкви, которые следовали им, признавались правоверными и принадлежащими к единой вселенской Церкви. Те церкви, которые не делали этого, считались еретическими. Но в новейшее время в фундаментальных историко-догматических исследованиях и межцерковных переговорах было показано, что и те церкви, которые придерживаются решений Эфесского и Халкидонского соборов, и те, которые не делают этого, признают воплощение вечного Сына Божьего от Девы Марии. Учению о воплощении божественного Логоса были привержены (и остаются приверженными до сих пор) халкидонские, доэфесские и дохалкидонские церкви, несмотря на различные формулировки вероучения³². Здесь уместна аналогия с теми неникейцами, которые еще были в германских государствах в эпоху Юстиниана, потому что спор с ними был не о самой вере в Троицу, а о способе проповеди этой веры³³. Может быть, и те, и другие формулировки являются более или менее приемлемыми и поэтому, с умозрительной точки зрения, имеют различную ценность, но несомненно то, что ни одна из церквей не отошла от евангельского исповедания веры. Хотя в столкновениях мнений (верных империи, так сказать, императорских³⁴) халкидонян с неникейцами и неэфесянами и нехалкидонянами не говорилось о согласии или несогласии в отношении главной христианской вести о Божестве, соответственно о воплощении Сына Божьего, последние, без долгих размышлений, стали считаться еретиками, потому что они не подчинялись постановлениям соборов, предписывавшим другие формулировки веры вместо их традиционных. Ошибка спорящих богословов, предполагавших, что повсюду, где при возвещении о вере употреблялись другие формулы веры, пропагандировалось другое вероучение, оказалась чрезвычайно живучей. Всякий раз, когда императорские войска победоносно продвигались в областях, где местные церкви не восприняли формулы вероучения вселенских соборов и, вследствие анафем, произнесенных соборами и императорами, были отделены от церкви империи, государственная власть считала уместным предпринять энергичные меры, чтобы склонить упомянутые церкви к принятию постановлений соборов. Принятие это должно было стать следствием подчинения; вопрос не стоял об открытых дискуссиях, в которых церкви, стоявшие до сих пор в стороне, могли бы обосновать свое расхождение с Константинополем и могли бы помочь в поисках общего решения. Новое богословское обсуждение того аспекта вероучения, о котором однажды было принято решение созванного императором Вселенского собора, было запрещено. За этим, без сомнения, стояла забота о единстве Церкви и чистоте вероучения. Но не только это играло решающую роль. Столь же важной причиной было и то, что императорский авторитет, которым созывались вселенские соборы, придавал их решениям силу закона. Неподчинение постановлениям вселенских соборов не только означало их отрицание, что вредило единству Церкви, но расценивалось одновременно как непокорность в отношении императора. Поэтому императоры считали необходимым для поддержания собственного авторитета заботиться о послушном принятии установленного соборами богословского метода вероучения во всех без исключения местных церквах подвластных им территорий.

Одно из первых событий такого рода произошло при императоре Юстиниане, когда потерпело поражение североафриканское государство вандалов. Немедленно армия победителей позаботилась о том, чтобы при помощи принудительных мер неникейскую церковь вандалов соединить с имперской «кафолической церковью» греков и латинян³⁵.

При победоносном продвижении императорского войска на Восток от армян также потребовали отказа от нехалкидонского исповедования и присоединения к имперской церкви³⁶. Так, к примеру, император Маврикий в 590 г. назначил для армян в отвоеванных им областях Анатолии католикоса, готового объединиться с имперской церковью и принявшего Халкидонский собор, которого армяне, остававшиеся вне областей, завоеванных римским императором, считали антикатоликосом. То, что император считал заботой о единении с церковью проживавших в империи армян, с армянской точки зрения было толчком к новому церковному расколу, так как армяне на протяжении времени до нового вторжения персов, которое привело к исчезновению связанной с имперской церковью иерархии, были разделены на два церковных лагеря.

Когда после окончания арабской экспансии армяне создали на короткое время самостоятельные государства во главе с Багратидами на восточной границе Византийской империи, императоры Константинополя вели ту же церковную политику, что и их предшественники. Многочисленные армянские иерархи, богословы, учителя и художники в эпоху Багратидов воспринимали импульсы имперской церкви в области богословия и церковной жизни, но не были готовы заменить традиционные формулировки веры их церкви на формулы греко-латинских соборов³⁷. Когда взятием Ани в 1046 г. византийцы покончили с самостоятельностью последнего из армянских княжеств, они вновь предприняли попытку обратить силой инаковерующих армян³⁸. Несмотря на печальный опыт, полученный при этом армянами, в следующем столетии армянские католикосы прилагали усилия к тому, чтобы быть принятыми в общение с византийцами. К этому они хотели прийти путем соборных обсуждений. Католикос Нерсес Шнорали (1166-1173) в поисках компромисса занял позицию, являющуюся образцом и для нынешних экуменистов; он направил императору послание вследствие случившихся в недавнем прошлом неприятных происшествий, в котором подчеркивал, что все, что накопилось в сознании за столетия разделения, следует преодолевать с большим терпением. В качестве знака своей доброй воли император мог бы прежде всего дать армянам мир в империи; он мог бы попросить клириков и весь народ прекратить конфессиональные распри с армянами и покончить с насилием в отношении их; нехалкидоняне, которые спасались бегством от врагов Христа, не должны страдать от преследований и в империи; восточных людей можно было бы склонить к единству, если бы греки не неистовствовали против их церквей, алтарей, крестов и священников еще больше, чем это делают неверующие, потому что не сила, но лишь добро и любовь ведут людей к Справедливому. Но Византия и имперская церковь еще не были готовы отказаться от стремления к превалированию. Соборные обсуждения, которых добивался Нерсес, так и не состоялись, и поиски единства были заморожены³⁹.

Глубокие раны были нанесены Константинополем сирийцам, о чем скорбит патриарх Михаил Сириец (1166-1199), один из известнейших богословов, историков и иерархов Сирийской церкви. Он записал то, что передавало народное предание столетия спустя о мерах императора Ираклия (610-641) после отвоевания Месопотамии. Рассказ при передаче от поколения к поколению, несомненно, дополнялся преувеличениями. Но длившаяся столетия передача его свидетельствует о том, что эти события глубоко запали в памяти сирийцев.

Хроника патриарха гласит: «Он (император) отдал письменный приказ повсюду в империи тем, кто не признает Халкидонского собора, отрезать носы и уши, а дома их должны быть разрушены. Эти преследования продолжались долго, и многие монахи... приняли Собор и завладели большинством церквей и монастырей. Ираклий не разрешил правоверным (имеются в виду противники Халкидонского собора) предстать перед ним и не слушал их жалоб о разграблении их церквей. Бог справедливости, который всемогущ... - из-за подлости византийцев, которые всюду, где властвовали, жестоко разоряли наши церкви и монастыри и нас безжалостно угнетали, - привел из Южной страны арабов, чтобы мы, благодаря им, могли спастись от византийцев... В самом деле для нас было большое счастье, что мы (благодаря мусульманам) освободились от жестокости византийцев, от их подлости, от их ненависти, от жестокого фанатизма в отношении к нам, и что теперь у нас есть покой»⁴⁰.

Как показывает цитата, интеграционная политика императора имела плодом то, что сирийцы предпочли мусульманское господство византийскому. О том же самом свидетельствуют копты. Острогорский, занимаясь исследованием вопроса об окон нательном взятии Александрии арабами, которое произошло вскоре после смерти Ираклия, тотчас после короткого возвращения ее императором Мануилом, в 646 г., писал, что «коптское население Александрии во главе с монофизитским патриархом Вениамином охотно подчинилось арабам и выражало свою покорность в различных формах, этим еще раз обнаруживая, что они предпочитают арабский гнет византийскому»⁴¹.

Пример (столетней давности) византийских императоров, «твердой рукой» заботящихся о «правильном», в их глазах, мире в церкви, был воспринят правителями соседних стран. Когда франки, не принявшие неникейского христианства готов и других восточногерманских племен и ставшие сторонниками Никейского собора, установили свое господство над германцами, такими как бургунды или лангобарды, крещеными «арианами», франкские правители последовали примеру византийских императоров и объединили церкви этих племен с никейской имперской церковью точно таким же образом, как это сделал император Юстиниан с церковью вандалов. Даже для тех государей, чьи собственные народы подвергались прежде византийскому нашествию, церковная политика римских императоров могла служить образцом. Мы видим это на примере Малой Армении. Когда Шнорали стремился к диалогу в поисках достижения общения с греческими церквами, он вел также переговоры с патриархом сирийцев. Часть их жила под властью Малой Армении. Через Михаила Сирийца мы узнаем, что переговоры между армянами и сирийцами зашли в тупик, потому что армянский правитель, несмотря на слабость своего государства, по отношению к сирийцам находился в положении более сильного и начал поощрять антипатриарха, более уступчивого по отношению к армянам⁴².

Норманны в Южной Италии

Крестоносцы

После того как в 1098 г. была завоевана Антиохия, крестоносцы подчинились юрисдикции тамошнего патриарха Иоанна IV. К началу установления власти крестоносцев он был во всей области Антиохийского патриархата высшим церковным владыкой для греков и латинян⁴³. Однако как только создавались условия, при которых епархия оставалась без епископа, правитель крестоносцев заботился о назначении нового епископа. Правитель отдавал предпочтение священникам, которые прибыли из Западной Европы, потому что это укрепляло господство латинян. Неудивительно, что правитель крестоносцев заботился о назначении епископов, потому что назначения епископов властителями было тогда обычаем, общим для Востока и Запада. Однако тот факт, что латинян ставили епископами для греков, вызывал недовольство. Новые латинские епископы вместе с прежними греческими епископами становились членами Синода Антиохийского патриархата и обладали в их епископствах (как патриарх в общем патриархате) компетенцией и для греков, и для крестоносцев.

Некоторые греческие епископы бежали из государства крестоносцев, и появлялись вакансии. Несомненно, крестоносцы часто «помогали» тому, чтобы это случалось. Вместо «недостойных пастырей, оставивших свое стадо» они назначали новых епископов, латинских. К тому же крестоносцы учреждали новые епископства, епископы которых тоже входили в Синод Антиохийского патриархата. И вскоре латиняне составили в нем большинство. Через непродолжительное время после завоевания города состоялись выборы патриарха. Как и в Антиохии, произошло то же самое в Иерусалиме, который был завоеван в 1099 г. Вскоре тоже был назначен патриарх-латинянин, и вскоре в Иерусалимском патриархате епископства были отданы преимущественно латинским клирикам⁴⁴.

Из идеи священной войны, которая родилась в Византии в борьбе против Персидской империи, унаследованной арабами и пронесенной ими до Пиренеев, где с ней познакомились и латиняне, - во время первого крестового похода, на основе военных успехов западноевропейских рыцарей, вырос церковный империализм Западной Европы, ущемлявший права греков. Эта практика должна быть названа ошибочной. Прав тот историк, который, вглядываясь в прошлое, судит только о самих событиях и не становится судьей ни над людьми, ни над их действиями и их мотивами, потому что всякое время руководствуется своими критериями; историк не должен ставить прошлое перед трибуналом XX столетия. Ибо как могут правильно оценить дети XX столетия объективно переданные источниками другой эпохи события и искания совести людей того времени? Мы должны быть осторожны в оценках тем более, что новейшие исследования христианской иконописи в церквах государства крестоносцев в Иерусалиме дают возможность увидеть крестовые походы с незамеченной до сих стороны; прежде всего они свидетельствуют, что согласие между латинянами и греками зиждилось не только на принуждении. На самом деле не только были поставленные приказом властителя общие для всех епископы, но существовала в определенных областях настоящая общность в духовной жизни, больше взаимного согласия и взаимопонимания, чем обычно предполагают в наши дни⁴⁵.

Страдания греков под властью крестоносцев достигли высшей точки, когда участники 4-го крестового похода в 1204 г. завоевали Константинополь. Это завоевание не было неожиданным актом произвола; ему предшествовали интриги греков и латинский погром. И все же это было первое завоевание, которое пережил Константинополь со времени его основания императором Константином. Город выдержал многочисленные нападения и осады со стороны нехристианских армий. И лишь христианские братья с Запада впервые взяли его и жесточайшим образом разграбили. Не знали пощады церкви и монастыри. Людские жертвы и потери культурных ценностей были чудовищны. Воспоминания об этом в греческом мире сохраняются до сих пор столь живо, будто события эти произошли лишь десятилетия назад.

Когда Константинополь был взят, победившие латиняне повели себя в отношении греков в центре Восточной империи точно так, как это делали норманны в Южной Италии и крестоносцы XII века в Антиохии и Иерусалиме. Они заняли императорский и патриарший трон и постепенно многие епископские должности своими людьми и поделили между собой земли и поместья. Завоеватели включили районы чужой юрисдикции в собственные церковные структуры. Они хотели путем соглашений ассимилировать христиан, живших до того автономно и следовавших другим традициям⁴⁶. Еще в XIII в. латиняне держались того мнения о расколе, его причинах и о церковном единстве, которое имели некогда и норманны, они были убеждены, что, заняв императорский и патриарший трон, они достигнут единства церкви.

Сегодня такой образ действий кажется непостижимым. Х.Т. Бек пишет о событиях 1204 г.: «Папа Иннокентий III сначала колебался между негодованием по поводу «ужаса опустошения», учиненного крестоносцами в христианских областях, и едва скрываемым удовлетворением видеть эту империю, - которая, имея христианский образ, упорно не желает признавать папского главенства, - в конце концов поверженной. Удовлетворение явно возобладало, и родилась такая правовая установка, которая у такого образованного юриста может быть объяснена исключительно описанным удовлетворением... Папские инструкции легату Бенедикту из монастыря С. Суссанна содержат... такую фразу: <... translato ergo imperio necessarium, ut ritus sacerdotii transferatur, quatenus Ephraim reversus ad Iudam in azymis sinceritatis et veritatis expurgato fermento veteri epuletur... >»⁴⁷. Этими словами можно описать казавшееся правильным латинянам наступающего XIII в. представление о церковном единстве. Их поведение после завоевания Константинополя, несомненно, способствовало углублению раскола между церквами. Впрочем, им не удалось покорить всю греческую империю, и - как некогда в Антиохии и в Иерусалиме, - весь Константинопольский патриархат. Греческий император и греческий патриарх удалились в изгнание в Никею и, по крайней мере, над частью территории сохраняли свою власть. Многие греческие сановники последовали за ними и стремились приблизить день, когда они смогут вернуться в столицу - Константинополь.

В 1215 г. IV Латеранский собор призвал к некоторой терпимости в отношении греков и утверждал: «И если мы хотим уважать и поощрять тех греков, которые в наши дни возвратились к послушанию Апостольскому Престолу, по случаю чего мы можем поддержать их обычаи и обряды, насколько мы могли бы, с Божьей помощью, мы хотим и должны при этом не соглашаться с тем, что составляет опасность для душ и наносит ущерб церковному почитанию»⁴⁸. Собор считал, что единство Церкви будет достигнуто тогда, когда латиняне повсюду будут епархиальными епископами, а греческие епископы им будут подчинены в качестве викарных. Собор предписывал: «Принимая во внимание тот факт, что во многих местах в одном и том же городе и одной и той же епархии проживают люди, говорящие на разных языках, которые при всем единстве в вере имеют различные обряды и обычаи, мы повелеваем, чтобы епископы таких городов и епархий поставили подходящих людей, которые вели бы богослужение соответственно обрядам и языкам и совершали таинства. Они должны также учить своих верующих словом и примером. Однако мы безусловно запрещаем, чтобы в этих городах и епархиях были различные епископы. Такой организм был бы подобен монстру, как если бы одно тело имело много голов. Но если по каким-либо причинам создается настоятельная необходимость подобного, местный епископ должен благоразумно поставить своим викарием кафолического прелата греческого обряда, который должен быть ему послушен и подчинен во всех делах»⁴⁹.

Разумеется, греки считали (как прежде это делали армяне, сирийцы и копты) подчинение одной части христианского мира другой - делом, недостойным церкви. В этом следует с ними согласиться, и неудивительно, что унии, достигнутые с помощью силы, были недолговечны. Когда преобладание латинян закончилось с падением государств, созданных крестоносцами, подобные унии рассыпались. В течение всего времени, пока такое положение вещей сохранялось, в Константинополе - порой также в Антиохии и Иерусалиме - оставались греческие претенденты на патриаршие престолы. Они не могли добиться ничего, и протест против унии, который был заложен в их избрании, ничего не менял; латинские высокопоставленные клирики исполняли свое служение как для греков, так и для латинян. После падения государств, созданных крестоносцами, места патриархов были заняты греками, хотя латиняне, со своей стороны, имели на эти места своих претендентов. Но теперь латинские епископы должны были находиться вдали от патриарших тронов и не имели никакого влияния на патриархат.

Повсюду, где латиняне могли утвердить свою власть, они просто подчиняли восточных христиан латинской церкви. Иерархи соседних с ними древневосточных церквей (отделенных от греков) из стран, еще не завоеванных крестоносцами, получали приглашения на соборные совещания с целью достичь с ними церковной унии.

Когда крестоносцы пришли на Восток, в ливанских горах жили марониты, словно христианский остров в мусульманском мире, не общаясь ни с одной из христианских церквей. Их церковь принадлежала к западносирийской традиции, о возникновении и судьбе которой вплоть до вторжения крестоносцев до сих пор не написано ни ими самими, ни европейскими историками ничего пользующегося всеобщим признанием⁵⁰. Власть крестоносцев не распространялась на родину маронитов, и потому те не были в состоянии подчинить последних Римской церкви. Но марониты были рады получить христианских соседей. Завет Христа хранить единство и соображение полезности быть в дружбе с сильными воинами побудили их вступить в церковное общение с латинянами. Это решение они приняли добровольно. Вся община маронитов во главе с патриархом заключила унию с латинянами. Перед ними не вставал вопрос о том, не будет ли уния с западноевропейскими церквами отказом от церковного общения с другими восточными церквами, потому что они были совершенно изолированы. Просто уния означала конец их полной изоляции.

Все марониты остались в унии с Римской церковью до сегодняшних дней. Их церковь, единственная из состоящих в унии с Римом церквей, которая не составляет конкуренции ни одной церкви с такой же традицией, не связанной с Римом. Однако ее история есть пример все возрастающей потери самостоятельности благодаря усиливающемуся влиянию большой западной церкви, на что маленькая и по земным меркам «отсталая» Маронитская церковь не могла ответить в сопоставимом объеме⁵¹.

Крестоносцы предоставляли верующим Сирийской церкви возможность общения в таинствах и поддерживали в целом с ними дружеские отношения⁵². П. Каверау, который хотя и говорит об «отдельных столкновениях» между ними, пишет о патриархе Михаиле, ссылаясь на его Хронику: «Патриарх Михаил I был изумлен тем, что франки, которые заняли Палестину и Сирию, каждого, кто поклонялся Кресту, считали христианином «без проверки и испытания»; так под властью франков могли спокойно жить и яковиты, несмотря на то, что они в учении о двух природах (Христа) были согласны с греками. Так могло случиться, что для яковитских христиан в Эдессе стало обычным, ввиду нарушений в собственной церкви, крестить детей в церквах франков... Когда в 1141 г. греки уверяли франкского патриарха Антиохии, что яковиты и армяне - еретики, обе (общины) преподнесли патриарху символ веры: он был переведен, зачитан и истолкован как истинно правоверный; сверх того яковиты, по требованию, «с радостью» поклялись, что никакого другого символа веры они не носили бы в сердце...»⁵³

После того как Византия в XI в. покорила княжество Багратидов⁵⁴, многие армяне переселились на юго-запад Малой Азии. В Киликии возникло так называемое малоармянское княжество, куда перенес свое пребывание армянский католикос Григорий III⁵⁵ (1113-1166 во главе церкви). Много раз армянские иерархи из княжества, в том числе Григорий III⁵⁶, принимали участие в соборах, созывавшихся в государствах крестоносцев. Малоармянские князья находились в тесных союзнических отношениях с крестоносцами. Поэтому связи Малой Армении с западноевропейской церковью были достаточно близкими, чтобы папа Целестин III в конце XII в. мог увенчать малоармянского князя королевской короной. К этому времени из политических и - не менее того - из богословских побуждений церковь Малой Армении вступила в полное церковное общение с латинянами. Благодаря своей готовности на унию с папой церковь Малой Армении помогла малоармянскому государству обрести суверенитет; это в тогдашней Европе - и по понятиям крестоносцев тоже - обязывало папу утвердить суверенитет государства передачей короны. В 1199 г. папский легат кардинал Конрад фон Виттельсбах принял декларацию малоармянской церкви об унии и короновал по поручению папы малоармянского князя как короля. От общения, которое армяне Малой Армении поддерживали со своими латинскими соседями на основе церковного и политического партнерства, их церковь получила множество импульсов литургического, богословского и пасторского характера, а на систему образования оказала большое влияние западноевропейская схоластика. Что касается этих влияний, то тут явно не было навязанного послушания; это был по большей части свободный диалог, потому что армяне не просто меняли свои старые традиции на то, что они перенимали, а интегрировали западноевропейское влияние в собственное церковное наследие, при этом это влияние было воспринято и на их древней родине, куда, как известно, крестоносцы не дошли.

В Прибалтике, Польше и Венгрии

Столетие спустя король Казимир Великий (1333-1370) присоединил к Польше Галицкое⁵⁷ княжество. С давних пор существовавшую там церковь византийской традиции поляки не считали равноценной церковью-сестрой; напротив, во вновь присоединенной области они вскоре утвердили свои епископства, соответственно IV Латеранскому собору, и считали оправданным руководство их епископов местными восточнославянскими епархиями. Те русины, которые хотели интегрироваться в господствующую польскую культуру и подняться по социальной лестнице⁵⁸, переходили в латинство и были в большинстве вновь крещены⁵⁹. Так восточные христиане в этой стране, долгое время принадлежавшей Польше, были свидетелями того, что даже благодатность их церкви была поставлена под вопрос. Они получали все новые доказательства высокомерия латинян в отношении восточных христиан.

После нашествия монголов в XIII столетии литовские князья установили свою власть над территорией нынешней Белоруссии, над большой частью сегодняшней Украины и - по крайней мере, временно - над некоторыми русскими областями. Когда они постепенно завоевали власть в этих славянских областях, они были еще язычниками, но при этом не были враждебно настроены по отношению к христианству. Некоторые из них приняли крещение и стали, как их подданные, христианами византийской традиции⁶⁰. В определенный момент казалось, что все литовцы примут христианство в византийской форме. С этими ожиданиями было покончено, когда в 1385 г. литовский князь Ягайло принял латинское крещение, чтобы получить возможность жениться на принцессе Ядвиге, обладавшей с 1384 г. польской короной. Условием этой женитьбы было то, что князь должен был привести свой языческий народ в лоно западноевропейской церкви. Брак скреплял союз Польского королевства и Великого княжества Литовского. С этого времени восточнославянское христианское население страны, некогда бывшее под главой языческого властелина, оказалось под властью самодержца, принадлежавшего к западноевропейской церкви. Правда, в Великом княжестве Литовском для восточных христиан во многих отношениях обстоятельства были более благоприятны, чем в принадлежавшей Польше Галиции. Но чем теснее становились отношения между обоими государствами, тем больше ощущали восточные славяне латинское давление.

Когда венгры обосновывались на их нынешней родине, там жили славяне и румыны, которые в своей христианской вере и религиозной культуре ориентировались на Византию. Кроме того, до крещения дома Арпадов латинскими миссионерами в высшем слое венгерского общества происходило обращение в христианство византийского образца. «Во времена св. Стефана, как рассказывают нам первые венгерские легенды о святом, существовали довольно тесные отношения с греческой церковью. Так что неудивительно, что созданная Стефаном латинская иерархия была надстройкой над находящейся под византийским влиянием церковной жизнью. Как вытекает из решений Собора, состоявшегося в Сабольчи в 1092 г., церковь Венгрии придерживалась старовизантийской практики постов. В первое столетие существования королевства священникам разрешался брак... Что такие обычаи могли быть введены в церкви, официально считавшейся латинской, объясняется тем, что приходилось брать в расчет византийскую церковную жизнь низших слоев населения. Такие формы христианства долго сохранялись благодаря значительному фактору народного благочестия и существованию монастырей... В большом монастыре в Сремска Митровице было три отдельных национальных общины: греки, славяне и венгры, которые, однако, все придерживались византийских канонов. Греческие поселения существовали у Зебегени на Дунае и на полуострове Тихани озера Платтен. Их возникновение связано с именем Андрея I (1047-1061)... Вначале некоторые короли держались благосклонно в отношении греческой церкви... но потом византийская церковь в целом уже не имела поддержки властителей. В XIV в. с приходом на королевский трон Анжуйской династии настала эпоха явной нетерпимости. Еще папа Иннокентий III в 1204 г. предлагал спасти византийские монастыри Венгрии от разрушения, для этого, он полагал, необходимо создать из них особую епархию или реформировать с помощью латинских настоятелей... Латинизация ускорилась после IV Латеранского собора. На протяжении XIII в. исчезал один греческий монастырь за другим. Их населяли латинскими монахами...»⁶¹

Отныне для полноценного участия в общественной жизни в Венгрии христианам византийской традиции следовало принять латинский обряд; начальными свидетельствами этого наполнена в особенности румынская церковно-историческая литература. Круги, оставшиеся приверженными восточной церковной жизни, были не только подчинены латинским высшим слоям общества, но и в социальном отношении маргинализированы. Мирча Пакурариу, например, пишет в «Истории Румынской православной церкви» о «многочисленных акциях подавления» со стороны королей Венгрии, «которых время от времени подстрекал папа», и делает выводы: «Известны мероприятия, предпринимавшиеся королями Белой IV (1237-70), Ладиславом Куманеном (1272-90)⁶², Людвигом Великим (1342-82) и Зигмундом фон Люксембургом (1387-1437) против священников, «раскалывающих церковь», и верующих из Трансильвании. Заметную роль в этих действиях играли «папские легаты» Якоб Пренестин и Филипп де Фермо в XIII столетии, кардинал Джентили в XIV столетии, затем инквизиторы Якоб де Мархиа и Джованни Капистрано в XV столетии»⁶³.

В колониях итальянских торговых городов

В колониях итальянских торговых городов, в особенности Республики Венеция, в течение столетий латиняне контролировали греческие церкви. Но латиняне составляли здесь лишь тонкий верхний слой; значительное большинство исповедовало греческую веру. Восточная церковь в колониях не только могла удержаться, но даже успешно развивалась. Панораму церковной ситуации и то, как чувствовали себя греки в отдельных венецианских областях, описывает Г. Подскальский⁶⁴. Еще более явственно, чем в Иерусалиме в эпоху крестоносцев, при всем преобладании латинян над греками на протяжении долгого времени, под властью Венеции, сказывалось и влияние греков на латинян.

Яркий пример тому - обсуждение вопроса о браке на Тридентском соборе; некоторые епископы из венецианских колоний и Республики Венеция защищали греческие традиции и сумели воспрепятствовать тому, чтобы всех, кто соглашается расторгнуть брак, предавать анафеме⁶⁵. Мы знаем также о многочисленных случаях дружеского согласия между начальствующими латинянами и подчиненными им греками; к сожалению, правда, до нас дошли и противоположные известия. Даже в 1725 г. - когда римская Конгрегация пропаганды веры уже подготовила декрет, запрещавший латинским миссионерам в Османской империи всякое «communicatio in sacris» с восточными христианами, и не только общение в святых таинствах, но и при молитве вообще⁶⁶, - Анджело Мария Квирини из венецианского Корфу писал папе Бенедикту XIII, что он был приглашен греками на торжественное богослужение в главном храме острова и был встречен с таким же почетом, как и архиепископ, в юрисдикции которого находится остров⁶⁷.

Экскурс в современное понимание критериев единства

Повсюду на протяжении всей восточной границы латиняне поступали таким образом с местными церквами византийской традиции, как было предусмотрено нормами IV Латеранского собора. Развертывая экспансию, латинский Запад стремился достичь единства церкви исключительно с помощью иерархического руководства, без уважения равенства положения восточных церквей-сестер. Как несколькими столетиями ранее, на восточной и юго-восточной границе Византийской империи «более слабые» церкви вновь стали жертвой сомнительной объединительной политики.

Греки и латиняне считали поставленной Богом перед христианским миром задачей осуществление зримого духовного и политико-социологического единства. Духовное единство требует верности Истине и послушания Господу. Чтобы было ясно, что духовное единство существует, для одних главное дело заключалось в распространении повсюду записанных вселенскими соборами формул исповедания веры, для других - в заботе о подобающем послушании папе, поставленному Господом руководить Церковью. Как одни, так и другие не допускали обсуждения того, каковы предпосылки, казавшиеся им обязательными, и что следует использовать в качестве критериев. Когда одни добивались преобладания, стремясь к бескомпромиссному принятию формул исповедания веры, потому что были убеждены, что только так возможно служение Истине, другие бескомпромиссно подчиняли чужие местные церкви своим епископам, во главе которых стоял папа, так как были убеждены, что только так можно выразить истинное послушание Господу. И, соответственно понятиям эпохи о важных политико-социологических аспектах единства христианского мира, властители каждой из сторон считали своим долгом заботиться по мере сил о достижении его, руководствуясь избранными ими критериями.

|< в начало	<< назад	к содержанию	вперед >>	в конец >|