|< в начало << назад к содержанию

Глава 13

26 ИЮНЯ 1975 ГОДА

Основатель учил не бояться ни жизни, ни смерти, ибо Бог есть Господь жизни и смерти. В 743 пункте "Пути" он пишет: Ты говоришь, что можно умереть "как герой". - А тебе не кажется, что всего отважней умереть незаметно, в постели, как обыватель - но от великой Любви? Подвергался ли он когда-нибудь смертельной опасности?

Его излечение от диабета связано с событием поистине сверхъестественным. Это очень тяжелая болезнь, с мучительными побочными явлениями. О том, что он болен, Отец узнал в 1944 году - но очевидно, что заболел он гораздо раньше. Дата исцеления - 27 апреля 1954 года, праздник Богородицы Монтсеррат. За два или три дня до этого врач прописал ему новый вид инсулина, определив дозы в 110 единиц. Как обычно, уколы делал я. Внимательно изучив инструкцию, я заметил, что каждая доза нового инсулина эквивалентна более чем двойной дозе обычного. А поскольку передозировки ужесточали мигрени, мучившие Отца, то я уменьшил дозу вопреки указаниям врача. И тем не менее последовала аллергическая реакция. Я позвонил доктору Фаэлли, но он велел продолжать лечение.

27 апреля, сделав укол за пять или десять минут до обеда, мы прошли в столовую. Поскольку диета, которой придерживался Отец, была очень строгой, мы обедали вдвоем - чтобы никто не чувствовал себя стесненным и обязанным следовать его примеру. К тому же, другим подавали то, чего он есть не мог - например, картошку, макароны... Отец благословил стол - и вдруг срывающимся голосом попросил: Альваро!.. Отпущение... Я не понял, просто не смог разобрать, в чем дело. Бог позволил мне не понять его слов. Тогда он повторил: Отпущение! И в третий раз - очень быстро: Отпущение! Ego te absolvo... Прощаются тебе... И в то же мгновение рухнул без чувств. Помню, что он очень покраснел, а затем его кожа приняла желтоватый, землистый оттенок. И весь он словно сжался...

Я немедленно дал отпущение грехов и сделал все, что мог: положил ему на язык кусочек сахара и влил в рот немного воды, чтобы он мог сделать глоток. Отец не реагировал, пульс не прощупывался. Я позвонил врачу, члену Opus Dei Мигелю Анхелю Мадурге, который явился через 13 минут, когда Отец уже начал приходить в себя. Он измерил давление, пощупал пульс и дал необходимые указания. Отец учтиво спросил доктора, обедал ли он - и получив отрицательный ответ, тут же заставил его подкрепиться. При этом спокойно с ним беседовал, отвечал на вопросы. А после его ухода признался: Сын мой, я ослеп, я совсем ничего не вижу. Я воскликнул: "Отец, но почему Вы не сказали об этом доктору?!" - Чтобы зря его не расстраивать. Может, само пройдет...

Не в состоянии двигаться и не желая никого беспокоить, он пробыл в столовой несколько часов. Затем, когда зрение стало восстанавливаться, я проводил его в комнату. Глядя в зеркало, он заметил: Теперь я знаю, как буду выглядеть в гробу. Я возразил, что сейчас он выглядит уже лучше, а вот несколько часов назад был действительно похож на труп. Отец признался, что и в самом деле испытал нечто похожее на рассказы перенесших клиническую смерть. Господь позволил ему увидеть всю свою жизнь в одно мгновение - словно ускоренный фильм. Но все же он успел раскаяться во всех своих ошибках - и даже в том, что однажды не понял Господа, открывшего ему, когда он умрет. Значительно позже - так ему показалось. И вот теперь, видя себя умирающим, он попросил прощения за то, что понял неверно...

Вскоре явился доктор Фаэлли и с удивлением обнаружил, что исчезли все признаки диабета, который, как известно, считается неизлечимым. Это было так очевидно, что доктор отменил лечение. Отец лишь заметил, что Господь, послав ему болезнь, исцелил его в светлый праздник Богородицы Монтсеррат, Которой он так предан.

О его спокойном, духовном восприятии смерти свидетельствует еще одна история, имевшая место в 1963 году, во время II Ватиканского Собора. Я должен был поехать в Венецию, чтобы в качестве секретаря Соборной Комиссии для духовенства встретиться с Кардиналом Урбани из центральной Соборной Комиссии. Отец захотел поехать со мной. 4 февраля мы выехали из Рима вместе с доном Хавиером Эчеваррия и Хавиером Котело, который вел машину. На второй день пути мы заметили, что дорога кое-где покрыта наледью и движение становится опасным. Мы уже проехали Ровиго и были в четырех километрах от Монселисе, когда машина заскользила, несколько раз повернулась вокруг своей оси, но не перевернулась, а помчалась назад и, неуправляемая, устремилась к обрыву. Остановились на самом краю пропасти, столкнувшись с каменным дорожным знаком как раз той стороной, где сидел Основатель. Дверь была исковеркана, мы с трудом выбрались из машины, зависшей над бездной. Реакция Основателя была примерной: он не позволил себе испугаться, но лишь воззвал к защите Господа и Ангелов Хранителей. Дон Хавиер Эчеваррия и Хавиер Котело перенесли все это значительно хуже. Приехав в Венецию, я быстро решил все вопросы, после чего мы вернулись в Рим.

Отец, поговорим о том дне, когда Основатель обрел последнее пристанище. Я бы просил восстановить шаг за шагом все события того утра.

26 июня 1975 года, в последний день своей земной жизни, Отец встал как обычно и уже в 7.53 приступил к Божественной Литургии в честь Божией Матери в часовне Пресвятой Троицы. Ему помогал дон Хавиер Эчеваррия. В то же время я служил Мессу в большой ризнице. Чуть позже он собирался навестить своих дочерей в Кастельгандольфо, на Вилла делле Росе, чтобы проститься с ними перед длительным отъездом из Рима. Он чувствовал себя хорошо, ничто не предвещало беды.

Перед поездкой, примерно в 9.25, он вошел в зал поручений, чтобы встретиться с двумя сыновьями из Генерального Совета - священником и мирянином. Он попросил их навестить от его имени Уго Пиацца, большого друга Святого Отца. Дело в том, что доктор Пиацца, который был тяжело болен, изъявил желание встретиться с Основателем и поведать ему некоторые новости (уточнив, что это не касается его духовной жизни, поскольку у него уже есть духовный наставник).

Отец попросил передать Пиацца, что уезжает через два дня и уже не успеет посетить его лично. Но доктор может, если пожелает, сообщить ему свою новость через члена Opus Dei - священника или мирянина. Потом он твердо и настойчиво велел передать Пиацца: Вот уже много лет я каждый день служу Святую Мессу за Церковь и Папу. Можете его уверить - поскольку много раз слышали об этом от меня лично, - что я предложил свою жизнь Господу за Святого Отца, кем бы он ни был. Мы молчим и стараемся спокойно и много работать, хотя в Церкви есть люди, которые относятся к нам без симпатии.

Примерно в 9.35 Отец выехал в Кастельгандольфо. Его сопровождали Хавиер Эчеваррия, Хавиер Котело (за рулем) и я. Едва выехав из гаража, мы начали читать Радостные Тайны Святого Розария. Закончили, еще не добравшись до кольцевой дороги, и стали беседовать. Отец сказал, что вечером мы сможем побывать в Кавабьянка и посетить часовню Царицы Ангелов в новой резиденции нашего международного центра подготовки. Там есть некоторые детали, которые предложил он сам, стремясь, дабы убранство стало более гармоничным, а обстановка - более благочестивой.

Ехали дольше обычного ввиду "пробок" на кольцевой дороге. Было очень жарко. Хавиер Котело рассказывал Отцу о своих племянниках, которые незадолго до этого побывали в Риме. Отец слушал его внимательно, проявляя интерес к его семейным делам.

Примерно в 10.30 мы добрались до Вилла делле Росе. Некоторые из дочерей ждали у гаража. Как всегда, Отец привез им подарки: хрустальную фигурку утки и пакет карамелек. Он имел обычай раздавать другим то, что дарили ему самому.

В коридоре он заметил, что уже идут его последние часы в Риме в это лето, и официально его уже нет ни для кого - кроме его дочерей. Он поприветствовал Господа, на какое-то время застыв на коленях перед Дарохранительницей, поцеловал крест и направился в зал "вееров", где должна была состояться семейная встреча.

Входя, он обратил свой взгляд на образ Богородицы - картину маслом, на которой тщательно причесанный и румяный Младенец обнимает за шею Свою Мать, предлагающую Ему чайную розу. Эта картина принадлежала семье Эскрива и находилась в той комнате Центра на улице Диего де Леон, где умерла донья Долорес, мать нашего Основателя. Божественное Провидение распорядилось так, чтобы Мадонна с причесанным Младенцем получила один из последних взглядов нашего Основателя.

Дочери громко ответили на приветствие и сказали, что рады его приезду. Отец улыбнулся: Какие хорошие у вас голоса! Затем присел на стул, а мне уступил кресло, которое приготовили для него. Повторил, что должен уехать из Рима, и добавил: Мне очень хотелось у вас побывать. В последние часы перед отъездом надо закончить текущие дела - поэтому для других меня уже нет. Только для вас.

Потом он говорил о священнической душе, которая должна быть у всех христиан, а также о любви к Церкви и Папе. Он вспомнил о трех первых священниках Opus Dei, а также о 54 своих сыновьях, которые вскоре получат сан: Вчера вы могли отметить годовщину рукоположения трех первых священников и помолиться за тех, которые будут рукоположены. Пятьдесят четыре! Кажется, что много - а в наши дни, учитывая все происходящее, это просто невероятно! И в то же время - их очень мало. Сразу исчезают... Я всегда говорю вам, что священство, эта Божия влага, немедленно поглощается землей Opus Dei. Сразу исчезают!

Повторю, как всегда повторял, приезжая сюда: ваши души - священнические. И у всех ваших братьев-мирян тоже священнические души. Вы можете и должны своими душами помогать нам, священникам Opus Dei - и мы, с милостью Божией, выполним большую и полезную работу.

Выслушав несколько историй из апостольской деятельности своих дочерей, он воспользовался случаем, чтобы воодушевить их на исполнение - с любовью и вплоть до ежедневных мелочей, - всех норм благочестия Opus Dei:

Я надеюсь, что вы хорошо используете время - отдыхаете и спортом немного занимаетесь, и экскурсии какие-нибудь совершаете.

Надеюсь также, что вы хорошо исполняете наши нормы благочестия и из всего извлекаете возможность общения с Богом, Его Благословенной Матерью, Св. Иосифом, Господином и Отцом нашим, а также с Ангелами-Хранителями, чтобы помочь Святой Церкви, Матери нашей, которой сегодня так плохо, которая так нуждается в нашей помощи. Мы должны очень любить Церковь и Папу, кто бы он ни был. Просите Господа, чтобы наше служение Церкви и Святому Отцу было действенным.

Он все время поддерживал эту приятную и полезную беседу. Одна из присутствующих рассказала ему о плодах апостольской работы в одной из латиноамериканских стран. Отец уточнил: Не надо забывать, что плоды - не ваши, что это плоды Страстей Господа, Его боли, трудов и печалей Божией Матери, а также молитв всех ваших братьев и святости Церкви. Все это проявляется как плод вашего труда - но не возгордитесь, не позволяйте себе так думать.

Встреча была короткой - она длилась не более двадцати минут, потому что Отец почувствовал усталость. В завершение он, как обычно, повторил акт любви к Церкви и Папе. Несколько минут спустя ему стало хуже. Дон Хавиер и я проводили его в комнату священника, где он мог немного отдохнуть. И мы, и женщины-директора Центра настаивали, чтобы он отдохнул побольше, но Отец отказался - возможно, для того, чтобы напомнить нам еще раз, что священники Opus Dei должны находиться в женских Центрах не дольше, чем это необходимо для выполнения их душепастырских обязанностей. Едва он почувствовал себя лучше, мы выехали в Рим, предварительно зайдя в часовню, где он задержался на несколько мгновений, чтобы проститься с Господом. Пока мы шли к гаражу, он со свойственным ему юмором сказал сопровождавшим его дочерям: Простите, что докучал вам. И добавил: Pax, дочери мои. Затем, уже из машины, он ласково попрощался с теми, которые открывали дверь гаража: Прощайте, дочери мои. Это было примерно в 11.20.

Отец возвращался из Вилла делле Росе уставший, но спокойный и довольный. Он объяснил свое недомогание жарой и попросил Хавиера Котело доставить его в Рим per breviorem, самой короткой дорогой. Он продолжал поддерживать беседу, которая стала несколько отрывистой, ибо мы думали лишь об одном: как поскорее доехать до Вилла Тевере и заставить его отдохнуть. Хавиер вел машину на большой скорости, но осторожно, чтобы Отца не укачивало.

Мы добирались домой чуть более получаса и в 11.57 въехали в гараж Вилла Тевере. В дверях нас ждал один из членов Opus Dei. Отец быстро вышел из машины, лицо его было радостным. Он двигался энергично и даже вернулся, чтобы захлопнуть дверцу. Затем, поблагодарив сына, который ему помог, он вошел в дом.

В часовне Пресвятой Троицы он поприветствовал Господа и, как обычно, преклонил колени, произнося акт любви. Затем мы поднялись в мой кабинет, в котором он обычно работал. Едва переступив порог, он позвал: Хави! Дон Хавиер Эчеваррия отстал от нас, чтобы закрыть дверь лифта, и наш Основатель повторил погромче: Хави! - а затем слабеющим голосом: Мне нехорошо. И тут же рухнул на пол.

Мы применили все средства - духовные и медицинские. Осознав тяжесть ситуации, я дал ему отпущение грехов и Соборование, о котором он горячо просил, бесконечное число раз умоляя нас не лишать его этого сокровища.

Это были полтора часа борьбы, исполненные сыновьей любвью. Искусственное дыхание, кислород, уколы, массаж сердца. При этом я несколько раз возобновлял отпущение грехов. Несколько членов Генерального совета трудились, сменяя друг друга, под врачебным руководством дона Хосе Луиса: Дан Кэммингс, Фернандо Валенсиано, Умберто Фарри, Джузеппе Молтени, доктор Хосе Мануэль Вердагер... Мы не могли поверить, что наступил час тяжелейшей утраты.

Мы все еще надеялись - вопреки всему. Я позвонил генеральной директриссе, прося, чтобы все живущие на Вилла Сачети немедленно собрались в своих часовнях и интенсивно молились хотя бы десять минут об исполнении очень срочного намерения. Мы делали все возможное и невозможное, не в силах смириться с тем, что он скончался. Но несмотря на наши усилия сердце Отца оставалось неподвижным. Мы сдались, когда увидели прямую линию на электрокардиограмме.

В половине второго я вышел из комнаты и пригласил других членов Генерального совета, которые молились и плакали в старинной зале собраний, войти и помолиться у тела нашего любимого Основателя.

Мы преклонили колени вокруг его тела и поцеловали его руки и лоб с огромной любовью, орошая их слезами. Некоторые не могли поверить и думали, что это ошибка, что наш Основатель поправится, что Бог хочет, чтобы мы молили Его о чуде воскрешения... Мы прочитали заупокойную молитву и продолжали молиться, разбитые горем, не в силах и не желая удерживать слезы.

Тело нашего Основателя лежало на полу кабинета, на матрасе с моей кровати, покрытом белой простыней, у стены, на которой висело распятие. На стене напротив висел образ Богородицы Гуадалупе, на Которую был обращен его последний и полный любви взор.

Для нас это была, безусловно, скоропостижная смерть. Но для нашего Основателя она явилась чем-то, что зрело - позволю себе сказать, - скорее в его душе, чем в теле, потому что он все чаще предлагал свою жизнь за Церковь и Папу.

Я убежден, что Отец предчувствовал свою смерть. В последние годы он часто повторял, что на земле он лишний, что смог бы больше помогать нам с Неба... Нам было больно это слышать. Он думал, что стал обузой - он, бывший для нас настоящим сокровищем!

Он никогда не беспокоился о состоянии своего здоровья, хотя в последние годы у него обострилась почечная и сердечная недостаточность. Мы знали, что он не привязан к жизни и не боится смерти. Размышляя с молодых лет о конечных судьбах человека и мира, он день за днем готовил свое влюбленное сердце к созерцанию Пресвятой Троицы.

Уже давно он предлагал Богу свою жизнь и еще тысячу, если бы имел их, за Церковь и Папу. Это было намерением всех Божественных Литургий, которые он служил ежедневно - в том числе и последней, отслуженной 26 июня, в день, когда Господь согласился принять его жертву.

Наш Основатель не раз нам рассказывал, что молит Бога о милости умереть, никому не досаждая. Из любви к своим детям он стремился оградить их от трудностей, связанных с длительным уходом за больным. И Бог его услышал. Он умер, как и просил с 1928 года до последнего дня своей жизни: служа Господу ut iumentum! - как ослик!

Мы приготовили доску, покрытую белой простыней, и положили на нее тело Отца, чтобы перенести его в часовню Богородицы-Царицы Мира.

До этого я снял с него медальон в форме креста с кусочком Креста Христова, преданно поцеловал его и надел, произнося при этом вслух, что буду носить его до назначения преемника Основателя. Затем мы заменили бывший на нем медальон-скапулярий на новую шерстяную накидку.

Тело Отца, все еще в черной сутане, было положено в центральном нефе часовни, у подножия алтаря, на черную ткань, которая обычно используется для катафалка во время Заупокойных Богослужений. Это было примерно в четверть третьего.

Крест алтаря развернули лицом к нефу. Думая о Мессах de corpore insepulto, которые будут служиться непрерывно, установили на алтаре маленькое серебряное распятие, повернув его к служителю обедни.

Перед тем, как переодеть Отца в облачение священника, дон Хавиер Эчеваррия, безутешно рыдая, вынул из кармана его сутаны все, что там было: записную книжку, распятие, четки и свисток, незадолго до этого подаренный ему девушками из молодежного клуба, желающими вступить в Opus Dei.

Хотя он и был побрит, я снова побрил его и снял ботинки с его ног, а затем предложил прочитать еще одну заупокойную молитву, предназначенную для священников. Ею руководил отец Дан Кэммингс. Сразу же после этого я попросил Хесуса Альвареса Гасапо, архитектора, заказать гроб и пригласить скульптора - чтобы тот снял маску с лица и сделал слепки рук нашего Основателя.

Дон Эрнесто Хулиа принес облачение священника. Хавиер Эчеваррия, Карлос Кардона, Хосе Луис Сориа и Хулиан Эрранс переодели Отца: поверх сутаны - накидка, белое облачение из батиста с кружевами, епитрахиль и риза в псевдо-готическом стиле с печатью Opus Dei на груди и на спине.

Под голову подложили подушку из бархата, в скрещенные руки вложили распятие, которое держал в руках умирающий Святой Пий X (позже, перед погребением, мы заменили его на другое, которое также храним как реликвию).

Установив порядок заупокойных служб, мы открыли доступ в часовню непрерывному потоку сыновей и дочерей нашего Основателя, а также многих других людей, прибывающих из Рима и других мест. Я дал указание открыть 75-ю дверь по улице Бруно Буоцци, дающую прямой доступ в часовню, а в вестибюле поставить стол, покрытый черной тканью, с книгой для записей. Была половина четвертого.

В центральном нефе перед телом нашего Основателя были установлены две скамейки для коленопреклонений - они стояли рядом с задними скамейками нефа, чтобы остался свободный проход. Мы также поставили кропильницу, кропило, черную епитрахиль и текст заупокойной молитвы. У тела Отца горели свечи.

Около четырех пришел скульптор, чтобы сделать маску лица и слепки рук Основателя. Мы освободили помещение. Он выполнил свою работу с большой деликатностью, тронутый горем и тишиной, царящими в доме. При этом присутствовали Хесус Альварес Гасапо, дон Карлос Кардона, дон Хосе Луис Сориа и некоторые другие. Были приняты все меры, чтобы не испачкать одеяния и пол молельни. Когда работа была закончена, дон Карлос и дон Хосе Луис, опустившись на колени, почистили лицо и руки Основателя и причесали его волосы.

Я попросил его дочерей еще раз почистить лицо, руки и одеяния Отца и заново его причесать, тщательно снимая мелкие крошки алебастра. Эту дочернюю заботу взяли на себя Кармен Рамос, Марлиес Кюнинг, Мариса Вакеро, Бланка Фонтан, Мария Долорес Масуэкос и Кончита Арета. Они сделали все с огромной любовью. По указанию дона Хавиера Эчеваррия они срезали несколько прядей с головы Отца - с затылка, чтобы не было заметно. Затем прибрали пол, поставили красные розы и гладиолусы.

Они также покрыли чистой тканью одну сторону белого воротничка, который все же чуть-чуть испачкали, когда снимали маску.

Уже минула половина шестого, когда я, более не медля, отслужил сквозь слезы первую Мессу de corpore insepulto в присутствии женщин из Центрального Правления и Администрации. Мне показалось справедливым именно сейчас вспомнить уроки, полученные непосредственно от Отца: сначала - дочери. Мне помогали дон Хавиер Эчеваррия и дон Хоакин Алонсо. Я использовал лучшие одеяния и самые дорогие священные сосуды из тех, которые мы имели. Перед Причастием я обратился к ним со словами, которые Господь вложил в мои уста. Заканчивая Литургию, я преклонил колени справа от престола, вытащил из кармана распятие и, прочитав молитву En ego ("Иисусу Распятому"), продолжил благодарение за Причастие.

Затем служил дон Хавиер, тоже заметно взволнованный. Ему помогали члены мужских Центров, зависящих от нашей Центральной резиденции. По завершении, перед тем, как вернуться в ризницу, он остановился перед телом Отца и сделал глубокий поклон. Другие священники, служившие после него, повторяли этот жест.

Заупокойные Мессы шли непрерывно, одна за другой, в течение вечера, ночи и следующего дня, до самой погребальной церемонии. Служили только священники Opus Dei - за исключением одного, монс. Педро Алтабелла, каноника Собора Святого Петра, который нежно любил Отца и провел часы у его тела, молясь и плача. Всего отслужили пятьдесят Богослужений, помимо обедни с песнопениями и погребальной церемонии.

Через час или два после его смерти я сообщил печальную весть всем Центрам, подчиненным Генеральному Совету, а также штаб-квартирам регионов на пяти континентах. Я просил всех читать заупокойные молитвы, как обязывал нас сыновний долг, и начинать просить Отца о заступничестве.

Так как он не любил пышных церемоний, мне показалось уместным, чтобы каждый оставался у себя, в своем регионе. Я позволил себе только одно исключение: позвонил Викарию Испании, прося его прибыть вместе с некоторыми членами Региональной Комиссии, Региональной Директриссой и несколькими женщинами из Регионального Правления. Справедливое исключение, поскольку Регион Испании - "первенец". Разумеется, я позвонил и Викарию Италии. Прибыли Викарий и делегат из Перу, потому что они уже были в самолете, когда их попытались остановить.

В три часа позвонили Государственному Секретарю Ватикана. Кардинал Вильо был очень взволнован. Он с большим чувством выразил мне соболезнование и уверил, что немедленно сообщит Папе, который в тот момент отдыхал. Это было первым официальным сообщением о кончине нашего Основателя. С того момента новость стала быстро распространяться по Риму и всему миру.

Средства массовой информации во всех странах распространяли ее с почтением - что явилось следствием того впечатления, которое сложилось у журналистов, побывавших в Вилла Тевере. Вскоре появились многочисленные статьи и передачи по радио и телевидению, в которых подчеркивалось значение трудов нашего Основателя для жизни Церкви. Его репутация святого с момента смерти стала еще очевиднее.

Уже во второй половине дня стали прибывать люди из различных слоев общества, желающие выразить свою боль и помолиться. Мы получили трогательные свидетельства глубочайшей любви к нашему Основателю и единодушные выражения уверенности в том, что перед нами - тело святого. Видные представители Церкви и света, рабочие и служащие, молодежь и старики, матери с детьми на руках - все хотели "видеть Отца".

В часовне Богородицы-Царицы Мира водворилась атмосфера интенсивной молитвы и сдержанного горя, которую трудно описать словами. Даже самые маленькие, держась за руки взрослых, смотрели без страха на спокойное лицо Отца.

Пока шли службы, людской поток стекался к заупокойной Мессе. Среди первых прибыл монс. Бенелли, Помощник Государственного Секретаря Ватикана, представляющий Папу. Он долго молился, преклонив колени на скамейке перед телом нашего Основателя. Прибывали кардиналы и епископы, священники и послы, знатные особы и простые люди, а также множество членов, сотрудников и друзей Opus Dei. Они демонстрировали свою любовь и горе, подолгу молясь перед телом Отца.

Могу утверждать без всякой высокопарности, что первые часы после его смерти стали необыкновенным катехизисом. "Сколько добра он сделает для Церкви с Небес!" - воскликнул Кардинал Райт, который очень его любил.

Кардинал Оттавиани, бывший Глава Конгрегации по вероучению, сказал мне: "Это не только траур для Opus Dei, но и глубокая утрата для всей Церкви". Польский Епископ монс. Дескур, впоследствии возведенный в сан Кардинала Папой Иоанном Павлом II, признался: "Я сегодня отслужил Божественную Литургию за его прославление. Надеюсь, что стану одним из первых епископов, ходатайствующих о его причислении к Лику Святых! Я благодарен Отцу и Opus Dei за все, сделанное для Церкви в области социальных отношений... А также за все, сделанное для моей души". Архиепископ монс. Антонио Травиа, обнимая меня, воскликнул: "Я тоже осиротел!" Глава одной из Конгрегаций Ватикана предложил всем сотрудникам помолиться пред телом нашего Основателя, чтобы увидеть спокойствие лика святого.

Позже прибыли трое рабочих из Центральной Резиденции, давно знакомых с Отцом. Им предстояло поднять мраморную плиту могилы. Некоторое время они молились, а затем, взволнованные, спустились в склеп и выполнили свою работу с большим почтением.

Поток людей постоянно увеличивался. Его сыновья и дочери сменялись около его тела в течение всей ночи. Мессы следовали одна за другой.

После полуночи прибыл Сантьяго Эскрива де Балагер, брат нашего Основателя, со своей женой. С ними были моя сестра с мужем. Они долго молились перед телом Отца. Сантьяго был особенно взволнован и не скрывал огромного и всем понятного горя. Они присутствовали на Литургии и получили Причастие. В половине второго мы умолили их пойти отдохнуть.

На рассвете пятницы мы бодрствовали. В восемь Священник-Главный Секретарь Opus Dei отслужил Мессу для женщин в часовне Богородицы-Царицы Мира.

Дон Хавиер и я оставались все утро рядом с Отцом вместе с кардиналами, епископами, священниками и друзьями, которые приходили помолиться и поприветствовать его в последний раз. После десяти я встал с одной из боковых скамеек, преклонил колени у головы Основателя и на несколько мгновений прижался лбом к его лбу. Затем взял три розы, положил ему в ноги - и мне на уста пришли слова Святого Павла: Quam speciosi pedes evangelizantium bona - "Как прекрасны ноги благовествующих мир, благовествующих благое!" (Рим 10, 15).

Сантьяго с женой тоже оставались почти все утро у тела брата.

В первые полуденные часы стали прибывать послы, аккредитованные при Ватикане. Среди них были Декан дипломатического корпуса, кардиналы Росси, Райт, Сепер, Бажжио, Гарроне, Филлипе, Одди, Герри, Оттавиани, Палаццини, Траглиа и Виолардо; послы Испании и Италии в Ватикане, дипломаты из различных стран и монс. Карбони, Нунций Италии и Декан Дипломатического корпуса, аккредитованного при правительстве Италии; портной, который шил Отцу сутаны, с женой и дочерью; рабочие из Вилла Тевере; Епископ Гватемалы, который должен был вскоре рукоположить 54 члена Opus Dei; заместитель начальника полиции; служанка племянников Святого Пия Х, подаривших нам столько реликвий нашего Святого Заступника; множество монахов и монахинь (родственники некоторых из них были членами Opus Dei), в том числе Генеральный Настоятель Общества Иисуса; итальянские интеллектуалы; делегация Муниципального совета Барбастро... В общем, непрерывная процессия людей, считавших себя должниками Отца. Всех не перечислишь.

Меня очень утешил любезный ответ Святого Отца Павла VI на официальное сообщение, посланное мною в качестве Генерального Секретаря Opus Dei. Через монс. Бенелли Папа выразил свое соболезнование и сказал, что мысленно тоже молится у тела "этого столь преданного сына" Святой Матери Церкви. Перед погребением в Вилла Тевере пришла телеграмма от Папского Престола. Папа вновь изъявлял сочувствие, сообщал, что молится за упокой души нашего Основателя, и подтверждал свою уверенность в том, что это душа избранная и любимая Богом. А в завершение благословлял Opus Dei. Как обычно, телеграмма была подписана Государственным секретарем Ватикана, который от всей души присоединялся к нашему горю и чувствам Святого Отца. Папа желал, чтобы эти строки дошли до нас как можно скорее.

Некоторе время спустя мы получили еще одно проявление любви Святого Отца - письмо, в котором он более пространно выразил глубину своей боли и любви к нашему Основателю и Opus Dei. Государственный Секретарь Ватикана писал, что 27 июня Его Святейшество отслужил Заупокойную Мессу за Отца и, хотя дни проходят, он продолжает интенсивно молиться, а боль, вызванная тяжелой потерей для Церкви, все так же остра. В завершение он заверял нас, что Папа будет и впредь молиться, прося Господа даровать нам способность быть всегда верными тому духу, который, по Божией Воле, передал нам наш Основатель.

В Центральную Резиденцию Opus Dei пришли тысячи телеграмм и писем с пяти континентов. В них, помимо выражений самого глубокого соболезнования, содержалась единодушная уверенность в том, что умер святой и один из великих основателей, порожденных Святым Духом в Церкви.

Но вернемся к пятнице 27 июня. Примерно в два пополудни принесли гроб, и мы с большой осторожностью уложили в него тело Отца. Гроб был из красного дерева, с внутренней коробкой из цинка, обитой темнолиловым шелком. Под голову Отца подложили маленькую подушку того же цвета. Подушку, на которой его голова покоилась до того момента, мы храним как реликвию.

Немного позже прибыл судебный врач, которому надлежало проверить выполнение норм, предусмотренных итальянским законодательством для погребения вне кладбища. Привыкший видеть боль близких при потере любимого человека, он все же был столь тронут необыкновенной любовью к нашему Основателю, что отказался от гонорара.

Исполнив столь грустный долг, мы прошли в часовню для последней Мессы de corpore insepulto и торжественной погребальной церемонии. Женщины принесли корзины, полные распятий и четок, и, преклонив колени, пронесли их сквозь руки нашего Основателя, при этом целуя его лоб. Эти предметы уже были для всех реликвиями.

Рядом с гробом стояли Сантьяго Эскрива де Балагер, его жена и мои родственники, которые их сопровождали. Это была Месса с григорианским пением в исполнении хора Римского Колледжа Святого Креста. На клиросе и галерее было много священников, облаченных в стихари. Я использовал фиал, подаренный Отцу 28 марта, по случаю золотого юбилея его сана священника. Было шесть часов.

Мне помогали дон Хавиер Эчеваррия и отец Кэммингс. Я прочитал краткую проповедь, призывая всех присутствующих жить сплоченно, быть очень смиренными и более, чем когда-либо, верными тому, кого Господь дал нам в качестве Отца.

После Мессы я спустился в неф вслед за причетниками и священником, несущим процессионный крест, чтобы прочитать заупокойную молитву, пока хор пел Libera me Domine. Это была последняя Месса, которую мы служили перед его телом до погребения. Пришло время последнего прощания.

Примерно в половине восьмого гроб был закрыт. Перед этим мы заменили распятие, бывшее в руках Отца, на другое. Затем мы его похоронили.

Генеральный Совет и Центральное Правление Opus Dei подготовили торжественную траурную церемонию на 28 июня, 11 часов утра, в Соборе Св. Евгения в Valle Giulia. Этот храм был построен в начале сороковых по желанию Святого Отца Пия XII на пожертвования верующих всего мира. Наш Отец также внес свой вклад - весьма щедрый, учитывая наши экономические возможности того времени.

На скамейках были места для четырехсот человек. К ним прибавили тысячу стульев. Большинство присутствующих на церемонии узнали о ее времени и месте через других людей, так как неожиданная забастовка распространителей газет не позволила передать эту новость через прессу. Церковь начала заполняться с десяти. Некоторые директора и члены Opus Dei встречали у входа представителей церковных и гражданских властей. Мессу служил дон Франсиско Вивес, ему помогали Викарий Италии и другие священники. Храм заполнили тысячи людей всех возрастов и сословий. Прибыли кардиналы, высокие сановники Папского Престола, члены дипломатического корпуса при Ватикане и итальянском правительстве во главе с Деканами - Апостольским Нунцием Италии и послом Гватемалы, а также представители самых различных гражданских кругов и множество верующих из римского пригорода, близлежащих городов и из-за рубежа.

Папу представлял монс. Бенелли, сидевший на клиросе рядом со мной. Присутствовали кардиналы Виолардо, Оттавиани, Фюрстенберг, Бажжио, Палаццини, Одди, Апонте, Касарьего, а также множество епископов, прелатов, священников и глав монашеских Орденов и Конгрегаций.

Кардиналы и другие церковные деятели размещались на клиросе. Позже они выразили мне свое удивление по поводу огромной и неоднородной массы людей, которые молились с такой верой, подтверждая, что пример и уроки Основателя Opus Dei нашли отклик в их жизни. Огромное число священников распределяло Причастие в течение получаса в обстановке истовости и сосредоточенности.

Некоторое время спустя Кардинал Одди описал то яркое впечатление, которое произвела на него церемония: "Не могу забыть глубоко меня взволновавшие проявления любви и преклонения на похоронах и первом юбилее возвращения к Богу души Его верного слуги. Большой собор Св. Евгения был буквально переполнен членами и друзьями Opus Dei, которые участвовали в Мессе с примерной сосредоточенностью и таким духом убежденности и веры, который не часто встретишь на подобных церемониях".

В тот же день я отправил телеграммы во все регионы, приглашая отслужить траурную Мессу в церкви каждого из городов, где имеется Центр Opus Dei. Мы не могли обмануть надежды стольких людей, желающих выразить Отцу свою любовь. Справедливо было бы дать им возможность помолиться за упокой его души. Эти Мессы превратились в выразительное свидетельство сыновьей любви и глубокой благодарности - во многих городах всех пяти континентов тысячи и тысячи человек собрались воедино, чтобы молиться за упокой души нашего Основателя, заполняя церкви и соборы, которые, быть может, уже несколько веков не видели такого наплыва верующих.

Повсюду была та же обстановка сдержанного горя и любви, молитв и слез, что и на торжественной траурной церемонии 28 июня в римском Соборе Св. Евгения. Это был поистине еще один катехизис Отца, который дал такие же сверхъестественные плоды, как и его апостольские поездки: было множество исповедей, обращений и причащений, проявлений личной верности и щедрости. Единственная разница состояла в том, что масштабы стали всемирными.

Эти впечатления зафиксированы в отчетах прессы и свидетельствах многих очевидцев. В сообщениях об этих Мессах отмечалось не только исключительное число присутствующих, но и их сословное разнообразие: высокопоставленные чиновники, служащие, специалисты в разных областях, домохозяйки и т.д. Чтобы присутствовать на церемонии, многим пришлось преодолеть трудности, связанные с работой или расстоянием, которое им пришлось преодолеть. Местные церковные иерархи также сочувствовали членам Opus Dei, принимая участие в Мессах.

Я рад напомнить отмеченное повсюду обращение многих душ, годами отделенных от Таинств, но вдруг ощутивших потребность в исповеди и причащении. Кроме того, многие нехристиане решили подготовиться к Таинству Крещения.

Инаугурация храма в Торресьюдад состоялась десять дней спустя, 7 июля 1975 года, траурной Мессой за упокой души Основателя Opus Dei. В церкви, на паперти и на площади собралось семь тысяч человек - в том числе Генеральный Викарий епархии Барбастро, представители местных властей, рабочие, принявшие участие в сооружении храма, их семьи, а также многие приезжие.

В нескольких километрах оттуда, в родном городке Отца была отслужена траурная Месса, организованная муниципальным советом Барбастро. Присутствовали члены администрации и множество верующих. Все были очень огорчены - ведь и месяца не прошло с тех пор, как Отец побывал в родном городе и получил золотую медаль Барбастро.

Наш Основатель был захоронен в склепе часовни Богородицы-Царицы Мира 27 июня 1975 года, на следующий день после смерти. 4 октября 1956 года он сообщил Хесусу Альваресу Гасапо слова, которые следует высечь на его могиле (но уточнил, что это всего лишь пожелание, ни к чему нас не обязывающее). А слова такие:

IOSEPHMARIA ESCRIVA DE BALAGUER Y ALBAS

PECCATOR (грешник)

ORATE PRO EO (молитесь о нем)

--------------------

GENUIT FILIOS ET FILIAS (родил сынов и дочерей)

Что касается последних слов, то он пояснил с улыбкой: Если хотите, можете их добавить.

Я все обдумал пред Ликом Божиим и решил, что мы не можем записать первую часть - тем более, что получили от него свободу действий. Отец любил так подписываться: Хосемария, грешник или грешник Хосемария. И сам себя называл грешником, любящим Иисуса Христа. Это было для нас уроком смирения - но все же я подумал, что мы не будем хорошими детьми, если сделаем подобную надпись на его могиле.

Выражая всеобщее пожелание, я распорядился, чтобы на могильной плите было написано золотыми буквами только одно слово: ОТЕЦ. В верхней части - печать Opus Dei: крест в круге. А справа внизу - даты рождения и смерти.

С тех пор началось паломничество на могилу нашего Основателя, которому верующие всех национальностей и сословий доверяли свои просьбы и планы внутреннего обновления. Несколько лет спустя, 19 февраля 1981 года Викарий Римской епархии Кардинал Уго Полетти провозгласил декрет о начале Процесса Канонизации Основателя Opus Dei. 9 апреля 1990 года издан декрет Иоанна Павла II о героичности добродетелей слуги Божия Хосемарии. 6 июля 1991 года в присутствии Святого Отца провозглашен декрет о чудотворном характере одного излечения, имевшего место благодаря заступничеству Хосемарии Эскрива. 17 мая 1992 года Папа Иоанн Павел II причислил его к Лику Блаженных.

|< в начало << назад к содержанию