|< в начало << назад к содержанию вперед >> в конец >|

Глава 6

СЕМЬЯ И МИЛИЦИЯ

Называя четвертую заповедь сладчайшим заветом, Блаженный Хосемария учил нас любить родителей преданно и нежно, но с отрешенностью человека, полностью отдавшегося Богу. В доме его родителей царила глубоко христианская атмосфера простоты и благочестия, достоинства и благородства - несмотря на затруднительное экономическое положение. Он многому научился в семье и перенес в Центры Opus Dei черты домашнего уклада, знакомые ему с детства. Его отец скоропостижно скончался 27 ноября 1924 года, в возрасте всего лишь пятидесяти семи лет. Как повел себя Основатель?

Удар был очень тяжелым. Ничто не предвещало такой развязки. В тот день, 27 ноября, дон Хосе Эскрива встал, как обычно, не чувствуя никакого недомогания. А может и чувствовал, но никому не сказал. После завтрака он некоторое время молился, преклонив колени перед странствующим образом Богородицы-Чудотворной Медали, который по благочестивой народной традиции переносился из дома в дом и в те дни находился под их кровом. Перед тем, как пойти на работу, он поиграл с пятилетним Сантьяго. Вдруг у самого выхода ему стало плохо, он оперся о косяк двери и упал без сознания.

На шум прибежали донья Долорес и Кармен. Послав за доктором и приходским священником, они перенесли неподвижное тело в комнату. Врач сказал, что состояние больного безнадежно. Два часа спустя дон Хосе скончался, не приходя в себя, но получив соборование.

Телеграмма, посланная в Сарагосскую Семинарию, гласила: приезжай срочно, отец серьезно болен. Но Основатель сразу все понял, ибо, как он поведал нам годы спустя, монс. Мигель-де-лос-Сантос Диас Гомора, помощник Епископа Сарагоссы и Ректор Семинарии, немедленно сообщил ему печальное известие.

С разрешения Ректора он сел в первый же поезд на Логроньо. Его встречал Мануэль Сенисерос, работавший в том же магазине тканей, в который устроился дон Хосе после ликвидации собственного дела в Барбастро. Он подтвердил, что отец скончался. Годы спустя наш Основатель рассказывал мне, как, оглушенный горем, он отправился домой и по дороге продолжал молиться о душе своего отца. Потом он вручил себя Воле Божией и стал думать о том, как обеспечить семью. Прибыв на место, он занялся организацией траурной церемонии.

Знакомый священник дон Даниэль Альфаро одолжил ему деньги для похорон. Отец вернул их при первой возможности. Он никогда не забывал о доброте этого человека и ежедневно во время Литургии молился за него и все его намерения, а позже, узнав о его кончине, - поручал его душу Господу. Я помню, как волновался Отец, вспоминая о бескорыстном милосердии этого брата-священника.

На следующий день состоялись похороны. Кладбище в Логроньо находилось на другом берегу реки, по дороге к Медавии. Возвращаясь домой, погруженный в горе и в мысли о том, что теперь содержание семьи полностью ложится на его плечи, Отец дошел до моста через реку. В тот миг он вспомнил, что в его кармане лежит ключ от гроба, врученный ему могильщиком. Он подумал: Зачем мне этот ключ, что может значить для меня эта связь? - и быстрым движением бросил ключ в реку, предложив Господу это отрешение от своего отца, самого дорогого и близкого друга.

Этот жест, исполненный спокойствия и внутреннего мира, еще больше соединил его с Волей Божией: Господь решил забрать его отца - и он безоговорочно согласился остаться на земле без этой твердой опоры. Он научился отрешению даже от того, что является или кажется необходимым.

Он узрел Волю Господа и в том, что уже навсегда связал себя с Ним, став субдиаконом 14 июня того же года. И теперь, когда на него, как на старшего сына, ложилась вся ответственность за дальнейшую судьбу родных, он мог полностью ввериться Воле Божией.

По возможности утешив семью, он немедленно вернулся в Сарагосу, чтобы продолжить учебу в семинарии. Три недели спустя, 20 декабря 1924 года, он был рукоположен в диаконы.

Он научился у своего отца глубокой порядочности в работе, а также удивительному милосердию. Мне всегда думалось, что глубокое почитание Св. Иосифа укоренилось в его душе через размышления о добродетелях дона Хосе, его отца... Донье Долорес, его матери (которую в Opus Dei по-семейному называют Бабушкой) довелось непосредственно помогать Opus Dei.

Священническая самоотдача Основателя не могла не сказаться на всей семье. Небольшая деталь: в период между 1927 и 1936 годами донья Долорес выглядела очень молодо. Поэтому, когда они намеревались навестить знакомых, Основатель говорил ей: Мама, мы не можем идти вместе по улице. Ведь у меня на лбу не написано, что я твой сын. И я не хочу никого возмущать. Ты иди сама, а встретимся у них в доме.

Донья Долорес смолоду подкрашивала волосы, чтобы скрыть преждевременную седину. После гражданской войны в Испании сын очень тактично предложил ей отказаться от этого. И она тотчас согласилась - хотя для нее, столь женственной, это явилось определенной жертвой.

Но ради сына и Opus Dei Бабушка была готова и на гораздо большие жертвы. Как я уже упоминал, наш Основатель рассказал ей об Opus Dei в сентябре 1934 года. Мать и раньше была надежной опорой для сына, но после той беседы она стала еще усерднее содействовать его начинаниям, подчиняя свои планы и планы семьи Воле Божией, интуитивно чувствуя то, чего не знала, и отдавая в распоряжение сына все, чем владела.

Во время гражданской войны, когда наш Основатель был вынужден перейти в национальную зону, донья Долорес оставалась в Мадриде с двумя детьми и берегла, рискуя жизнью, архив и все документы Opus Dei. Она спрятала их в матрасе. Когда приходили с обыском, она ложилась в постель, делая вид, будто плохо себя чувствует (что, в сущности, было правдой). Так удалось ей спасти эти бумаги, среди которых были настоящие сокровища - например, записи Отца о внутреннем опыте, о благодати, полученной от Бога, о первых проектах развития Opus Dei и многие другие ценные тексты.

После войны, когда началось обустройство общежития Opus Dei на улице Хеннер, Основатель подарил ей книгу о Святом Иоанне Боско. "Ты хочешь, чтобы я поступала, как мать дона Боско? - спросила она. - Уверяю тебя, что у меня и в мыслях такого не было". - Но ты уже так поступаешь, мама! - возразил ей сын. Донья Долорес, давно все понявшая, засмеявшись, воскликнула: "И буду - с удовольствием!" Точно так же поступала и его сестра Кармен: она отказалась от личной жизни, чтобы посвятить себя служению Opus Dei - наверное, прежде всего из любви к брату, но всегда из большой любви к Богу.

Бабушка и тетя Кармен руководили хозяйством наших центров до тех пор, пока женщины из Opus Dei не освоили эти обязанности.

Они передали тепло, свойственное домашнему укладу семьи Эскрива, той духовной семье, которую создал наш Основатель. Мы учились это распознавать в хорошем вкусе множества мелких деталей, в деликатности взаимоотношений, в бережном отношении к домашним вещам, которое подразумевает - и это самое важное, - постоянную заботу о других, желание помочь, умение быть внимательными и самоотрекаться. Мы видели это в личности Отца, это было в Бабушке и тете Кармен... Конечно же, мы стремились перенять все эти привычки и семейные традиции, которые до сих пор живы в Центрах Opus Dei: фотографии и семейные портреты на стенах, придающие дому уют; простой, но специально приготовленный десерт на чьи-нибудь именины; привычка с любовью и хорошим вкусом ставить цветы перед образом Богородицы, или в каком-нибудь уголке дома. И многое другое.

Своим духом семьи Opus Dei обязан Основателю. Но если ему удалось внедрить этот стиль жизни в наши Центры, то не только ввиду харизмы основания, но и благодаря воспитанию, полученному в доме отца. Помощь матери и сестры была для него очень важна.

Весть о смерти матери настигла Основателя, когда он проводил курс духовных занятий для священников.

Это случилось 22 апреля 1941 года. После окончания гражданской войны Отец осуществлял апостольское служение не только в Мадриде, но и в самых различных уголках Испании. Среди прочего, вел духовные занятия для священников. В апреле 1941 года он согласился руководить духовными упражнениями для Епископа и духовенства епархии Льейда.

За несколько дней до его отъезда в Льейду Бабушка с некоторыми из нас совершила экскурсию в Эскуриал, после чего почувствовала легкое бронхиальное недомогание. На другой день она осталась в постели, но заболевание не казалось серьезным. Отец спросил врача, может ли он ехать спокойно - и услышал в ответ, что для беспокойства нет оснований. Прощаясь с матерью, он попросил ее предложить свои недуги Господу за тех священников, которые примут участие в духовных упражнениях. Донья Долорес, которая, быть может, единственная предчувствовала тяжесть заболевания, согласилась - однако, когда Основатель уже выходил из комнаты, произнесла чуть слышно: "Вот так сын!"

Казалось, что болезнь протекает без осложнений. Но вечером 21 апреля состояние резко ухудшилось, началась тяжелая пневмония. А на рассвете 22-го, после соборования, донья Долорес скончалась. Я постарался немедленно связаться с Основателем, но в те времена иногда требовалось несколько часов, чтобы дозвониться по междугороднему телефону. А когда мне это удалось, Отец уже проповедовал священникам. Поэтому сначала я поговорил с Епископом.

Отец рассказывал, что Епископ, бледный и расстроенный, приблизился к нему и позвал к телефону. Я сообщил о случившемся кратко: "Бабушка скончалась". Позже я узнал, что как раз перед этим он говорил о роли матери в жизни священника. О том, что для священников матери - словно Ангелы Хранители. Что умирать им следует не раньше, чем через день после смерти сына...

Узнав о случившемся, он преклонил колени пред Святыми Дарами и произнес: Господи! Ты так решил, а я ошибался. Ты всегда прав. Ты взял мою мать - и я всем сердцем принимаю Твою Волю. Потом он поспешил в Мадрид, где много молился, плакал у тела матери и изливал свое горе, вопрошая: Господи! За что Ты так поступил со мной? Помню, как он отозвал меня в сторону и сказал: Сын мой, помоги мне прочитать Te Deum. На похоронах он был спокоен, утешал сестру и брата...

Но как он решился просить мать и сестру о помощи в организации первых центров?

Помню, как в конце 1938 года, находясь в гостинице Сабадель в Бургосе, Отец предложил мне, как бывало, прогуляться с ним по берегу реки Арлансон. Во время прогулки он задал вопрос, демонстрирующий ту героическую и полную отрешенность, с которой он служил Господу. Он спросил, считаю ли я целесообразным просить его мать и сестру, чтобы они взяли на себя руководство хозяйством в наших центрах - порядок, чистота в доме, кухня и так далее.

Речь шла о незаменимой услуге для нашей духовной семьи. Поэтому я ответил, что считаю эту идею превосходной. Это был необдуманный ответ. Я не подумал, что матери, сестре и маленькому брату нашего Основателя придется сменить свой собственный дом на угол в общежитии для студентов... Но тщательно все обдумав в присутствии Божием, он все же попросил донью Долорес и Кармен оказать эту услугу Господу.

Невозможно переоценить помощь, оказанную ими Opus Dei. Кармен выполняла свои обязанности с глубоким чувством ответственности. Ей пришлось управлять хозяйством многих центров, терпя все трудности и неудобства, неизбежные при любом начинании. Она никогда не выходила из себя, не позволяла себе как взволнованности, так и подавленности, никогда не сердилась и казалась всегда исполненной внутреннего покоя и веры, которые умножали результативность ее труда. Наладив дела, она отходила в сторону. Когда она взялась за дело в двух первых домах молитвенного уединения Opus Dei (Ла Пипилья в Авила и Молиновьехо неподалеку от Сеговии), в них не было даже электричества. Но Кармен, управляя работами со свойственным ей спокойствием, создала все условия для того, чтобы женщины Opus Dei смогли сами справиться с хозяйством.

При этом надо иметь ввиду, что сама Кармен никогда не принадлежала к Opus Dei, так как не имела к этому призвания. Но если наш Основатель просил ее помочь Opus Dei, она всегда любезно соглашалась.

2 апреля 1948 года Отец, уже некоторое время живший в Риме, прибыл в Мадрид, а несколько дней спустя, 15 апреля, Кармен по просьбе брата переехала в Вечный Город, чтобы помочь в организации домашнего хозяйства. Она согласилась с радостью - как всегда, когда речь шла о помощи Opus Dei.

Позже, в начале пятидесятых, Кармен вернулась в Испанию и вместе с братом Сантьяго сняла квартиру на улице Сурбано в Мадриде. Наконец после стольких лет скитаний у нее был свой дом, своя независимая жизнь, устроенная по собственному усмотрению! Но отдых длился недолго - всего несколько месяцев. Не успела она покончить с убранством дома, как брат попросил о новой услуге: не согласится ли она управлять хозяйством в поместье, приобретенном в Салто ди Фонди, недалеко от Террасина? Кармен немедленно согласилась и вернулась в Рим в июле 1952 года.

Она оставалась в Сальто ди Фонди до лета 1953-го - то есть до тех пор, пока не закончились работы по обустройству дома. Лишь после этого в поместье прибыли женщины из Opus Dei. Но вместо того, чтобы вернуться в Испанию, Кармен вместе с Сантьяго поселилась в домике на Виа дегли Сипиони, где и провела последние четыре года своей жизни. Она стремилась быть поближе к брату, всегда под рукой - чтобы сразу исполнить то, о чем через брата попросит ее Господь. Во всех просьбах Основателя она видела Волю Божию.

Необходимо отметить, что у нее были возможности создать собственную семью и даже составить хорошую партию - ее руки добивался обладатель дворянского титула. Отец пересказал мне ее слова по этому поводу: "Хосемария, сейчас я не испытываю к нему никаких чувств, но если буду с ним общаться, то полюблю. Предпочитаю остаться с тобой и помогать тебе всем, чем смогу".

В самом деле, Кармен была чудесным помощником - особенно в деле обучения женщин ведению хозяйства в Центрах. Кроме того, она выполняла различные поручения брата, но в организационные вопросы никогда не вмешивалась, так как понимала, что эта миссия вверенна Богом исключительно Основателю.

Если самоотверженный труд доньи Долорес завершился через два года после окончания гражданской войны, то самоотречение Кармен длилось без малого двадцать лет. Она всегда шла туда, где было необходимо ее присутствие.

Отец, не могли бы Вы рассказать о смерти тети Кармен?

В первые месяцы 1957 года мы заметили, что состояние здоровья Кармен, всегда энергичной и жизнерадостной, вдруг резко ухудшилось. Врачи поставили диагноз: рак. 20 апреля они сообщили, что жить ей осталось два месяца, не более.

Узнав печальную новость, Отец попросил меня сообщить ей об этом - с любовью, но в то же время и с полной ясностью. Он хотел, чтобы эти два месяца стали для нее возможностью еще больше сблизиться с Господом. 23 апреля, в день Святого Георгия, я поговорил с Кармен о ее болезни. Я сказал, что врачи дают ей два месяца жизни - и только чудо могло бы ее спасти. Все усилия медицины могут дать лишь отсрочку, но совсем небольшую... Она восприняла известие спокойно, выдержанно, без слез - как святая. А потом сказала: "Альваро сообщил мне приговор".

Основатель попросил меня найти среди наших друзей в Риме опытного и милосердного священника, который мог бы поддержать ее духовно. Я поговорил с Отцом Фернандесом, монахом-августинцем, человеком очень глубокой внутренней жизни. Он принял поручение и договорился с больной о посещениях раз в неделю. Мы отправляли за ним машину.

Это были месяцы сосредоточенности и молитвы. В мае, воспользовавшись поездкой во Францию, наш Основатель посетил Лурд, чтобы молить о чуде исцеления для сестры. Молить, принимая Волю Божию, какой бы она ни была.

18 июня состояние Кармен ухудшилось. Она попросила о соборовании. На следующий день, окруженная нашей любовью, она получила последнее причастие.

20 июня, в праздник тела Христова, я провел много времени у ее изголовья. Я с ней разговаривал, она отвечала мне отчетливо и спокойно - словно речь шла не о ней. Я спрашивал: "Кармен, ты хочешь в рай?" И она отвечала с твердостью: "Конечно!" Потом она сказала: "Альваро, я хочу видеть..." Сначала я подумал, что она потеряла зрение. И спросил: "Разве ты нас не видишь? Мы здесь..." Она возразила: "Да, знаю, однако..." Я добавил: "Тебе этого мало. Ты хочешь видеть Богородицу". Она ответила: "Да, конечно!"

Во время агонии она почти не могла говорить и лишь с трудом повторяла краткие молитвы, которые Отец вместе с кем-нибудь из нас тихо ей подсказывал. Она реагировала только на духовные импульсы.

За несколько минут до кончины, когда почти оборвался пульс, Отец сказал ей: Когда попадешь на Небо, то будешь много за нас молиться, верно? Кармен ответила: "Да!" - и это было ее последним словом. Вскоре она скончалась.

Незадолго до этого ее исповедник отец Фернандес сказал мне: "У нее удивительный внутренний покой. Очевидно, что эта покорность Воле Божией - чудо, сотворенное Самим Господом. Я никогда не встречал больного, столь крепко с Ним соединенного. Я не столько ей помогаю, сколько сам у нее учусь".

На следующий день после смерти Кармен наш Основатель рассказывал своим детям: Слезы кончились в момент ее смерти; теперь я рад, дети мои, и благодарен Господу за то, что Он унес ее на Небо в ликовании Духа Святого. И добавил: Да, дети мои, возрадуйтесь: Кармен уже на Небесах. Она была захвачена мыслью о том, что скоро увидит Бога Отца, Бога Сына и Бога Святого Духа, Матерь Божию, а также Ангелов... Теперь она продолжает за нас молиться.

Как только она умерла, я спустился в молельню, чтобы отслужить первую Мессу за упокой ее души... Просите за нее, молитесь за нее, но я уверен, что она уже наслаждается Богом. Ma propio certo: совершенно уверен.

Позже он рассказал мне о причине своей уверенности, а кроме того - оставил письменное свидетельство о происшедшем в конверте с надписью: Вскрыть после моей смерти. Когда он готовился к Мессе за упокой души Кармен, ему вдруг захотелось попросить у Господа доказательства того, что сестра уже на Небесах. Но он немедленно отбросил эту мысль, решив, что это значило бы искушать Бога. И вот во время Мессы, молясь за усопших, он забыл упомянуть сестру. Едва дав себе в том отчет, он понял, что эта забывчивость, по-человечески необъяснимая, была ответом Бога, показавшего, что Кармен уже не нуждается в заупокойных молитвах.

Узрев в этом вмешательство Господа, способного проникать в глубины сердец, он утвердился в уверенности, что сестра "совершила прыжок" - как хотела и как заслужила всей своей жизнью, преданной Воле Божией.

Отец, расскажите еще что-нибудь о том, как Основатель выполнял свои обязанности главы семейства - особенно по отношению к брату Сантьяго, когда тот был еще маленьким.

В 1918 году Отец поступил в Семинарию города Логроньо в качестве слушателя-экстерна. Но и тогда он не забывал о своих семейных обязанностях. Хотя его родители, будучи очень деликатными людьми, дали ему полную свободу и ничем не обременяли, он все же понимал, что его решение подрывает их надежды (по-человечески понятные, законные и честные) на восстановление с его помощью семейного благосостояния. Он понимал, что, великодушно принимая Волю Божию, они были вынуждены изменить свои планы и смириться (по крайней мере - на несколько лет) с отсутствием единственного сына.

Тогда наш Основатель стал просто и доверчиво просить Господа послать его родителям еще одного сына. Надо сказать, что родители были уже не молоды, что прошло уже десять лет после рождения их последней дочери, Росарио, умершей в 1910 году, в девятимесячном возрасте. Несколько месяцев ни брат, ни сестра не замечали, что их мать беременна - хотя это было уже очевидно. Радость Хосемарии была огромна, а благодарность Господу - еще больше, когда некоторое время спустя мать позвала детей и сообщила им, что ждет ребенка. Сантьяго Эскрива де Балагер родился 29 февраля 1919 года.

Всегда - и особенно после смерти отца, - Хосемария не жалел времени на воспитание Сантьяго и был для него не только братом, но и другом, учителем, почти отцом. Он ввел его в благочестивую жизнь, выучил катехизису, следил за его учебой в школе.

Отец рассказывал, как ему порой приходилось "защищаться" от младшего братишки, который во всем ему подражал. Заметив, что Хосемария вырезает из газет некоторые заметки и приклеивает их на карточки, Сантьяго заполнил вырезками из журналов целый каталожный ящик. Тогда Отец завел себе два черепа: один из них он шутя называл "донья Лысая", а другой, принадлежавший члену Ордена Тамплиеров, получил имя "дон Алонсо". Он поставил черепа на каталожный ящик - и с тех пор маленький Сантьяго больше не беспокоил его своим "сотрудничеством".

Отец вспоминал другой случай. Однажды он с братом пошли на прогулку. Как обычно, Сантьяго попросил купить карамельки - те, которые продавал старичок на углу, недалеко от их дома. Они назывались "сосульками" и особенно ему нравились. В тот момент, когда братья направились к лотку, пыль, поднятая порывом ветра, осела на карамельках. Не долго думая, старичок стал их чистить, облизывая одну за другой. С того дня Сантьяго разлюбил "сосульки"... Наш Основатель, умевший извлечь духовный урок из любого, даже самого незначительного происшествия, в дальнейшем неоднократно напоминал брату, что многие вещи мира сего подобны тем карамелькам: сначала ты их очень хочешь, затем теряешь к ним интерес, потом они вызывают отвращение.

Когда Сантьяго стал взрослым, Хосемария продолжал о нем заботиться и всегда выполнял свои обязанности брата. В 1958 году он в качестве главы семейства поехал в Сарагосу сватать свою будущую золовку Иою. Однако, желая дать своим детям пример бедности и самоотречения, он не присутствовал на свадьбе, но попросил меня быть там вместо него - тем более, что я должен был ехать в Испанию. И после, до самой смерти, Основатель помогал Сантьяго и его семье молитвами и советом, о чем свидетельствует обильная переписка, которую мы храним.

Это живое чувство отцовства, принятое и пережитое в своей семье, Основатель перенес на большую сверхъестественую семью Opus Dei...

Он часто повторял, что имеет только одно сердце, которым любит и Бога, и своих детей. Это была не абстрактная любовь - как хороший отец, он переживал радости и горести своих детей вместе с ними. И всегда заботился об их здоровье.

Вот два конкретных случая. Ученики Римского Колледжа Святого Креста выполняли различные поручения на строительстве нашей центральной резиденции. Но при этом они теряли по несколько учебных часов в неделю, Как восполнить потерянные уроки? Очень просто: заниматься по воскресеньям. Но Отец, узнал об этом и категорически воспротивился. Если раньше он советовал им посвящать выходные осмотру памятников старины, то теперь его советы стали похожими на приказы. В другой раз он узнал из письма, что его дети в одной из стран жертвуют часами своего сна ради исполнения апостольской миссии. Отец вмешался и указал, что одна из первейших обязанностей руководства - обеспечение всем членам Opus Dei семи с половиной часов сна ежесуточно.

Отец был очень деликатен и внимателен к людям. Помню лето 1961 года, проведенное нами в Лондоне. Уже купив билеты в Рим, мы узнали, что на день отъезда приходятся именины одного из членов Opus Dei - женщины, занимавшейся хозяйством в приютившем нас Центре. Отец посчитал необходимым отложить отъезд на сутки, чтобы иметь возможность поздравить свою дочь. Любой другой вариант он счел бы верхом бестактности.

Он был еще более внимателен, когда заболевал кто-то из его детей. В 1943 году, во время моей первой поездки в Рим, в Испании началась эпидемия сыпного тифа. Эта болезнь очень заразна. Когда заболел Хуан Антонио Галаррага, бывший тогда директором Резиденции Монклоа, Отец занялся им лично - закутал в одеяла и отвез в инфекционную больницу на такси. Он заботился о нем, точно отец о сыне. Позже, когда болезнь отступила, наш Основатель часто навещал Хуана Антонио и попросил свою сестру Кармен обеспечить хороший уход в восстановительный период.

Смерть дочери или сына причиняла ему острую боль. Я много раз видел его плачущим. Логично, что я страдаю, дети мои, - говорил он. - Ведь Господь наделил меня для вас сердцем отца и матери. Если ушедший был юн, наш Основатель протестовал по-сыновьи, жалуясь, что не в силах понять своим человеческим умом, зачем Бог призвал к себе того, кто мог бы служить еще много лет... Но затем он решительно, хоть и с болью, подчинялся Воле Божией: Fiat, adimpleatur...

18 декабря 1972 года Отец навестил свою духовную дочь, юную сицилийку Софию Варваро. Она находилась в одной из римских клиник. У нее был рак печени, врачи признали ее безнадежной. Отец воодушевил ее и утешил. Диалог между ними был очень трогательным. "Отец, - призналась София, - иногда я очень боюсь, что не выдержу до конца - ведь я ничего собой не представляю". Отец немедленно ей ответил: Дочь моя, не бойся, ведь тебя ожидает Иисус. Я прошу у Него для тебя исцеления, но пусть свершится Его Воля. Надо принять Волю Божию, даже если мы ее не понимаем. Господь, должно быть, посмеивается над нами, над нашими сомнениями и страхами - ведь Он любит и бережет нас, как добрый отец, имеющий сердце матери, понимаешь? Завтра вместе со Святой Облаткой я положу на дискос тебя и предложу твою жизнь Господу. И ты, здесь или на Небе, проси за нас.

София сказала, что много молилась за успех его поездки в Испанию и Португалию.

Дочь моя, ты мне так помогла! Я никогда не чувствовал себя одиноким. Теперь я знаю, что и на Небе ты будешь помогать мне, как на земле, если Господь оставит тебя с нами. Молись за нашу Церковь, которая доставляет мне столько огорчений. Пусть отныне все будет иначе. Я опираюсь на вас и чувствую, что вы поддерживаете меня вашими молитвами, вашей любовью.

"Отец, спасибо Вам за помощь - Вашу и всех членов Opus Dei".

Да иначе и быть не может! Мы все тесно связаны, я чувствую себя ответственным за каждого из вас. Когда кто-то из вас болеет - я страдаю. Мне очень тяжело - но я с любовью принимаю Волю Господа. Поскольку мы действительно являемся одной семьей, я радуюсь вашей любви и думаю, что и вас должна радовать любовь вашего Отца.

"Отец, я очень хочу вытерпеть все до конца, но иногда испытываю сильные боли и устаю".

Да, дочь моя, я очень хорошо тебя понимаю. Обратись к Богородице и скажи ей: "Monstra te esse matrem!! - Покажи нам, что Ты наша Мать!" Или скажи ей только: "Матушка!" - этого достаточно. Она не может нас оставить. И помни: ты не одна. Ты всех нас поддерживаешь. Мы все с тобой тесно связаны. Проси об исцелении, принимая Волю Божию, и радуйся тому, что Он решит. Церкви нужны люди, жертвующие для нее своей жизнью. Молись за священников Церкви Христовой, а особенно за священников Opus Dei - не потому, что мы должны быть более святыми, чем другие, а для того, чтобы мы довели до конца Его священное поручение. Проси Господа. Скажи Ему: "Иисус мой, ради Твоей Церкви!" - и предложи Ему все. Ради Opus Dei - чтобы мы могли служить Ему еще больше. Твое единение с Богом должно возрастать с каждым днем.

"Отец, я уже давно не могу присутствовать на Литургии".

Дочь моя, теперь каждый день твой - Литургия! Ведь ты приносишь себя в жертву в единении с Господом! Не беспокойся, Господь внутри тебя. Не оставляй Его. Много молись. Обращайся к Пресвятой Богородице, доверься Святому Иосифу, Господину и Отцу нашему, чтобы он научил тебя близости, которая была у него с Сыном.

Выйдя из палаты, Отец не скрывал своего страдания и повторял: Fiat, adimpleatur, laudetur et in aeternum superexaltetur iustissima atque amabilissima Voluntas Dei super omnia. Amen. Amen! (Да исполнтся Воля Божия, да будет прославляема и вечно восхваляема святейшая и всеславная Воля Его превыше всего. Аминь, Аминь!")

Я не случайно восстановил этот диалог по свидетельствам людей, при нем присутствовавших. Тут каждая фраза показывает, как тесно слились в душе Отца человеческая любовь и духовное видение.

Любовь Основателя к своим детям выражалась в его полной и неустанной самоотдаче ради их образования...

Никогда не забуду, как в июле 1935 года я присоединился к Opus Dei. Отец, изнуренный обилием работы, тем не менее без колебаний начал цикл занятий только для меня - для меня одного! - прибавив еще одну заботу к делам, переполнявшим его дни.

Трех первых священников Opus Dei он готовил особенно тщательно. И объяснял это пятью причинами:

Вторая. Священники, не имеющие надлежащей теологической подготовки, непригодны для осуществления апостольской миссии Opus Dei.

Третья. Если члены Opus Dei, хорошо успевающие в мирских науках, не приложат такого же тщания в духовном образовании - это станет нарушением их духовности.

Четвертая. Многие испытывают к нам большую нежность - и хотелось бы, чтобы они видели хорошую подготовку священников Opus Dei.

Пятая. Нет недостатка и в людях, которые смотрят на нас с меньшим уважением - и было бы разумно показать им, сколь прочна и серьезна наша работа.

И первая. Я могу умереть в любой момент. Мне придется давать отчет перед Господом.

Он был очень требовательным - постольку, поскольку требовательна борьба за святость. Он утверждал, что Opus Dei - не только семья, но и милиция, ибо все его члены мобилизованы на апостольское служение. Им поручено побуждать всех крещеных к отклику на всеобщий призыв к святости. И они получают надлежащую подготовку для выполнения этого поручения.

Он ставил очень высокие задачи - в соответствии с принципом, который сформулировал так: Обычно у того, кто может сделать семь, я прошу четырнадцать - и он делает мне пятнадцать. Касаясь апостольской работы, он обычно говорил, что если кто-то может сделать десять, то надо просить его сделать двадцать, чтобы он сделал восемнадцать. В общем, цифры могли быть иными, но идея вполне понятна.

А если ему приходилось исправлять своих детей?

Если ему приходилось кого-то исправлять, то он всегда учитывал, как часто общается с данным человеком. Он корил с удивительной мягкостью тех, кого видел время от времени, но бывал куда более суров с теми, кто всегда с ним рядом. Это были два различных способа нам помочь - в зависимости от обстоятельств.

Я только что объяснил, как Отец выбирал линию поведения, наиболее подходящую для конкретного случая, поддерживая равновесие между необходимой суровостью и любовью. В первые годы, увидев, что дело сделано плохо, он думал: Я не могу сказать об этом сразу, потому что рассержусь. Лучше сказать об этом спокойно - чтобы не ранить, добиться большего и не обидеть Бога. Скажу об этом, когда успокоюсь - дня через два-три... Но в последние годы он высказывал порицание как можно быстрее. Он говорил себе: Если не скажу этого немедленно, то начну думать, что причиняю боль этой дочери или сыну... И в конце концов вообще ничего не скажу. Поэтому он вмешивался сразу, ничего не пропуская, так как очень любил своих детей и желал им святости.

И никогда не ошибался?

В тех редких случаях, когда это случалось, он немедленно исправлялся. А если нужно, то и просил прощения. Помню, как в январе 1955 года, возвращаясь домой в полдень и проходя мимо часовни Архангела Гавриила в нашей штаб-квартире, я увидел Отца с несколькими учениками Римского Колледжа, среди которых был Фернандо Акасо. Поздоровавшись с Отцом, я воспользовался случаем, чтобы сказать Фернандо, что теперь он может ехать за мебелью, которая нам нужна, так как у нас появились деньги в банке. Услышав это, наш Основатель немедленно извинился перед Фернандо. А произошло следующее: непосредственно перед моим появлением он спросил о мебели. Фернандо хотел объяснить, почему до сих пор ее не привез, но Отец, не дав ему продолжить, снова спросил, привез ли он мебель. Тогда Фернандо ответил просто: "Нет". Наш Основатель сказал, что не любит, когда начинают оправдываться. Но услышав сказанное мною, он тотчас понял, что произошло. И поспешил просить у него прощения перед всеми нами за то, что не дал ему объяснить причину своего бездействия. И как будто этого недостаточно, он уже после, в гостиной, перед всеми учениками Римского Колледжа еще раз попросил прощения у Фернандо и похвалил его за скромность. Действительно, если он был неправ, то немедленно исправлялся. И если нужно, то делал это публично. Без колебаний. Это было его характерной чертой. И он искренне желал нам радости исправления.

Вопрос, пожалуй, не совсем скромный... В течение сорока лет Вы были рядом с Отцом. Могли бы Вы рассказать о ваших личных, сыновьих с ним отношениях?

Со святой гордостью я считаю себя, недостойного, духовным сыном Основателя и вечным его должником. Среди прочего, я обязан ему полной отдачей себя Господу в Opus Dei и обретением чудесного дара Божьего - призвания к священству. А также тем, что он всегда побуждал меня к самоотверженному служению Церкви, Папе и всем Епископам, пребывающим в молитвенном общении с Папой - в том духе послушания и единения с Иерархией, который свойственен духовности Opus Dei.

Поэтому я видел в Отце не только пример героической святости, но и тот инструмент, посредством которого Господь помог мне найти самое важное в моей жизни - мое призвание.

Отец любил всех - и могу засвидетельствовать, что я сам являлся постоянным объектом его отеческой любви. Видя, что я устал, он предлагал мне отдохнуть. Это может показаться мелочью, но я всегда с теплотой вспоминаю следующий эпизод: незадолго до моего возвращения из рабочей поездки в Ватикан Отец сказал дону Хавиеру Эчеваррия: Надо бы спустить вниз одежду, чтобы твой брат Альваро мог переодеться с дороги - ведь он приедет уставшим... Он старался узнать вкусы каждого и хорошо их запоминал. Например, всякий раз, когда болезнь принуждала меня оставаться в постели или соблюдать диету, он следил, чтобы в рамках врачебных предписаний для меня готовили мои любимые блюда.

В феврале 1950 года у меня обострилось заболевание печени, беспокоившее меня уже несколько лет, да к тому же воспалился апендикс. Отец пригласил профессора Фаелли, который лечил его от диабета. Тот сказал, что необходимо хирургическое вмешательство. Отец не отходил от меня до самой операции. У меня были очень резкие боли, и он пытался меня отвлечь, рассмешить, даже импровизировал передо мной какой-то забавный танец... Потом он признался, о чем думал тогда: он знал, что я подготовлен к смерти и очень связан с Богом - и поэтому ненуждаюсь в духовных беседах, чтобы утешиться и воодушевиться. К тому же - было ясно, что я не умру. Единственное, в чем я нуждался - это забвение боли. И вот из сострадания он исполнил для меня этот танец. И добился цели: я начал смеяться, отвлекся и больше не думал о боли. После операции он много раз приходил в клинику и проводил со мной все свободное время. Его посещения, частые и продолжительные, дали мне ощутить на себе его беспредельное милосердие к своим страждущим детям. Я никогда этого не забуду.

Мелочи? Так покажется тем, кто не знает, что такое любовь. Он стремился, насколько это возможно, уберечь своих детей от всего неприятного. В ночь на 10 марта 1955 года пришла телеграмма с известием о кончине моей матери. Отец не стал сообщать мне печальную новость, дав спокойно проспать до утра. А утром показал телеграмму и объяснил: Пришла ночью. Я хотел, чтобы ты выспался, поэтому ждал до сих пор. Но молитвы, которые ты прочел бы, я прочитал за тебя. А теперь пойдем отслужим Святую Мессу за упокой души твоей матери, которая была такой хорошей...

В повседневной жизни семьи он очень изящно оказывал мелкие услуги, прибавляя какую-нибудь любезную фразу, чтобы заинтересованное лицо не чувствовало себя неловко. Помню, как он протирал мои очки, шутливо повторяя испанскую поговорку: Такие грязные, что можно сажать лучок...

Ну, пожалуй, хватит цитат. В течение сорока лет я был свидетелем его стремления к святости. Считаю это привилегией и в то же время большой ответственностью. Много раз я просил Господа даровать мне хотя бы тысячную долю той любви, которую находил в его сердце. Говорят, что для своего слуги никакой человек не является великим, но я был для Отца не слугой, а сыном. С Божией помощью, я старался всегда быть ему верным. И должен сказать, что с 1936 года, когда между нами установились близкие отношения, и до 26 июня 1975 года, когда Господь призвал его к Себе, мое восхищение его необыкновенной любовью к Богу и ближнему росло день ото дня. Повторяю, что перед ним я должник, вечный должник.

|< в начало << назад к содержанию вперед >> в конец >|