| |< в начало | << назад | к содержанию | вперед >> | в конец >| | |||
 |
|||||||
Глава 2
ГРАЖДАНЕ ДВУХ ГОРОДОВ
Секулярность, которая, согласно II Ватиканскому Собору, является "собственным и особым свойством мирян" (Свет народам, 31) выражается также и через осуществление гражданских прав. То есть - можно быть католиками, не будучи святошами и клерикалами, и в то же время - быть гражданами, которые не забывают о том, что они католики, в момент принятия серьезных решений. Это то, чему постоянно учил Основатель Opus Dei - не только словом, но и делом. Мне бы хотелось, чтобы вы подтвердили это примерами из его жизни...
Секулярности, как гармонического союза священнической души с мирской ментальностью, Отец желал для всех членов Opus Dei - будь то священники или миряне, мужчины или женщины. Такое понимание жизни в миру составляло важную черту его характера. Оно проявлялось в присущем ему обостренном чувстве справедливости, в постоянном осуществлении своих гражданских прав и даже в том, что одну из глав своей книги "Борозда" Отец назвал "Гражданственность".
Среди множества эпизодов, о которых я мог бы рассказать, мне кажется особенно примечательным случай из его студенческой жизни. В 1922-23 учебном году, получив тонзуру и назначение на должность Инспектора Семинарии в Сарагосе, он поступил на юридический факультет Сарагосского Университета. На июнь 1924 года был назначен экзамен по истории Испании. Этот предмет Хосемария любил и знал очень хорошо - не только в рамках школьной программы, но и благодаря самостоятельному изучению. В том году он не должен был посещать занятия, так как не являлся очным студентом, а кроме того - был занят изучением теологии и исполнением обязанностей Инспектора Семинарии. Тем не менее, преподаватель истории передал ему через общих знакомых, что студенту, который не прослушал курса лекций, приходить на экзамен нет смысла, так как он его провалит. Молодой Хосемария был поражен: ведь посещение лекций не являлось для него обязательным! Чтобы восстановить право, принадлежащее ему по учебному распорядку, он решил пойти на экзамен, невзирая на предупреждение. Он был очень хорошо подготовлен и надеялся на свои познания. И все же преподаватель его провалил - не задав ни единого вопроса.
Спокойно обдумав происшедшее, Хосемария решил, что напишет профессору письмо и объяснит ему с уважением, что была допущена несправедливость, которую необходимо исправить. К этому он прибавил, что в сентябре придет на переэкзаменовку - в надежде, что на этот раз с ним обойдутся справедливо.
В те времена преподаватели пользовались полной автономией и сами принимали решения об условиях экзаменов и критериях оценок. И было очень нелегко для студента отстоять свои права. Но в сентябре преподаватель был очень корректен: он признал свою ошибку, студент благополучно сдал экзамен.
Очень "секулярной" была та простота, с которой он, человек в сутане, общался со своими университетскими товарищами. Иногда по окончании занятий друзья приглашали его выпить аперитив в облюбованном студентами баре Абдон, что на Проспекте Независимости, вблизи Площади Конституции. Иногда Хосемария принимал приглашение и таким образом очень естественно поддерживал дружбу. Его поведение было "священническим" и в то же время столь естественным, что позже некоторые из его товарищей избрали его своим исповедником.
Священник и адвокат... Был ли момент, когда Основатель воспользовался своей мирской профессией?
Мирское образование пригодилось ему как в Сарагосе, так и в первые годы в Мадриде, когда приходилось давать частные уроки, помогая семье. Но он никогда не пользовался мирским званием, так как всегда хотел быть "стопроцентным священником".
В этом смысле весьма показательна история, случившаяся во время гражданской войны в Испании. Когда обстановка в Мадриде стала невыносимой (массовые аресты, расстрелы, поджоги церквей и монастырей, настоящая охота на верующих) и было уже невозможно выполнять обязанности священника, Отец решил пересечь границу в Пиренеях и через Андорру пробраться в свободную зону. Он отправлялся из Барселоны. Читая местную газету, он узнал, что Паскуаль Гальбе, его приятель по Сарагосскому Университету, является членом Верховного Суда в Барселоне и входит в автономное правительство Каталонии. В свое время они были большими друзьями, но в сложившихся обстоятельствах трудно было предсказать возможную реакцию Паскуаля. Поэтому Отец передал ему через Томаса Альвира (который, в свою очередь, был институтским товарищем Паскуаля), что находится в Барселоне и хотел бы его повидать. Тот ответил: "В суде нельзя. Пусть лучше приходит ко мне домой обедать".
Когда они встретились, Паскуаль обнял его, взволнованный: "Ты не представляешь, как я переживал - думал, что тебя уже нет в живых..." Пытаясь уберечь Отца от опасного перехода через Пиренеи, Паскуаль предложил ему работу в Барселонском Верховном Суде. Он имел там большое влияние, а кроме того - суды крайне нуждались в дипломированных юристах. Но Отец не согласился, объяснив свой отказ следующим образом: Если в те времена, когда никто не преследовал духовенство и Церковь, я не занимался своей мирской профессией, полностью посвящая себя священству, то могу ли я теперь прибегнуть к этой лазейке, чтобы выжить, служа властям, которые преследуют мою Мать, Святую Церковь? Паскуаль пытался его переубедить: "Если тебя задержат, то скорее всего убьют!" Отец возразил: Это неважно. Я должен исполнять свое служение душам - и мне неважно, убьют ли меня.
Мне кажется, что вопрос об аристократическом титуле находится в том же контексте...
Пожалуй, стоит рассказать подробнее об этой истории, в которой смирение Отца проявилось так ярко.
Сознавая, что значит Основатель Opus Dei для всех нас, его детей, и для Церкви, мы начали собирать - тактично и с сыновьей любовью, - все доступные сведения о его семье. Для этого мы воспользовались поездками членов Opus Dei с апостольскими или профессиональными целями в те места, где проживала семья Основателя или откуда родом были его предки.
В середине шестидесятых мы отправили собранные сведения известному составителю родословных из Арагона - и тот установил, что семья Основателя наследует по прямой линии некоторые аристократические титулы. Я заказал ему подробное исследование, а затем предложил Отцу обратиться с прошением о восстановлении дворянского достоинства своего рода. Ведь все мы хорошо знали, сколько сделала и выстрадала ради Opus Dei его семья... Вначале Отец отклонил это предложение, но потом понял, что это дело касается не только его лично, что тут затронуты интересы его брата и всех потомков его родителей. Он тщательно обдумал все пред Ликом Божиим. Отец всегда отличал права и обязанности христианина и священника, которые старался выполнять достойно, от совместимых с ними прав и обязанностей гражданина. Священство охватывало всю его жизнь, но не освобождало от обязанностей перед семьей. Он всегда был примером ответственного поведения для своих духовных детей и тех людей, с которыми общался.
Желая вознаградить своих близких за их жертвы и лишения ради основания и распространения Opus Dei, он думал также и о том, что не имеет права вновь распространять на них последствия своего личного отречения от человеческих почестей. В самом деле, по испанскому законодательству только он, старший мужчина в семье, мог восстановить аристократические титулы своего рода. Повторяю, что почести для него не имели значения. Он просто считал, что не имеет права лишать брата и племянников того, что принадлежит им по справедливости. И поэтому решил, вернув свой титул, сразу же передать его брату.
Но понимая, что его решение может быть истолковано превратно, Отец предварительно посоветовался со многими людьми - в том числе и не относящимися к Opus Dei. Среди прочих, он обратился к кардиналам Дель'Акуа, Марелье, Ларраоне, Антониутти, Архиепископу Севильи Буэно Монреалю, который в течение многих лет был его близким другом, и монс. Касимиро Морсильо, Архиепископу Мадрида, также своему старому другу.
Все одобрили его план и поддержали в решении осуществить задуманное. Кардинал Ларраона, профессор канонического права, уточнил, что Отец, как Основатель Opus Dei, не только может, но и обязан требовать справедливости: "Вы учили своих детей выполнять гражданский долг и пользоваться всеми правами граждан. Не сделав так, как учили, Вы подадите им дурной пример". Кардинал опасался, что если Отец откажется от того, что принадлежит ему по праву, то его дети из Opus Dei и многие другие добрые католики могут, подражая ему в смирении, пожертвовать своими правами.
Отец поставил в известность Ватикан - и тут все были согласны. Ответ соответствующих гражданских властей был также вполне положительным... И все же Отец со всей ясностью предвидел то, что в самом деле случилось позже. Он знал, что его осудят не только плохо информированные люди, но и завистники, недоброжелатели, а также науськанные дьяволом болтуны. Он прекрасно понимал, что сам дает им повод для оскорблений и клеветы.
И в самом деле, не было недостатка в сплетнях и пересудах. Но все же Отец осуществил свои права и выполнил долг справедливости, послужив примером всем своим детям. При этом он старался объяснить четко, что само по себе это дело не является для него важным.
24 июля 1968 года ему официально вернули титул маркиза Перальты. С этого дня началась полемика, длившаяся достаточно долго. Даже среди друзей одни просили объяснений, другие же, напротив, заявляли о своей солидарности. Наш Отец всегда говорил об этом деле с полной ясностью, без обиняков и даже с юмором.
Некоторое время спустя, когда затихла молва и дело можно было считать закрытым, он, как и было задумано изначально, предпринял все необходимые хлопоты и без лишней огласки уступил титул брату - с тем, чтобы в дальнейшем стала возможной его передача по наследству.
Основатель Opus Dei считал, что священники не имеют права пользоваться преимуществами, которые дает им сан. Ему не нравилась получившая распространение в среде духовенства привычка ждать бесплатных услуг от некоторых профессионалов - таких, например, как "католические" адвокаты, врачи, инженеры, стоматологи. Основатель всегда настаивал на оплате чужого труда.
Доходило до того, что, будучи Великим Канцлером Наваррского Университета, он платил за обследования в университетской клинике.
В то же время он требовал, чтобы всякая работа выполнялась на совесть. Мне вспоминается весьма поучительная история. Когда проектировали часовню Генерального Совета Opus Dei, то решили, что мраморный пол должен быть украшен геометрическими фигурами - причем каждую из них следовало выполнить из целого камня. Смета была составлена с учетом этого условия, но по завершении работ Отец обнаружил, что рисунки составлены из разных кусков мрамора. И видны швы. Это показалось ему недопустимой халтурой, ибо речь шла о месте, где совершаются обряды. Посоветовавшись со мной и с другими, он принял решение: разобрать пол и сделать всю работу заново. Мотивы ясны: ведь условие, учтенное в смете, не выполнено, а счет уже оплачен... Великодушно принять халтуру? Но это не имело бы ничего общего с духом христианского бескорыстия. К тому же - мы не могли оставить потомкам пример небрежности в делах, посвященных Господу.
Основатель учил нас, что в политике и других секулярных сферах деятельности члены Opus Dei имеют ту же свободу, те же права и обязанности, что и другие граждане-католики. Это порой понималось неверно - особенно ввиду ситуации в Испании. Можете ли вспомнить какие-нибудь события, проясняющие позицию Основателя по отношению к нацизму и коммунизму?
Что касается коммунизма и марксизма, то Отец был верен учению Церкви по поводу этих теорий. И выражал свою позицию публично, когда этого требовали обстоятельства. В основе его отношения к коммунизму была вовсе не память о трудностях, пережитых им лично при коммунистической диктатуре в Испании - он с самого начала простил им все, - но неприятие бесчеловечного и антирелигиозного характера этой доктрины.
В начале семидесятых - в частности, в своей апостольской деятельности на Иберийском полуострове и в Латинской Америке, где среди верующих распространились течения, соединяющие христианство с марксизмом, - наш Основатель упорно, словно эхо, повторял высказывания Павла VI и осуждения, содержащиеся в документах компетентных церковных учреждений.
Фрагмент проповеди, произнесенной Отцом в 1963 году, с достаточной степенью полноты выражает его отношение к коммунизму: Необходимо повторять снова и снова, что марксизм несовместим с верой во Христа. Я не вмешиваюсь в политику, но лишь утверждаю то, чему учит церковная доктрина. Существует ли что-либо, более противоположное вере, чем система, в которой все базируется на уничтожении в душах любящего присутствия Бога? Кричите изо всех сил, чтобы голос ваш был хорошо слышен: мы не нуждаемся в марксизме, чтобы упражняться в справедливости! Напротив, это серьезнейшее заблуждение - препятствовать счастью и согласию между людьми, руководствуясь исключительно материалистическими соображениями. В христианстве мы обретаем свет истины, спасающий от заблуждений. И если вы искренне стремитесь быть христианами non verbo neque lingua, sed opere et veritate - "не словом или языком, но делом и истиною" (1 Ин 3, 18), то это уже немало. Повторяйте эти слова всегда, если есть возможность (если нет - создавайте ее сами), не испытывая страха и ни о чем не умалчивая (Друзья Божии, 171).
В конце тридцатых большинство испанцев, обретших печальный опыт гражданской войны, относилось к коммунизму отрицательно. По отношению к нацизму такого не было - более того, официальная пропаганда по многим причинам не только замалчивала преступления национал-социализма, но и запрещала публиковать в Испании папское Послание, осуждающее нацизм. Именно поэтому наш Основатель так часто осуждал нацизм в своих проповедях. Видя, что некоторым официальным кругам не чужды симпатии к германскому фашизму, он считал своей обязанностью предупредить забывающих об отклонениях этой идеологии от правильного пути. Он критиковал не только тоталитаризм, но и преследования евреев, и дискриминацию католиков, а также языческую направленность, свойственную нацистскому расизму. Он считал себя обязанным знакомить общественность с содержанием папского Послания, осуждающего нацизм, и всячески распространять это Послание.
Тем не менее, еще совсем недавно некоторые газеты говорили о "симпатии" Основателя к нацизму. Но это было немедленно опровергнуто...
Их ложь столь очевидна, что не нуждается в опровержениях - и все же я хочу привести одно свидетельство, полученное как раз во время той клеветнической кампании. Замечу, что в подобных случаях мы продолжаем жить по критериям, которые привил нам Отец: прощаем сразу, молимся за клеветников, провозглашаем истину и "топим зло в обилии добра", в уверенности, что добро всегда восторжествует. Так вот, 9 января 1992 года Доминго Диас-Амброна написал мне из Мадрида следующее:
"Я познакомился с Блаженным Хосемария Эскрива во время гражданской войны в Испании. В ту пору мы с женой скрывались в Посольстве Кубы. Там, в Больнице Риесго, которая теперь уже снесена, а тогда находилась под защитой английского флага, 3 сентября 1937 года родилась наша дочь Гуадалупе. Но ввиду событий, происходивших в стране, мы не могли ее окрестить. Я написал об этом моему другу, Хосе Марии Альбареда."
"Несколько дней спустя он сообщил мне, что к нам придет его знакомый, священник, чтобы совершить обряд крещения. Надеясь на защиту английского флага, я пригласил на церемонию крестных и еще нескольких друзей. Священник пришел в пять часов вечера, за два часа до назначенного времени, и пробыл ровно столько, сколько потребовала церемония крещения. Все произошло так быстро, что мы даже не спросили, как его зовут. Только позже я узнал, что это был отец Эскрива. В те трудные времена его поведение стало для всех нас уроком благоразумия. Я попросил его остаться, но услышал в ответ: Во мне нуждаются многие души."
"Как я узнал позже, несмотря на социально-политический климат, очень опасный для священника, отец Эскрива вел весьма активную апостольскую работу. Часто рискуя своей жизнью и постоянно меняя место, он проводил курсы духовных занятий, многих исповедывал, а также оказывал духовную помощь группе монахинь, пострадавших от преследований."
"Но тогда, по причинам, изложенным выше, я так и не узнал его имени. Мы познакомились позже, в августе 1941 года, случайно встретившись в поезде Мадрид-Авила. Я ехал с женой и четырехлетней дочкой. Отец Хосемария узнал нас, вошел в купе и сказал: "Эту девочку крестил я". Он назвал себя, мы поздоровались и вскоре заговорили об исторической ситуации, которую переживала Европа. Это был решающий момент в истории (помню, как мне хотелось поскорее прибыть в Навас-дель-Маркес, чтобы услышать по радио о продвижении немецких войск в России).
Я сказал ему, что недавно был в Германии и ощутил, что немецкие католики боятся выражать открыто свои религиозные убеждения. Это насторожило меня по отношению к нацизму - хотя, как и большинство испанцев, я ничего не знал об отрицательных аспектах этой идеологии и системы. Ведь пропаганда внушала нам, что Германия - единственная сила, способная положить конец коммунизму. И мне захотелось узнать его мнение.
Стоит ли говорить, что меня крайне удивил решительный ответ этого священника, владевшего достоверной информацией о положении Церкви и католиков при гитлеровском режиме. Отец Эскрива осуждал этот антихристианский режим с силой, говорящей о его любви к свободе. В те времена нелегко было встретить в Испании людей, способных столь открыто осуждать нацистскую систему и говорить о ее антихристианских корнях. Этот разговор, имевший место задолго до того, как стали известны преступления нацизма, глубоко врезался в мою память."
"Некоторое время спустя я рассказал об этой встрече Хосе Марии Альбареда и узнал от него, что моим собеседником был Основатель Opus Dei."
"Сам я не член Opus Dei, но мой личный опыт позволяет мне утверждать, что люди, обвиняющие отца Эскрива в симпатиях к нацизму, напрасно пытаются бросить тень на святую жизнь будущего Блаженного, столь искренне влюбленного в свободу".
Это неоспоримое свидетельство подтверждает доводы здравого смысла...
Естественно, Основатель делал различие между нацистами и немецким народом, к которому он испытывал особую нежность, унаследованную им от отца. Именно поэтому он так страдал, видя немцев во власти отвратительной диктатуры. Его боль стала еще острее, когда разразилась Вторая мировая война.
Каковы были его отношения с режимом Франко?
Прежде чем ответить на этот вопрос, считаю необходимым повторить хорошо известную истину: деятельность и цели Opus Dei исключительно духовны - так же, как только духовными были миссия и священническая деятельность Основателя. Правительство страны (каким бы оно ни было) и Opus Dei - это реальности, существующие в разных плоскостях. Opus Dei побуждает своих членов осуществлять права и выполнять с усердием обязанности христиан, но оставляет за ними полную свободу принятия решений по мирским вопросам. Более того - поощряет эту свободу. Единственным критерием, который им указывается, могут стать советы церковных иерархов по тому или иному конкретному поводу.
Переходя к франкизму, необходимо вспомнить, что конец гражданской войны означал возрождение Церкви, католических школ и объединений. Иерархия заняла четкую позицию в пользу Франко, победу которого во многих кругах считали "провиденциальной". Достаточно вспомнить, что по окончании гражданской войны на фасадах соборов во всех столицах епархий появились фалангистские гербы с надписью: "Погибшие за Бога и Испанию - вы с нами!" Основатель Opus Dei много раз протестовал против такого злоупотребления.
В этих условиях, признавая заслуги Франко как умиротворителя, Отец все же счел необходимым воспротивиться двум угрозам: с одной стороны - инструментализации веры, то есть стремлению отдельных политических групп монополизировать влияние католиков на общественную жизнь; с другой - стремлению отдельных католических кругов использовать членов правительства в качестве исполнителей своей воли. В общем, это две стороны клерикализма.
Отец воздерживался от высказываний по политическим вопросам, ибо всегда признавал, что руководство католиками в этой области является исключительной прерогативой Церковной Иерархии. А Иерархия открыто призывала католиков поддерживать Франко - вплоть до того, что в разных правительствах фигурировали представители "Католического Действия" и других религиозных организаций. Клерикализм дошел до такого, что некто, прежде, чем принять портфель министра, спросил разрешения у Епископа (и, разумеется, получил его).
Когда в пятидесятые годы некоторые члены Opus Dei стали министрами в правительстве Франко, Отец это не одобрил, но и не осудил. Ведь они пользовались всеми свободами граждан-католиков, послушных указаниям Иерархии (хотя, разумеется, нашлись и любители порассуждать о вмешательстве Opus Dei в политику). В трудностях и недоразумениях по этому поводу недостатка не было.
Например, уже в сороковые годы некоторые члены Opus Dei выставили свои кандидатуры на конкурсах по замещению вакантных должностей на университетских кафедрах. И, благодаря своей подготовке, блестяще выиграли без всяких рекомендаций. Тогда последовала резкая реакция врагов Церкви, которые с конца прошлого века контролировали Университет через "Свободную Ассоциацию Образования". Был пущен слушок - абсолютно клеветнический, - что члены Opus Dei выиграли на конкурсах нечестным путем, в то время как в действительности они не пользовались никакими льготами и даже испытывали определенную дискриминацию по сравнению с членами других католических учреждений, более угодных Министерству Национального Образования.
Высказывались против или отказывали в понимании не только враги Церкви. В 1947 году, когда Основатель находился некоторое время в Мадриде, готовя переезд правления Opus Dei в Рим, он встретился с Министром иностранных дел Мартином Артахо, который до того, как войти в правительство, был президентом "Католического Действия" в Испании. Как позже рассказал Отец, министр с нескрываемым удивлением говорил ему, что не может понять, "как можно быть посвященным Церкви, даже связанным узами послушания, и в то же время служить Государству". Отец объяснил ему, что тут нет никакого противоречия, так как суть послушания Церкви одинакова для всех - как посвятивших себя ей, так и не посвятивших: это обязательство того же уровня, хотя и называется иначе. Но министр не понял этой очевидной истины и приказал не допускать в Дипломатический корпус членов Opus Dei - даже если они победят в соответствующем конкурсе. Вопреки элементарной справедливости, этот приказ неоднократно вступал в силу.
Другие католические организации прямо и открыто поддержали режим - и многим было непонятно, почему Opus Dei ведет себя иначе. Но Отец всегда и с жаром защищал свободу мнений своих детей. И вполне естественно, что среди членов Opus Dei были как сторонники, так и критики франкизма.
Помню фильм об одной из вероучительных бесед Основателя, в которой он рассказывал, как без колебаний предстал перед очень важной особой, чтобы защитить свободу мнений одного из своих сыновей. Мне хотелось бы поподробнее узнать об этом случае.
Один из членов Opus Dei написал статью против режима. Реакция властей была очень жесткой, ему пришлось эмигрировать. Против этого нашему Отцу возразить было ничего, так как дело касалось вопросов, в которые он не вмешивался. Его сыновья могли поступать как свободные и ответственные граждане. Однако, поскольку среди прочих оскорблений, нанесенных автору статьи, было заявление, что он - "человек без семьи", наш Основатель поступил как отец, защищающий честь своего сына. Он немедленно прибыл в Испанию, попросил аудиенции у Франко и был принят без промедлений. Не вдаваясь в политические аспекты случившегося, он со всей твердостью заявил, что не может допустить, чтобы о его сыне говорили как о человеке без семьи. Ведь у него есть семья! Сверхъестественная, духовная семья - Opus Dei. И он, Хосемария Эскрива, считает себя его отцом. Франко спросил: "А если бы мы посадили его в тюрьму?" Отец ответил, что примет с уважением любое решение суда, но если его сына посадят, то никто не в праве препятствовать в оказании ему необходимой помощи - духовной и материальной. Он повторил те же мысли помощнику диктатора, адмиралу Карреро Бланко - и надо сказать, что оба признали его правоту, показав себя джентльменами, не лишенными христианского духа.
Многие нападки на Opus Dei и свободу его членов исходили непосредственно от учреждений Режима - таких, например, как Фаланга.
Об этом красноречиво свидетельствует письмо начальнику Фаланги министру Хосе Холису, написанное Основателем 28 октября 1966 года:
Уважаемый друг!
До нас дошли слухи о той кампании против Opus Dei, которая столь несправедливо ведется в подчиненной Вам прессе Фаланги.
Я повторяю вновь и вновь, что каждый из членов Opus Dei абсолютно свободен лично - так, словно он и не принадлежит к Opus Dei, - во всех мирских делах и теологических вопросах, которые Церковь оставляет на свободное обсуждение верующих. А поэтому не имеет смысла выставление напоказ принадлежности конкретного человека к Opus Dei, когда речь идет о политических, профессиональных, социальных и пр. вопросах - так же, как не было бы разумным, обсуждая общественную деятельность Вашего Превосходительства, упоминать Вашу жену, детей и других членов семьи.
Именно этим неправильным подходом пронизаны публикации, инспирированные Вашим министерством. Но этим Вы лишь оскорбляете Бога, смешивая духовное и земное, когда совершенно очевидно, что руководители Opus Dei не могут ограничить законную личную свободу его членов - которые, со своей стороны, никогда не скрывают, что каждый из них несет личную ответственность за свои поступки. Плюрализм мнений среди членов Opus Dei есть и будет всегда еще одним проявлением их свободы и доказательством христианского духа, который учит уважать чужое мнение.
Во имя честности и справедливости, прошу Вас не ссылаться на Opus Dei, оспаривая или поддерживая мнения или действия кого-либо из граждан. Наша семья не вмешивается и не может вмешиваться в политику и прочие земные дела, поскольку ее цели исключительно духовны.
Надеюсь, Вы поймете, насколько я был удивлен как началом этой клеветнической кампании, так и методами ее реализации. Уверен, что Вы отдаете себе отчет в совершаемом безрассудстве и в той ответственности, которую берете на себя перед Господом, опрометчиво очерняя организацию, не влияющую (и влиять не способную) на то, как ее члены, проживающие на пяти континентах, пользуются личной свободой граждан, не избегая при этом и личной ответственности.
Я прошу Вас положить конец этой кампании против Opus Dei - иначе я подумаю, что Ваше Превосходительство не способны понимать и уважать свободу, qua libertate Christus nos liberavit - которою освободил нас Христос, - христианскую свободу граждан.
Спорьте (хоть я и не сторонник споров) - но не втягивайте в эти драки то, что выше страстей человеческих.
Пользуясь случаем, обнимаю и благославляю Вас и близких Ваших.
In Domino.
Если позволите высказать сугубо личное мнение, то мне кажется, что члены Opus Dei, свободно и ответственно сотрудничавшие с правительством Франко, работали на благо своей страны и добились успехов, всеми сегодня признанных - в оздоровлении экономики и в интеграции Испании в Европу, в прорыве ее изолированности... Основатель воздерживался от вмешательства в политику и публичных высказываний по политическим вопросам - и тем не менее: что в этой сфере беспокоило его в первую очередь?
Его беспокоил вопрос о наследии Франко. Отец без колебаний сообщил ему об этом и постарался обратить внимание испанских епископов, которые навещали его в Риме, на этот деликатный вопрос. Но при этом он сумел отвести все намеки, исходившие из Ватикана, и отказался быть посредником между Святым Престолом и Франко, ибо вмешательство в политику не было его предназначением. В письме Павлу VI от 14 июня 1964 года он высказал четко и недвусмысленно свою позицию по этому вопросу.
Теперь мне понятно, почему он так почитал Св. Катерину Сиенскую...