III. ВЛАСТЬ БОГА - НАШЕ УПОВАНИЕ

1. Основания

а) Предварительные размышления о природе власти

Для нас, сегодняшних людей, власть заключает в себе нечто завораживающее и вместе с тем — нечто угрожающее: мечта о власти, мечта о том, чтобы управлять всем по своей воле и таким образом свободно и без страха утвердить себя в мире, присутствует в каждом человеке. Но для большинства людей это остается мечтой. Мы обнаруживаем, что власть — в руках других людей, или, что еще хуже, она предстоит нам как анонимная сила, истинные носители которой остаются неуловимыми. Тогда мы начинаем ощущать власть не как надежду, а как кошмар и угрозу.

Страх, преследующий нашу эпоху в самых разных формах, — это страх перед анонимностью власти, которая, таким образом, ускользает от всякого контроля: страх перед экологической катастрофой, которая из-за динамизма, присущего технике (его, по-видимому, ничто не может остановить), все больше угрожает самим основам жизни. Человек сам создал эту технику, чтобы властвовать над природой, и вот она оборачивается против него и ему угрожает, становясь властью, ускользающей из его рук, господствующей над ним больше, нежели он господствует благодаря ей. И потом, существует страх перед ужасающим арсеналом средств, созданным, чтобы обеспечить власть одного государства над другими или защититься от них, но тоже настолько подчиняющимся некоей динамике необходимости, что вопрос о контроле над ними правительств стал насущным как никогда и новые ожидания разоружения недостаточны, чтобы избавить от страха перед автоматизмом техники и угрозой ее автоматического срабатывания. И, наконец, существует страх перед мощью экономической и индустриальной машины как таковой, угрожающей сделать человека лишь послушным органом, исполняющим ту или иную функцию.

Перед лицом этих форм власти, довлеющих нам, где же власть и сила Бога? Да и есть ли у Бога какая-то власть в этом мире, в мире, ставшем тем, что он есть? Может ли Его власть быть надеждой, невзирая на все эти устрашающие силы, или же Бог сделался бессильным? Возможно, стоит прежде напомнить, что когда-то власть Божия внушала людям чувства, схожие с теми, что охватывают нас перед лицом сил, созданных самим человеком и ставших анонимными. В своей неспособности предвидеть ход развития природы, свою судьбу они чувствовали себя полностью отданными во власть неуловимой, таинственной и, как казалось, чаще всего произвольной силы. Они должны были либо умилостивлять ее поклонением, либо защищаться от нее, держа на расстоянии. Магия — это попытка обрести доступ к этим неведомым силам, чтобы открыть их секрет, чтобы больше не быть перед ними полностью безоружными. Мы заметили, что техника перенесла эти слепые попытки в сферу рационального, пробуя понять, как функционирует природа, с тем чтобы поставить ее себе на службу. Такой подход уже предполагает христианскую демифологизацию мира, благодаря которой человек осознал, что ему не угрожают таинственные божественные силы, но что он живет в мире, сотворенном Богом разумно, и что Бог доверил этот мир нам, чтобы мы своим разумом могли мыслить Его мысли и чтобы, следуя им, научились управлять миром, упорядочивать и строить его. Но, тем не менее, Бог казался все более бесполезным, а в конце концов, даже источником смуты и всяческих помех. Богу оставалась только область субъективного, потому что объективное мы знали и без Него. Но даже и в этой области субъективного Он становится либо просто малозначащим чувством, либо шпионом, подсматривающим в замочную скважину за моей личной жизнью и стремящимся лишить меня свободы. И, каким бы незначительным Он ни стал, тем не менее, Бог остается последней угрозой, мешающей мне свободно осуществить себя. Она должна исчезнуть, а чтобы иметь возможность бороться с ней, нам необходимо вытащить ее на свет. Психоанализ и психотерапия являются этой магией нашей внутренней жизни, где человек сам учится владеть своей душой, чтобы освободиться от опасности, которую представляет собой Бог. Но вывернутая наизнанку душа ничуть не более свободна, а власть, похищенная у Бога, становится властью человека против себя самого.

Так чем же является власть Бога — надеждой или угрозой? Не так уж много осталось людей, еще видящих в Нем угрозу: Он стал слишком далеким, а другие опасности — такими конкретными. Однако обратное действие этого процесса — в том, что даже для верующих все труднее становится видеть в Боге надежду своей жизни и всей нашей человеческой истории и находить в этой надежде силу и поддержку. Поэтому мы должны задать вопрос очень конкретно: есть ли у Бога власть в этом мире? И если да, какого она рода? Где и как она проявляется? Как можно с ней конкретно соприкоснуться? Что она означает для нашей жизни? Что она конкретно значит для священника и любого служащего Ему человека, здесь и сейчас ?

б) Два библейских текста, относящихся к вопросу о власти: гора искушения и гора отправления на проповедь

Чтобы ответить на этот вопрос, я буду исходить из двух библейских текстов, показывающих подлинным образом, чем не является и чем является могущество Божие. Они проясняют истинную природу надежды.

Первый текст — это рассказ о третьем искушении Иисуса (Мф 4, 8-10). Дьявол возводит Иисуса на очень высокую гору и с нее показывает Ему все царства мира со всеми их соблазнами. Он говорит о себе как о настоящем властителе мира, обладающем всей властью и дающем ее, кому он хочет. Он предлагает Иисусу власть с ее соблазнами — то, о чем говорится в крещальной формуле отречения, посредством которой мы, чтобы стать христианами, должны отречься не только от самого дьявола, но и от его соблазнов.

Соблазн власти — это чувство возможности делать, что я хочу, доставлять себе все удовольствия, какие я хочу, располагать всем, повсюду занимать первые места. Никакое удовольствие не возбраняется, любая авантюра возможна, все падают перед тобой на колени. Ты имеешь право на все, чего хочешь, и можешь достичь всего, чего хочешь. Именно этим лживым «быть как Бог», этой карикатурой подобия Божия дьявол неустанно затуманивает разум человека и пародирует свободу Божию.

Сатана предлагает власть, конечно, по своей цене: власть, которая зиждется на страхе, эгоизме, насилии по отношению к другому, на поклонении самому себе. Но, говорит он, это и есть власть. Другой не бывает. Чтобы господствовать, нужно подчинять, нужно применять силу и угрозы и извлекать свои выгоды. Поэтому как можно освободить мир, если освободитель не имеет никакой силы? Ясно, что Спаситель, если он хочет достичь чего бы то ни было, должен принять предложение власти и соблюдать правила игры. И такое искушение живо на протяжении всей истории. Сильные мира сего неустанно предлагали Церкви власть, а вместе со властью, конечно, навязывали свои правила игры. Но призвание Церкви совсем не в том, чтобы установить мессианское царство, где власть человека выдавала бы себя за Божию и требовала себе поклонения. Ее власть не может и не должна быть политическим господством или таким, какое дает владение техникой. Это не означает осуждение — ни государственной власти как таковой, ни меча правосудия, как видно из текста Послания к Римлянам (13,1-7). Осуждается отождествление власти Церкви с властью государства, власти Бога с властью государства и абсолютизация человеческой власти, которую оно влечет за собой, как если бы не могли и в этой форме власти обрести спасение. Отвергается вполне определенное понятие об освобождении, ложный образ человека и Бога, делающий из Бога карикатуру, а человека сводящий к искушению властью, а значит, лишь к человекообразности.

Остановимся пока на этом и обратимся ко второму тексту из Евангелия от Матфея, где Иисус снова оказывается на высокой горе, и вновь возникает вопрос о власти. Это последняя сцена в Евангелии: Воскресший призывает Одиннадцать на гору, чтобы доверить им миссию и дать обетование на будущую историю. Он снова на горе, но не силой магии сатаны, а силой Божией. Он снова на горе и уже не только видит все царства земные, но и может сказать: «Дана мне всякая власть на небе и на земле». Его власть охватывает уже не только землю, но простирается до неба, поэтому — и только поэтому — говорится о «всякой власти». То, что Он отказался принять от дьявола, теперь реально принадлежит Ему, но совсем иным образом, потому что происходит из другого источника. Он стал Господином неба и земли, Который посылает Своих учеников вестниками и носителями Его власти.

Но откуда у Него эта власть? И какой она природы?

Прежде всего, вспомним, что так говорит Воскресший. Это значит, что Он прошел через смерть, и только так, пройдя через смерть, Он обретает эту власть, приходящую к Нему из извечного мира и ведущую туда; но именно поэтому эта власть охватывает все, а не только видимый мир, небо и землю и время вплоть до его последних пределов и за ними. Иначе говоря, этому последнему явлению, «нагорному», предшествует другой опыт восхождения на гору, который расположен между двумя великими рассказами о пребывании Иисуса на горе и который их разделяет и объединяет. Иисус взошел на гору Распятия как Исаак на гору Мориа.

Если прежде дьявол возвел Его на крыло Храма и на вершину горы, то теперь Он действительно «наверху», «вознесен», но эта «высота» — полная противоположность «высотам» сатаны. Высота дьявола — это высота самовластия, распоряжения собой, не признающего никакой ответственности, это обладание и право на все, становящееся абсурдной ложью, потому что «всё» обладания и удовольствия всегда мелко, это почти ничто, и человек, который создан действительно для всего, очень быстро понимает ничтожество этого ложного «всё». Высота же горы Распятия заключается в том, что Иисус там лишен всякого обладания и всякого права, полностью обнажен, для Него больше нет места на земле. Он лишен всего в полном единении Своей воли с волей Отца Именно так Он достигает подлинно «всего» на самой вершине бытия: в единстве с истинным Богом, Который не является ни деспотом, ни охотником за наслаждениями, но вечной Истиной и вечной Любовью.

Так оказывается восстановлен истинный образ Бога и человека вместо карикатуры, которую предлагал дьявол, соблазняя человека тем, чтобы «быть как Бог». Вплоть до полного земного уничижения Иисус сохранил Свое единство с Богом, Он есть одно с истинной властью, обнимающей землю и небо, время и вечность. Он есть одно с Богом, настолько, что власть Бога стала Его властью. Власть, которую Он провозглашает с вершины горы, отправляя учеников на миссию, проистекает из истоков Креста, а поэтому является радикальном антитезой произвола обладания, права и возможности делать что угодно.

с) Природа власти Иисуса: власть в послушании, власть ответственная

Однако теперь нам следует еще точнее поставить вопрос какова же в действительности природа этой власти? В какой мере речь в самом деле идет о власти? И чего мы можем от нее ожидать? Поскольку все это достаточно далеко от нашего жизненного опыта, мы должны шаг за шагом, ощупью, постепенно приближаться к реальности этой власти и к ее пониманию.

Я бы хотел начать с лингвистического замечания. Для обозначения этой власти Иисуса Новый Завет не употребляет слово, которое означало бы силу, присущую человеку, некое объективное могущество, которое есть у него в руках, но прибегает к слову exousia, которое по-гречески обозначает право что-либо делать, право на что-то, укорененное в самой юридической структуре государства. Это слово означает возможность действовать, данную человеку правом: мандат, право, разрешение, свобода. Речь идет о полученной власти, происходящей из юридического целого, из организованного правосудия. Поэтому речь идет о поручении, исходящем от власти, которая дает этому поручению основание и поэтому обладает правом голоса. Это власть, исходящая из послушания, укорененная во внутреннем порядке, а потому ответственная. Поэтому само слово, употребляемое в Библии для обозначения власти Иисуса, уже является для нас драгоценным указанием, помогающим глубже понять природу этой власти: это не власть просто силы или техники. Это не власть Голиафа, древнего или современного; она исходит из послушания, а значит, из отношения, которое суть ответственность бытия, ответственность истины и блага. Эта власть смиренна, как напоминает Гимн Христу из Послания к филиппийцам (2, 5-11). Христос не держится за свое равенство Богу, как похититель за добычу, как за наконец достигнутую власть, которая может свободно осуществляться. Внутреннее отношение похитителя, вполне соответствующее расхожему представлению о власти, является на самом деле признаком бессилия: то, что он берет, вовсе ему не принадлежит, именно поэтому он так ревностно защищает свою власть и пользуется ею так жадно. Романо Гуардини очень хорошо проясняет положительное содержание поведения Иисуса, описанного в Послании к Филиппийцам:

«Все существование Иисуса есть преобразование власти в смирение, [...] в послушание воле Отца. Послушание для Иисуса — не нечто вторичное, оно составляет самую суть Его существа...».

Поэтому Его власти неведомы «внешние ограничения, но только внутреннее: [...] воля Отца, принятая совершенно свободно». Его власть настолько полно является самообладанием, «что Он способен отречься от Себя». Мы сказали, что власть Иисуса, как об этом говорит само слово, есть власть, происходящая из послушания. Это значит также, что она должна осуществляться в рамках целого, которому власть причитается как таковому. Но это целое, обладающее правом, обосновывающее эту власть и являющееся ее источником, в конечном счете — не совокупность правил, но воля Божия, то есть самый порядок Блага и Истины, сама Любовь. Поэтому власть Иисуса — это любовь, ставшая властью. Это власть, отрешающая нас ото всего, что мы видим и осязаем, и направляющая к невидимому, к подлинной реальности могущественной Любви Божией. Эта власть — путь, и у нее нет другой цели, кроме как вывести человека на путь, дать ему сделать шаг вперед в любви.

И теперь мы можем заранее упомянуть о третьем аспекте, следствии всего предыдущего: Бог даровал exousia Своей Церкви. Она участвует в полноте власти Иисуса, и всякая власть внутри нее — не что иное как участие в этой полноте власти, полноте, которая является и критерием, и одновременно определяет природу власти.

d) Два типа власти: власть господствующая и власть послушания

Обобщая все, что мы уже сказали, мы можем заметить: власть Божия конкретно являет себя в мире во власти Иисуса Христа, исходящей из единства воли Иисуса с волей Отца и потому имеющей свою самую глубинную основу в кресте. Власть же Иисуса конкретно проявляется в мире в полноте власти, данной Им Церкви. Прежде чем говорить о практике нашей жизни, о Церкви и священниках сегодняшнего дня, я еще раз обращаюсь к Писанию, к важнейшему тексту, позволяющему увидеть природу ложной власти. Это доказательство от обратного ясно покажет, что значит и чего не значит власть Божия в мире и для людей (Быт 3). Адам вкушает плод, обещающий ему знание добра и зла. Самое главное здесь то, что его совершенно не интересует это знание само по себе, знание как восприятие действительности ради того, чтобы сообразоваться с ней и жить в согласии с ней. Воля, проявляющаяся в диалоге со змеем, как раз абсолютно противоположного направления: Адам ищет знания ради власти. Он ищет его не затем, чтобы лучше понимать язык бытия, не ради более чистого понимания, а значит, более истинного послушания, но потому, что власть Божия становится для него подозрительной и он хочет состязаться с Богом на равных. Он ищет знания, потому что думает, что человек становится свободным, только восстав. Он хочет сам быть Богом, а под этим подразумевает, что не будет больше нуждаться в том, чтобы слушать и слушаться, но, напротив, будет сам осуществлять свою власть. Знание должно служить ему для того, чтобы подчинять и господствовать. Это не та власть, которая делает меня ответственным, она исчерпывается «я могу» и «я располагаю». В ее природе — никого над собой не иметь, все сводить к себе и к собственному потреблению, чтобы достичь «блеска власти».

Так становится ясной тесная связь между этой сценой и тремя текстами, о которых мы уже говорили: гора искушений сатаны, гора Воскресшего-Распятого и упоминание в Послании к Филиппийцам об Адаме, отрицательном образе Христа. История падения показывает, что происходит, когда принимаешь от сатаны предложение власти: она предстает как

антитеза послушанию, свобода — как антитеза ответственности; знание измеряется даваемой им властью, и всякий этический его компонент отрицается. Вовсе не желая осудить науки о природе и технике как дьявольские, нам следует признать, что нечто от этого образа мыслей все же проникло в современную форму господства над природой. Очень показательна в этом смысле одна фраза Томаса Гоббса: «Знать какую-то вещь значит знать, что можно с ней делать, когда обладаешь ею». Совершенно ясно, что не таково «владычество» над творением, которое Бог вверил человеку (Быт 1, 28-30). Еще до всех экологических дебатов Романо Гуардини — опять он — очень точно определил, что такое это владычество: человек

«есть господин по благодати и должен осуществлять свое владычество с ответственностью по отношению к Тому, Кто есть господин по природе. [...] Это господство не означает, следовательно, что человек навязывает свою волю данности природы, а означает, что его владение, организация и творчество исходят из знания; знание же есть приятие того, чем сущее является в себе...».

Попробуем теперь собрать воедино все наши замечания и спросим себя еще раз: имеет ли Бог власть в мире и является ли она для нас надеждой? Прежде всего следует сказать, что существует тип власти, без сомнения самый нам знакомый, который противостоит Богу и стремится не испытывать в Нем никакой нужды, даже исключить Его. В природе этой власти — делать вещи и людей чистыми объектами, чистыми функциями на службе нашей собственной воли. Существа и люди не рассматриваются как реальность, имеющая свою жизнь, свое собственное бытие, которое я должен уважать и к которому должен приноравливаться; они рассматриваются только как функции, то есть как машины, как нечто неживое. Поэтому такая власть есть в конечном счете власть смерти, и тот, кто пользуется ею, неизбежно подчиняет ее закону смерти и всего неживого. Закон, который я навязываю другим, становится законом и для меня. Поэтому предостережение Бога Адаму здесь совершенно подтверждается: если вкусишь от плода этого дерева, умрешь (см. Быт. 2,17). Не может быть иначе там, где власть понимается как антитеза послушанию, потому что человек — не господин бытия, даже если есть немало областей, где он может разбирать и собирать его, как машину. Он не может жить вопреки бытию, против него, и когда он заставляет себя в это верить, он подпадает под власть лжи, а значит, небытия, чистой видимости, то есть под власть смерти. Конечно, эта власть может казаться весьма соблазнительной и приобретать впечатляющие формы. Хотя успех длится лишь какое то время, но это время может быть достаточно долгим, чтобы ослепить человека, живущего настоящей минутой. Эта власть не истинная, не подлинная. Власть, основывающаяся в самом бытии, сильнее. Тот, кто на ее стороне, сделал правильный выбор. Но власть бытия — не его собственная, это власть Создателя. Мы же знаем в вере, что Творец — не только Истина, но и Любовь, и эти две вещи нераздельны. Бог имеет в мире власть в той мере, в какой имеют власть истина и любовь. Это высказывание могло бы быть скорее меланхолическим, если бы мы знали о мире лишь то, что можем охватить взглядом за время нашей жизни и в границах нашего опыта. Исходя же из этого нового опыта с Богом и миром, который Бог даровал нам в Иисусе Христе, это утверждение становится утверждением торжествующей надежды. Потому что тогда мы можем также перевернуть фразу: истина и любовь отождествляются с властью Божией, потому что Он не только обладает истиной и любовью, но сам есть Истина и Любовь. Поэтому истина и любовь — это настоящая, последняя власть в мире. Именно на ней зиждется упование Церкви и упование верующих. В этом мире Церковь может быть лишена многого, она может переживать великие и болезненные поражения. В ней всегда немало того, что отдаляет ее от ее истинной сути. Но это всегда будет с нее совлечено. Сама она не гибнет, напротив: то, что ей присуще, являет себя еще более ясно и обретает новую силу. Судно Церкви — это корабль надежды. Мы можем взойти на него с доверием. Сам Господь мира ведет его и заботится о нем.